Текст книги "Совершенно секретно"

Вначале была игра

Знакомство Шукка с разведкой этого государства произошло сразу же после войны. Знакомство было случайным. Да и вообще судьба не была благосклонной к Шукку. Быть может, Шукк бросал слишком жадные взгляды на тугие кошельки своих заказчиков, может быть, и по другой причине, но связь с разведкой вскоре прервалась. А отношения в мире между тем выяснились и стабилизировались, фронт так называемой «холодной войны» ясно обозначился. К этому времени Шукк уже благоденствовал в своем родном Магдебурге, можно сказать, как сыр в масле катался. Тесть занимался торговлей углем, и можно было смело глядеть в будущее. Но однажды… однажды Шукк случайно занес на свой личный счет стоимость доброй сотни тонн угля. Последствием этой двойной, а вернее, тройной бухгалтерии была срочная необходимость покинуть насиженное местечко и предпринять поездку в Западный Берлин. Оставив позади «хвост» в виде опыта по тройной бухгалтерии, зафиксированного в бухгалтерской книге своего тестя, и не слишком опечаленную семью, Шукк исчез в каменных бараках для беженцев в предместье Западного Берлина Мариенфельде. Здесь-то ему и пригодился его опыт первых послевоенных лет. Он добросовестно доложил о своих прежних занятиях в соответствующем месте.

Нет, не прямой была дорога, которая привела его год спустя в Вюрцбург. Но теперь он один из ближайших сотрудников мистера Коллинза, а это что-нибудь да значит!

Сегодня шеф щедро дал ему отпуск, весьма кстати, весьма… Если бы не дал… Тогда пришлось бы самому просить. Так или иначе, он должен был сегодня быть здесь, в казино. Согнутая рука тихонько прижала боковой карман, хрустнули банкноты, полученные от Хансена. Снова выручил, и в который раз! Ну и задолжал же он ему! Осторожно ступая по натертому полу, Шукк приблизился к Чарли, высокому крючконосому старику – доверенному лицу этого заведения. Шукк поклонился Чарли с некоторой элегантностью, но тот посмотрел на него с явным снисхождением и небрежно звякнул жетонами для игры, горкой насыпанными на тарелке.

– Снова у нас, гроссмейстер? – спросил Чарли.

– Много хлопот, Чарли? – ответил Шукк.

Чарли наморщил нос и глянул мимо Шукка в главный зал.

– Если, гроссмейстер подразумевает даму в лиловом – смотрите туда, гроссмейстер, – в лиловом платье со шлейфом, то у вас будет много хлопот, как мне кажется. Дама сидит за столом, рядом с колонной, место рядом свободно, мистер…

– У вас великолепный нюх, Чарли!

– Стоило мне родиться, мистер, как те же слова были сказаны моей матерью, те же слова, гроссмейстер…

Двойная дверь в главный зал была широко открыта. Шукк остановился на пороге, осмотрелся. Два, нет, три стола для игры в рулетку, столики поменьше для карточных игр… Дешевые ковры, масса стекла. Глубокие ниши. Имитация под мрамор… За столами «полусвет», несколько провинциальных купчиков и группа сопляков. Горько придется этим мальчишкам расплачиваться за те несколько марок, которые они выловили на сегодняшний вечер из сумочек своих мамаш.

Голос крупье назойливо повторял: «Ничего больше», «Ставок больше нет…», и это же самое по-английски, по-французски, по-итальянски…

А шарик между тем все крутился, журча, и Шукк невольно следил за ним взглядом.

В углу, как раз у входа, тихо зазвенел телефон. Чарли поднял трубку, поискал глазами Шукка, который все еще стоял у входа в главный зал.

– Казино… Слушаю вас… Вечернее заведение к вашим… О, господин барон! Я приветствую вас!

Взгляд Чарли теперь уже не случайно обратился в сторону Шукка. Затем он тихо спросил:

– Во что вы оцениваете информацию?… Пять?! О, обедневшее дворянство, я понимаю, понимаю… Ну хорошо… Минуту назад я имел счастье поздравить его с прибытием. Есть ли рядом с ним особа женского пола? – Чарли повторил вопрос и ответил не сразу. Он чуть-чуть приподнял голову и взглянул в зеркало над главным столом в зале. Отсюда ему была ясно видна сутолока вокруг стола. Затем он любезно сказал своему невидимому собеседнику: – Я слышу… Ты хочешь узнать? – И кашлянул значительно. – Десять? Это другое дело. Дама, к которой упомянутый вами господин сейчас приближается, к сожалению, уже перешагнула порог весны. И это, господин барон, уже заметно…

Чарли положил трубку. Шукк между тем действительно сел рядом с дамой в лиловом платье и принялся внимательно следить за шариком рулетки. Как и все за столом, он также приготовился к игре: достал маленький блокнот, шариковую ручку, сигареты и все это разложил поудобней на столе. Затем Шукк набрался решимости и не без колебаний сделал малюсенькую ставку.

– Вам следовало поставить на четырнадцать, уважаемый… – сказала глуховатым голосом сидящая рядом с Шукком дама и улыбнулась одними глазами.

Шукк также улыбнулся.

– Уже занято, мадам! – ответил он.

И Шукк и дама в лиловом некоторое время играли молча. Рядом с кошельком, принадлежащим даме, лежала такая же шариковая ручка, как и та, что являлась собственностью Шукка. Точно такая же, вряд ли одно яйцо отличается от другого больше. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Шукк совершенно случайно взял эту ручку себе, когда собирал свои принадлежности, чтобы оставить зеленый стол.

Возле бара толпилось много людей, но Шукк разыскал уютный уголок. Он вежливо пододвинул высокую табуретку, когда его привлекательная соседка в лиловом платье покинула рулетку и направилась к нему.

– Счастье в игре покинуло вас… – сказала дама.

Шукк грустно вздохнул.

– Вы изволите что-нибудь заказать?

– Только виски.

Они занялись своим виски, время от времени поглядывая друг на друга. Их взгляды встречались с неподдельным интересом. Со стороны было ясно: этим двоим есть о чем поговорить, и отнюдь не на деловые темы. Шукк знал, что Адельгейд – так звали его даму – уже перешагнула, четвертый десяток. Дам в этом возрасте и этих занятий в специальных кругах называли «мытыми», но самому Шукку казалось, что от его соседки исходят весьма приятные флюиды.

Шукк наклонился к своей соседке.

– У меня есть великолепная комбинация цифр… – прошептал он.

Адельгейд приблизила свою аккуратно причесанную голову.

– И она состоит из…

– Слушайте! – немного торжественно сказал Шукк. – Девять… семь… пять… три… один…

– Я вся – внимание… – понимающе кивнула Адельгейд.

Шукк был польщен.

– Это была математическая задачка, скажу вам… И ювелирная работа!

– Так что вам еще нужно? – спросила Адельгейд.

Шукк ответил не сразу. Он решительно влил в себя остаток виски.

– За бронированной дверью есть еще одна… И на ней замок. Страхующий…

Ни одна из черных накрашенных ресниц Адельгейд не дрогнула.

– Только-то! Ключ вы получите не позднее чем на следующей неделе.

– О, у мадам длинные руки!..

Адельгейд подняла брови. Потом достала кошелек и высыпала перед собой целую кучу жетонов.

– Сколько мне можно взять? – спросил Шукк.

Десять жетонов один за другим скользнули в руки Шукка, и в тот самый миг, когда последний жетон улегся на его ладони, метрах в двух от них, полускрытый колонной Хансен прикурил свою сигарету. Даже посетитель, который сидел, развалясь, рядом с ним, не мог бы утверждать, что удлиненная зажигалка в руках Хансена в момент, когда вспыхнул язычок пламени, как-то странно щелкнула. Немного позже Хансен пробрался к выходу. Две бумажки, по пять марок каждая, исчезли в руке у Чарли.

– Очень обязан, господин барон… Прошу вас рекомендовать меня вашим высокоуважаемым родственникам.

Утренняя гимнастика

Выстрелы следовали друг за другом в таком бешеном темпе, что шум сбиваемых банок заглушал и сливался с ними. Банки были расставлены на полках, за которыми находились мешки с песком.

Хансен принялся заряжать пистолет.

– Неплохо, Франтишек, – бросил он чеху. – Еще раз займись пистолетом-пулеметом, и все, на сегодня конец. Шукк, поставь-ка банки на место.

Утренняя тренировка сотрудников «Конкордия экспорт-импорт» могла бы показаться кое-кому странной. Но подвал респектабельной фирмы был абсолютно звуконепроницаемым и первоклассно оборудованным тиром. О его существовании было просто невозможно догадаться.

Шукк, ругаясь про себя, принялся расставлять «мишени». Домой он вернулся только ранним утром и чувствовал себя ни на что не годным. Жизнь, полная приключений, в которую он с таким воодушевлением окунулся в свое время, порядком его утомила.

Франтишек, лукаво улыбнувшись, поднял пистолет-пулемет. Шукк разразился проклятиями:

– Святой крест! Будь ты проклят! Что ты делаешь? Дай же мне отойти в угол!..

Он перепрыгнул барьер и чуть не опрокинул ворвавшегося в подвал майора Коллинза. Тот появился с пистолетом-пулеметом в руке, рукава закатаны выше локтей, воротничок расстегнут. Широкое лицо покраснело от гнева.

– Вот дурак! – выругался майор по-английски. – Дамнид фул! Вы что, ослепли?

Коллинз небрежным движением пистолета указал Франтишку на дверь:

– Можешь идти!

Он подождал, пока звучно щелкнул замок за Франтишком, и вновь взялся за Шукка.

– Что с вами случилось, Шукк? Вы что-то побледнели?…

– У меня желудок, мистер Коллинз… Что-то – с желудком…

– Ваш желудок! – проворчал Коллинз. – Кстати, в лагере новичков результаты стрельб черт знает какие, стреляют просто как свиньи!

– Я займусь с ребятами! – мигнул понимающе Шукк. – Я только думаю… – он явно колебался.

– Вы? Думаете? О чем вы думаете? – насмешливо спросил Коллинз.

– Думаю… Наша работа, шеф, связана больше вот с этим, – Шукк указал на свою голову, – чем вот с этим. – Он показал на пистолет.

Коллинз свирепо следил за его жестами. Он великолепно знал, что Шукк попросту повторяет его же собственные слова, но сегодня утром Коллинзу было нелегко угодить.

– Мы не занимаемся умственной акробатикой! – возбужденно бросил он Шукку и с треском вставил обойму в свой пистолет. Выпуклые глаза вновь уставились на Шукка. – Уж если вы соизволили заговорить насчет интеллектуальных проблем, Шукк, то позвольте мне заметить… Из тех людей, что вы для нас завербовали, двое опять смылись!

Шукк был ошеломлен.

– Как так?!

– Вот так! – с издевкой ответил Коллинз. – И тотчас же почувствовал: зря он упрекает Шукка, не в нем одном дело. – Их, конечно, переманили в разведку бундесвера. – Голос его звучал уже мягче. – Ну, на сегодня с вас хватит. Вы также, Хансен, можете идти. Кстати… вы поедете со мной в Берлин.

Шукк уже успел выйти из подвала. Хансен в дверях обернулся, спросил:

– Что-нибудь чрезвычайное, шеф?

Коллинз мотнул головой.

– Просто встреча. С одним из тех, кого еще не загребли. Мы вылетаем в шесть утра.

Майор поднял свой пистолет-пулемет, и его первая очередь обрушилась на строй пустых банок из-под пива.

Капитан из Панков

Равномерный шум моторов действовал успокаивающе. Из окна была видна беспредельная пелена облаков, освещенных солнцем. Летели на высоте трех тысяч метров. Коллинз и Хансен сидели рядышком, вплотную. Устроились вполне удобно в этой куче всякого военного хлама.

Коллинз сразу же задремал – видно, неплохо провел ночь.

Хансен слегка кашлянул, и Коллинз медленно поднял отяжелевшие ото сна веки.

– У вас что-нибудь на сердце, Хансен? – спросил он. – Выкладывайте…

Хансен кивнул.

– Скажите, майор… Вы знаете, я не люблю любопытствовать, но вчера с вами что-то произошло. Просто плохое настроение или… или неприятный разговор в главном управлении?

Коллинз внутренне содрогнулся. Откровенный вопрос заместителя застал его врасплох.

– И то и другое, – проворчал он и быстро повернул голову к Хансену. – Я уверен, что в нашей фирме есть предатель, Хансен… И теоретически, да, теоретически этим предателем являетесь вы…

Испуга не произошло. Хансен узнал как раз то, что ему и хотелось знать: в главном управлении что-то подозревают. Это он молча отметил про себя и, улыбаясь, посмотрел на майора.

– Теоретически могу оказаться я, майор. Но если говорить строго, то и вы также!

Коллинз сперва смущенно мигнул, потом засмеялся и без всякого перехода спросил:

– Вы знаете, Хансен, что собой представляет правительственный телеграф как учреждение?

Хансен молча кивнул.

Коллинз рассеянно глянул в окно.

– Восточноберлинский правительственный телеграф – наша следующая задача.

Под крылом военного самолета показался Эйзенах. Вот-вот должен был появиться аэродром, а Коллинз все объяснял и объяснял Хансену детали той части плана главного управления, которой им придется заняться.

– Наша группа займет в решительный момент здание правительственного телеграфа. Оттуда мы пошлем по всем направлениям настолько противоречивые указания, что получится полная сумятица. А тем временем главные стратегические пункты попадут в наши руки.

– А вот о том, как это сделать, вы подумали, майор?

– Конечно… Правда, я недалеко ушел. Может быть, вам, Хансен, придет что-нибудь на ум?

Хансен задумался, даже закрыл глаза. И вдруг сказал тихо:

– Будь я на вашем месте, я бы постарался найти подходящего руководителя группы из числа наших подопечных в учебном лагере. Надел бы на него форму народного полицейского и пусть сыграет капитана из Копеника.[1]1
  Капитан из Копеника – под таким именем известен известный авантюрист XIX столетия. Выдавая себя за офицера германской армии, он совершил дерзкое ограбление, командуя целым взводом солдат. Военная форма оказала столь гипнотическое воздействие на «патриотически настроенных» горожан, что никому и в голову не пришло подозревать мнимого капитана, хотя тот прошел свою «военную подготовку» в тюрьме, а форму купил у старьевщика.


[Закрыть] Возможно, что этот путь…

Коллинз сразу ухватил суть дела.

– Капитан из Копеника? Нет! Капитан из Панков[2]2
  Панков – район в северной части Восточного Берлина.


[Закрыть] – это уже лучше звучит.

Коллинз раскатисто рассмеялся, но вдруг оборвал смех: из бортового динамика донесся голос пилота:

– Подлетаем к Берлину. Прошу застегнуть ремни.

Коллинз и Хансен принялись старательно привязываться.

Коллинз совсем разыгрался, настроение его явно улучшилось. Он даже по-приятельски толкнул Хансена локтем в бок.

– Насчет капитана мы еще потолкуем.

Самолет пошел на посадку.

Антикварный апостол

Коллинз вылез из самолета в великолепном настроении. Они приземлились в Темпельгофе, и их никто не встречал, но майор быстро разыскал перед зданием аэровокзала черный «оппель-капитан» последнего выпуска и уверенно повел его в Берлин. Коллинз обожал хорошие автомобили и пользовался любым случаем, чтобы посидеть за рулем. Вот показались кварталы вилл. Коллинз увеличил скорость, открыл боковое окно. Спокойно закурил сигарету.

У одного из перекрестков Коллинз показал Хансену виллу, уютно выглядывающую из-за густой листвы сада.

– Сколько воспоминаний, – сказал он. – В этой вилле у меня было место свиданий с одним агентом. Это был великолепный работник, почти такой же хороший, как и вы, Хансен. Звали его Пулвер… Был у него только один недостаток. Он сотрудничал не только с нами. Я обо всем догадался, и в тот самый день, когда я хотел положить его на обе лопатки, парень исчез. И прислал мне открытку. С Бескидов, из Польши!

Коллинз с силой нажал на педаль, и машина рванулась вперед. Хансен едва заметно улыбнулся.

– К чему это вы мне рассказываете, майор?

Коллинз искоса взглянул на него, принужденно ухмыльнулся.

– Больше я не хочу получать подобных открыток из Польши, мой дорогой Хансен…

Машина резко остановилась перед низенькой виллой в стиле американского бунгало.

– Моя новая берлога, – сказал Коллинз. – Запомните ее положение. Да, для вас заказана комната в «Рикси». Ну, выходите, Хансен, ландшафт того заслуживает!

Коллинз демонстрировал внутреннее убранство виллы не без чувства гордости за свои владения. Его домашняя обстановка в Вюрцбурге была спартанской, здесь же, в Берлин-Целендорфе, Коллинз развернулся вовсю.

– До семнадцати часов вы мне не нужны, Хансен, – сказал он, доставая из кармана какую-то записочку. – Но, может быть, вы окажете мне одну услугу?

Коллинз протянул записку Хансену.

– Видите ли, я питаю слабость к кое-каким изъеденным червями старинным вещичкам… В общем, Хансен, поезжайте в антикварную лавочку на Иоахимсталерштрассе. Там есть одна вещь… Купите ее для меня.

– Будет сделано, майор. Что-нибудь еще?

– Нет, нет, больше ничего до семнадцати часов. Да, вот вам ключи от автомобиля, он мне не нужен.

Коллинз подошел к окну, наблюдая за отъезжающим Хансеном, потом прошел в салон и нажал на клавишу переговорного устройства, спрятанного возле дивана.

– Коллинз… – раздельно выговорил он.

– Сэр? – хрипловато ответили ему.

– Он только что выехал, лейтенант. Пошлите за ним двоих. Подберите поумнее… И если придет посетитель, проводите его ко мне. Тотчас же!

* * *

Посетитель оказался полным, угодливо улыбающимся человечком. Вошел он робко, и было видно, что шикарная обстановка салона его явно угнетает. Коллинз вежливо предложил сесть. Посетитель осторожно присел на серые подушки дивана. Взглянул на ожидающего Коллинза. Потом отвернулся, прикрыл левый глаз рукой и, аккуратно положив свой стеклянный глаз на белоснежный носовой платок, протянул Коллинзу.

Коллинз наблюдал эти манипуляции со смешанным чувством любопытства и брезгливости. Достал из шкафчика возле окна открытую коробочку с еще одним стеклянным глазом и пододвинул ее по крышке стола своему гостю. Затем стал осторожно разнимать принесенный ему глаз.

Посетитель чуть-чуть улыбнулся, когда Коллинз извлек из стеклянного глаза три микрофильма. Микрофильмы были намотаны на маленькие катушечки. Коллинз подошел к окну и развернул перед собой одну из принесенных пленок. Его рот дернулся.

– Слабо…

Посетитель быстро пояснил:

– Одна из пленок оказалась перепроявленной. Я только положил пленку в проявитель, как вдруг ко мне пришли…

Коллинз просматривал вторую, более чуткую пленку.

– Кто пришел? – спросил он рассеянно.

Посетитель замолчал в замешательстве.

– Зашли… зашли эти, из организации «Народная солидарность»… Я, видите ли, состою в этой организации.

Коллинз свернул пленки.

– Да, – сказал он, кивнув головой, – это замечательно, что вы состоите в этой организации. Есть еще что-нибудь новое?

Толстяк встал с дивана.

– Я получил путевку на курорт, на берег Черного моря. За хорошую работу.

– Ого! – насторожился Коллинз. – И у вас на руках эта путевка?

Посетитель достал из старенького бумажника путевку и положил ее на стол.

– Это нужно взять на заметку, – сказал Коллинз. – Да, распишитесь.

Он достал из бокового кармана тоненькую пачку денег, отсчитал пять раз по пятьдесят марок и пододвинул своему посетителю.

– Пересчитайте!

Толстяк педантично вывел свою подпись. Коллинз переписал в записную книжку данные путевки.

– Там должно быть точно, – сказал он вполголоса. – Вы пересчитали?

– Двести пятьдесят марок, – слегка разочарованно откликнулся посетитель.

Толстяк отдал расписку Коллинзу и спрятал полученные деньги в какое-то тайное отделение бумажника. Тем временем Коллинз медленно выводил на бланке расписки цифры, одну за другой, справа налево. Вначале он нарисовал ноль, затем второй, потом в задумчивости вывел четкую пятерку.

* * *

Час спустя на том самом столе, на котором только что произошел обмен стеклянными глазами, Хансен устанавливал метровую деревянную фигуру апостола. Коллинз вошел в салон и, прищурив глаза, окинул фигуру апостола взглядом знатока. От старости и дыма благовоний, многие годы воскуряемых у ее подножия, дерево статуи пожелтело. Даже на несведущего человека фигура производила впечатление своей изысканной простотой, какой-то особенной резкостью черт лица, за которыми угадывалась рука большого мастера.

– Стоит целую кучу денег, майор! – сказал Хансен.

– Искусство всегда стоит массу денег, мой дорогой… – подтвердил Коллинз.

– А доставка, майор! – засмеялся Хансен. – В любом случае вас не надули с этим апостолом. Он стоял у алтаря в Бреславле, продавец за это ручался.

– Чудесно, Хансен, чудесно, – Коллинз широко и благосклонно улыбнулся Хансену.

– Будут еще поручения, майор?

Коллинз нежно прикоснулся к дереву статуи.

– Можете смеяться надо мной, Хансен, но я как-то купил весь алтарь…

Хансен взглянул на него удивленно.

– Весь алтарь?

– Часть за частью, фигуру за фигурой, – продолжал Коллинз.

– И, разумеется, вы его перепродали дальше, майор?

Коллинз вздохнул.

– Разумеется, Хансен… Эти древние пеньки – любимая игрушка наших миллионеров. Я бедный майор, Хансен, не буду же я украшать вот такими апостолами свой комод.

Коллинз снял апостола со стола и бережно запер его в стенной шкаф. Повернулся к Хансену и наставительно заявил:

– Каждый, кто хоть сколько-нибудь разбирается в делах, может по меньшей мере столько же заработать на распаде какой-либо древней культуры, как и на строительстве новой.

Хансен пожал плечами, он казался чем-то расстроенным.

– Сожалею, майор… Я в этих делах не разбираюсь.

– Это не каждому дано, Хансен, – Коллинз дружелюбно обнял Хансена за плечи и провел в соседнюю комнату, где на большом письменном столе лежали еще влажные фотографии, одна рядом с другой.

– Подойдите ближе, тут вас кое-что заинтересует.

Фотографий было много. На одной Хансен сразу же узнал здание министерства связи ГДР. Затем следовали детально сфотографированные двери, лестницы, входы и выходы, интерьеры различных комнат, уставленных аппаратурой связи. Профану все это собрание снимков неизвестного назначения могло бы показаться совершенно неинтересным, но Хансен не смог удержать восхищенного восклицания:

– Доннер веттер! Ну и работка!.. Хороша…

Хансен стал просматривать фотографии. Коллинз довольно улыбался.

– Вот это и есть телеграф восточноберлинского правительства, – сказал он. – Снаружи, изнутри… Личный состав работников, служба охраны, расположение кабелей питания, выключатели, бильдтелеграф… Да вы сами видите.

Коллинз взглянул на часы.

– Просмотрите все это внимательно. Понадобится еще что-нибудь – человек до шести часов в вашем распоряжении. Но только до шести часов, так как он уезжает на целых две недели.

Коллинз направился к двери.

– Как, Хансен, что-нибудь подходящее на сегодняшний вечер подыскали? – спросил он неожиданно.

Хансен подсел к письменному столу и, внимательно разглядывая фотографии, ответил с ленцой:

– Рекомендовали мне тут один кабачок… «Золотая подкова». Говорят, удачное соединение скакового манежа и бара…