Текст книги "Крестовые походы"

2
Турецкая сабля и франкский меч
Турки и греки глазами армян

Кто расскажет обо всех бедах армянского народа, всех страданиях, которые они перенесли от турок, этих свирепых зверей, пьющих кровь? Наше царство лишилось своих законных правителей, которых у нас отняли лживые защитники, слабый, женоподобный, подлый народ греков. Тех самых греков, которые сотворили из умения проворно обращаться в бегство свое доброе имя и славу.

Матвей Эдесский, Хроника

Франки глазами мусульман

Моментом возникновения могущества франков, их влияния, нашествий на мусульманские страны и завоеваний, благодаря которым они приобрели часть своих территорий следует считать именно 478 [1085] год. Таким образом, как мы уже видели, они овладели городом Толедо и другими городами Испании. В году 483 [1091] они переправились на остров Сицилию и захватили ее, оттуда они пошли в Африку, где покорили несколько областей, которые вскоре были у них отвоеваны.

Ибн аль Асир, Полный свод всеобщей истории.

Турки глазами франков

Турки и туркмены имеют одни корни; они родом с земель, расположенных в северной части Сирии. Это грубые и малопривлекательные люди. У них нет ни страны, ни поселений, они постоянно передвигаются в поисках пастбищ для своих животных. Никто из них не жил ни в замке, ни в крепости… Они идут вместе со всем своим имуществом, рабами и слугами, табунами лошадей, стадами быков, коров и овец… В них заключено все их богатство. Они не обрабатывают землю, ничего не знают о торговле, ибо у них нет денег; чтобы удовлетворять свои потребности, они довольствуются тем, что обменивают животных, сыр и молоко… Эти люди за весьма короткое время завоевали не только персидское государство, но и все арабские земли. Скоро они будут господствовать над всем Востоком… Эти люди после великих завоеваний пожелали захватить Египет, который славился в те времена силой и богатством; они вошли в Сирию и овладели этой страной и основными городами, среди которых был и Святой Иерусалим Они подвергли гонениям жителей, мучили их и обложили небывалыми доныне налогами и данью.

Гильом Тирский, История деяний в заморских землях

В правление Василия II Византийская империя достигла максимального развития; мы видели, как это могущественное государство было вынуждено полностью изменить политику, чтобы воспрепятствовать возможному нашествию турецких кочевников. Ожидаемый удар был все же нанесен, но в совершенно неожиданной форме; турецкое вторжение в Анатолию и туркменские налеты были лишь вторичным проявлением огромного наплыва турок, который завершился победой султана под теоретической властью халифа: турки полностью завладели всей восточной политической системой от Хорасана до границ с Византией и Египтом.

Современнику Василия II, удачливому предводителю турецкого разбойничьего отряда, удалось основать государство, простиравшееся от Хорасана до северной Индии, которую он к тому же продолжал завоевывать. Пока непривычный климат разлагал боевой дух и истощал силы грубых степных воинов, турецко-монгольский клан Сельджуков восстал и захватил Хорасан. Пока Тогрул Век, глава клана, настойчиво стремился провести в жизнь свою политическую программу, его неугомонные родственники грабили и расхищали кто персидские провинции, кто Грузию, кто Армению, кто Месопотамию. В то время как большинство турецких воинов практиковали древние шаманские ритуалы, принесенные из центральной Азии, соратники Тугриль Бека благодаря набожным миссионерам, жившим на границах мусульманского мира, исповедовали ислам. Обращение в эту религию являлось необходимым условием для тех, кто хотел сделать политическую карьеру на арабско-персидской земле, и тем более для тех, кто рассчитывал заполучить верховный титул султана. Эта причина объясняет тот факт, что Сельджуки исповедовали ортодоксальный упрощенный ислам.

Взлет Тогрул Бека, сопровождающийся приведением в порядок персидского государственного строя, подчиняется строгой логике: его карьера началась в Нишапуре (Хорасане), продолжилась в Рее и Испахане, где он возродил персидскую империю, и дошла до Багдада, где халиф, владыка правоверных, пожаловал ему официальный титул султана, правителя Востока и Запада (1055 г.). Новый правитель стремился заставить признать свою власть на всей территории, находящейся под религиозным покровительством аббасидского халифа; за несколько лет он заложил основы мощного, несмотря на свою протяженность, государства с персидской административной структурой, турецкой военной силой и культурным блеском арабской науки и диалектики. Не последнее место среди парадоксов турецкого завоевания занимает именно этот переход от анархии кочевых племен к оседлому образу жизни.

В качестве временного правителя, возведенного на этот пост аббасидским халифом, высшим авторитетом ортодоксального Ислама, турецкий султан обязан был стать непримиримым врагом фатимидского халифа в Каире, который, разделив Общину правоверных, отнял у нее большую и богатую часть территории Ислама. Если на выступление против Египта турецкого султана толкали политические обстоятельства, то долг любого мусульманского правителя вести «священную войну» должен был неумолимо привести его к завоеванию Византийской империи.

Тем не менее, одной из первых целей Тогрул Бека было упрочить и заставить уважать свою власть на всей подчиняющейся ему земле, поэтому он стремился, прежде всего, отвоевать некоторые территории, захваченные византийцами во время походов времен Василия II: многолюдный город Эдессу, взятый около 1031 г. благодаря неслыханному мужеству неизвестного военачальника одного пограничного гарнизона, несколько небольших арабско-курдских эмиратов, отделенных армянскими княжествами и захваченных христианской армией наудачу. Но византийские военачальники довели искусство фортификации и технику осады до совершенства, они использовали метательные машины, нефть, горючие вещества, вели подкопы. В силу обстоятельств, поход, который султан повел против восточной империи, являлся классической кампанией, похожей на все прежние исламо-византийские войны. Однако осадные войны не были коньком турецких войск, которые не могли проявить в них свои обычные качества.

Воины Тогрул Бека долго бы топтались перед небольшим городом Манцикерт, если бы один любопытный случай не побудил их сняться с лагеря. Во время этой долгой осады одна турецкая баллиста разрушала крепостную стену, что сильно усложняло оборону города жителями, один франкский наемник, состоявший на службе Византии, решился совершить поступок, своей дерзостью граничивший с безумием: «Легко вооружившись, он спрятал три горшка с нефтью под одеждой и, оседлав лучшую лошадь гарнизона, устремился во вражеский лагерь. Чтобы его приняли за посланника, он размахивал копьем с наколотым на него письмом. Осаждающие, привыкшие к появлениям гонцов, пропустили его. Поравнявшись с баллистой, он швырнул один за другим три горшка с нефтью, которые тотчас же загорелись. Пораженные турки кинулись к оружию, но не смогли ни потушить огонь, пожиравший баллисту, ни остановить франка, галопом вернувшегося в город» (Матвей Эдесский). Несколько дней спустя Тогрул Бек снялся с лагеря.

Равновесие сил могло бы сохраняться еще долго, если бы его постоянно не нарушали неуправляемые банды: многочисленные отряды туркменских грабителей обрушились на византийскую территорию – Румскую землю, как они ее называли – не только ради того, чтобы грабить, но также чтобы не подчиняться суровому султанскому порядку. Часто случалось, что султанские военачальники, когда пытались призвать отряд кочевников к повиновению, то в ответ слышали: «Либо наш повелитель султан позволит нам передвигаться как нам вздумается в поисках пастбищ (подразумевалось: «и тем хуже для полей и владений оседлых подданных»), либо мы перейдем на Румскую землю». Иногда можно было наблюдать неожиданное зрелище – как непокорные грабители искали укрытия на византийской территории, а за ними по пятам гнался отряд султанских воинов. Случалось и такое, что пришедшие из-за границы два отряда принимались грабить и собирать добычу, каждый сам за себя, а в это время с высоты своих стен греки, поборники стратегии, ждали, пока эти дикари соизволят начать вести с ними нормальную войну!

Пока византийские гарнизоны ждали войны, туркмены добрались до центральной Анатолии. До смерти султана в 1063 г. подобные налеты производились спонтанно, безо всякого плана. Что касается византийских стратегов, они придерживались единой тактики: позволить кочевникам пройти, а напасть на них только на обратном пути, когда они, обремененные добычей, направляясь в основной лагерь в Азербайджане, будут вынуждены замедлить ход из-за пленников! Если такой прием и может вызвать улыбку, то последствия его были самыми пагубными, ибо постоянная незащищенность привела к уменьшению населения в византийской Анатолии и к падению Империи. Правда, стоит добавить, что некоторые видели в такой тактике и достаточно преимуществ, так как отнятая добыча оставалась у тех пограничных войск, которые осмелились напасть на туркменов и отобрать у них награбленное!

Алп Арслан, племянник и наследник Тогрул Бека, продолжил его политику; он ограничился тем, что принудил Византию пойти на небольшие уступки в плане границ, а в основном ревниво стремился насадить свой авторитет в среде кочевников. Без сомнения, Алп Арслан слишком хорошо помнил, как именно его собственный клан некогда обошелся с турецким завоевателем Хорасана, Афганистана и Индии. Стремление контролировать передвижения кочевников может показаться странным, настолько велика была разница в силе между султаном, его государством, войсками и несколькими разбойничьими отрядами кочующих воинов. Однако в будущем подобное беспокойство оправдало себя, поскольку персидские сельджуки с началом вырождения окончательно погрязшей в арабско-персидских интригах династии не смогут помешать потомкам банд кочевников, обосновавшихся в Анатолии, основать сельджукское государство в Руме, чье военное влияние и стратегическое положение внесут свою лепту в окончательный провал франкской колонизации Сирии.

Взятие Алп Арсланом нескольких крупных городов у восточной границы снова открыло туркменам путь в Анатолию, и они устремились туда следом за султанскими войсками. Предводитель наиболее отважного отряда уже хвастался, что видел вдалеке море Константинополя. Византия теряла свою жизненную энергию, когда на престол взошел Роман IV Диоген, император-полководец. Немыслимыми для почти пустой императорской казны усилиями он собрал разношерстное войско. Вместе с ним он обходил все области Анатолии, от Понтийских гор до проходов Тавра, от Фригии до Северной Сирии. Отдельные отряды истреблялись туркменами, но большой армии никак не удавалось настигнуть банды грабителей.

После трех лет похода, не принесшего ощутимых результатов, Роман Диоген в 1071 г. решил следовать политике Василия II, восстановив восточную заградительную зону, уничтоженную Алп Арсланом. Он привел свою армию (более ста тысяч человек) в район озера Ван; но тогда, в августе 1071 г. его войска были измучены несколькими неделями перехода по пыльным дорогам Анатолии, страдали от жажды, дневного зноя и сильного ночного холода. Маневренность была затруднена из-за наличия большого количества тяжелых повозок с поклажей и всем необходимым для осады (настоящая одержимость классической войной!).

Вторжение Диогена застало Алп Арслана врасплох в тот момент, когда он с небольшим отрядом проводил операцию по наведению порядка в Джазире (северная Месопотамия). Султан с войском, которое ему удалось собрать, поспешил подняться на высокое плоскогорье. Решающее сражение произошло в нескольких километрах от Манцикерта. Христианская армия, утомленная долгой кампанией, деморализованная предательством многих солдат-дезертиров, покинутая некоторыми своими предводителями, завидующими Диогену, была разбита наголову. Сразу после захода солнца василевс – властелин ромеев, потомок Константина и Юстиниана, был брошен к ногам турецкого султана. Хотя последний доказал свою необычайную снисходительность, ограничившись данью, несколькими исправлениями границы и формальным обещанием покорности со стороны византийцев, восточная христианская империя так никогда не оправилась после поражения при Манцикерте. Как только защитная зона была разрушена, турки все чаще и чаще стали чувствовать себя на плоскогорье Анатолии как дома, так что скоро превратили ее в турецкую землю. Несколько лет спустя Константинополь был вынужден только констатировать полный провал любой попытки Византии снова вернуться на плоскогорье: «Страна опустела. После нашествия турок выжившие убегали, опасаясь их возвращения. За несколько лет Каппадокия, Фригия, Вифиния и Пафлагония потеряли большую часть своего греческого населения. Долины и равнины, простирающиеся от Кесарии и Севастии до Никеи и Сард оставались почти пустыми. И поскольку они остались невозделанными, туркмены, добившись своего, с удовлетворением разбивали там шатры и пасли стада…» (Ж. Лоран).

Византия, удрученная драматическими последствиями военного поражения Диогена, погрязла в политических смутах: поражение привело к анархии, возникла толпа соперников, которые принялись добиваться титула моларха. Чтобы подкрепить свои права действиями, им нужны были войска и золото; захватчики и претенденты вербовали турецкие разбойничьи отряды, повели их к «царице», доверив им охрану самых красивых христианских поселений и предоставив в качестве награды возможность грабить богатейшие провинции Империи! Чтобы окончательно разрушить государство, которое они стремились завоевать, эти честолюбцы призвали на помощь гарнизоны крепостей, которые еще находились в Северной Сирии, в Месопотамии, на Евфрате, в Армении и Грузии. Необходимо отметить, что спустя десять лет после Манцикерта, в 1081 г. вся Анатолия была во власти турок, поскольку «иноземные союзники превратились в хозяев. Их банды, проходя по стране, нападали на мирные маленькие города Вифинии, грабили деревни, перекрывали пути сообщения между Константинополем и Анатолией. В Хризополисе они еще жили в шатрах и лагерях, но в Никее, куда они зашли без борьбы, как друзья, они быстро устранили все христианское население города» (Ж. Лоран).

Таким образом, участники первого латинского крестового похода, попав в Азию, оказались лицом к лицу с турками и были вынуждены отбить у них Никею, ставшую тем временем столицей турецкой Анатолии. А ведь Никея находилась совсем рядом с Константинополем и в каких-нибудь двадцати километрах от Мраморного моря; это значит, что поражение при Манцикерте в сочетании с легкомыслием греков имело весьма серьезные последствия. Восточно-христианская империя окончательно потеряла и имя, и престиж, и авторитет в вопросе ведения дел христианства и уж совсем была не способна вести войну против мусульман.

Катастрофа, пошатнувшая восточную империю, не могла оставить латинян равнодушными, тем более что последние только что сумели проявить себя, одержав несколько значительных побед над «неверными». Интересно познакомиться с точкой зрения латинян по поводу вторжения турок в Анатолию, высказанной Гильомом Тирским: «Наш Господь Иисус Христос допустил это бедствие, чтобы покарать свой народ. В ту эпоху в Константинополе царствовал император, который мудро правил своим государством; звали его Роман по прозвищу Диоген. Тогда с дальнего Востока пришел весьма могущественный турок, имя которому было Бельфет (от Абул Фат, арабского имени Алп Арслана). Турок повел за собой весь народ Персии и Ассирии… его войска были столь многочисленны, что казалось, будто они покрывают всю землю. Этот народ шел, ведя за собой лошадей и верблюдов, быков, лошадей и мелкий скот в таком огромном количестве, что едва можно было в это поверить. Продемонстрировав свои силы, Бельфет зашел на территорию империи Константинополя. Тотчас же он начал захватывать страны и разорять их. Он легко овладевал встречавшимися на пути крепостями и замками, ибо ничто не могло ему противостоять. Если же он и встречал на пути сопротивление, все тотчас же уничтожалось и сравнивалось с землей».

Гильом Тирский, быть может, не совсем верно уловил своеобразие турецкого нашествия, но совершенно правильно отобразил его последствия: крах Византийской империи на деле был крахом всего христианства. Удар был тем сильнее, что в то же время внезапно встал вопрос о продолжении длинной и трудной испанской реконкисты – войны, которую вели Кастилия и Арагон. Несмотря на французскую военную поддержку, а также из-за гористой местности Арагон одерживал лишь незначительные победы, в то время как Кастилии сопутствовал успех: в мае 1085 г. Альфонс VI вошел в Толедо и объявил себя императором. Однако вскоре триумф кастильцев был поставлен под угрозу ответным наступлением ислама. Альморавиды, союз берберских кочевых племен, воспламененные суровой верой, основали военно-религиозное государство. Придя в Испанию, они сначала объеденили различные мусульманские государства полуострова. А затем начали победоносный джихад, священную войну против Кастилии и Арагона. На землях от Андалусии до устья Эбро и Балеарских островов появилось обширное военное королевство: его ресурсы были огромны, потому что по ту сторону пролива Гибралтар оно владело землями, расположенными между Сенегалом и Алжиром. На тот момент могущество Альморавидов пресекало всякую попытку продвижения христианства. Было очевидным, что вторжение Альморавидов, с одной стороны, и турецкое нашествие, с другой, произвели сильное впечатление на высшие круги христианского мира и в первую очередь – на папство.

Действительно, присутствие Альморавидов вблизи от христианской Европы должно было особенно беспокоить монахов Клюни, непосредственно заинтересованных в делах Испании (кастильские монархи щедро осыпали Клюни дарами в честь своих побед над Исламом, и орден играл важную политическо-религиозную роль в формирующемся христианском государстве). Крупный монастырский центр должен был поделиться своими тревогами с папством, с которым он был тесно связан. Без сомнения, последнее ощутило, что наступление турок и Альморавидов таит в себе новую и грозную опасность для «паствы Христовой».

Сегодня хорошо известно, что до проповеди папы Урбана II никто не задавался идеей совершить крестовый поход к Святым местам. Папа же был сильно озабочен новым витком мусульманского нашествия. Все христианство должно было перейти к обороне, и, поскольку лучшая защита – это нападение, понтифик, без сомнения, мечтал о резком повороте, который, поразив ислам в самое сердце, позволил бы восстановить христианство в Испании и Византийской империи.

Что бы ни говорили некоторые историки, военный поход на Восток, каким бы сложным он ни казался, не обязательно был сопряжен с огромным риском, поскольку искатели приключений, более или менее связанные с папством, успешно боролись с мусульманами Сицилии, несмотря на немногочисленные войска и ограниченные средства. Нормандцы, ибо речь идет о них, играли определяющую, если не главную роль в мире Средиземноморья во времена крестовых походов; поэтому нам следует познакомиться с ними поближе. Они проникли в южную Италию приблизительно в эпоху первых турецких набегов на восточную Анатолию. Эту область, которая все еще находилась под властью Византии и являлась последним клочком ее некогда обширных итальянских владений, прежде чем стать предметом разграбления нормандских банд, терзали постоянные мятежи населения и налеты мусульманских пиратов Сицилии.

Легко завербованные мятежниками и представителями имперской власти, нормандцы вскоре стали сами себе хозяева: они забыли своих лангобардских и византийских господ и начали вести жестокую войну с местными жителями, грабя, разоряя, сжигая церкви, разрушая очаги культуры, с утонченной жестокостью мучая пленников. Используя подобные методы, очень похожие на приемы турецких кочевников, нормандцы, пришедшие в южную Италию, незамедлительно основали ряд маленьких феодальных княжеств. Поначалу папа, разгневанный их грабежами и тем, как они обращались с итальянским населением, отлучил их от церкви, попытавшись одолеть их с помощью военной силы. Когда его войска были разбиты, он был вынужден волей-неволей сделать их своими союзниками и вассалами.

Казалось, ничто уже не должно было остановить неистовство нормандцев. Процесс развития их власти напоминает продвижение турок в Анатолии: в 1071 г. (год поражения Византии в битве при Манцикерте) они отвоевывают у Византийской империи Бари, сбросив в море последних представителей греческой власти Италии; в 1084 г. (когда турки укрепляли Никею) они разоряют Рим, и делают это ко всему прочему с помощью мусульманских солдат! Поводом к наступлению стал призыв о помощи, с которым к нормандцам обратился папа Григорий VII, окруженный в замке Св. Ангела германскими войсками императора Генриха IV. Во время германского нападения на папство один юный лотарингский феодал проявил способность на военном поприще. Вскоре он станет верным вассалом Святого Престола; звали его Готфрид Бульонский.

Отныне нормандский экспансионизм мог пойти двумя путями: либо завоевать мусульманскую Сицилию, либо выступить в поход на Константинополь и европейские провинции Империи. Между всеми сицилийскими эмирами существовал глубокий раскол, но их военной силой пренебрегать не следовало. Византийцы много раз пытались занять этот большой остров, но все тщетно. Но нормандцы были люди иной закалки, чем греки, и они были твердо настроены овладеть во что бы то ни стало чтим земным раем, называемым Сицилией. Их планы снискали поддержку и расположение всего христианского населения Средиземноморья, ибо они могли бы положить конец пиратству сицилийских мусульман и, освободив Тирренское море, позволили бы развивать флот Генуи и Пизы. Роль, которую сыграл флот этих двух городов-республик во время первого крестового похода, даст возможность лучше понять стратегическую важность контроля над Сицилией во времена, когда навигация сводилась всего лишь к каботажному плаванью. Поскольку христианский флот не мог плавать вдоль берегов Туниса и Триполи (в Берберии), он должен был пробираться через пролив Мессины и делать остановку на островах, прежде чем направиться к Леванту.

Однако удачливый авантюрист Роберт Гвискар мечтал только лишь об одном – занять трон василевса. Действительно константинопольская анархия давала почву дерзким мечтаниям сына мелкого феодала из Контантена. В 1081 г., когда византийская Анатолия практически находилась в руках турок, нормандцы Гвискара напали на империю с тыла. Они высадились в Дураццо (нынешняя Албания) и прошли по Эгнатиевой дороге к столице Босфора. Обстоятельства им благоприятствовали, ибо даже папство поддерживало эту военную кампанию. С 1054 г. честолюбивый Михаил Керулларий, патриарх Константинополя, своими требованиями и притязаниями спровоцировал теологический разрыв и раскол между двумя полюсами христианского мира. Папа больше не нес ответственность за эту отбившуюся от его общины часть паствы. Образумить греков – это было почти что богоугодным делом… Кампания Гвискара в Македонии и Эпире, сопровождавшаяся жестокостями и насилием, уже тогда заложила основы четвертого крестового похода. Но на первый раз Византия нашла силы, чтобы дать достойный ответ: трон василевса занял Алексей Комнин, также удачливый авантюрист, вступивший в войну с нормандцами. После многих лет беспрестанных налетов ему удалось отразить нападение… благодаря турецким войскам, услужливо предоставленным ему правителем Никеи!

Подобное использование христианскими правителями наемных мусульманских воинов является одним из камней преткновения, когда мы пытаемся понять средиземноморский и восточный мир в эпоху крестовых походов. Алексей Комнин сражается против нормандцев с помощью турок из Никеи, которые отобрали у него всю Анатолию. Гвискар с мусульманскими войсками спешит защитить папу, осажденного германцами. Что же говорить о том, что какой-то мусульманин из «нормандских» войск молился и творил намаз прямо в базилике Св. Петра… разрушенной, разграбленной и сожженной защитниками папы! В это время нормандские феодалы вели непримиримую войну с сицилийскими эмирами; а Алексей Комнин вербовал нормандских солдат, чтобы пополнить свои войска и держать турок из Никеи как можно дальше от своей столицы! Таков был изменчивый мир Средиземноморья, такова была мозаика Леванта, с которой скоро пришлось столкнуться западным воинам. В то время как лучшим умам XX в. с трудом удается распутать клубок хитросплетений союзов, племен, этносов, государств и религиозных сект Ближнего Востока, нам необходимо отметить, что франкские вожди так быстро и удачно сблизятся с Востоком, что за несколько месяцев научатся использовать как мусульманские разногласия – Фатимидов против турок, арабов против турок и бедуинов против оседлых народов, так и соперничество между христианами – армян против греков, сирийцев против армян. Но они будут испытывать ответные удары константинопольских интриг, ибо столица павшей, униженной и ослабевшей Империи все же продолжала оставаться сценой, на которой разворачивались многочисленные политические повороты. Между Багдадом, Каиром и Константинополем будет вестись тонкая игра вокруг латинских колоний Леванта. Лишь франкский меч сможет разрубить эти путы, как некогда турецкая сабля разрушила арабско-персидские козни.