Текст книги "Враг у ворот"

    Несколько раз я пытался ударить противника бляхой в лицо, но тот умело увёртывался, всякий раз подставляя под удар дубинку. Тогда я чуть изменил тактику, теперь я бил ремнём, и тут же наносил удар нагой, целя противнику в пах. Это возымело действие, парень занервничал, распыляя своё внимание и мгновение спустя пропустил сильнейший удар бляхой в голову, покачнувшись он выронил из рук дубинку, кровь сильной струёй потекла из рваной раны на его голове. Чуть отойдя назад, я нанёс сильный удар с разворота, метя ногой ему в грудь.

– Стой! – инструктор Джейсон, стоя невдалеке вместе с незнакомыми мне людьми, поднял руку,

останавливая меня от дальнейших действий. – Хватит с него!

   Один из стоящих рядом с инструктором людей, щёлкнул пальцами, привлекая моё внимание.

– Вы действительно никогда раньше не занимались ни чем подобным? – Я отрицательно мотнул

головой. – Хорошо! Тогда очень хорошо! Продолжайте инструктор!

  И мы продолжили. Теперь тренировки проходили на улице. Там было что-то типа полигона: кучи сломанной бронетехники, траншеи, воронки от снарядов, натянутые сплошь и поперёк витки колючей проволоки. И я ползал, прыгал, перелезал при этом непременно стреляя; или подкравшись, кидался на воображаемого противника с ножом стараясь во что бы то ни стало перерезать ему глотку.

    Меня научили водить разнообразную технику: начиная от маленького джипа и заканчивая лёгкой десантной самоходкой.

    Я готов был это стерпеть, но, с тех пор, как мы начали тренировки на полигоне, каждый вечер, перед тем как я засыпал, ко мне в комнату заходил человек в белом халате, доставал из своего маленького саквояжа шприц, наполненный буроватой жидкостью, и вкалывал его содержимое мне в вену. Несколько минут я лежал, чувствуя, как жидкость разливается по всему моему организму огненным вихрем, а затем проваливался в забытьё лишённое сновидений. Но всё же я успевал, перед тем, как окончательно отключиться, уловить едва слышимые звуки начинавшие литься из двух подвешенных к потолку громкоговорителей. Вкрадчивый голос, он что-то говорил мне, разъяснял, приказывал. Я не мог разобрать слов, но смысл. Он был мне понятен. Они хотели лишить меня страха, хотели что б я беспрекословно, словно бездушная машина подчинялся их воле.

                                   04:03 Россия 34 км от Москвы 23 декабря 1941.

  Нас выбросили с парашютами прямо над немецкими позициями, благо было ранее утро и враг не мог заметить серые купола парашютов в тёмном небе.  Гул набирающих высоту самолётов ещё не стих в морозной тишине, а мы уже свёртывали свои парашюты, приземлившись близ деревушки со странным  названием – Надовражино. Я не знал, что оно обозначает по-русски, но звучало забавно.

     Четыре часа назад тяжёлый бомбардировщик Королевских ВВС Стирлинг Мk-1  доставил нас на засекреченный аэродром Прокшино близ озера Воже, где нас уже ждали три трофейных Фокке-Вульфа FW-190. Максимально облегчённые, со снятым вооружением и чуть удлинённой кабиной они были под завязку заправлены топливом необходимым, что бы дотянуть до Москвы. Российские офицеры сильно нервничали, постоянно курили, и, практически не общались с нами, наблюдая за нашими сборами стоя чуть в стороне.

   Быстро перекинув с бомбардировщика всё необходимое в кабины Фокков, мы прыгнули следом; пилоты не медля ни секунды, вырулили на взлётную полосу и, набрав обороты, взлетели в тёмное небо. Мы сильно рисковали, существовала большая вероятность того, что не проинформированные о нашей операции русские просто собьют нас средствами ПВО, или мы наткнёмся на одну из их эскадрилий, что также, при полном отсутствии вооружения на наших самолётах, приведёт к гибели. Единственное, что хоть немного успокаивало это то, что пилотами были русские – они знали все маршруты и всё время держались вблизи линии фронта, иногда забирая чуть восточнее резонно полагая, что тройка одиноко летящих Фокке-Вульфов скорее вызовет подозрение у немцев, чем у своих.

   Спустя три с половиной часа мы выпрыгнули с парашютами над намеченным на карте квадратом. Впервые в жизни я оказался в самом пекле войны. Со мной было ещё двое: инструктор Джеймс и щуплый парнишка в вязаной шапочке с новейшей снайперской винтовкой SAGR 40МЕ (аналог советской СТВ-40 Ф.В. Токарева) увенчанной толстым  глушителем и позволяющей прицельно бить на расстояние до полутора километров.

   Мы с Джеймсом были вооружены лёгкими стэнами и порядка десяти обоймами к ним. Скинув оттягивающие шею тяжеленые рюкзаки, мы быстро распаковали их: пара немецких шинелей и касок – рядового состав, два МР40 и документы, удостоверяющие наши личности. Но, судя по тому, что ни я, ни Джеймс не владели немецким языком, они навряд ли могли нам понадобиться. Стуча зубами на лютом морозе, мы натянули поверх тонких шерстяных костюмов промёрзшие насквозь шинели, надели каски, и, спрятав под шинели стэны, перекинули через плечо МР40. Теперь мы практически не отличались от обычных немецких солдат. Сменные магазины к стену крепились к надетому под шинелью широкому поясу с многочисленными карманами, туда же были прикреплены пара метательных ножей. Последним штрихом являлись походные ранцы; именно в них находилось то, ради чего мы оказались на передовых позициях врага – там находились взрывные заряды, управляемые по радио.  Насколько я знал, двух ранцев хватило бы на то, что бы развалить на части средних размеров жилой дом. Но  у нас была другая цель: четырьмя километрами южнее той точки, где мы сейчас находились, проходила железнодорожная ветка. По имеющейся у нас информации, примерно неделю назад фашисты пригнали на станцию Миитовская состав с грузом K-212, являющемся ни чем иным, как новейшей экспериментальной установкой залпового огня Везувий для подавления пехоты и  артиллерии. Разгрузив, они отправили К-212 на укреплённые склады близ городского кладбища.

    Я не знал откуда организация, в чьих рядах я по неволе оказался, обладала столь секретными сведениями; не знал насколько достоверна эта информация и не знал чьи интересы мы представляем участвуя в этой операции – России, Англии или может частного лица преследовавшего свои, одному ему известные цели.  При таком раскладе выбор был у меня лишь один, проверить их, рискуя собственной шкурой.

   Сверив часы, мы, проваливаясь по колено в снег двинулись на юг. Надо было спешить, успев подойти к объекту пока нас скрывала холодная темнота декабрьского утра. Лютый холод так же работал на нас, сводя возможность появление вражеских патрулей или снайперов практически к нулю.

    В седьмом часу, мы, обливаясь потом, наконец, подошли к цели нашей операции. Примерно в ста метрах от нас начиналась граница городского кладбища. Покосившиеся от времени кресты подле потрёпанных временем и непогодой плит высились нестройными рядами за давно не крашенной металлической изгородью. Лица покойников уныло глядели на нас с выцветших фотографий, словно приглашая присоединиться, нас, пока ещё живых, к их молчаливому обществу.

– Не раскисайте парни! – инструктор хлопнул нас со снайпером по плечам. – Склады находятся с

противоположной стороны кладбища. Мы с Полом обойдём его с восточной стороны, ты Дэвид пройдёшь сквозь него. На кладбище возможны патрули, и учти, шум поднимать нельзя – это провал! Минуй их, и занимай позицию. Далее. Увидишь, что мы подходим, дашь одиночный залп перед нами, если я дам добро, начнёшь чистку!

   Мы разделились. Снайпер, перепрыгнув через забор, вскоре затерялся между могилами и растущими на кладбище деревьями. Проводив его взглядами, мы двинулись в обход, инструктор шёл впереди, я чуть в стороне позади него. Пройдя вдоль кладбищенского забора метров двести, он вдруг рухнул ничком в снег, я не став дожидаться указаний рухнул следом.

– Чёрт! Слишком много патрулей –  Чуть приподняв голову, Джеймс огляделся. – Придётся

двигаться сквозь кладбище!

   Мы поползли по снегу. Достигнув забора, Джеймс ещё раз огляделся, и мы перелезли на территорию кладбища.

– Доставай стэн, эти пукалки нам уже ни к чему, – инструктор отбросил в сторону МР40 – Держись

ближе ко мне, если ложусь, значит, и ты тут же падаешь рядом. Стреляю я! Усёк!

  Я кивнул, доставая из-под шинели стэн. Передёрнув затворы, мы осторожно

двинулись вперёд, обходя засыпанные снегом могилы. Вскоре мы достигли протоптанной патрулями дорожки.  Бросив быстрый взгляд по сторонам, мы двинулись дальше.

   На наше счастье мы не повстречали ни одного патруля и вскоре вышли к южной окраине кладбища.

   Впереди, отделяемые от кладбища снежной полосой метров в двести, высились вражеские укрепления. Времени сделать их более основательными у фашистов не было и они ограничились тремя вышками с расположенными на них прожекторами и примерно шестью – семью огневыми точками: укрытыми за мешками с песком расчётами МG34. Примерно посередине снежной полосы, виднелась утоптанная множеством ног дорожка.

– Окопались, гады. – Джеймс, улёгшись на снег, глянул на часы. –  А времени у нас в обрез.

– Инструктор, – я, улёгшись рядом с ним, внимательно обвёл взглядом

кажущиеся неприступными позиции врага. – Мы не сможем высунуться, что бы снайпер заметил нас, пулемётчики в момент изрешетят нас.

  Джеймс, глянув на меня, постучал по моей каске рукой.

– Не бойтесь, это собьёт их с толку, по крайней мере на некоторое время, – он снова глянул на часы.

– Пошли, у нас осталось не боле получаса, если не успеем – все поляжем тут! Гляди!

   Я глянул в ту сторону, куда указывал палец инструктора. Чуть левее нас, примерно метрах в тридцати, находился вход на кладбище – большие металлические ворота; некогда плотно закрытые, сейчас их створки были сорваны с петель сильным взрывом. Не иначе фашисты кинули в них гранатой, не став утруждать себя вознёй с замком.

– Выйдем оттуда, стэн перекинь за спину, что бы фашисты до последнего не видели, кто мы такие,

надеюсь, парень не подведёт нас. Ну, давай, с богом!

   Я тоже надеялся, что снайпер благополучно добрался до места, иначе.

    Медленно поднявшись, мы побрели к воротам. Подойдя к ним, мы, укрывшись за толстым стволом дуба, отряхнули шинели от снега. Джеймс кивнул мне, я поднял большой палец, показывая, что готов, и, пройдя ворота, мы неторопливо двинулись в сторону смотрящих нам в грудь пулемётам врага.

  Я облизнул враз пересохшие губы, мы прошли уже метров тридцать, а снайпер всё ещё не давал о себе знать.  Вдруг, снежная гладь чуть левее Джеймса вздыбилась снежным фонтанчиком. Наконец-то!

– Дай мне закурить. Не торопись. Доставай медленно!

    Следуя указаниям, я неторопливо опустил руку в карман, вытащив пачку, протянул её инструктору. Тот, вытянув из неё сигарету, отдал пачку мне.

    Прикурив, Джеймс, чуть приподняв голову вверх, картинно выпустил дым. В ту же секунду снайпер начал свою страшную работу. Нет, я ничего не услышал, глушитель работал безукоризненно; я понял, что снайпер начал стрелять лишь по одной детали – едва различимые в полутьме головы пулемётчиков, видневшиеся за мешками укреплений, стали пропадать. На всякий случай мы чуть прибавили шагу.

– Семь! – инструктор, щелчком откинул сигарету далеко в сторону. – Сейчас вычистит вышки и

дело за нами.

   Мы преодолели уже более половины расстояния, отделявшего нас от сокрытых за укреплениями складов, как вдруг, прожекторы, медленно ощупывавшие землю под собой цепкими лучами света, замерли.

– Молодец парень! Вперёд Пол, скрываться больше бессмысленно! – мы, расстёгивая на ходу

сковывавшие движение шинели, понеслись к складу, минуя обезвреженные снайпером укрепления. Перебравшись через одно из них, мы избавили себя от необходимости преодолевать двойную линию колючей проволоки тянущейся вдоль периметра ограниченного укреплениями.

    Пока всё было спокойно, подозрительно, неправдоподобно спокойно. Даже мне, впервые участвовавшему в военной операции, было не по себе от гнетущей тишины, царящей вокруг.

    Мы были уже буквально в пяти метрах от первого здания, когда тишина взорвалась тяжёлым рокотом пулемёта; пули, со свистом раздирая морозный воздух, пронеслись в считанных сантиметрах от нас, несколько с глухим стуком, врезались в бревенчатую стену склада.

   Забежав за угол, мы остановились, тяжело дыша. Вход на склад был со стороны пулемётного расчёта. Каждая упущенная секунда работала сейчас против нас. Пулемёт продолжал стрекотать, посылая пуля за пулей в укрывшую нас стену. С противным рёвом взревел ревун, оповещавший о тревоге, я вздохнул, не надо было быть гением, что бы догадаться о том, что сейчас делает дежурный офицер – вызывает по телефону подмогу.

    Неожиданно пулемёт затих. Джеймс осторожно выглянув из-за угла, тут же нырнул обратно. Глянув куда-то мимо меня, он подняв вверх руку, показал большой палец. Я глянул туда. Между мешками одного из укреплений виднелось длинное дуло снайперской винтовки, спустя мгновение показался и её владелец. Закинув винтовку за спину он сноровисто развернул оставшийся без хозяев пулемёт в сторону складов. Я вздохнул с облегчением, теперь мы могли рассчитывать на достойное прикрытие. Выскочив из-за угла, мы бросились к дверям ближайшего склада.

    Двери оказались запертыми. Я попробовал вышибить их ногой, но Джеймс, оттолкнув меня в сторону, разрядил магазин своего стэна, метя в область замка. Пули, словно картон, прошили насквозь тонкое железо дверей.  Быстро перезарядив автомат, Джеймс крикнул мне, что бы я прикрывал его, с силой ударив в двери ногой, распахнул их настежь. Я веером выпустил практически весь магазин, на случай если внутри кто-то есть. Но внутри царила тишина, нарушаемая лишь тревожным рёвом сирены.

    Зайдя внутрь, мы услышали за спиной, тяжёлый рокот МG34, в ответ, словно пародируя его, застрекотали лёгкие МР40, видно немцы, решив выкурить со склада неведомых диверсантов, совершенно не ожидали, что один из пулемётов, откроет огонь по своим. Вскоре всё стихло. Джеймс, скинув со спины рюкзак, вывалил на пол его содержимое; шесть увесистых тротиловых шашек, оплетённых толстыми проводами, тянущимися к чёрной коробке передатчика-детонатора. Щёлкнув на четырёх из них тумблеры, он кинул два из них мне.

– Установи поближе к установкам.

     Я двинулся к видневшимся в глубине склада угловатым очертаниям установок.  Подойдя ближе я разглядел их: несколько десятков стволов, образовывая собой нечто похожее на квадрат с полукруглыми гранями, крепились к тяжёлой станине на которой было множество всевозможных ручек и настроечных колёс. Их было четыре, чуть в стороне, туда, куда направился Джеймс, стояло ещё с полдюжины таких установок. Я огляделся, решая куда лучше заложить взрывчатку, как вдруг мой взгляд наткнулся на стоящие друг на друге ящики, позади установок. Снаружи снова послышалась стрельба. Приоткрыв один из ящиков, я увидел продолговатые тела снарядов, они явно предназначались для установок. Осторожно заложив один из зарядов в самую гущу ящиков, я, подумав, установил второй на одну из установок, стоявшую посередине.

     Заложив взрывчатку в двух оставшихся складах, мы что есть силы, понеслись обратно к кладбищу. Джеймс глянув на часы заорал, что надо торопиться. Сзади перекрывая рёв сирен, послышался надрывный вой двигателей. Что-то просвистело в воздухе и тут же земля, тяжело ухнув, ушла у нас из под ног. Едва устояв, я обернулся. Сминая колючую проволоку, с южной стороны, на территорию складов, с грохотом ворвались два средних танка Т-3, позади них виднелись камуфлированные борта нескольких грузовиков. Наша вылазка явно довела фашистов до белого каления. Мы, петляя, разбежались в стороны, давая друг другу хоть маленький, но всё же шанс выжить.

    Снайпер, дав на прощание очередь в сторону надвигавшихся танков, перемахнув через мешки с песком, понёсся к спасительному кладбищу. Я улыбнулся собственной шутке – впервые, наверное, человек с радостью оказался бы на кладбище чем в каком-либо другом месте.

     Я практически успел добежать до покинутого снайпером укрепления, когда с танков открыли пальбу из пулемётов. С остановившихся подле складов машин, высыпали автоматчики, рассыпавшись веером, они также открыли огонь по нам. Силы были явно не равны, минута, может чуть больше и мы вместе с укрывшимся неподалёку Джеймсом, будем мертвы. Танки неторопливо приближались, безостановочно строча из пулемётов так, что мы даже головы не смели высунуть из-за мешков с песком.

     Они явно намеревались раздавить нас гусеницами. Я попробовал выдавить один из мешков, но они были слишком тяжелы. Рокот моторов был уже в каких-нибудь двадцати метрах, как вдруг, земля, вздрогнув, ушла у меня из под ног, несколько мешков, обрушившись сверху, намертво вдавили меня в утрамбованный снег. На мгновение я даже потерял сознание.

    Когда очнулся вокруг царила полная тишина, я почувствовал, как чьи-то руки, ухватив меня за шкирку, вытягивают из-под завала.  Это был Джеймс. Он что-то кричал, я видел, как открывается его рот, выпуская огромные клубы пара в морозный воздух, но, вокруг царила гробовая тишина. Вытянув наконец меня наружу, Джеймс со всего маху ударил меня по лицу, боли я не почувствовал, но это меня хоть как-то отрезвило. Медленно, словно во сне я перевёл свой взгляд с орущего что-то мне Джеймса, туда, откуда на нас секунду назад двигались танки.

      Наверное, я не смогу забыть это да самой гробовой доски, может потому что это был первый раз, когда я увидел столько трупов, мгновение назад бывшими живыми людьми со своими мыслями и желаниями. У каждого из них была семья, были отец и мать, были мечты уходящие за предел этой войны.

   На месте складов зияли огромные, полные исковерканных обломков, воронки; везде пламя и дым, непроглядной пеленой застилавший всё в округе. Один из танков валялся перевёрнутый на боку, весь объятый пламенем, второй ещё двигался, но вскоре и он затих. Дуло его орудия было искривлено под неописуемым углом, огонь медленно лизал топливные баки.

    Но самое страшное было чуть дальше, там, где высаживалась из грузовиков немецкая пехота: оторванные конечности, обрывки одежды, исковерканное оружие и мятые каски, густо вымазанные парящей на морозе кровью. Свежей кровью. Я чувствовал её запах, смешанный с запахом горелого мяса и гари. Там был сущий ад.

  Что происходило дальше, я  помню лишь бессвязными обрывками, они словно части какой-то никак не складывающейся головоломки, до сих пор не могут собраться у меня в голове в единое целое. Джеймс куда-то тащил меня, безустанно ругаясь и дёргая меня за рукав, временами передо мной мелькало вымазанное в неизвестно откуда взявшейся зимой грязи, лицо снайпера. Затем в моей памяти шел провал – черная полоса лишённая воспоминаний. Очнулся я на борту какого-то самолёта. Снаружи мерно гудели двигатели.  Двигатели! Значит, я мог слышать! Радостно растянув губы в улыбке, я огляделся. Я сидел, пристёгнутый ремнями позади кабины пилота, нет, пилотов было несколько, по-видимому я летел пассажиром на тяжёлом бомбардировщике, судя по форме пилотов – русском. Чуть повернув голову, я увидел спящего подле меня, в точно таком же кресле,  Джеймса; напротив дремал, опершись о свою винтовку, снайпер. На его голове и ноге виднелись чуть пропитавшие кровью повязки. Я опустил свой взгляд на себя, моя левая рука была от самой кисти до локтя замотана обильно пропитавшимися кровью бинтами; только сейчас я ощутил довольно сильную боль в руке. Она пульсировала, блуждая по всему телу горячей волной. Я прикрыл глаза, пытаясь не думать о ранении, отстраниться, забыть и о нём и о том, что произошло там, откуда сейчас мы летели на этом самолёте.

   Но, мне ни дали этого сделать.

                     05:16 Нормандия командный пункт близ Сен-Ло 28 июля 1944

    Вздохнув, я провёл ладонью по лицу, отгоняя от себя призраков прошлого. Да, тот, первый раз был самым тяжёлым для меня, не зря эти ребята так долго вкалывали мне всякую дрянь, они знали, что нормальный человек не вынесет того, для чего меня готовили. Я усмехнулся про себя. Нормальный! Сейчас это слово уже никак ни могло подходить под описание моего состояние, я чувствовал – ещё два, три таких задания и меня можно будет отправлять в дурку.

   С сорок первого года у меня набралось уже наверное с пару десятков заданий, которые, даже проверенные в боях десантники называли самоубийством. Может поэтому я всегда работал один.

   Я убирал видных деятелей германского правительства, я пускал под откос целые поезда, выкрадывал схемы и планы, угонял новейшую бронетехнику и даже взорвал подводную лодку. Но, в этот раз всё шло кувырком. Я чувствовал это.  Всеми своими обострёнными чувствами. Не мы ищем этих живых мертвецов – это они зовут нас к себе.

   Незаметно для себя я задремал. Разбудил меня Михаил, постучав ногтём по стеклу наручных часов, он кивнул головой на дверь.

– Пойдёмте майор, рейнджеры привезли доктора Джексона, она ждёт нас в штабе.

    Она!? Я чуть не поперхнулся, мало того, что этот доктор был гражданским лицом, так он был ещё и женщиной.

– Михаил.

Тот хлопнул меня по плечу, не давая договорить.

– Я тоже против баб на войне, Пол, но в этот раз нам никак не обойтись без её помощи.

   До штаба нас проводил один из рейнджеров из выставленного подле нашей платки караула. Штаб представлял из себя громадный шатёр, по бокам обложенный мешками с песком и прочим хламом, способным защитить от пуль и осколков. Отогнув брезентовый полог, мы с Михаилом зашли внутрь.

   Посередине шатра стоял стол, который при нашем появлении быстро накрыли куском брезента, но я всё же успел рассмотреть карту пестрящую многочисленными пометками. Рядом со столом толпились офицеры, один из них,  седовласый господин с нашивками полковника приветливо кивнул нам.

– Присаживайтесь, господа. Доктор сейчас придёт, она радирует командованию о своём прибытие.

  Мы уселись на длинную лавку, стоявшую вдоль правой стены. Полковник, заложа руки за спину,

кивком головы велел остальным офицерам выйти.

    Дождавшись, пока внутри останемся только мы трое, полковник, усевшись на краешек стола, устремил на нас свой наполненный хитрецой взгляд.

– Извините, майор, мы не работали с вами? Может в Омахе или Юте, по-моему, я вас уже где-то

встречал! – я отрицательно мотнул головой, конечно, этот хитрый старик и мог видеть меня в секторе Юта, но… ему совершенно не обязательно было это знать.

– Не думаю, полковник, я, только, что из Лондона и последний месяц был занят только тем, что

безвылазно торчал на базе в ожидании приказа.

– …Да… может вы и правы, – я видел, что не убедил этого седого хитреца, но это были его личные

трудности. Хотя мне и самому было интересно узнать, как это он мог видеть меня в секторе Юта, ведь рейнджеры высаживались намного позднее, чем я покинул его, и притом совершенно в другом месте.

  Отстав от меня, полковник переключил всё своё

внимание на Михаила, но, с русским его занимали лишь вопросы касаемые преимущества американского виски над водкой. Михаил вяло реагировал на подковыристые вопросы полковника, и тот, вскоре отстал и от него. С ужасом я подумал, что сейчас снова наступит мой черёд, как вдруг, полог приоткрылся, пропуская довольно симпатичную девицу, с белокурыми кучеряшками на голове и нелепо сидящем на её худеньком тельце лётном костюме. Доктор носила довольно большие очки, делающие её похожей на экономку.

– О! Доктор Джексон! Прошу вас! – полковник, подлетев к ней, словно какой-нибудь пылкий юнец,

галантно подхватив под руку, препроводил доктора Джексон на единственный в помещении стул, стоящий подле стола. Михаил чуть слышно хмыкнул, глядя на всю эту кутерьму.

– Господа! Доктор Линда Джексон! – мы чуть приподняли зады, приветствуя это кучерявое

создание, что состроив нам глазки из-под толстых стёкол своих очков, мило улыбнулась нам обнажая ровные белые зубки.

– Полковник! – старик, тут же напрягся, обращаясь весь во внимание. – Объясните сразу этим

господам, что я не стреляю, не езжу на танке и вообще я ярый пацифист! Мне претит насилие!

– Что же тогда заставило посетить вас столь чуждые вашему сознанию места? – доктор, округлив

глаза, уставилась на Михаила.

– Потому что так надо! И вообще оставьте вот эти ваши подковырки солдатам.

 Я готов был зааплодировать, этой гениальной женской логике, ничего не объясняя, не приводя ни

каких доводов, не ставя никаких высших целей – просто говоря: так надо!

  Михаил, поднявшись, достал из нагрудного кармана

сложенный вчетверо листок, не разворачивая, протянул его полковнику. Тот, наморщив лоб, озадаченно глянул на Михаила. Тот пояснил.

– Наше руководство имело ряд договорённостей с вашим, если вас до сих пор не ознакомили с

ними, про-шу! – полковник, развернув лист, некоторое время сосредоточенно изучал его, затем, свернув, протянул обрат-но Михаилу.

– Вы думаете у нас тут целый парк? Мы всего лишь без дня неделю владеем этой территорией,

откуда, от-куда по вашему мне взять транспортный самолёт, да ещё и немецкий? Может съездить на немецкие позиции? –Михаил пожал плечами, молча выслушав гневную тираду полковника. – Почему бы вам, не полететь на том самолёте, на котором вы прибыли сюда?

– Он слишком, мал. Я уверен у доктора, есть кое-какое оборудование и мы с майором везём

небольшой рюкзачок, занимающий, тем не менее, довольно много места. Но, – Михаил, словно подводя итог сказанному, сделал небольшую паузу. – Но, даже если у нас и не было этого оборудования, нас трое, полковник! А наш самолёт, еле вмещает нас двоих!

– Ну, это ваши трудности, мне велено, только принять вас, и доставить вам мисс Джексон в целости

и сохранности!

– А бумага!?

– Вы правы, это всего лишь бумага, лично я, полков– ник Рональд Бенжеральд не получал никаких указаний, касательных вас. Это вам ясно?

– Ясно! – лицо Михаила стало медленно наливаться кровь, я чувствовал ещё секунда и он испробует

на полковнике свой  модернизированный “ТТ”. Поднявшись, я, подхватив его под руку, вывел на улицу.

– Остынь! – тот, выдернув руку, в сердцах пнул под– вернувшийся под его ногу ящик. Курящие

невдалеке офицеры, коих полковник попросил на время удалиться, непонимающе взирали на разъярённого Михаила.

– Теперь ты понимаешь, Пол, почему я их ненавижу, – я постарался на всякий случай отвести

Михаила подальше от группы американских офицеров, прекративших курить и, обернувшись к нам, внимательно вслушивавшихся в то, что говорил Михаил. – Они же считают себя лучше, умнее и хитрее других. Они везде чувствуют себя хозяевами. Где бы они не находились! Поверь, если Гитлер проиграет, то когда американцев будут спрашивать, кто же сыграл решающую роль в войне и выиграл её, они будут хором отвечать – Мы!

 Я сплюнул. О том, что американцы заносчивы и любят

устанавливать везде свои законы я знал. Но сам сталкивался с этим впервые и надо признать был поражён. Ведь даже Советы, со всеми их устоями и принципами, практически всегда шли нам на встречу – оказывая по-сильную помощь и не препятствуя там, где ни надо. Они понимали, что наша война это в первую очередь их война. Американцы другое. Как правильно сказал один мой знакомый про них – люди с другого континента!

– Эй! Джентльмены! – мы обернулись. Следом за нами из палатки вышла доктор Джексон. Уперев

руки в бока, она взирала на нас, надев на лицо маску крайнего раздражения. – Я, что, проделала несколько тысяч миль, лишь для того, что бы выслушивать ваши коммунистические лозунги?

    Лицо Михаила опять залилось краской. Как я догадывался, теперь это был не гнев, а смущение. Кашлянув, он пробормотал, что-то похожее на – извините. Пора было брать инициативу в свои руки. Подойдя к доктору, я улыбнулся. Та изобразила на своём личике нечто среднее между презрением и лёгкой снисходительностью.

– Послушайте, мисс, мы тоже проделали немалый путь и поймите раздражительность моего

товарища.

– Оставьте! – Линда, сделала неопределённый взмах рукой. – Лучше скажите, что мне делать?

Может мне уехать обратно на “Боуг” пока вы тут решите все свои проблемы?

– Нет! Так не пойдёт! – Михаил, подойдя к нам, глянул Линде в глаза. – Не волнуйтесь, доктор, ваш

приезд не будет напрасным. Вас не затруднит побыть некоторое время в обществе полковника Бенжеральда?

 Доктор, одарив Михаила ненавидящем взглядом, развернувшись, скрылась в штабной палатке.

– Ну что? – я глянул на озабоченное лицо Михаила, тот, достав сигарету, нервно мял её пальцами.

– Попали! – смяв сигарету, он в сердцах откинул её далеко в сторону. – У нас слишком мало

времени, Пол!

– Его всегда мало.

                           23:31 Нормандия командный пункт Сен-Ло 28 июля 1944

     Я уже наверное пол дня сидел в выделенной нам па-латке в гордом одиночестве. От нечего делать, я, разобрав свой “стэн” тщательно проверил каждую деталь, но всё было в норме и, горько вздохнув, я, собрав, отложил пистолет-пулемёт в сторону. Завалившись на кровать, я попытался уснуть, но, проворочавшись несколько часов, я так и не смог заснуть.

    Около полуночи появился Михаил, не говоря ни слова, он выволок свой рюкзак на середину палатки, порывшись в нём, достал из него довольно толстую папку. Я вытянул шею, пытаясь разглядеть, что это. Это оказалась карта, Михаил, разложив её на полу, принялся изучать её, изредка водя по ней пальцем и шевеля губами. Я попытался спросить его, но Михаил лишь, приложил палец к губам, призывая меня помолчать.

   Прошло, наверное, минут пять. Наконец русский, отстранившись от карты, глянул в мою сторону.

– Собирайтесь, Пол.

– Что вы задумали?

– Потом. Собирайтесь и сходите за доктором, если надо, разбудите её, но обязательно приведите её

сюда. Мне кажется, американцы ведут какую-то свою игру. Слишком уж они темнят и препятствуют нам.

– Но…

– Пол! Мы теряем время!

  Пожав плечами, я, быстро собрал всё своё нехитрое

хозяйство и, глянув на складывавшего карту Михаила, вышел из палатки.

  В лагере царила тишина, дойдя до штабной палатки, я лишь раз наткнулся на патруль. Рейнджеры,

подозрительно оглядев меня с ног до головы, все же не стали меня останавливать.

     Подойдя к штабу, я услышал тихо игравшую музыку. Полковник, а значит, и доктор не спали. Я усмехнулся. Старик, изголодавшийся по женскому обществу, сейчас, наверное, прикладывает всё своё старание на то, что бы обворожить капризную докторшу. Подойдя к пологу вплотную, я ради приличия кашлянул, и подождав пару секунд, зашёл внутрь.

     Вместо карты, на столе стояло несколько бутылок красного вина, полковник вместе с каким-то незнакомым мне офицером с нашивками капитана сидел напротив развалившейся в принесённом кресле докторши. Та зажав в руке наполненный вином бокал весело щебетала, растянув рот в обольстительной улыбке. Заметив моё появление, она умолкла, устремив на меня полный недовольства взгляд.