Электронная библиотека » Пьеро Дельи Антони » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Блок 11"


  • Текст добавлен: 31 января 2014, 03:17


Автор книги: Пьеро Дельи Антони


Жанр: Книги о войне, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Старик посмотрел на кусочек хлеба, не понимая толком, о чем идет речь. Его взгляд был отрешенным… И вдруг его сознание прояснилось.

– Спасибо тебе, но мне это уже не нужно…

– Не говори глупостей, Ян. Я…

– Нет, послушай меня. Я скоро умру. Я уже больше не могу все это терпеть. У меня нет сил на то, чтобы сопротивляться. Понимаешь? Этот кусочек хлеба пропадет даром.

Старик начал кашлять, трясясь всем телом.

– Послушай, меня не интересует, можешь ты все это терпеть или не можешь. Ты должен съесть этот хлеб. Или ты хочешь, чтобы я отдал его Яцеку?

Старик отрицательно покачал головой в знак того, что не хочет. Моше даже показалось, что он усмехнулся.

– Ну ладно, уговорил… – кивнул затем Ян.

Однако не успел он поднести хлеб ко рту, как вмешался Отто.

– Если ты хочешь отказаться от своей порции, Моше, – что ж, отказывайся. Однако она будет поделена между всеми остальными. Она принадлежит коллективу.

– Не смеши меня, Отто. Если разделить этот кусочек на девять частей, то такой части будет мало даже мышонку. Ты хотя бы раз попытайся подумать собственной головой, не спрашивая у своей партии, что тебе следует думать.

Моше снова принялся раскладывать клочки бумаги.

Дележ хлеба закончился, и началось его поедание. Одни ели медленно, с наслаждением, другие слопали свою порцию почти не жуя. Не прошло и минуты, как все было проглочено.

– На столе осталось несколько крошек, – вдруг сказал Моше. – Их ты тоже намереваешься делить, Отто?

«Красный треугольник», ничего не отвечая Моше на этот его провокационный вопрос, повернулся к Яцеку и сказал:

– Раз уж этот хлеб нашел ты, то, так и быть, крошки принадлежат тебе.

Яцек, поначалу слегка опешив от подобного заявления, затем с невозмутимым видом подошел к столу. Распрямив ладонь и проведя ее ребром по шершавой деревянной поверхности стола, он смел все крошки в подставленную другую ладонь. Потом запрокинул голову назад и – под завистливыми взглядами некоторых из заключенных – высыпал крошки себе в рот.

– Вот такой была бы премия за хорошую работу в твоем колхозе? – спросил у «красного треугольника» Моше.

Отто сердито отвернулся.

Берковиц стал медленно ходить, слегка волоча ноги, вокруг стола. Он то и дело останавливался, сдвигал очки на лоб и массировал себе переносицу. Он представлял собой человека, привыкшего быть хозяином своей собственной судьбы. Даже в лагере ему при помощи кое-каких влиятельных знакомых удавалось в определенной степени держать под контролем все то, что с ним происходило. А вот здесь, в этом бараке, его дальнейшая судьба почти полностью зависела от окружающих его людей… Берковиц подошел к Моше и, показав пальцем на клочки бумаги, спросил:

– Что это ты делаешь?

– Восстанавливаю листки бумаги.

– А зачем?

Моше пожал плечами.

– Не знаю, – ответил он. – Возможно, я делаю это потому, что больше мне заняться нечем. А может, чтобы не чувствовать себя сломленным эсэсовцами. А может…

Он замолчал на пару секунд – время, достаточное для того, чтобы положить на свое место два последних клочка. Теперь уже все листки были восстановлены. Они покрывали собой почти всю поверхность стола.

– Мне нравятся пазлы. Я всегда очень сильно ими увлекался. Herr Kommandant любит играть в шахматы, а я их терпеть не могу. От этих идеально ровных линий белых и черных квадратов мне становится аж тошно. А вот что они нравятся немцам – это меня не удивляет. Я же предпочитаю пазлы. Один раз я купил красивейший русский пазл из пятидесяти тысяч кусочков.

– Я никогда даже и не пытался возиться с пазлами.

– Ты был слишком занят накопительством денег, Берковиц. Скажи честно, тебе когда-нибудь доводилось наслаждаться приятным бездельем? Тебе доводилось потратить два или три часа своего времени на занятие, от которого нет абсолютно никакого толку?

Берковиц прикоснулся ладонью к разложенным на столе обрывкам.

– Видишь? – продолжал Моше. – Чтобы правильно разложить части пазла, нужно уметь замечать мелкие детали. Вначале главной подсказкой тебе служат цвета. Затем старайся научиться различать контуры, изгибы… Чтобы добиться успеха, ты должен выработать у себя способность выявлять даже самые незначительные различия, однако при этом не следует упускать из виду общую картину. У тебя ничего не получится, если ты всецело сконцентрируешься на одних лишь мелких деталях. Ты должен постоянно представлять себе изображение в целом. Общее и частное, большое и маленькое – заставляй себя думать одновременно об обеих этих противоположностях.

– Не обращай на него внимания, – вмешался Элиас. Его лицо было мертвенно-бледным. – Он всегда говорит так, чтобы запудрить людям мозги. Он скажет что-нибудь одно, а через десять минут – уже абсолютно другое.

– Ну все, хватит! – Алексей, стоявший чуть поодаль, подскочил к столу и одним размашистым движением смахнул со стола тщательно разложенные фрагменты. – У меня уже башка разболелась от этой твоей дурацкой болтовни!

Моше едва успел отпрянуть, чтобы его не задела могучая рука Алексея. Затем он, дождавшись, когда даже самые маленькие и легкие из сброшенных со стола клочков, немного попорхав в воздухе, упадут на пол, с невозмутимым видом снова принялся их собирать.

Алексей, разозлившись от того, что его проигнорировали, разразился грязными ругательствами.

Лежащий на сложенных вдвое одеялах Ян начал исступленно кашлять. Его тело представляло собой кучу костей, обтянутых хрупкой сухой кожей, оно содрогалось так сильно, как будто внутри него происходили один за другим маленькие взрывы. Остальным девяти заключенным не хотелось на старика даже смотреть: его приближающаяся смерть наводила их на мрачные мысли.

Ян все еще кашлял, когда дверь вдруг резко распахнулась и в барак зашел тот же обершарфюрер, который привел их сюда и который разорвал листки бумаги на мелкие клочки. На этот раз, однако, вид у него был не таким нахальным, как раньше. Он, похоже, спешил.

– Aufstehen![49]49
  Встать! (нем.)


[Закрыть]

Все заключенные повернулись лицом к эсэсовцу, а те из них, кто сидел или лежал, тут же вскочили на ноги – все, кроме старого Яна, все еще раздираемого кашлем. Они испуганно уставились на эсэсовца. «Что случилось? – лихорадочно размышлял каждый из них. – Комендант передумал и решил расстрелять всех десятерых? А может, все-таки удалось поймать беглецов?»

Эсэсовец, догадываясь о том, что сейчас творится на душе у этих десятерых, со злорадством выдержал долгую паузу. Затем он достал из кармана своей униформы лист бумаги и развернул его в тусклом свете лампочки.

– 190826… 116125… Сделать шаг вперед!

На лице худосочного юноши появилось выражение ужаса. Аристарх же спокойно сделал шаг вперед.

Обершарфюрер нетерпеливо посмотрел на них.

– Выходите наружу! Los!

Пара заключенных поплелась к двери. Времени на прощание не было. Аристарх всего лишь украдкой бросил взгляд в сторону Моше. Вскоре дверь затворилась, и восемь оставшихся в бараке человек молча задавали себе вопрос, какой же будет их судьба.


– Что случилось, папа? Что это ты делаешь?

Феликс удивленно смотрел на своего отца: тот взял с шахматной доски две черные пешки и взвешивал их на своей руке, о чем-то размышляя.

– О чем ты думаешь, папа?

– Я не совсем правильно задумал эту партию. Слишком много пешек. Мне хотелось бы, чтобы она была более… сложной. Да, более сложной.

Брайтнер положил две пешки, которые он держал в руке, на письменный стол и, открыв коробку, где лежали другие фигуры, выбрал две и, внимательно проанализировав ситуацию на доске, неторопливо поставил их на клетки.

– Ты дал мне ладью и королеву… Ты уверен, что правильно поступил, папа?

Брайтнер отступил на шаг и, оценив, словно полководец, общее распределение сил на поле боя, удовлетворенно улыбнулся.

– Да. Думаю, что да. Это будет весьма занимательная партия.

7 часов вечера

– Куда их увели? – Иржи ходил взад-вперед перед дверью, будучи не в силах подавить охватившее его волнение. – Обратно в барак? Или в бункер? Или…

– …или их повели на расстрел? – договорил вместо него Моше. – Во-первых, мы этого не знаем. Во-вторых, мы не слышали звуков выстрелов. В-третьих, мы сами все еще здесь. Наше положение, как мне кажется, ничуть не изменилось. Поэтому нет смысла выдвигать какие-либо предположения.

– Вы слышите, друзья? Среди нас появился новый пророк! – провозгласил насмешливым тоном Элиас.

Берковиц тоже начал волноваться.

– Почему они выбрали именно их? Кто-нибудь из вас знаком с тем юношей?

Все остальные отрицательно покачали головой.

– Он появился у нас всего несколько дней назад, – сказал Яцек. – Мне кажется, он словак или что-то вроде того. Он не из тех, кто много болтает. Еще совсем молодой, ему лет восемнадцать или девятнадцать.

– А Аристарх? – спросил Иржи. – Он уже старик. Его здесь, в лагере, все уважали, даже эсэсовцы. Он большой трудяга.

– Наверное, поэтому они захотели его спасти, – сказал, пожимая плечами, Яцек.

– И этого юношу тоже? – спросил Берковиц. – Его-то за что?

– Возможно, их выгородил какой-нибудь Prominent… – предположил Иржи.

– А может, они были доносчиками, – сердито пробурчал Отто. – Этот парень ни с кем не разговаривал. Мы даже не знаем, как его зовут. Вам это не кажется странным?

– В последние несколько дней из Словакии никого не привозили. Разве не так, Яцек?

Яцек кивнул.

Отто недовольно поморщился:

– Иржи, ты, можно сказать, спрашиваешь у хромоногого, если ли тут хромые. Что, не понял? Яцек очень сильно заинтересован в том, чтобы мы думали, что тот парень – доносчик. Тогда наши подозрения уже не падут на него, Яцека.

– Заткнись! – рявкнул на «красного треугольника» Алексей.

– А если я не заткнусь, то что ты сделаешь? Походатайствуешь, чтобы Lagerältester[50]50
  Староста лагеря (нем.).


[Закрыть]
приказал отдубасить меня палками?

Алексей лишь сердито буравил Отто взглядом, не зная, что сказать. Обычно его ответом были бешеные удары. Сейчас же ситуация кардинально изменилась. Если бы он набросился на Отто (который и в одиночку оказал бы ему вполне достойный отпор), другие заключенные могли решить вступить в схватку на стороне «красного треугольника». Правда, этого не сделал бы ни Иржи, ни Ян, ни тем более Элиас. А вот Берковиц и Моше вполне могли вмешаться.

– А вы подумайте своей головой, – сказал Яцек. – Если бы мы с Алексеем были доносчиками, разве мы оказались бы здесь, в этом бараке?

– Так, может, эсэсовцы решили, что если они подержат вас вместе с нами, то смогут выведать что-нибудь еще…

Элиас, слушавший эти споры, стоя в стороне, сделал несколько шагов вперед с привычным ему видом святоши.

– «Умри, душа моя, с филистимлянами», сказал Самсон, когда привели его в дом, в котором владельцы филистимские собрались, чтобы принести великую жертву Дагону, богу своему. Именно этого вы все хотите? Вы хотите, чтобы гибель одного повлекла за собой гибель остальных? Мы должны быть братьями. Лишь общими усилиями сумеем мы одолеть врага нашего…

– Элиас, здесь тебе не синагога, и никто твоих проповедей слушать не станет, – презрительным тоном прервал еврея Алексей. Он посмотрел на всех с высоты своего огромного роста. – Все, хватит. Комендант сказал, что мы должны выбрать того, кто будет расстрелян. Так что давайте решать прямо сейчас. Чем раньше мы это сделаем, тем раньше все это для всех нас закончится.

– К чему такая спешка? – усмехнулся Моше. – Ты что, опаздываешь на свидание?

– И в самом деле, куда ты спешишь? – Иржи обошел вокруг Алексея, покачивая бедрами. – Может, тебя ждет в бараке какой-нибудь дружочек? Я тебе, значит, уже больше не нравлюсь?

Алексей его грубо отпихнул – но так, чтобы не причинить боли.

– Бедный я, несчастный! – громко вздохнул Иржи. – Ну почему меня так привлекают крепкие и грубые мужчины?

– Давайте решать прямо сейчас! – снова потребовал Алексей.

– Моше прав, – сказал Берковиц. – К чему такая спешка? Давайте подождем. Может, что-нибудь произойдет, может, комендант передумает, может, прилетят английские бомбардировщики и все тут разбомбят…

– Нет! – вдруг воскликнул Отто.

Все невольно повернулись в сторону «красного треугольника». Тот заявил:

– Я не согласен. Мы должны принять решение прямо сейчас.

Все продолжали ошеломленно таращиться на Отто, а он начал ходить взад-вперед перед окном, выходящим на погрузившуюся во тьму и опустевшую территорию концлагеря. Никто из заключенных не осмеливался выходить из блока после того, как прозвенел колокол: наказанием за такое нарушение был немедленный расстрел… Отто остановился.

– Алексей прав, – сказал он. – Мы должны принять решение прямо сейчас. Если мы будем чего-то ждать, комендант может передумать. Пока что у нас есть возможность спасти семерых из нас. Этой возможностью нужно воспользоваться.

Он снова принялся мерить барак шагами: сделав два или три шага, он останавливался, затем делал еще два или три шага и снова останавливался… Со стороны казалось, что он не может совладать с охватившей его нервозностью, а потому ему приходится бороться с ней при помощи таких вот дерганых хождений взад-вперед. Моше с удивлением наблюдал за ним.

– Ну что ж, Отто, давайте что-то решать. Ты, к примеру, кого бы выбрал?

«Красный треугольник» продолжал ходить взад-вперед в своей странной манере.

– Для меня не существует ни иудеев, ни католиков, ни православных, ни буддистов… Для меня существуют только эксплуатируемые и эксплуататоры. Среди евреев тоже есть эксплуатируемые и эксплуататоры. Например, ты, Элиас, – эксплуатируемый.

Элиас ничего не сказал в ответ.

– Ты, если я не ошибаюсь, работал в сфере страхования.

– В Варшаве. Я был заведующим юридическим отделом.

– А что произошло, когда пришли нацисты?

– Меня постепенно вытурили из этого отдела. Сначала меня перевели на должность рядового работника. Я стал ходить от одного дома к другому и собирать страховые взносы. Однако этого им показалось мало. Мне сказали, что если к клиентам приходит еврей, то это их раздражает. Единственной работой, которую мне разрешили делать, была уборка помещений.

– И ты стал убирать помещения?

– Я выполнил волю Господа. Бог очень часто подвергает нас испытаниям, причем самым суровым испытаниям он подвергает своих избранников.

– Ну, значит я спасен, – с усмешкой пробормотал Иржи. – Уж меня-то Бог вряд ли причисляет к своим возлюбленным сынам…

– Итак, заведующему юридическим отделом пришлось стать уборщиком. А как отреагировали на это твои коллеги? – продолжал задавать вопросы Отто.

– Некоторые из них втихаря шептали мне утешительные слова, другие – и таких было много – забавлялись тем, что гадили в туалете не туда, куда надо, и затем вызывали меня, чтобы я это убрал. Да-да, они испражнялись прямо на пол и заставляли меня убирать нечистоты… Однажды, когда я наклонился, чтобы убрать в туалете с пола грязь, один из моих бывших коллег помочился мне на спину. А потом…

Раввин замолчал.

– Что было потом? – спросил Отто.

– …потом он позвал остальных. Они раздели меня догола… Они называли меня мерзким евреем… Они заявляли, что я нечистоплотный, что я тону в грязи. Они перевернули меня вверх ногами и ткнули головой в… в…

Голос Элиаса задрожал. Раввин так разволновался, что уже не мог больше говорить.

Отто обвел взглядом всех остальных.

– Ну, что скажете? Можем мы выбрать Элиаса?

– Ты сказал, что среди евреев тоже есть эксплуататоры. Кого ты имел при этом в виду? – спросил Иржи.

– Его, – Отто показал на Берковица. – Он не был всего лишь служащим, работавшим, как ты, Элиас, в сфере страхования. Он занимал более высокое положение в обществе – гораздо более высокое. Он ворочал огромными деньгами. Он создавал и уничтожал. Ему было вполне достаточно всего лишь пошевелить мизинцем для того, чтобы сотни семей оказались на улице, без работы и без жилья.

– Это неправда! – возразил Берковиц суровым, но спокойным голосом. Он привык отбивать враждебные нападки на административных советах. – Как раз наоборот, моими усилиями были созданы тысячи рабочих мест. Я обеспечил пропитание тысячам семей.

– Однако, судя по всему, немцы не были тебе за это очень благодарны, да? – спросил Моше.

Берковиц сдвинул очки на лоб и потер себе веки.

– Ко мне пришел Роберт Флик, один из руководителей акционерного общества «Индустри-Машинен». Несмотря на военные заказы, дела у этого предприятия шли плоховато. Он и его ближайшие родственники растранжирили значительную часть своих денег на женщин, автомобили, игру в рулетку. Он попросил меня об очень крупном займе – два миллиарда марок. И это просил он – человек, который дружил с теми, кто входил в узкий круг верхушки нацистской партии, человек, который мог позвонить рейхсфюреру и придти к нему на прием в любое время! Он пришел ко мне, еврею, просить денег.

– Ты в тот момент, наверное, почувствовал себя чуть ли не рядом с Богом…

– Может, и почувствовал. Моя оценка ситуации была, пожалуй, не совсем адекватной – я этого не отрицаю. Флик заявил, что сможет сделать для меня и моей семьи очень и очень многое. Он сказал, что Третий рейх намеревается очистить территорию Германии от евреев, но не все евреи являются вредоносными. Среди них, сказал он, есть и такие, которые еще могут быть полезными в деле создания Великой Германии, и Национал-социалистическая партия о них не забудет.

– И ты ему поверил.

– Да, я ему поверил. Я устроил все так, что банк согласился предоставить ему этот заем. Когда я позвонил ему, чтобы об этом сообщить, он стал разговаривать со мной не лично, а через своего секретаря. На следующее утро за мной приехали. Приехали на рассвете. К счастью, к тому моменту я уже успел отправить в безопасное место свою жену и детей. Меня забрали из дому в таком виде, в каком меня там застали: в пижаме, в наброшенном на плечи домашнем халате, в шлепанцах. Меня запихнули в автомобиль и отвезли в штаб СС. Когда меня вели к машине, я успел заметить стоявший на улице чуть поодаль легковой автомобиль. Это был «Мерседес» темного цвета. Я его узнал. На заднем сиденье этого «Мерседеса» сидел он, Роберт Флик. Когда меня провозили мимо, он отодвинул шторку и посмотрел на меня. Я в этом уверен. Он приехал туда, чтобы насладиться сценой. Он бросил на меня презрительный взгляд, а затем «Мерседес» тронулся с места и поехал прочь.

– Мне вспомнился анекдот на идише. Рассказать? – спросил Иржи.

– Не надо, – ответил Моше.

– Ну, как хотите, – сказал Иржи, но через пару секунд все же начал рассказывать: – Два раввина приехали в Рим. Перед церковью они видят объявление: «Две тысячи лир тому, кто обратится в католичество. Оба, конечно же, начали возмущаться. Затем один из них говорит другому: «Я пойду посмотрю, правда ли это». Спустя какое-то время этот раввин выходит из церкви. Второй раввин у него спрашивает: «Ну так что? Это правда, что они дают две тысячи лир тому, кто становится католиком?». Первый раввин, искоса взглянув на второго, фыркает и говорит: «Две тысячи лир? Вы, иудеи, только о деньгах и думаете!»

Никто, кроме Моше, не засмеялся. Берковиц остался невозмутим. Отто вообще не был сейчас расположен к тому, чтобы шутить.

– Ты всего-навсего получил то, чего заслуживал, – сказал «красный треугольник», обращаясь к Берковицу. – Те деньги, которые ты дал немцам, были деньгами, украденными у трудящихся. Они ютились в грязных лачугах без света и свежего воздуха, в то время как ты – держу пари – жил в шикарном особняке с бассейном и с мажордомом…

– Это что – занятие по политическому просвещению? – спросил Моше.

– Это всего лишь правда. Эксплуатируемые и эксплуататоры. Кто-то покорно склонил голову – как, например, Элиас. Кто-то поднялся на борьбу – как, например, я. Кто-то предпочел встать на сторону эксплуататоров… Ведь верно, Алексей?

– Scheiße!

– Давай, ругайся, но твои побои – мы их помним. Мы помним, как ты орудовал кулаками, когда кто-нибудь из нас, устав до изнеможения, начинал работать медленнее. Мы помним, как ты бил нас ногами, чтобы выслужиться перед эсэсовцами. Ты также охотно помогал им, когда они выстроили евреев в колонну по одному вдоль по лестнице, заставив каждого взвалить себе на плечи огромный валун, и затем выстрелили по тому из них, который стоял выше всех, чтобы он рухнул вниз и чтобы из-за его падения все остальные евреи тоже один за другим повалились на ступеньки. Глядя на все это, ты смеялся, Алексей, ты смеялся!

В бараке воцарилась тишина. Находившиеся в нем заключенные помнили этот эпизод, хотя большинству из них очень хотелось бы выкинуть его из своей памяти.

Алексей машинально отошел на несколько шагов в сторону и прислонился спиной к стене. Его – почти звериный – инстинкт подсказал ему, что ситуация складывается отнюдь не в его пользу.

– Не злите меня… Не злите меня, а иначе вам несдобровать.

– Подождите, братья… – вмешался Элиас. – Да не дадим волю гневу своему! Кто-нибудь из вас помнит, что сделал Гедеон в Офре?

– Нет, но я уверен, что ты нам сейчас об этом расскажешь.

– Гедеону удалось положить конец розни между племенами Израилевыми и объединить их в борьбе с их общим врагом – мадианитянами. Он отправил послов по всему колену Манассиину, и оно вызвалось идти за ним. Он также отправил послов к Асиру, Завулону и Неффалиму, и сии пришли навстречу им. Затем все они вместе выступили против мадианитян, врагов своих…

– …и, если я не ошибаюсь, устроили им хорошую трепку, – пробормотал Моше.

– Тихо! – Элиас вспылил намного сильнее, чем следовало бы в подобной ситуации. – То же самое надлежит сделать и нам: мы должны объединиться против общего врага. Даже если мы и питали друг к другу недоверие, для нас настал момент слиться в единое целое.

Отто сердито фыркнул: религиозные разглагольствования его раздражали.

– А ты, Иржи, что думаешь?

– Знаете, что сказал как-то раз один русский писатель? «За союзником нужно следить не менее тщательно, чем за врагом».

– Хватит! Перестаньте болтать всякую чушь, вы, мерзкие иудеи! Меня вам коменданту сдать не удастся!

Алексей, стоя спиной к стене, вытащил из кармана нож. Нож этот был весьма примитивной конструкции, но длинный и острый. Его, по всей видимости, изготовили в одной из тайных мастерских лагеря.

– Вы не успеете назвать эсэсовцам мое имя. Я прикончу вас всех – одного за другим.

Остальные заключенные замерли. Моше посмотрел на грубо сработанный нож. В руках Алексея он вполне мог стать смертоносным оружием. Тем не менее, если бы они дружно набросились на помощника капо всей толпой, им удалось бы его одолеть, хотя при этом кому-то из них, возможно, пришлось бы расстаться с жизнью. Впрочем, а кто из них семерых стал бы участвовать в драке? Элиас не стал бы, и старый Ян тоже. Не стал бы в ней участвовать Иржи и, уж конечно, не стал бы в ней участвовать Яцек. Более того, капо, по-видимому, выступил бы на стороне своего помощника.

– А еще вы не станете называть коменданту его имя, – Алексей показал кончиком ножа на Яцека. – Он тоже должен выбраться отсюда живым.

– Вы только посмотрите! – воскликнул Моше. – Какая трогательная преданность хозяину. – Моше сделал паузу. – Или ты боишься, что, если Яцек погибнет, новый капо подберет себе нового помощника? В этом случае ты снова стал бы одним из таких, как мы, бедные Häftlinge, а мы, конечно же, не приняли бы тебя к себе с распростертыми объятиями…

Ситуация зашла в тупик. Никто не отваживался ничего предпринять. Алексей выставил вперед нож, однако на него никто не нападал, и поэтому его оборонительная поза казалась нелепой.

Воцарившуюся гробовую тишину нарушил голос Яцека:

– Убери нож, Алексей.

– Но…

– Ты и сам видишь, что он тебе не нужен. С кем ты собрался драться? С Яном? С Иржи? А может, с Элиасом?… И ради чего?… Убери нож.

Иржи, стоявший чуть поодаль по другую сторону стола, подошел к столу маленькими шажками.

– Подождите-ка…

Он схватил свисавший с потолка провод с лампочкой и направил ее свет на Яцека.

– Не трогай лампочку! – вдруг сказал Отто таким громким голосом, что все остальные вздрогнули и ошеломленно посмотрели на него. Заметив это, он стал говорить тише. – Поосторожнее, на таких проводах никудышная изоляция. Тебя может ударить током, – оправдывающимся тоном произнес он.

Иржи, проигнорировав слова Отто, подошел к Яцеку и встал прямо перед ним.

– А я ведь тебя знаю…

Яцек даже и не попытался заставить Иржи не смотреть на него в упор: он остался таким же холодным и невозмутимым, как всегда.

– Я тоже его знаю, – усмехнулся Моше.

– Нет, я имею в виду… я знал его еще до того, как угодил сюда, в концлагерь, – покачал головой Иржи.

Взоры остальных семерых заключенных устремились на него. Даже Элиас впился взглядом в его губы.

– Я видел, как ты играл.

Яцек и бровью не повел.

– Ты был великолепен – в потной майке, прилипающей к телу…

– Ты эти сентиментальные подробности опусти и расскажи нам все остальное, – вмешался Моше.

Иржи с радостным видом повернулся к слушающим его и смотрящим на него заключенным: наконец-то у него опять появилась публика.

– Яцек был футболистом. Мне кажется, очень даже неплохим футболистом. Я вообще-то в футболе ничего не понимал, но мне нравилось ходить на стадион, чтобы поглазеть на этих симпатичных парней…

– Что, в самом деле? – спросил Моше у Яцека.

Тот кивнул.

– Я играл в дивизионе «А» за футбольный клуб «Рух» из города Хожува. Я был центральным защитником. Мне довелось принимать участие во многих замечательных матчах. А потом… началась война.

– Защитник… Вот почему ты такой наблюдательный! – сказал Моше.

– Но теперь это все уже в прошлом, – продолжал Яцек. – Даже если мне и удастся выбраться отсюда, для футбола я уже слишком старый.

– Ой, пожалуйста, не доводи меня до слез. Я ведь такой сердобольный.

– Ты прав, Моше. Если мы хотим пережить все это, нам не следует думать о прошлом. Сейчас нужно думать только о настоящем.

– Правильно. Что ты скажешь, если мы выберем тебя или Алексея? Мне, честно говоря, кажется, что это было бы справедливо.

– Возможно, – ответил Яцек. – Почему бы и нет? – Он сделал паузу. – Но почему бы нам не выбрать Отто?

– Отто? А почему мы должны выбрать именно его? – спросил Берковиц. – Он ведь не сделал ничего плохого.

– Вы в этом уверены? Последний побег наверняка организовали его друзья, а ведь как раз из-за этого побега мы и находимся сейчас здесь. Неужто вы не понимаете? Для него мы всего лишь расходный материал, не более того. Для него существует только Сопротивление. Во имя своих идей он может принести в жертву кого угодно.

Все повернулись к «красному треугольнику».

– Что скажешь, Отто? Яцек не врет?

– Люди из Сопротивления занимают в лагере многие важные посты, вы разве этого не заметили? – продолжал Яцек свойственным ему невозмутимым тоном. – Вас, евреев, они дурачат. Единственное, что для них важно, – это подготовить тут все к приходу русских, которые все ближе, и ближе, и ближе. Им наплевать, если при этом пострадает кто-нибудь из заключенных.

– Это неправда, – возразил Отто. – Сопротивление думает обо всех. Оно пытается помочь каждому и каждого защитить, хотя, конечно, оно не должно упускать из виду общее благо.

– А ты, держу пари, являешься частью этого «общего блага», да? – усмехнулся Моше.

– Кроме того, есть еще один нюанс… – сказал Яцек.

Все насторожились.

– Отто – немец.

Яцек произнес эти слова таким презрительным и гневным тоном, которым произнесли бы их и другие заключенные. Хотя Отто вполне мог заявить, что он такой же Häftling,[51]51
  Заключенный (нем.)


[Закрыть]
как и все они, что он живет, спит и ест вместе с ними, не было никаких сомнений в том, что его отделяла от остальных заключенных невидимая линия. Немец. Забыть об этом было трудно.

– Я хочу сказать, что… – продолжил было Яцек, однако закончить свою фразу он не успел.

Его прервал раздавшийся скрип.

Дверь барака отворилась. Они все – кроме Яна – повернулись и вытянулись так, как будто бы прозвучала команда «Смирно!»

– Ну что, вы что-нибудь решили?

В барак зашел обершарфюрер. Он обвел их всех глазами, а затем его взгляд на пару секунд остановился на разложенных на столе белых клочках бумаги.

– Еще нет? Ну так давайте побыстрее решайте. Schnell![52]52
  Живо! (нем.)


[Закрыть]
Вы ведь слышали, что сказал Herr Kommandant. Если к утру вы так ничего и не решите, вас всех поставят к стенке. Как только примете какое-нибудь решение, стучите в дверь. Я буду здесь неподалеку.

Обершарфюрер повернулся и, обращаясь к кому-то, кто стоял снаружи, крикнул:

– Herein![53]53
  Заходи! (нем.)


[Закрыть]

В темном прямоугольнике открытой двери появились очертания долговязого человека. Он остановился на мгновение на пороге, а затем сделал следующий шаг и зашел в барак.

Это был еще один заключенный. Волосы у него были длиннее, чем у остальных. Их длина, правда, все равно не превышала и сантиметра, но и такой длины вполне хватало для того, чтобы увидеть, что этот заключенный – блондин. Бросались в глаза его выступающие скулы и тонкий нос. На нем была добротная, без заметных заплат, гражданская одежда – штаны, рубашка и теплая кожаная куртка с меховым воротником. Обут он был в блестящие кожаные ботинки. Кожа на его ладонях не огрубела от холода и тяжелой работы, и в его теле не проявлялось никаких признаков истощения от недоедания.

Обершарфюрер вышел и закрыл за собой дверь.

Вновь прибывший осмотрелся по сторонам. Остальные восемь заключенных настороженно уставились на него.

– Как тебя зовут? – грубо спросил Алексей.

– Пауль.

– Пауль или Паули?

Новичок, ничего не ответив, пересек под взглядами других заключенных помещение и прислонился спиной к стене.

Алексей подошел к нему.

– Ты должен рассказать, кто ты. Нам необходимо знать, что ты делаешь в этом бараке.

– А вы мне не должны ничего рассказать?

– Мы тут все уже друг друга знаем.

– Тогда вам придется немножко потерпеть.

– Подожди-ка, Алексей, ты что, не видишь, что ты совсем засмущал нашего гостя? – сказал Моше. Он подошел к новичку и показал ему рукой на Алексея. – Ты должен его простить. Его испортила атмосфера лагеря… Знаешь, почему мы находимся здесь?

– Он опять возомнил себя пророком! – пробурчал Элиас, но никто не обратил на него ни малейшего внимания.

– Расскажи мне об этом, – сказал, пропуская слова раввина мимо ушей, новенький.

– Из лагеря сбежали Häftlinge – трое человек. Поэтому комендант принял решение расстрелять десятерых. Однако в самый последний момент он передумал и решил, что расстреляет только одного. Но, видишь ли… – Моше сделал паузу. – Мы сами должны выбрать, кого расстреляют. Поэтому тебе лучше рассказать нам, кто ты такой.

Отто снова начал ходить взад-вперед, взад-вперед, не обращая на вновь прибывшего никакого внимания, а Иржи подошел к блондинчику, виляя при ходьбе бедрами, и стал его внимательно разглядывать. Затем он протянул руку, словно бы намереваясь дотронуться до его груди, однако когда между пальцами и грудью оставалось сантиметров десять, он отдернул руку назад.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации