Текст книги "Совершенно секретно"

Петер Випп
Совершенно секретно

На полосе

Шукк тяжело забрался в развилку уродливо изогнутой сосны и устроился там поудобнее. Хансен услышал, как он по-домашнему уютно откашлялся, прежде чем достать из кармана куртки ночной бинокль и поднести его к глазам. Несколько дней подряд шли дожди, почва насквозь пропиталась влагой, и пахло вокруг прелью и можжевельником. Легкий ветерок проносился над лесом, стряхивая с кустов и деревьев мелкие капли. Как всегда, Хансену показались непереносимо долгими эти минуты ожидания. Наконец Шукк чуть приподнял руку.

– На полосе… – прошипел он сквозь зубы.

В ночной тишине были отчетливо слышны шаги пограничников, там, по другую сторону полосы. Пограничники говорили о чем-то. Подошли ближе. Теперь можно было расслышать отдельные слова, что-то про недавний футбольный матч… Но вот они прошли, не слышно ни слов, ни шума шагов. Еще несколько минут ожидания. Шукк снова поднял правую руку, и Хансен бесшумно двинулся вперед. Он ловко пробирался сквозь кустарник, старательно избегая прикосновения к мокрым сучьям. Еще несколько шагов, и Хансен вышел на опушку. Справа тянулась колючая проволока, за ней десятиметровая вспаханная полоса и как бы предупреждающая об опасности рука – яркий щит с надписью:

ВНИМАНИЕ! ПОГРАНИЧНАЯ ЗОНА!

За последние три года Хансен пересекал границу не менее двенадцати раз. И неизменно им овладевало неприятное чувство: будто кто-то следит за ним. А Хансен здесь знал каждый куст и каждую кочку. Для него было ясно: дело тут не в страхе. Он смог при несколько других обстоятельствах убедиться в своем бесстрашии. Да и сегодняшнее задание было не из самых трудных.

Хансен опустился на колени у лохматого куста ежевики – таких же кустов с сотню или больше росло на опушке – и раздвинул листву у самой земли. Под корнями куста зияло отверстие дренажной трубы. Черное, как тушь; крысиный ход, да и только… С трудом Хансен протиснул плечи в отверстие трубы. И отверстие было мало, и Хансен был широкоплеч. Шумно сомкнулись за ним ветки кустарника, брызнули сверкающей росой на зеленый мох, и все затихло.

…Шукк устроился в развилке сосны совсем уютно. Для той лисьей норы, в которую залез Хансен, он, слава богу, был слишком толст. Здесь же Шукк был вне опасности. Время от времени он подносил к глазам бинокль и спокойно осматривал местность по другую сторону границы. Что бы там ни произошло – наплевать! Он без всякого труда сменит место наблюдения, вот и все. На мгновение ему показалось, что он похож на беззаботную птичку, чуть что – прыг-скок – и на другую ветку. Шукк даже улыбнулся.

Потом ему в голову полезли разные мысли, и среди них одна, посещавшая его и раньше: до чего же просто можно было бы избавиться от этого Хансена. Из всех своих «конкурентов» Шукк недолюбливал его больше всех. Избавиться раз и навсегда… Вот сейчас свистнуть, да погромче, как раз в момент, когда голова этого Хансена вынырнет из трубы по ту сторону границы. Назад Хансену путь будет отрезан, а у этих молодых пограничников чертовски быстрые ноги. И ни одна мышь не пискнет, кто кому или кто о чем тут посвистывал, когда он один вернется в Вюрцбург.

А, все это чепуха!.. Шукк отогнал эти мысли. И откуда только они появляются? Вероятно, такие мысли неотделимы от его проклятой профессии.

А Хансен тем временем уже был на условленном месте. Пожилой человек в темно-зеленом костюме лесничего сделал ему знак рукой. Хансен подошел ближе, и человек этот, даже и не поздоровавшись с ним, протянул ему бумажный пакет.

– Целая библиотека, – прошептал он. – Надеюсь, будете довольны.

– Хотелось бы надеяться… – Хансен спрятал бумаги и протянул человеку в зеленом пачку денег, скатанных в тугой ролик и перевязанных резиновой лентой.

– Что с Ледерманом, что со Шнее? Не узнали? Третье свидание прогуляли.

Лесник недовольно пожал плечами.

– Получили повышение, вероятно, – сказал он.

Какую-то долю секунды они смотрели друг другу в глаза, потом Хансен подмигнул леснику.

– Боитесь? – спросил он.

– Бояться буду завтра, сегодня – нет. Вот так! – и оскалил зубы.

– Ну ладно. Слушайте последний боевик на этой неделе. Если Джульетта пошлет привет Ромео, то тридцать часов спустя здесь будет один человек.

– Джульетта… Ромео… – повторил лесник.

– Да, и как обычно… Вывести только из пограничного района. Больше ничего. Есть вопросы?

Лесник взглянул на часы, отрицательно качнул головой.

– Вам пора испариться, Хозяин. Ни пуха ни пера!

* * *

Темно-серый «форд» мчался по шоссе. Машина была первоклассной, и Шукк вел ее с явным наслаждением. Искоса посмотрел на Хансена. Тот сидел усталый и мрачный. «Застудил пупок в своей дренажной трубе», – подумал Шукк и спросил:

– Что, холодно?

Хансен не ответил, и Шукк обиделся.

– Послушайте, Хансен, – заговорил Шукк с ехидцей, – вы, конечно, начальство. Волею майора Коллинза… Но иногда, знаете ли, следует и с рядовыми поболтать. Большие люди тоже иногда снисходят. В одной лодке мы сидим, Хансен, в одной лодке, думается мне… Что, заморозил брюхо в этой проклятой трубе?

Хансен достал сигарету, закурил. С силой выдохнул дым на ветровое стекло.

– Чего, чего, а воды там хватает, – пробормотал он.

– Вообще эти трубы! – Шукк скривил рот в неодобрительную гримасу. – Слава богу, что у меня довольно сала на ребрах. И силком в эту трубу не затолкнешь. Средневековьем попахивает все это, Хансен, трубы эти. Ну да, конечно, тем, кто наверху, не приходится самим навоз убирать. Три года работает наша лавочка, а еще…

– Ну, в этом-то вы не разбираетесь, Шукк! – сказал Хансен. – Эта труба в Немецкий музей попадет, дайте только срок… Лесник подпишется под этими моими словами. Она для нас просто бесценна, эта труба.

– Что-нибудь новенькое у него? – спросил Шукк.

– Да. Ледермана и Шнее можно списать.

Шукк даже присвистнул. «Ну, парень, держись! – подумал он. – Боссу это плохой подарок. Вернуться, можно сказать, из земли обетованной, а тебе в награду орден Репейника».

Семеро за сорок дней

Свой двухнедельный отдых майор Тэд С. Коллинз провел на родине. Был он лет сорока, здоровья отменного, выглядел бы и моложе своих лет, только на висках уже пробилась седина. Жанетт было за тридцать. Это были волнующие дни, настоящий отдых, и как раз вовремя… Женщинам в этом возрасте частенько приходят в голову поразительные идеи. И не всегда удачные, если муж находится за океаном. Как и прежде, Жанетт подвезла его на аэродром и, не скрывая страха, спросила:

– Тэд, когда ты выйдешь из игры?

Коллинз постарался ее успокоить.

– Это такая работа, Жанетт… Видишь ли, это как страхование жизни. Вот мы сейчас присмотрели ту ферму в Миннесоте, может быть, в ней все наше будущее… Но нужно собрать деньги. Конечно, когда все операции в Германии закончатся, тогда все равно конец, а пока…

Вспоминая эти последние минуты на аэродроме, Коллинз поморщился, как от головной боли. Жанетт все-таки заставила его разозлиться. Да, не просто было уйти от этого разговора. Но теперь – все! Отпуск позади. Здесь уж никакая Жанетт ему надоедать не будет, да и образцовая ферма, о которой он так мечтал, приобретает уже вполне реальные очертания. Она будет его, эта ферма!.. Теперь за дело! В конце концов все зависит от того, как идут дела в этом идиллическом Вюрцбурге. Он поднял трубку.

– Хеллоу, Пегги!

Коллинз немного позировал за столом, его широкое лицо так и сияло благосклонностью. Пегги отворила дверь, и в комнату вошли сотрудники его фирмы. «Конкордия экспорт-импорт, Вюрцбург» – так называлась эта фирма. Сотрудники вошли в кабинет: маленькая, но опасная группа. Вот Хансен, его правая рука, его «бестманн». Коллинз высмотрел его во время Лейпцигской ярмарки и лично обучил. Что ж, из Хансена получился человек вполне в его вкусе. Коллинз улыбнулся ему, и Хансен ответил быстрой улыбкой. Толстый Шукк стоял за Хансеном, но был виден почти весь, какой-то разбухший и невыспавшийся.

Коллинз кивнул Шукку, тот не ответил: он грыз ногти. Чех Франтишек, стоящий позади всех, ухмыльнулся, и Коллинз строго посмотрел на него.

Франтишек был шофером, садовником, охранником и сторожевым псом фирмы «Конкордия экспорт-импорт» – последний номер в той большой игре, которой занималась фирма. Но и его нельзя было упускать из виду. Хансен должен заняться его воспитанием. Коллинз кивнул еще раз всем сразу и сел за стол.

– Рад видеть вас в полном здравии. Миссис Коллинз передает вам привет… Благодарю, благодарю, в первом же письме передам ей ваши пожелания.

Франтишек был шофером, садовником, охранником и сторожевым псом фирмы «Конкордия экспорт-импорт» – последний номер в той большой игре, которой занималась фирма. Но и его нельзя было упускать из виду. Хансен должен заняться его воспитанием. Коллинз кивнул еще раз всем сразу и сел за стол.

– Рад видеть вас в полном здравии. Миссис Коллинз передает вам привет… Благодарю, благодарю, в первом же письме передам ей ваши пожелания.

Коллинз уселся поудобней.

– Ну, теперь за дело, – сказал он.

Хансен начал докладывать. После первых же его слов Коллинз наклонил голову и закрыл глаза.

Хансен закончил доклад, и жилка на лбу у Коллинза вспухла. Неожиданно он резко вскинул голову и уставился на Хансена.

– Стоп, Хансен! Что вы только что сказали?

– Речь идет о Ледермане и Шнее, мистер Коллинз. Уже третью встречу пропустили. Это означает, другими словами, что их загребли…

Коллинз молча посмотрел на Хансена секунду, другую. Потом ловким движением выдернул несколько карточек из коробки, стоящей на столе, торопливо выбросил из стопки одну карточку, вторую, третью, четвертую, пятую…

– Два, три, четыре… – громко считал он. Затем еще раз заглянул в коробку с карточками, достал еще две. – И еще две, всего семь! – Коллинз с силой прихлопнул мясистой волосатой ручищей лежащие на столе карточки. Белые прямоугольники с темными пятнами фотокарточек посредине.

– Семь человек за сорок дней! Можете вы мне объяснить, в чем дело?

– Попытаюсь, – сказал Хансен.

– Ну?

– Система предупредительной сигнализации не менялась уже два года. Вполне возможно, что органы государственной безопасности кое-что и узнали…

– Вы представляете себе, Хансен, что означает изменение системы сигнализации?

– Может быть, здесь индивидуальные осечки? – вмешался в разговор Шукк.

Коллинз удивленно уставился на него.

– Пятеро в Магдебурге, теперь семеро в Лейпциге… И каждый раз по объекту главного телеграфа! Индивидуальные ошибки? Это просто смешно, Шукк!

Шукк почувствовал – дал маху, и цинично заметил:

– Но мы ведь планировали потери: двадцать человек, восемнадцать в лучшем случае…

Коллинз потерял терпение. Он не закричал на Шукка, но сдержал себя с трудом. Руки его дрожали.

– Да, да… – хрипло сказал он. – Но не за четыре недели! Ну, на сегодня довольно… Вот что, Хансен. Боевик в конце недели отменить. Остальное сообщу позже.

Пегги заглянула в кабинет.

– Майор, главное управление!

Коллинз быстро схватил трубку.

– Майор Коллинз слушает. – Машинально поправил костюм. – О’кэй, сейчас буду.

Коллинз медленно положил трубку.

– Мистер Хансен, мне сейчас потребуется план расстановки тайных передатчиков и мест приземления самолетов. Вы, Шукк, на сегодня свободны. Да, скажите чеху, пусть приготовит автомобиль. Через час я выезжаю во Франкфурт.

Коллинз вышел из виллы и направился к своему домику, стоящему в глубине сада. Там была только одна комната да еще передняя, служившая Франтишку чем-то вроде дежурки. Здесь стояла его койка, окруженная всевозможными опасными для жизни вещами: над койкой висел пистолет-пулемет, рядом с ним на полочке лежали гранаты со слезоточивым газом, а со стены улыбались три балерины, сфотографированные почти в полный человеческий рост. В комнате Коллинза «роскошь» была сведена к минимуму. Офицерская кровать-раскладушка, рядом шкаф, в углу душ. Сразу же за дверью стоял массивный холодильник.

Но вот Франтишек подогнал сверкающий хромированными деталями мощный автомобиль шефа. Коллинз перекинул через руку плащ и вышел во двор. Франтишек выпрыгнул из автомобиля и распахнул перед майором дверцу. Он все умел делать быстро и как-то жизнерадостно, будто бы оказывал любезность, а не выполнял приказ.

Хансен и Шукк не отрывали взгляда от машины майора, пока она не скрылась из виду. Они стояли у открытого окна в сад. Шукк озабоченно покачал головой.

– Скрылся… – недовольно сказал он. – А я только хотел поговорить с ним… В отношении аванса.

Хансен насмешливо поднял брови.

– Сколько?

Шукк немного помялся, облизнул пересохшие губы.

– Ну, для начала что-нибудь около ста марок…

Хансен улыбнулся и полез за бумажником.

– Для казино? – спросил он строго.

– Нет, нет, – довольно сказал Шукк, – что ты, дружище, – налог в пользу церкви.

Шукк, не считая, быстро спрятал банкноты.

– Удивительно! Чем больше люди хотят иметь денег, тем их становится меньше. Вы не разделяете этого мнения, Хансен?

Подозрителен каждый

«Совершенно секретно» – эти слова, казалось, носились в воздухе конференц-зала главного управления во Франкфурте-на-Майне. Начальник военной разведки открыл заседание одним движением руки. Он был в штатском, этот генерал, но каждый из собравшихся знал, что за его плечами мощь крупнейшей на Западе разведывательной организации. У него был пытливый взгляд исследователя, благородная серебряная седина – одно из тех лиц, портреты которых так охотно помещают на обложках журналов.

За широким овальным столом непринужденно расселись приглашенные. Двое штатских профессорского типа, майор Коллинз, еще один майор из генерального штаба и известный психолог полковник Рокк.

Генерал коротко кашлянул. Его взгляд еще раз пристально ощупал каждого из присутствующих за столом.

– План операции «Е» готов, – сказал он медленно. – Сегодня он должен быть утвержден. План распадается на три фазы: психологическая подготовка операции, диверсионная деятельность, военно-стратегические акции. Начнем с первой фазы. Прошу…

Один из господ в штатском выпрямился.

– Психологическая подготовка протекает удовлетворительно. Радио, телевидение и пресса сконцентрировали свои усилия для достижения двух целей: создания атмосферы обеспокоенности за свою судьбу и развития психоза массовых побегов.

Второй из штатских тут же подхватил:

– Ядро диверсионной деятельности заключается в непрерывном укреплении существующих антикоммунистических групп путем проникновения сил со стороны Запада.

Коллинз встал из-за стола и подошел к стене, наполовину закрытой картой Германской Демократической Республики. Указывая на ярко раскрашенные пункты, доложил:

– Сеть радиопередатчиков готова к действию. Мы в курсе любого перемещения войск в зоне. Подготовительная разведка для занятия таких важных объектов, как радиостанции, телевизионные станции, почтовые и телеграфные отделения, будет закончена в ближайшее время…

Сидевший за столом штатский снова взял слово:

– В нужный момент мы даем сигнал диверсионным группам в зоне и немедленно создаем обстановку гражданской войны, то есть как раз ту ситуацию, в которой возможно военное вмешательство и осуществление захвата зоны.

Его прервал майор из генерального штаба. Он подошел к Коллинзу и, помогая своему докладу хищными движениями костлявой руки, заявил:

– Ложные удары по линии Любек – Берлин, Гельмштедт – Берлин начинаются строго одновременно. Следует прорыв из Западного Берлина в Восточный. Цель – объединение с воздушными десантами. И, наконец, главный удар: вдоль чешской и польской границ.

Майор повернулся к генералу и четко добавил:

– Исполнитель захвата – бундесвер. Оккупационная армия и контингенты НАТО приводятся в боевую готовность.

Майор помолчал. Генерал кивнул ему, и тот занял свое место за столом; рядом уселся Коллинз.

Следующие слова генерал произнес, едва шевеля губами:

– Акция захвата органически вытекает из осенних маневров войск союзников. Мне не хотелось бы подчеркивать, что эти действия встретят восточногерманский режим абсолютно неподготовленным.

Генерал вяло указал на папки, лежащие перед Коллинзом и двумя другими, в штатском. На папках ярко выделялись белые штампы.

– Господа, – сказал он, – вам, надеюсь, известны эти штампы на ваших папках? Они означают высшую секретность. При разглашении или утрате материалов, независимо от того, какие обстоятельства к этому привели, военный суд вряд ли найдет смягчающие вину обстоятельства… Благодарю вас, господа.

Все встали. Выходили по одному. Неторопливо и безмятежно, будто случайно встретились в кафетерии и теперь направляются по своим делам.

Майор Коллинз уже стоял в дверях, когда полковник Рокк позвал его:

– Минуточку, майор!

Коллинз вернулся в конференц-зал. Он не казался удивленным.

– Слушаюсь, сэр.

Полковник Рокк смотрел на Коллинза с явным неодобрением. Этот мускулистый майор – одна из главных карт в игре, но полковник почти не сомневался, что майор доставит ему еще немало огорчений.

– Вам нанесли порядочный урон, майор? – спросил полковник.

Коллинз устало повел плечами. Генерал строго взглянул на Коллинза.

– Вы не ответили на вопрос полковника, Коллинз. Что, в Вюрцбургском центре «прокол»?

– Я не уверен…

Генерал посмотрел на Рокка. Тот снял очки в тяжелой роговой оправе и старательно протирал стекла.

– А вот я считаю это возможным, – заметил полковник.

Коллинз закусил губу.

– Простите, господа, но я чувствую, что…

Генерал недовольно прищурил глаза.

– А нас не интересует то, что вы чувствуете, майор. Приведите в порядок свои берлинские дела, затем возвращайтесь в Вюрцбург и вооружитесь увеличительным стеклышком… Если в Вюрцбурге «прокол», Коллинз, то отвечать придется вам.

Коллинз устало выпрямился.

– Слушаюсь, сэр!

Он быстро вышел, жилка на лбу опять задрожала. Генерал, провожая его взглядом, заметил:

– Никаких подозрений! Удивительно…

Полковник Рокк усмехнулся.

– В нашем деле подозрителен каждый… И это основное правило.

Генерал снова повернулся к окну, вглядываясь в уличную толчею.

– Тогда вот что, полковник. Займитесь-ка Вюрцбургом. Думаю, что это задание как раз для вас.

Ювелирная работа

Хансен знал, что сегодня вечером наступит решительная минута. Капли пота катились по его застывшему, как маска, лицу, будто он занимался тяжкой физической работой. Прямо на ковре в кабинете Коллинза были разбросаны листы бумаги с бесконечными колонками пятизначных цифр. Вновь и вновь Хансен вычеркивал из колонок цифру за цифрой, строчку за строчкой. В кабинете была почти полная темнота. Хансен набирал на дисках массивного сейфа цифру за цифрой; присвечивал себе фонариком, похожим на длинный и толстый карандаш. Фонарик он держал в зубах, и яркий лучик света освещал пять небольших дисков с цифрами в нише передней стенки сейфа. Все новые и новые сочетания цифр появлялись на дисках, и после каждой попытки Хансен брался за ручку сейфа, пытаясь повернуть кольцо. Опять напрасно… Еще одно число… Хансен поднял голову. В передней комнате послышались шаги. Это могла быть только Пегги. Одним прыжком Хансен был у двери, быстро запер ее, спрятал ключ. Лампа, зажатая в зубах, погасла… Ну конечно, это Пегги… Хансен облегченно улыбнулся, а Пегги долго что-то искала в своем письменном столе, потом ушла. Теперь можно снова заняться сейфом. Вновь набрал первые четыре цифры… Девять… семь… пять… три… Почувствовал, как задрожали кончики пальцев: вот сейчас последнее число. Это оно, это должно быть оно. Только единица, только единица 97531! 97531… Ручка медленно повернулась. Тяжелая дверь сейфа отворилась.

Хансен заглянул в сейф. Напряжение исчезло, будто кто-то провел по лицу мягким платком. За тяжелой дверью сейфа находилась еще одна сплошная дверь, в свете фонарика сверкнул сложный замок-предохранитель. Ничего не поделаешь, во всяком случае, на сегодня – все… Минута острого разочарования, потом Хансен принялся убирать следы своей напряженной работы над сейфом шефа. Но все-таки результат был: 97531. Неделями Хансен мудрил над наборными дисками сейфа. Наконец-то… И ради этого всего он вот уже три года сидит в Вюрцбурге, «дослужился» до руководителя группы, стал заместителем самого Коллинза.

…В тот час, когда Хансен возился с сейфом своего шефа, километров за триста от Вюрцбурга, в одном из серых массивных зданий Берлина, заканчивалось совещание.

Трое в гражданском платье, скромная обстановка. В маленьких чашках стынет черный кофе, груда сигаретных окурков в просторной пепельнице. Усталые лица.

Старший из трех – широкоплечий высокий человек, седые волосы коротко подстрижены и торчат щеткой – решительно положил руку на фотокопию стратегической карты.

– Повторим еще раз… Это тот самый план, который наши противники готовили на протяжении многих лет. Состояние подготовки сегодня обсуждалось в главном управлении. Нам доложили, что детальные планы уже розданы по оперативным отделам. Система распределения материалов…

Он остановился, взглядом приглашая продолжить своего соседа, сидящего от него по правую руку. Тот разъяснил:

– Система распределения материалов нам известна. К сожалению, круг лиц, допущенных к нему, очень узок. Некоторые сотрудники главного управления и руководители областных центров военной разведки…

– Так… Вот у одного из них нам и нужно будет изъять эти планы. И если мы их получим, тогда, – голос председательствующего прозвучал твердо, – тогда мы предадим их самой широкой огласке. Пусть узнает обо всем мировая общественность… Материалы должны попасть к нам в оригинале, обязательно в оригинале… И тогда мы увидим, что останется от этих планов. Время не терпит. Сегодня мы должны все решить. Какие будут предложения?

Младший из трех пожал плечами. На вид ему было лет тридцать, не больше. Он быстро просмотрел свои записи.

– Мне кажется… Лучше всего взять их в Вюрцбурге… – Задумчиво глянул в окно. – Товарищ Лоренц там уже три года…

– Договорились… – кивнул головой председательствующий. – Организуйте встречу… Если возможно, здесь, в Берлине.