Текст книги "Летучий голландец"

Летучий голландец
Петр Петрович Котельников

© Петр Петрович Котельников, 2017

Редактор Олег Петрович Котельников

ISBN 978-5-4483-0113-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Черного цвета, в сполохах голубого холодного пламени, внезапно возникая из морской дали, корабль всегда идет с гордо поднятыми парусами, даже в самую свирепую погоду. Временами оттуда раздается голос, но люди опытные не отвечают на вопросы таинственного призрака, ибо знают: за этим обязательно последует несчастье. Некоторые моряки убеждены, что достаточно просто посмотреть на корабль, чтобы найти свою смерть при кораблекрушении. В мире каждый год без вести пропадают десятки судов и рождаются всевозможные истории, связанные с их исчезновением. Куда пропали эти суда? Вопрос, остающийся без ответа, на протяжении нескольких столетий. И конечно первостепенную роль во всех этих историях занимает легенда про Летучий Голландец. Из поколения в поколение моряки пересказывают эту легенду друг другу. Этот образ всегда заставляет сердца биться чаще. Тайна, с ним связанная, будоражит воображение.

 
Море убогих и слабых не любит,
Не терпит и дерзких, лишенных ума,
Часто и тех, и других оно губит,
Тайною станет их гибель сама.
 
 
Время пройдёт – посудачат, забудут,
Кто и когда на просторах пропал?..
Найдутся и те, кто память разбудит —
Смотришь, пропавший легендою стал!
 

Мореходство всегда сопряжено с риском погибнуть. Пропавших» из тех, кто отправлялся в плавание, было велике множество. Кто-то отправлялся на свой риск и страх, другие поступали на службу торговых компаний, неся долевую ответственность за судьбу парусников, отправляющихся на поиски новых земель, сокровищ и пряностей, ценившихся тогда в Европе на вес золота. Но и тех, и других морские просторы встречали не слишком ласково. Риск был невероятно велик, домой возвращалось из плаванья только одно судно из трёх, в то время как остальные становились жертвами обстоятельств (пираты, бури и т. д.). И всё же… мореплаватели рисковали, поскольку удачный рейс приносил огромную прибыль. Морская стихия была для людей чуждой, полной неожиданностей. Помимо реальных опасностей, воображение рисовало невероятных чудовищ, поднимающихся из глубин на поверхность, чтобы поглотить не только экипаж, но и судно само. Рисковали отправляться в плавание люди отчаянные по природе своей, либо доведенные до отчаяния жизнью самой.

Естественно, матросы, служившие на кораблях, тихим и покладистым нравом не отличались. Проще говоря, это были отъявленные негодяи, не имевшие ни малейшего представления о совести. Можно только догадываться, какими чертами характера должен был обладать капитан, чтобы держать в повиновении массу мерзавцев, только и ожидающих проявления слабости со стороны его. Бунты на кораблях были в те времена не редкостны.. Восставшие знали, что победа над капитаном ставит их вне закона, возвращение домой грозило смертельной расправой. Такие экипажи, чтобы продолжать жить, становились флибустьерами, наводящими ужас на мирные купеческие суда.

Чтобы противостоять опасностям в пути, купцы объединялись в компании. В пору, описываемую мной, слава гремела о Голландской Ост-Индской компании. Она была самой богатой частной фирмой, которую мир когда-либо видел, включая свыше 150 коммерческих судов, 40 военных кораблей, 50 000 служащих, частную армию из 10 000 солдат. Компания принимала участие в политических спорах того времени наряду с государствами. Так, в 1641 году она самостоятельно, без помощи Голландского государства, выбила из нынешней Индонезии своих конкурентов – португальцев. Для этого на средства компании были созданы вооружённые отряды из местного населения. Перед компанией стал выбор места нахождения штаб-квартиры. Этим местом стало небольшое рыбацкое поселение с названием «Амстердам», означающее – «Плотина на Амстеле». Амстелем называлась небольшая река, протекающая вблизи. Сама природа потрудилась над тем, чтобы поселение стало быстро развиваться. Земли Голландии, или, как её ещё называют – «Нидерланды», слишком опасно низко располагались к уровню моря. В течение раннего Средневековья, в связи с постепенным повышением уровня моря и частыми штормами, береговая линия стала размываться. 1 ноября был назван Днем всех святых, созданный в честь тех святых, которые не попали в официальные религиозные праздники.. Около двух тысяч лет назад кельтские племена в это время праздновали наступление Нового года. Считалось, что накануне его в мир людей приходят волшебные, мистические существа, часто враждебно настроенные. Считалось, что и люди имеют возможность в этот день побывать в потустороннем мире. И надо же было в этот знаменательный день 1170 года нашей эры произойти наводнению. Протока, соединяющая море с располагающимся вблизи озером была расширена морскими волнами, и море хлынуло на сушу…

В 1287 году, в ходе крупнейшего наводнения, песчаный барьер, созданный людьми на месте протоки, был разрушен, и озеро окончательно стало заливом, получившим название «Зёйдерзее». Это стихийное бедствие создало условия для превращения небольшой деревни Амстердам в центр морской торговли, место встреч и торговли для мореплавателей.

До возведения новых усовершенствованных плотин в XV веке, очертания залива незначительно менялись, часто случались наводнения и паводки. Например, 18 ноября 1421, в результате прорыва дамбы, было затоплено 72 деревни, погибло приблизительно 10 000 человек. Это случилось в день празднования Святой Елизаветы. Святые почему-то не благоволили людям, проживающим тут. Зато они благоволили купцам. Корабли компании бороздили воды Индийского и Атлантического океанов. Имена некоторых капитанов кораблей вошли в историю географических открытий. Так, британский капитан Генри Гудзон, состоящий на службе у компании, в 1609 году во время поиска морского пути в Китай через Америку открыл названные в его честь реку и залив, у берегов которых возник город Нью-Амстердам, построенный голландцами. После поражения Голландии в войне с Британией, город этот был переименован в Нью-Йорк, в настоящее время являющийся одним из крупнейших городов мира. Что поделать, страсть к переименованиям сохранилась и до наших дней.

 
Всё в мире подвижно и всё переменно
(об этом известно давно)…
Названия стран, городов непременно
Самою судьбой изменить суждено!
 
 
В угоду кому-то, политике ради,
Найдётся замена – не нужно ума —
Созвучие всё постепенно загладит,
А память об этом исчезнет сама.
 

Впрочем, человек не замечает, что изменения в топонимике, кстати, науке сравнительно молодой, пальма первенства принадлежит не человеку, а животным, которые, не умея говорить, метят свои территории своими запахами или предметами, ставя их поверх тех, которые были установлены до этого другими особями

 
Как звери всюду ставят метки,
Так человек названия даёт.
Хотя и в действиях нередко,
Последствий их не сознаёт.
 
 
Не все конечно, кто умнее
Названья те, что прежде были,
Оставят, всё ж всего важнее,
Чтоб люди прежнее ценили.
 
 
А мир, всё на пути ломает,
И мы, в сознании своём,
Спохватимся позднее, понимая,
Что. вроде, не туда идём?
 

Однако, оставим в покое топонимику и сэра Генри Гудзона и остановимся на личности, не великой значимости, не сделавшей географических открытий, но ставшей известным множеству людей, особенно среди моряков всех народов. Речь идёт о Филиппе Ван дер Деккене.

Корабль его вышел в море, направляясь в Индию в ноябре 1640 года. Потом уже значительно позднее вспоминали, что отчаливал он почему-то в ночное время, когда в мире безнаказанно действуют темные силы зла

 
Серое небо и серое море,
Филинов хохот и уханье сов…
Что впереди? Удача иль горе?
Прощание с жизнью без слёз и без слов?
 
 
Море открытое. Чаек не видно.
Пенится след за кормой
Всё, как обычно, но очевидно —
Не все моряки возвратятся домой…
 

Море привычно для взора моряка, долго будут тянуться дни плаванья. Ожидания свежего ветра, когда море гладкое, как зеркало, без ряби, спит, очумело долго, глубоко вздыхая. Вздохи эти ощущаются плавным подъемом и таким же плавным опусканием воды. Солнце жарит сверху, в кубрике дышать от духоты и испарений человеческих тел невозможно. Во рту пересыхает, приходится пить протухлую воду из анкерка. Оживляются, когда задует ветер и матросы обезьянами взбегают по вантам. Долгий путь по Атлантике вдоль западного побережья Африки до мыса Бурь, в наше время называемого мысом Доброй Надежды. Не было тогда Суэцкого канала. Путь из Средиземного моря в Красное, существовавший во времена женщины-фараона Хатшепсут был забыт и пришёл в негодность за истекшие тысячелетия. Огибает корабль этот мыс и воды Индийского океана попутными ветрами понесут судно к цели путешествия. Можно теперь и океаном вдоволь наслаждаться, морские течения и попутный ветер сами несут вперёд корабль.

 
С морем можно биться и сражаться,
И его, как женщину, любить,
Можно постоянно восторгаться!
Морю можно ревностно служить
 

Вот только всего этого ожидать от команды трехмачтового парусника с названием «Беллона» не следовало, она служила дьяволу, олицетворением которого был Ван дер Деккен, отличавшийся крайней жесткостью. Поговаривали знающие капитана, что тот назвал свой корабль именем богини, посетившей корабль во время одного из плаваний по Средиземному морю. Богиню, выловленную из морских глубин и поднятую на борт корабля, ожидал не радостный приём со стороны голландского капитана. Богиня была оскорблена и приговорила корабль к вечному плаванию.

Была ли такая встреча богини и Ван дер Деккена в действительности, мне не ведомо. Но знаю одно – отправившись в обратный путь в Голландию из Индии, судно бесследно исчезло. И в самом этом факте ничего удивительного не было. Корабли во множестве исчезали тогда и исчезают сегодня в морских пучинах. Удивление состояло в том, что многим морякам, значительно позднее живущим, пришлось встретиться с «Беллоной» Ван дер Деккена. Слухи о встречах с «Летучим голландцем», как стали называть моряки «Беллону» давно уже ходили среди моряков разных стран, а вот письменных источников, свидетельствующих о подобных случаях, не было. Но, как-то и этот пробел был ликвидирован.

Первое печатное упоминание о «Летучем голландце» появляется в 1795 году в записках ирландского вора-карманника Джорджа Беррингтона называемых «Плавание к Ботаническому заливу». Не знаю, почему о «Летучем голландце» вдруг поведал человек, не ведавший ничего более глубокого, чем чужие карманы, которые привлекали его вниманием звоном монет, и не знавший ничего опаснее, чем быть пойманным за руку при извлечении их. Но факт остаётся фактом, с ним не поспоришь! Вор – свидетель истории «Летучего голландца»…

Появление письменного сообщения о таком необычном явлении вызвало исследовательский интерес, не утративший своей значимости и сегодня. Все понимают, что если море поглотило что-то, то оно не извергает его наружу. А вот «Летучий голландец» не подчинялся этому правилу, носясь в штормовую погоду по поверхности вод, едва касаясь их днищем своим. Оставалось исследователям выяснить, управлялось ли судно командой, или на палубе его не было людей? В мифах говорилось, что команда судна вместе с капитаном состоит из мертвецов, оживающих во время бури. Встреча с этими посланцами ада ничего доброго живым не сулила.

Скорее всего, в основу создания легенды о «Голландце» легла реальная история?.. С одним голландским мореплавателем по имени Ван Страатен в 1641 году произошла такая история: торговое судно, управляемое им, вознамерилось обогнуть мыс Бурь в поисках подходящего места для создания небольшого поселения, которое могло бы служить перевалочным пунктом для судов Ост-Индской Компании. При подходе к мысу разыгрался шторм, подтверждающий законность данного названия мысу. Вместо того, чтобы поискать места, где можно было переждать бурю, капитан решил добраться до цели, чего бы ему это ни стоило. История закончилась плачевно – судно исчезло. Всё, казалось, и говорить не о чем – судно поглотил океан. Так, нет, родилась легенда, согласно которой, упрямый капитан так хотел попасть на восточную сторону мыса, что провозгласил: «Я попаду туда, даже если у меня это займет время до самого конца света!» И попался… Дьявол тут же даровал ему вечную жизнь, и с тех пор корабль будет носиться вплоть до дня Страшного суда по волнам неподалеку от мыса, который вместо мыса Бурь стал позднее называться мысом «Доброй Надежды»

 
Смешались свет и тьма между собой.
В разрывах туч луна ныряет
И буйный ветер поднял шум и вой
Корабль, как щепку, океан швыряет.
 
 
То вверх подбросит – видно дно…
То в бездну бросит – видны только снасти.
Что испытать команде суждено?
Как избежать губительной напасти?
 
 
На что так разъярился океан?
Вины в команде каждого – по горло.
Все носятся, как стая обезьян,
Безумие из каждой щели перло.
 
 
За мысом, кажется, спасение возможно,
(Что тут же рядом, стоит обогнуть)?..
Преодоление не истинно, а ложно —
Неодолимым оказался путь!
 
 
За мысом ветра нет – покой,
И звёзды, кажется, приветливо глядят
Чуть двинулись вперёд, невидимой рукой
Корабль опять отводится назад!
 
 
За весла дружно взялись моряки,
Но силы тратили напрасно…
На скулах вздулись, ходят желваки,
Лик капитана гневен и ужасный.
 
 
Проклятья шлёт без устали и страху,
Досталось в них и мертвым, и живым…
Досталось в них Иисусу и Аллаху
И тысячам чертям, апостолам, святым!
 
 
И вдруг корабль над водами повис…
Надулись паруса и тишина настала,
Святого Эльма огоньки зажглись,
Помчался он и в воздухе растаял.
 

Причина такого страшного наказания за столь незначительную вину, вызывала сомнения, требовалось сделать её более весомой. Родился английский вариант легенды, опубликованный в одном из английских журналов в 1821: корабль, под командой капитана Френсиса Купера плыл вдоль Мыса Доброй Надежды, когда начался шторм. Команда умоляла своего капитана изменить курс, чтобы укрыться в безопасной бухте, но тот отказался. Мало того, он высмеял матросов за проявленную трусость. Шторм усиливался; волны заливали палубу одну из мачт сломало, борта трещали; капитан, грозя кулаком, проклял Бога за ниспосланное испытание. Тут же на палубе появился призрак, но взбешенный капитан приказал ему убраться прочь, грозя пристрелить. Видя, что гость не подчиняется, капитан выхватил револьвер и выстрелил в него, но револьвер взорвался у капитана в руке. Призрак, растворяясь в воздухе, ниспослал ему проклятие – вечно носиться по волнам, беспрестанно мучая матросов.

В германском варианте: немецкий капитан фон Фалькенберг плавал в Северном море. Периодически его посещал Дьявол, и капитан играл с ним в кости, ставя на кон свою душу. Капитан проиграл, и душа его превратилась в призрак, которому был вынесен суровый приговор: вечно скитаться по просторам морей

Но более других, определяющих наказание соответственно тяжести совершенных деяний капитаном, был второй голландский миф о Летучем голландце: голландский капитан Филипп Ван дер Деккен возвращался из Ост-Индии с грузом пряностей и тканей. В качестве пассажиров на борту корабля была молодая супружеская пара, оплатившая свой проезд золотом. Капитана, как магнитом тянуло к золоту, которое в большом количестве оставалось ещё в кошеле пассажира. Но более всего его привлекал вид красивой молодой женщины, так непохожей на тех, с которыми ему приходилось иметь дело, посещая изредка дешёвые бордели в конце плавания, Один только запах, исходящий от неё, кружил и дурманил голову капитана Филиппа. Жизнь моряка, когда плавания затягиваются на месяцы и годы, сопряжена с долгим сексуальным воздержанием. Что ни говори, это воздержание труднее всего переносится моряками! Прибывая в первый попавшийся порт, мореплаватели первым делом устремлялись в питейные отделения и бордели, спуская за несколько часов то, что зарабатывалось за долгое время каторжного труда. Недаром говорят, что пребывание женщины на корабле сулит беду. Она становится источником опасности сама по себе. Брать на борт женщину, отправляясь в плавание, считалось дурным знаком. Матросы ворчали, осуждая поступок капитана, но терпели, хорошо памятуя о злобном нраве его. Первые дни плавания проходили спокойно, Радушным приёмом капитан Филипп расположил к себе мужа красавицы, посещая супружескую пару и ведя с ней разговоры, Молодые люди с удовольствием слушали рассказы о приключениях капитана в его многочисленных плаваниях. В последнее из посещений Филипп, заколол кинжалом молодого человека, а молодой женщине сделал предложение стать её мужем, но та, вырвавшись из рук насильника, выскочила из каюты и выбросилась за борт.

При попытке обогнуть мыс Бурь, корабль попал в сильный шторм. Матросы добротой не отличались, но они были суеверными, считая бурю, как кару ниспосланную небесами за злодеяние капитана. Среди них началось недовольство, они требовали направить судно в какую-нибудь бухту, чтобы переждать там непогоду. С этой целью они, возглавляемые штурманом, предстали перед Ван дер Деккеном. Тот, молча выслушал штурман а и в ответ разрядил пистолеты, застрелив его и ещё двух наиболее активных матросов. Затем, перекрикивая рёв бури, поклялся костями своей матери, что никто из команды не сойдёт на берег до тех пор, пока они не обогнут мыс, даже если на это уйдёт вечность. С той поры, он, бессмертный, неуязвимый, но неспособный сойти на берег, обречён бороздить волны мирового океана до второго пришествия…

С той поры корабль-призрак, как говорят мифы, можно видеть в штормовую погоду, и встреча с ним предвещала несчастье.

Чего-то во всех мифах о «Летучем голландце» не хватало… Какой-то сухой, прозаичный конец?.. Не было романтики, не было любви…. Этот недостаток устранил великий немецкий поэт Генрих Гейне. Он добавил к сюжету романтическое окончание, позволявшее капитану «Летучего голландца» раз в семь лет сойти на берег, чтобы попытаться освободиться от заклятья, добившись любви непорочной девушки.

Сделаем и мы такую попытку…

Представим себе небольшой, но уютный домик на берегу Атлантического океана неподалеку от небольшого селения, основанного в 1652 году голландскими колонистами под руководством Яна ван Рибека в качестве перевалочного пункта Ост-Индской голландской компании. Позднее из этого селения образуется город, с более чем трехмиллионным населением с названием, знакомым всем морякам – «Кейптаун». Домик чем-то неуловимо напоминал корпус корабля, кормой обращенным к океану. У «кормы» с прорезанной в ней входной дверью – два невысоких деревца у входа, клумба цветов и тропинка, ведущая к небольшому причалу, к которому была привязана толстым канатом раскачивающаяся на волнах лодка. На левой стене дома вместо окон четыре корабельных иллюминатора, расположенных на равном расстоянии друг от друга. Проживал в этом домике старик, которого все в округе называли просто «дедушка Клаус» Прежде Клаус Гудзаак служил в Ост-Индской компании. Когда стала одолевать старость, оставил работу с небольшим пенсионом за долгую безупречную службу. Пенсион позволял вести скромный образ жизни, Жена скончалась от неизвестной лихорадки еще перед уходом на пенсию. Через год утонули в море сын и невестка, оставив ему на попечение восьмилетнюю внучку. За хозяйством дома присматривала женщина, живущая неподалеку от дома Клауса. Приходила она два раза в неделю. С нею иногда приходил десятилетний Питер. Между детьми возникла дружба. Адельгейда, так звали девочку, всякий раз с нетерпением ожидала Питера и его мать. От женщины девочка набиралась опыта, необходимого каждой хозяйке, от Питера – знакомству с окружающим миром. Клаус воспитанием внучки не занимался. С раннего утра он отправлялся на рыбную ловлю, делясь уловом с соседями. Под вечер отправлялся в таверну, где выпивал кружку пива, слушая разговоры окружающих, иногда и сам вступая них. Три комнаты дома Клауса, называемые им каютами, особым удобством не отличались, утварью соответствовала названию. Спал и отдыхал старик в подвесной койке, в каюте девочки были металлическая кровать и небольшой туалетный столик. На противоположной стене от кровати висели две небольшие картины, размерами 50х20 см., выполненных масляными красками. Без подписи автора. На одной картине были изображены бушующее море, рифы и поверх них летящий корабль с раздутыми парусами. На второй был изображен моряк в старинной одежде, Лицо бледное, выражало глубокую печаль. Девочка привыкла к портрету, но изредка ее охватывало необъяснимое волнение. Оно всегда возникало, когда за стенами дома слышались звуки разбушевавшейся стихии, а в стекла иллюминатора бились потоки дождевой воды. Глаза моряка на портрете в такие минуты становились особенно выразительными, Девочке казалось, что эти глаза следуют за ней повсюду.

Время шло… Девочка превратилась в красивую стройную светловолосую девушку с голубыми глазами, а Питер – в крепкого юношу, с обветренным лицом и загоревшим телом. Оба познали то, что принято называть первой любовью, чистою светлою, где даже поцелуй в щечку, казался грехом. Первая любовь была скреплена такой же светлой клятвой в вечной верности. Не ведали юные о том, что первая любовь не вечна, а клятва в ней непрочна и неисполнима. Правда, Адельгейда дала обещание Питеру, что через полгода она выйдет за него замуж. Это обещание было подкреплено благословением Клауса и матери Питера. Оставалось юным только ждать… Но судьба внесла свои коррективы…

 
Нередко жизнь преподнесёт урок:
Душа светла, не ведала обиды
Встречает на пути своём порок —
На первый взгляд приятный видом.
 
 
Порок вооружен, огромный опыт есть…
Душа неопытна и перед злом открыта,
Приходится грехи порока несть.
Глядишь, для них дыра в душе пробита.
 
 
А там уже – поехало, пошло,
Душа в чужих грехах мохнатой стала,
Все чистое и светлое ушло.
Уснула честь под толстым одеялом
 

Как-то в средине июня неожиданно на море разыгрался шторм и на глазах у многих трёхмачтовик с кроваво-красными парусами прорвался в гавань и бросил якорь, не приближаясь к берегу. Удивительно, в ту же минуту шторм стих, словно его и не бывало. Солнце вновь засияло на голубом небосклоне. Паруса бросившего якорь корабля ярко пламенели в лучах его. На фоне их невероятно черными казались мачты и такелаж. С корабля была спущена шлюпка в неё сел капитан и два гребца. Шлюпка развернулась к берегу. Мощные гребки весел погнали её вперёд. На берег сошёл капитан, матросы направили лодку назад к кораблю. Капитан направился к таверне и вошёл в накуренный зал.

Оглядевшись, он подошёл к столику, за которым сидел Клаус. По знаку капитана к столику подошел хозяин таверны и принял заказ. Заказ был прост – кружка рога. Клаус, всматривался в лицо капитана, что-то давно знакомое угадывалось в облике того, но память не приоткрывала завесы. Потягивая грог, незнакомец рылся в карманах. Затем высыпал на стол кучу золота и драгоценных камней. Клаус замер, широко открыв рот

Капитан заметил, как расширились зрачки и алчно засветились глаза старика

Небрежно ссыпая назад самоцветы и золотые монеты, капитан сказал: «В трюме моего корабля, кроме золота и каменьев, находится немало и других ценностей. Всего у меня в достатке… одно печально – годы идут, а семьей я пока не обзавелся. Служба морю всё более отдаляет меня от тех, кто появившись на свет, могли бы унаследовать мои богатства. Не нашел я ещё ту, которая б могла полюбить меня.

– Ты стар, – продолжал он, – повидал немало всего на свете, не мог ли бы ты подсказать мне – нет ли на примете в вашем городке девушки скромного поведения на выданье?

Клаус при виде богатств забыл о Питере, наречённом внучки, у него тут же зародилась мысль: «А не пристроить ли мне внучку, выдав за богатого незнакомца Адель? Кажется, сама судьба посылает счастливый случай. Что может дать ей голодранец Питер? А у этого такие богатства, о которых и мечтать невозможно. Адель, как сыр в масле, кататься будет, да и мне даёт возможность провести в довольстве и лености оставшиеся дни». И ответил он, по своей привычке, прямо:

– Я – не сводня! Но у меня есть на примете, то, что тебе нужно. Моя внучка в расцвете красоты, девушка скромная и послушная… Попробуй её уговорить?

Уговоришь – твоя будет! Если согласен, то захватим бутылочку вина и потопаем ко мне! Мой дом недалеко в полумиле отсюда

Через несколько минут они уже шли рядышком, как старые приятели. В домике Клауса уютно и тепло. Буря не испугала Адель. Но помешала встрече с Питером, а встретиться следовало…. Накануне между ними впервые кошка черная пробежала. Она сама не понимала, почему утреннее свидание закончилось ссорой между ними? Ведь никакого повода для этого не было. Она уже и забыла с чего всё началось… Ей хотелось поскорее загладить свою вину. Она уже собиралась выйти из дома, как на пороге показались дед и странно одетый незнакомец. Глянув на него, девушка оторопела. Изо рта её уже готов был вырваться крик. Усилием воли Адель сдержалась. Перед нею стояло живое воплощение моряка с картины, висевшей на стене её каюты. Всё абсолютно, не исключая деталей одежды. Снимая с головы шляпу и отвешивая поклон, незнакомец представился*

– Филипп Ван дер Деккен!

Потрясенная девушка ещё не пришла в себя, но ответила незнакомцу реверансом, называя себя: – Адельгейда!

Ван дер Деккен мягким голосом сказал: —

Я очень ограничен временем… Поэтому позвольте, спросить прямо: Вы прежде никогда не слышали обо мне?

– Я не слышала, а видела…

– Этого не может быть! – воскликнул в изумлении моряк, прерывая Адель.

– А вы убедитесь, взглянув на картину, висящую на стене моей комнаты, – предложила девушка и, не дожидаясь согласия нежданного гостя, направилась к себе в комнату. Гость последовал за ней. Клаус остался в передней, занявшись бутылкой вина.

Бросив взгляд на висящие картины, моряк с глубоким вздохом сказал:

– Да, признаюсь, на картинах действительно изображены я и мой корабль. Не пойму, каким только образом картины попали в ваш дом? Не помню и случая, когда бы я позировал кому-нибудь из художников?

– Картины эти достались мне от покойного отца, я привыкла к ним, как привыкают ко всему, что составляет хоть частицу памяти о дорогих людях – сказала просто девушка, и добавила через мгновение, – всё остальное вам придётся объяснить мне самому.

– Объяснение я дам, поскольку прибыл к вам с самыми добрыми намерениями и с не менее добрым предложением. – отвечал Филипп Ван дер Деккен, – вот только действительно не могу представить, каким образом мой портрет появился в вашем селении вообще, поскольку никогда прежде не бывал в нём. Следует считаться и с тем, что происходит с нами и такое, что объяснению не подлежит! Полагаю, что это – доброе предзнаменование. Рассказ мой потребует некоторого времени и вашего внимания, а для этого следует найти место, где мы можем расположиться так, чтобы нам никто помешать не мог. Признаться, я предпочитаю домашним помещениям открытые пространства. Для нашего разговора подошла бы, скажем, скамья у входа в ваш дом… Вы не возражаете?

Девушка, пожав плечами, согласилась. Она совершенно не опасалась человека, так странно попавшего сюда, и так странно одетого. Мягкий тембр голоса, учтивая речь и характер манер выражали спокойствие.

Усевшись удобно, овеваемые свежим ветерком, дующим с океана, капитан продолжил:

Я вижу, что мой наряд выглядит странным, вызывает у вас нескрываемое удивление, но, что поделать, он соответствует тому времени. Когда я жил так, как живут люди. Пролетела огромная вереница лет с того времени. Я родился в богатой семье, мне дали прекрасное образование. Дом моих родителей окнами выходил на море. Оно манило, завораживало меня, поэтому и не удивительно то, что я стал моряком. Состояние моих родителей позволяло приобрести и оснастить корабль. Потом уже я служил в Ост-Индской Голландской компании. Дела мои шли успешно, я накопил огромные богатства, позволяющие жить на широкую ногу. Но море не отпускало меня и я продолжал плавать. Морская служба имеет свои особенности, влияющие на характер человека. Оно делает его не только сильным, но и суровым. Оно не позволяет полностью отдаться семье. А жизнь в ограниченном пространстве корабля, с бескрайними просторами воды, неделями и месяцами, не позволяющими сойти на берег, делают человека немногословным, а капитана корабля и к тому же и властолюбивым, поскольку жизнь каждого матроса зависит от воли его. Много лет я провёл в плаваниях, побывал и там, куда до меня не ступала нога человека, пришёл через смерти, ужасы и бури… Но всё это оказалось мелким и пустячным по сравнению с тем, что ждало меня впереди. Как-то раз, огибая мыс Доброй Надежды, корабль мой попал в страшнейшую бурю. Оставалось совсем небольшое расстояние, чтобы оказаться в пределах относительного затишья, как мой корабль подхватывали огромнейшие волны и отбрасывали м назад. Бесчисленное количество раз делал я попытки, но словно невидимая огромная рука оттаскивала меня назад, где каскады воды заливали палубу. В страшном гневе я слал проклятия небесам. И неведомые силы прокляли меня, обрекая на вечное плавание. Несется мой корабль сквозь штормы и бури и не видит команда корабля ничего иного. Я устал и молю небеса о прощении, но годы проходят и ничего не меняется в моей судьбе…

Адель заметила, какую глубокую, беспредельную тоску выражали глаза рассказчика. Жалость сжимала сердце девушки. Она не знала чем помочь страдальцу, но готова была на всё для этого.

– но есть же какой-то выход? – спросила она участливо

– Есть! Через каждые семь лет кораблю и, естественно, команде приставать к берегу и из теней превращаться в живых людей того внешнего вида, который мы имели перед проклятием. Всего два дня радости жизни подарены нам. Проходят они, и корабль с командой снова превращаются в призрак, несущийся по гребням волн бушующего моря. Прежде я не знал, почему так происходит. Но лет тридцать тому назад в один из дней превращения нашлась прорицательница, которая поведала мне о том, что проклятие будет снято с меня, если невинная девушка полюбит меня и согласится выйти за меня замуж. Трижды пытался я найти такую девушку, но безрезультатно – слишком мал срок для такого поиска. Сегодня – четвертый раз… Буря, и мой корабль бросает якорь в гавани вашего селения… Я встречаюсь с вашим дедом… он приводит меня к вам… И вот, я у ваших ног…

Сердце Адели готово разорваться от жалости к страдальцу, и она доверчиво протягивает ему руку.

Я согласна. – Чуть слышно шепчет она.

Моряк, целуя руку девушке, говорит:

– Я должен предупредить, что доля возлюбленной моряка не проста, полна длительных разлук и тяжелых переживаний… Вы так молоды, а соблазны жизни велики…