Текст книги "Память на ветрах"

За наш стройбат…

Ко дню строителя

 
Давай, дружище, вспомним наш стройбат,
Где мы впервые встретились друг с другом,
Пустынный полуостров Мангишлак
И светлый город за Полярным кругом.
Еще мы вспомним город Навои
И Ясный, что когда-то поднимали.
Дороги, что построили в степи,
И Бэ эР Ка, что в скалы закатали.
По всей стране бросала нас судьба,
А служба наша не хожденье в гости,
Не ныли мы с тобою никогда,
Хоть ныли руки и трещали кости.
Мы шли с тобой сквозь стужу и жару,
Ладони толстой кожей покрывались.
А позади наперекор врагу
Военные объекты поднимались.
Пусть было очень трудно нам в пути,
Но мощь страны мы все же укрепили,
И нет на нас ни капельки вины.
Не мы ее с тобою развалили.
Ну что ж, дружище, выпьем по одной.
За мирный день, за наш прекрасный праздник,
За наш стройбат, за то, что ты живой,
За командира, хоть и был он бабник.
 

В том сорок первом
(Из воспоминаний ветерана)

 
В том сорок первом под Смоленском,
Где принял взвод свой первый бой,
Мне непонятно и поныне,
Как смог остаться я живой.
Комбат наш бросился в атаку,
С наганом стареньким в руке.
И мы поднялись покачнувшись
В смертельном, яростном броске.
В лицо нам «шмайсеры» плевали
Горячим огненным свинцом,
Снаряды воздух рвали в клочья,
Осколки сыпались дождем.
Противно где-то выли мины,
Свистели пули у виска,
А мы бежали и кричали,
Кричали грозное, «Ура!»
В том жутком, рукопашном бое,
Казалось, вздыбилась земля,
И падали, крича от боли
Друзья мои, мои друзья.
Там и попал я в окруженье,
Но в чем была моя вина,
Когда винтовка-трехлинейка,
На пять солдат была одна.
Поверьте было много схваток
Но первым был тот страшный бой
Мне не понятно и поныне
Как смог остаться я живой
 

Я снова в городе…

 
Я снова в городе далекой юности,
Назад вернулся я совсем седой.
Иду тихонечко по старым улицам,
Шепчу восторженно: «Ах, Боже ж мой!»
Одесса старая, Одесса новая,
Одесса юная, привет, привет.
Одесса милая, всегда веселая,
Я не видал тебя уж много лет.
А помнишь, Витя, те года далекие,
Когда гуляли мы по переулочкам.
Брючата узкие, рубашка в клеточку.
В кармане ножичек, а рядом Мурочка.
А по Фонтану мы, и по Аркадии
Прохожих щупали на интерес…
Потом увидели края далекие,
Степную зону нашу Соль-Илецк.
И разбросало нас, и раскидало нас
По всем окраинам большой страны.
Я строил ГЭС и ГРЭС, в тайге рубил я лес,
Еще я строил ТЭЦ и ел блины.
Спускаюсь к морю я порой вечернею,
В ладони горсть беру морской воды,
И слезы горькие от счастья тихого
Бегут и падают на край волны.
Одесса старая, Одесса юная,
Ты не увидишь больше той шпаны,
Когда гуляли мы по Дерибасовской
И были узкими у нас штаны.
Одесса старая, Одесса юная,
Одесса новая, привет, привет,
К тебе вернулся я уже не юноша,
Домой вернулся я на склоне лет.
 

Нет, правда, я хочу приехать…

Ольге Фёдоровне Барнабаш-Терзман.

Нашей любимой учительнице.

 
В тиши вечерней у печурки,
Под шум осеннего дождя,
Я вспоминаю нашу школу
И вас, мои учителя.
Шумит японский телевизор…
Политики ведут свой спор…
А меня снова тянет в детство,
На школьный наш, весёлый двор.
И вот уже я снова в классе…
Опять стою в своём углу…
За что наказан и не вспомнить,
(И даже помнить не хочу).
Я знаю, Вы мне всё простили,
Проказы, дерзость и враньё.
Но всё ж, хочу просить прощенье
За поведение своё.
Как далеко умчалось детство…
Уж правнук, прадедом зовёт,
А я как будто снова слышу:
Там Ольга Фёдорна идёт!
И снова хочется за парту…
Ответить правильно, на пять…
Но вот беда, как не старайся
А время не вернётся вспять.
И снится класс….доска…»камчатка»…
И всё как будто на яву…
Нет, правда, я хочу приехать
И тихо постоять в углу.
 

Жене Татьяне

 
Годы пролетают, словно птицы,
Что летят в далекие края.
Только птицам суждено вернуться,
Годы повернуть уже нельзя.
И тихонечко виски седеют,
И морщинки веером у глаз.
И уже не так тревожит осень,
И весна не так волнует нас.
Но смотрю по-прежнему с любовью
На тебя в потоке суеты,
Руки твои добрые целуя,
До сих пор не знаю им цены.
Мы с тобой немножко постарели,
Но беды не вижу в том большой.
Важно, чтобы дружно мы прожили,
Этот путь, начертанный Судьбой.
Важно, чтобы в дни любой невзгоды,
Не терялось чувство доброты,
Чтобы нам простились все обиды
И чтоб их другим простили мы.
Чтоб друзья к нам в гости приходили
И чтоб было чем украсить стол,
И, конечно, чтоб здоровье было
Остальное мы переживем.
Улыбнись, прошу тебя, родная.
Этот день сегодня только твой,
И друзья, бокалы поднимая,
Счастья пожелают нам с тобой.
 

Белый квадрат

 
В городе N на выставке работ известного художника
Рабочие ради шутки повесили раму с чистым холстом.
Стояли люди и смотрели
На раму и на белый холст
И был как прежде многословен
Немолодой экскурсовод.
Он все твердил, что этот мастер
Велик и чист, как белый снег,
А на холсте изобразил он,
Любви прекрасный белый след.
Мол, было это в раннем детстве
Влюбился мальчик на заре
В девчонку с белыми бантами
На белокурой голове.
И нет ему с тех пор покоя,
Хотя уже не молодой.
И фото девочки кудрявой
В кармане носит он с собой.
Все экскурсанты замолчали
Всем было жалко старика
В сторонке тихо хохотали
Работники запасника.
Ах!
Какие все-таки мы люди,
Что верим всякой чепухе.
Нам эту веру бы повесить
С картиной этой на стене.
Освободиться бы от спеси,
Не делать умное лицо
И помнить, что король был голый!
Король был голый, вот и все.
 

Не ругайте варваров…

 
Не ругайте варваров, не надо.
Вам людишек этих не понять.
Главное для них – всегда нажива
Слава, преклонения и власть.
Вспомните, они ведь все отсюда,
Это наши дети, сыновья,
Это наше с вами воспитанье,
Значит, по – другому им нельзя.
Будут грабить матушку Россию
Разрушать, что можно разрушить.
Стыдно матери, наверно, очень стыдно,
Если сын такое совершит.
Герострат, конечно, тоже сволочь,
Но вошёл в историю стервец.
Только верю, что настанет время -
Вандализму праведный конец.
Из руин восстанут наши храмы,
Просветлеет православный люд,
И священники в сиянии небесном
…Славу страстотерпцам пропоют.
 

Будь же счастлива…..

 
Да, любимая, я знаю,
Что настал уж час разлуки.
Знаю то, что не любимы
Мои губы, мои руки.
Не ищу во всём причину,
Чтоб поссориться с Судьбою.
Знаю сам, что виноватый
Перед первой и тобою,
Нет, не будем мы считаться,
Кто здесь прав, кто виноватый…
Уступаю я дорогу…
Пусть другой ведёт вожатый.
Будь же счастлива родная.
Пусть сияют тебе звёзды,
А из глаз твоих весёлых,
Не бегут печально слёзы.
Пусть другой, умён, красивый,
Сильный памятью своею,
Будет рядом, я же вскоре
В дали новые повеюсь.
Там за дальним поворотом,
Я забуду твои песни
И отдам себя, тоскуя,
Первой из пропащих, женщин.
Не спрошу я, кто такая,
Не спрошу, в кого влюблялась.
Только, что б в моём прошедшем,
В настоящем не копалась.
 

Письмо в никуда

 
Ты ушёл, скрыло время твоё лицо.
Ты ушёл, и пурга замела твой след.
Ты ушёл, зная, будет больно мне.
Ты ушёл, я тебе не смотрела в след.
Я крепилась, грусть свою затая,
Веселилась, не встречая тебя,
Ну а если вдруг встретимся вновь,
Я не пройду, словно ты не мой,
Я не сделаю вид, что чужой,
Словно было всё не со мной.
 

Норильск. 14.01.1979 г.

К сыну

 
В душе моей, который год,
И нету сил прогнать ее,
И не поможет мне никто.
Лишь только ты, но ты далек,
И только тлеет уголек
В душе моей, что ты живой,
И скоро ты придешь домой
И скажешь мне: «Привет, отец,
Мы не видались много лет,
Уж так случилось, что судьба
В другую сторону свела.
И я, пройдя тяжелый путь,
Пришел к тебе, чтоб отдохнуть.
Еще тебя хочу спросить:
Ну как теперь мне дальше жить?
И где найти свою жену?
И как я к ней прийти смогу?
Простит она меня иль нет?
И что мне скажет сын, отец?»
И я готов тебе помочь,
Но нет тебя, и только ночь
В душе моей, который год.
И нету сил прогнать ее,
И не поможет мне никто.
Лишь только тлеет в глубине
Души моей, на самом дне,
Надежды жаркий уголек,
Что ты живой, хоть и далек.
 

Кто ответит

 
Больше нет могучей державы
И всесильного нет Кэ Гэ Бэ
И случайно читаю в журнале
Этот страшный отчёт о тебе.
Я читаю и будто незримо
У тебя за спиною стою.
Пожелтевшие эти страницы
Мне доверили тайну свою.
Протоколы, допросы, признанья
Хруст костей, нестерпимая боль.
Анонимные чьи-то доносы
И палач, что вошёл в свою роль.
То ли день, то ли ночь, неизвестно.
Нет воды, нет еды, спать нельзя.
Одиночная камера смерти
И суровый партийный судья.
Враг народа звучит как проклятье.
Враг народа – позор навсегда,
И я вижу, идёшь по этапу,
За собою клеймо волоча.
Может, так же и дед мой Василий
Был в одесской убит Гэ Пэ У,
А возможно в далёкой Сибири,
Нёс устало свой крест сквозь пургу.
Воркута ли, Тайшет, Магадан ли
Миллионами шли в этот ад.
Ни имён, ни фамилий, ни званий,
Только номер и страшное: враг.
Кто ответит за муки народа,
Кто оплатит страданья людей…
Спит в могиле на кладбище старом
Не прощённый никем Лиходей.
 

Моё детство

 
Солнце встаёт над просторами,
Травы росою умытые.
Рядом все ветви терновника
Хмелем душистым увитые.
Звякнула дужка подойника…
О фартук мать руки вытерла.
Висит тишина над деревнею
Словно она вся вымерла.
Парное! Да с тёплым хлебушком!
Да жрать когда сильно хочется!
Ах, детство послевоенное,
Долго ль ты будешь морочиться?
Что же сейчас-то не спится мне,
Что так душу тревожит мою?
Ведь дом, словно чаша полная,
Да и я не раздетый хожу.
Видно стали душою бедными.
Растеряли любовь друг к другу…
И удивлённо глазеют, внуки,
На чужую, для них, округу.
 

Мигаи

 
В степном краю, в большой долине,
Вокруг огромного пруда
Стоит село, а на равнине
Колышется ковыль-трава.
Гуляет ветер над простором,
Неся прохладу в знойный день.
И слышен дальний стук мотора
И звонких жаворонков трель.
Пасется стадо на пригорке,
И пастушонок молодой
В дырявой старой гимнастерке
Читает книгу под вербой.
А на холмах белеют хаты,
И палисадники в цвету.
По вечерам поют девчата,
Встречая летнюю зарю.
Там горький дух степной полыни
Пьянит, как старое вино,
И ароматный запах дыни
Закружит голову легко.
Моя земля, мой край родимый.
Все чаще вижу я во сне
Себя мальчишкой босоногим,
Идущим в утренней росе.
Все чаще тянет меня к дому,
К родным полям и роднику,
Что спрятался на косогоре
В крутом Семеновском яру.
Все чаще снится мне деревня,
Мои родные Вербаны,
В Долине Квочка – танк сгоревший,
Войной сожженные сады.
На южном склоне виноградник,
Колодец с ключевой водой.
И все сильнее мамин голос
Зовет, зовет меня домой.
 

Я приеду сестрёнка, приеду…

 
Я приеду, сестренка, приеду,
В край родной я, конечно, вернусь.
И однажды, сойдя на Веселом,
В предрассветный туман окунусь.
И вдохну полной грудью наш воздух,
По полям и по долам пройдусь.
И в родных Вербанах из колодца
Я холодной водицы напьюсь.
Может, встречу кого из знакомых,
Может, кто-то узнает меня.
И в чайной за веселой беседой
Мы пропустим по кружке вина.
Я тоскую по нашим просторам.
Край родной не забыть никогда,
Но березки своим хороводом
Закружили меня навсегда.
Стал я пленником дивной России.
Не суди же за это меня.
Для меня – Украина, родная,
И Россия – родная моя.
 

Станция

 
Вокзалы…станции…дороги…
Колёс железный перестук.
Но всё же помню изначально
Я станцию «Весёлый Кут».
Мы там мальчишками встречали
И провожали поезда.
Они тревожными гудками
С собою звали нас всегда.
«Весёлый Кут» – вокзал любимый,
Зал ожидания…буфет…
Слегка разбавленное пиво…
В кармане спрятанный кастет.
И гроздья спелой Изабеллы,
Свисающие на перрон,
И здесь я первый шаг свой сделал
Мальчишкой в старенький вагон.
Она была моим началом,
Калиткой скромной в мир большой.
И, умирая, буду помнить
Ту станцию, как дом родной.
 

Кружит ветер листья по асфальту

Нине Григоренко д. Дурбайлы

 
Кружит ветер листья по асфальту.
Снова осень к нам стучится в двери.
Помню, мы с тобою расставались,
Тоже была осень, но в апреле.
Ты ушла, ушла тогда к другому,
Даже не взглянула на прощанье,
И на сердце опустилась осень,
Я шепнул лишь тихо: «До свиданья».
Что с тобой случилось, я не знаю.
Вскоре оказался я в дороге.
Повела судьба моя шальная,
Закрутило в шумном хороводе.
Сколько было женщин, не упомнишь.
Я любил, меня любили тоже,
Но промчались годы чередою,
А тебя одну я помню все же.
Кружит ветер листья по асфальту.
Мелкий дождь шумит на серых крышах.
Как тебя мне хочется увидеть!
Как хочу я голос твой услышать!
Что с того, что годы поседели?
Что с того, что внуки ходят в школу?
В то, что есть любовь на свете, – верю!
То, что ты ушла к другому, – помню.
Кружит ветер листья по асфальту,
Снова осень к нам стучится в двери.
Даже если встретимся случайно,
В то, что это мы, – мы не поверим.
 

Я жил тебя, ожидая…

 
Осень, усталая осень
Ложится на плечи мои,
И годы, как желтые листья,
Бесшумно срываются вниз.
 
 
И надо ж такому случиться,
В спокойный поток бытия
Звенящей, волшебною птицей
Врывается песня твоя.
 
 
И осень уже не осень,
А только весна на душе.
И хочется очень-очень
Слегка прикоснуться к тебе.
 
 
А ветер колышет ветви,
Голые за окном,
Береза, как будто невеста,
Раздетая перед сном.
 
 
И я, за собой наблюдая,
Все время чего-то ищу.
Я жил, тебя ожидая,
А встретил, принять не могу.
 
 
Уж больно я много растратил
На бешеном этом кругу.
Прости, не могу я иначе,
Иначе я не могу.
 

* * *

 
Больше нету родной деревни,
И Веселый давно не тот.
И в ковыльной степи широкой,
Как в Сибири, кедр растет.
 
 
Не нашел я могилы друга,
И отцовской могилы нет.
И бродил я вороной белой
По тропинкам далеких лет.
 
 
И никто меня не окликнул.
Да и я никого не узнал.
И в чайной, называемой баром,
Я за детство поднял бокал.
 
 
Ты прости меня, край родимый,
Если в чем-нибудь виноват.
Только шел я дорогой жизни,
Не оглядываясь назад.
 
 
Просто дома мне стало тесно,
И романтика позвала,
Но вернуться в далекое детство
Мне хотелось, поверь, всегда.
 

Все мы братья

 
И без изменника Мазепы
Царь Пётр шведов победил.
Да, мы славяне, все мы братья,
И нет у нас другой земли,
И жить бы нам в хорошей дружбе,
В хорошей дружбе и любви.
Но нет, не спится «генералам»,
Любителям поссорить мир,
И каждый Клио приглашает
На свой отравленнейший пир.
И вот уже герой – Мазепа,
Петлюра – чуть не лучший сват,
Плохое валят на Россию,
Во всём лишь русский виноват.
Остановитесь, люди, стойте!
Вернитесь в тот далёкий мир,
Когда в Москве Иосиф Сталин
Для всех народов был кумир.
Грузин, не русский, был у власти,
Лишь он вершил судьбу страны,
И гибли также вместе с вами
России славные сыны.
Потом Никита из Донецка
(Шахтёром, кажется, он был).
Тот тихой сапой стал у власти
И Крым Украйне «отшутил».
Дела его кто, хочет, знает,
Зачем рассказывать сто раз?
Потом был Брежнев, этот тоже
За русского нейдёт никак.
Так что врагов ищите дома,
А может вам их показать?
Но лучше вспомним, мы – славяне!
И перестанем враждовать.
P.S.
Поэт – всегда невольник чести.
Ему другого не дано.
И если вы за справедливость,
Вернули б Крым уже давно.
 

Так жить нельзя!

 
Что-то в мире нашем пошло не так,
И мне никак не понять, что.
Перестала цениться у нас доброта,
Уважают все больше зло.
Наши девочки курят и пьют вино.
Мальчишек пленил героин.
Всё меньше хороших у нас матерей,
И всё больше плохих мужчин…
Жадность многих из нас берёт за грудки.
Зависть наши слепит глаза.
Может, что-то и было у нас хорошо,
Только надо вспомнить, когда?
Мы уходим вперёд и не смотрим назад,
Теряем друзей и детей.
Мы сегодня живём точно так, как вчера,
И нет никаких идей.
Знаю поздно, но всё ж у последней черты
Мы поймём, что жили не так.
Только сын или дочь, может друг или враг
Не смогут понять нас никак.
И будет всё также кружится земля,
И будет спешить народ.
И хочется крикнуть: «Так жить нельзя!»-
Но кто-то закрыл мне рот.
 

К президенту

 
Над деревней моей, вновь пылает рассвет.
Над рекою туман, он плывёт незаметно.
Где-то там далеко, в чужедальней стране,
Мой сынишка погиб, а за что, неизвестно.
Не нужна мне земля, неповинных людей,
Что ее, защищая, заливают всё кровью.
Ты скажи Президент, для того ли Чечня
Чтобы мы сыновей, хоронили с любовью?
Ты послушай как где-то, в ночной тишине,
Не родившийся плачет мальчонка…
Ах, какая была бы, сноха у меня,
Почерневшая с горя, девчонка.
Почему в тех краях, нет твоих сыновей,
Или тех подлецов, что страну разоряют?
Ты скажи Президент, за кого и за что,
Наши парни там кровь, как вино проливают?
Уж не хочешь ли ты, чтоб страна взорвалась.
Чтоб ударило так, как в семнадцатом снова…
Посмотри Президент, зарастают поля,
И ржавеет прибитая к дому подкова.
Ты послушай как где-то, в ночной тишине,
Не родившийся плачет мальчонка…
Ах, какая была бы, сноха у меня,
Почерневшая с горя девчонка.
Над деревней моей, догорает закат.
Над рекою туман, он плывёт незаметно…
Где-то там далеко, в чужедальней стране,
Мой сынишка погиб, а за что, неизвестно.
 

1997 г.

Неужели они победили?

 
Полевая Россия, довольно
Волочиться сохой по полям
Нищету твою видеть больно
И березам, и тополям.
Зарастают поля травою,
На других и подлесок растёт
И уже над пустою деревней
Вороньё своих гнёзд не вьёт.
Покосилась стыдливо избушка,
Развалился прогнивший забор,
И в траве у калитки открытой
Разбитый ржавеет мотор.
Лопухи, крапива по пояс
И заросших тропинок полёт.
И плакучая старая ива
В стороне свои слёзы льёт.
Неужели они победили,
Те вандалы в двадцатых годах?
Неужели навек расстреляли
Хозяина в наших сердцах?
 

Монолог попутчика

 
Я сыт по горло нищетой
Послевоенной той поры,
Когда питательной едою
Был клок берёзовой коры.
Когда мороз и снег по пояс
И сапоги одни на всех,
Когда к колодцу за водою
Нас одевали в рыбий мех.
Нет, не просили мы подарков,
А если брали – не спеша.
Мы были гордыми, я помню,
Мы были дерзкими тогда.
Нас нищета объединила,
Свела в один большой кулак,
И беспризорных нас мальчишек
Порой боялся и силач.
Мы гордо шли по жизни этой,
И, не склоняя головы,
Любили, верили, мечтали
И не боялися судьбы.
Уже давно я не мальчишка
Богат я, да, но что с того?
За то поруганное детство
Не наказать уж никого.
 

Я – Человек!

 
Я в прошлой жизни был приматом,
И помню всё как на яву.
И вижу вновь себя лохматым,
В пещере грязной, на полу.
А перед входом гром грохочет.
Сверкают молнии во тьме.
В деревьях, рядом, сыч хохочет,
И очень страшно было мне.
Но вёл, здоровый образ жизни,
(Я не кололся, не курил),
Конечно, дрался за мартышку.
За то уж как её любил!
По веткам прыгал беззаботно,
Бананы ел, орехи грыз
И в озеро летел с обрыва,
Чтобы поднять побольше брызг.
Я делал чудные гримасы,
(за что любили меня все),
Свою красавицу мартышку
С собою я таскал везде.
Но годы мчатся быстротечно,
И прыгать как-то меньше стал.
И в жаркий день, под баобабом,
В тени прохладной, задремал.
И слон, (гад!), увалень огромный,
Он тоже в тень… и мне на хвост!
Я завизжал, хвост оторвался
И вдруг я стал во вес свой рост!
Увидел новые просторы
Из высоты своих двух ног…
Тогда и стал я человеком,
(приматом быть уже не мог!)
Но в этой жизни чистой, новой,
Где числюсь я как Человек!
Сказали как-то: «Ты есть быдло,
И будешь быдлом весь свой век».
Я хохочу над этим званьем,
И пусть услышат все мой смех!
Да, было время. Был приматом,
Ну а сейчас я – ЧЕЛОВЕК!
 

К поэтам
(Узнай себя)

 
Я поэт неизвестный в России,
И в Египте не знают меня.
И хожу по огромной квартире
(двадцать квадратных метров)
Кончик носа, рукой, теребя…
Как же так! Как всё это случилось?
Мне ж известность, как воздух нужна!
Я хочу, чтоб меня узнавали
(встречали, приглашали, наливали)
И шептали вослед мне: «Звезда!!!»
Я хочу, чтоб в Бразилии жаркой
Мне кричали: «Амиго, привет!» -
Ты известный у нас и любимый
(а где же это Бразилия?)
Неизвестный российский поэт.
Я хочу, чтоб Китай и Корея
Полюбили меня навсегда,
Чтоб читали мои афоризмы
(Надо не забыть сочинить афоризмы)
И стихи чтоб читали всегда.
Да и в Африке всем эфиопам
Не мешало бы русский узнать,
И лежа на песчаном бархане,
(Не простудились бы только)
Стихи мои громко читать.
И ещё на высокой вершине
Чтоб поставили памятник мне.
И туда проложили дорогу
(Лучше, конечно же, асфальт)
И траву, чтоб скосили везде.
Вот тогда, может, я успокоюсь.
Пообедав, прилягу поспать,
А сейчас никакого покою,
(А может покоя?.. ну, неважно)
Надо снова писать и писать.
 

Здесь Россия

 
В скором поезде однажды
Завелся серьёзный спор,
Что такое есть Россия
И российский наш простор.
И сказал один проныра,
Что Россия – чушь одна,
Будто вся теперь Россия
Называется Москва.
Там и деньги, там и слава,
Звёзды, праздники, бомонд.
И туда со всех окраин
Устремился весь народ.
Только я не согласился
И умерил его прыть,
Что Москва, она столица,
Но Россией ей не быть.
А страна моя Россия -
Это вовсе не Москва,
Это горы и долины,
Это степи и поля.
Это Северная Двина,
Волга-матушка река,
Это Тверь, Смоленск, Воронеж,
Славный город Кострома.
Это малые деревни,
До которых нет дорог,
Это лес, речушка, поле,
Одинокий серый стог.
Перекошена избушка
И не выкошенный луг,
Враг-соседушка, что справа,
Слева – пьяный в стельку друг.
Дорожаево, Гумнищи,
Теза, Внучка и Мардас -
Это все вокруг Россия,
Её маленькая часть.
Все со мною согласились,
А проныра тихо сник,
И молоденький парнишка
Вдруг сказал: «Ты прав, старик.
Вот и я в Москву не еду:
Край родной нельзя бросать.
Видишь, поле зарастает,
Значит, некому пахать.
Кто сказал: «Звезда Киркоров?»
Он, как в басне, стрекоза.
Всё веселье от безделья,
Хлеб выращиваю я.
Это труд, скажу, огромный,
И не всем его понять,
Оценить его лишь смогут
Те, кто станет голодать.
Пусть простит меня Создатель,
Не желаю людям зла.
Но хочу сказать открыто:
«Пахарь в поле, он звезда».
Ладно, всё, друзья, прощайте.
Это станция моя.
Ну, а ты, мужик, запомни,
Здесь Россия, здесь и я».
Мы с ним дружно распрощались,
Он ушёл, народ притих.
Я смотрел в окно и думал:
«Вот он лучший в жизни миг».
На душе теплее стало,
Знать, жива ещё страна,
Коль таких парней рожает,
Будет счастлива она.