Текст книги "Под властью Люцифера. Историко-биографический роман"

Конференция министров иностранных дел

Я остановлюсь кратко на характеристике тех, кто нам, живущим в России, не был хорошо известен, хотя с именами их мы были знакомы только потому, что во Второй мировой войне их роль была слишком велика. Они стоят у истоков мифов о прошедшей войне. Речь идет о политике и политиках. В политике не может быть друзей – в ней есть партнеры и расчеты. Попробуй разобраться в ней? Для искушенных – сложная работа!

Было время, когда женщины нашего многонационального двора, естественно, не все, а большая его часть, ни единым словом не касались политики, хотя и выполняли постоянно миротворческие миссии, усмиряя ватагу юных розовощеких удальцов, с гиком и воем носившихся по ограниченной территории двора, имевшей одну неприятную для взрослых особенность, затрудняющую оперативную деятельность миротворцев. Дело в том, что наш двор и соседний соединялись вместе, образуя единое пространство, формой напоминающее вытянутую букву «П». Единый оперативный простор, имеющий двое ворот, резко повышал маневренные возможности детей и подростков, ограничивая действия бабушек и матерей, уступающих им в скорости. При этом следовало учитывать, что силовое превосходство сохранялось за женщинами.

В некоторых, исключительных, случаях собирался женский трибунал, чтобы разобрать, кто и каким образом разбил стекло в окне в одной из квартир, чтобы возложить материальную ответственность на родителей виновника. А подобное было не редкостью в достославные предвоенные времена. Ну, что поделать, если дети не имели игрушек, а взрослые порослью своею не занимались, выполняя только жандармские функции. Игры были подвижные, силовые, с использованием самодельного мяча, сделанного из старого мужского носка, набитого тряпками; нитки, связующие все в единое целое, в какой-то мере обеспечивали форму этому чудовищному творению человеческой мысли. Обладай он еще и прыгучестью, взрослым доставалось бы много чаще неприятностей. Звон разбитого стекла толкал хозяйку квартиры наружу. Удивительная женская солидарность в одно мгновение собирала женщин двора, и начинался суд. Никогда не было случаев, чтобы виновник не был определен. Перспектива быть выпоротым способствовала определению большого числа свидетелей. Громкий детский крик с подвыванием, несущийся из какой-то квартиры, свидетельствовал о начале исполнения приговора. Женщины из-за детей не ссорились. Иное дело, если кто-то из них вне очереди, не предупредив общество заранее, использовал общую бельевую веревку.

Политикой в нашем дворе занимались исключительно мужчины, когда собирались за рюмочкой водки и добрым холодным пенящимся пивом. Объектом исследований и комментирования их были международные политические взаимоотношения. На комментирование внутренней экономической и политической жизни общества было наложено табу. Все твердо знали одно – партия и правительство никогда не ошибаются! Я становился невольным свидетелем разговора серьезных мужчин только потому, что играл роль Ганимеда, виночерпия при своем отце.. Это меня, как грамотного и быстроногого, отец посылал за пивом и водкой в воскресный день, когда ему хотелось расслабиться после трудов тяжких и праведных. Водку и пиво подросткам продавали, поскольку не было ни одного случая в городе за много лет, чтобы дети пили такую «гадость», а вот папиросы и спички приобрести под любым предлогом было невозможно. Хотя этот жесткий запрет не исключал возможности попробовать запретный плод. Такая проба состоялась у меня, когда, гуляя с пацанами по Японскому полю, мы наткнулись на пачку кем-то утерянных папирос. Мы накурились ими до отравления и валялись потом с зелеными лицами там же, возле водонасосной башни. Нас «мутило», мы не единожды вырвали. Казалось, что тело насквозь пропиталось табачным дымом. Мы долго пропускали воду сквозь ноздри у фонтана, стараясь удалить неприятный запах, опасаясь, что родители наши почуют его. Этот эксперимент, по счастью, надолго отвратил меня от табака. Взрослыми от курения папирос мы тогда не стали.

Но вернемся к мужчинам. В теплый, располагающий к отдыху день около нашей квартиры ставился стол, каждый приглашенный мужчина приходил со своим табуретом. На стол ставилась бутыль с пивом и водка. Количество их определялось материальными возможностями собравшихся. Закуска простая: вяленая рыба, лук, редис, свежие огурцы и ломти темного хлеба. Чаще всего за столом усаживалось четверо-шестеро ближайших соседей. Возглавлял компанию мой отец, он был старше других по возрасту и более других разбирался в вопросах политики.

В мои обязанности входило находиться поблизости на случай, если жажда мужчин окажется неудовлетворенной. Только поэтому я становился невольным слушателем и свидетелем трансформации общества. Садились они с озорными, веселыми глазами, удовлетворенно потирая руки. Глянешь со стороны, и душа радуется – собралась компания людей, приятных во всех отношениях. Мужчины не обременяли себя одеждою: майка с хлопчатобумажными брюками или длинная, до колен, рубашка, под которой скрывались сатиновые трусы, по моде того времени, тоже достигающие колен. Появление на улице в таком виде обязательно привело бы к столкновению с законом. Может, этим обстоятельством и объяснялась моя роль снабженца? По счастью, искомое питье находилось неподалеку, на широком молу керченского порта, прежде более доступном для постороннего человека. Его производственную часть отделяли выстроившиеся дугой торговые ларьки. В каком-нибудь из них обязательно к воскресенью завозилось несколько бочек свежего пива. Продавец, душою сочувствуя мальчишке, всегда продавал мне пиво на отстой, иными словами, не зарабатывал на его пене. Может, в этом была и вторая причина использования меня на побегушках?

Честная дворовая мужская компания, приложившись к пиву и водке и закусив, чем Бог послал, начинала разговоры. Вначале они касались обыденных житейских тем. Глаза постепенно загорались несвойственным им блеском. Когда вторая порция пива и водки скользила по пищеводу, наступало время воспоминаний. Мой родитель, обычно малоразговорчивый, слово из которого клещами не вытянешь, начинал вспоминать о гражданской войне. Я сейчас понимаю, что в обыденной серости обитания человек нуждался в доле чего-то героического. Поэтому отца слушали со вниманием, хотя описываемые события им приходилось слышать уже не раз, а на выдумки мой отец не годился. Вспоминалась война с украинскими гайдамаками, поляками Пилсудского, сражение под Перекопом. Отец служил в красной гвардии, а потом и Красной Армии, с февраля 1917 года, вступив во 2-й Благушенский отряд московской красной гвардии. Уже в 20 лет он стал начальником пулеметной команды, а это означало, что под его командой находилось более сорока пулеметов различных систем, поставленных на тачанки. Нужно было отлично разбираться в материальной части оружия и быть знакомым хотя бы с элементами военной тактики.

Время шло, и разговор становился все громче, позы развязнее, глаза возбужденно бегали. Темой разговора становилась международная политика, что означало только одно: мужики преодолели экватор. Теперь передо мною были непростые советские граждане, а умудренные политики. Иными словами, это был, если не международный конгресс, то, во всяком случае, нечто, напоминающее конференцию «министров иностранных дел». Не хватало только звучания иноземной речи и переводчиков. Часто звучали имена Чиано, министра иностранных дел Италии, Иоахима фон Риббентропа – министра иностранных дел Германии, Горацио Вильсона, серого кардинала английской тайной миссии и самого Уинстона Черчилля, творца английской политики. До него звучали имена английского премьера Чемберлена и французского – Даладье. Мне эти имена тогда ни о чем не говорили. Я прислушивался к тому, что говорил отец. Для меня он был непререкаемым авторитетом. Отец, рубя воздух ладонью правой руки, между тем выкрикивал: «Дудки им! Мы в гражданскую от всех отбились: и от немцев, и от англичан, и от японцев!.. И белогвардейцам нос утерли! Теперь, когда мы на ноги стали, когда и у нас техника появилась, нас голой рукой не возьмешь!»

Сосед, серб Иво, принявший фамилию жены – Лисавецкий, вставлял свое слово: «Правильно, говоришь, сосед! Товарищ Сталин решил заключить пакт о ненападении с Германией, значит, так надо! Они тоже, как и мы, строят социализм»…

Иво, как и всех тогда, не смущала приставка к слову социализм еще одного слова, короткого, но важного – «национал».

 
До средины застолья добрались друзья,
Молчуны – говорливы, речисты.
Не заметить, конечно, нельзя,
Пред тобой – дипломаты, министры!
 

Я молчал, меня приучили не вмешиваться в разговоры взрослых. Но так хотелось сказать взрослым о солидарности рабочих всех стран. Мне тогда казалось, что стоит кому-то замахнуться на наше государство, государство рабочих и крестьян, как во всем мире поднимется волна возмущения! Ведь я состоял, как и все ребята моего класса, в организации, называемой – «МОПР», которое расшифровывалось так: «Международная Организация помощи революционерам». Мы даже взносы вносили, по 10 копеек в месяц.

Пока наши мужчины говорили о возможностях военных действий, в Германии готовились к ним..

План «Барбаросса»

Есть в Тюрингии гора Кифхойзер. Гора, как гора. И местность вокруг обычная, мирная и спокойная. Вьется лентою шоссе, вдоль нее расположены деревушки с уютными домиками, в зелени садов утопающими. Тяжесть плодов на деревьях клонит их к дороге. Горизонт скрывается в легкой дымке. Мирная, идиллическая картина. Сердце расслабляется при виде ее, и слезы умиления вот-вот появятся на глазах. Минуете в поездке от Эрфурта городок Бад Франкенхаузен, где во времена Великой крестьянской войны в последнем сражении в плен был взят борец за свободу немецкого народа Томас Мюнцер, да еще несколько сотен метров по улицам Франкенхаузена продефилируете, и перед вами развилка дороги предстанет. Стрелка, указующая путь налево, гласит: «Логово Барбароссы».

У нас в стране едва ли найдется один на тысячу, кто знает о существовании этого «логова»! Да и зачем оно нам, это логово? Прежде жил я, как и все, в стране, которую мы называли Советским Союзом, и которую за рубежом по-прежнему упрямо называли и называют Россией, и не было нам никакого дела до немцев и французов, до Меровингов и Капетингов. Да и рыжебородые Барбароссы были нам ни к чему. Никогда мы к ним, по своей воле, не хаживали. Они – иное дело, нет-нет да наведывались к нашим прадедам. Угощали их наши деды да прадеды, чем могли, оставляли гости после себя холмики земляные, невысокие. Ну, некоторым, по жалости своей, даже крест березовый ставили. Сгнивал крест, и память уходила о том, кто под ним тело свое в земле нашей оставил!

После гражданской думали, ну, наконец, мир долгий к нам пришел, отстроимся, заживем по-человечески! Заслужили его, как никак! Не соображали, а чем, собственно, заслужили? Что особенного дали миру? Чем прославились? Не тем ли, что колотили друг друга, люди близкие по крови, за мифы, где-то за границей созданные? Новый строй создавали, к свету рвались! И не знали мы, что где-то в кабинетах канцелярии Гитлера создается план, названный именем жившего когда-то в раннем средневековье германского императора Фридриха Барбароссы, по которому ни мне, ни моим соплеменникам жить на земле предков своих не положено. Я учился тогда в пятом классе, проходили мы историю Древнего Мира, а вот до средневековья не дошли. Так что время Барбароссы еще не стучалось в клетки мозга моего. Только позднее я познакомлюсь с деяниями этого «великого» предка германских племен, с которым меня, по замыслам генералов немецких, что-то должно было связывать.

У немцев были прекрасные писатели-сказочники. Мне и сейчас, взрослому, немецкие сказки нравятся. Недаром сюжеты этих сказок использованы для основы детских балетов Петра Чайковского. В сказках много уделяется внимания трудовому процессу. Просто заполучит в руки волшебную вещь в немецкой сказке невозможно. Немцы в прошлом великие доки были по созданию и легенд. Основанием для этого им служили сказания древних, и своих сказителей, и не своих, но близких по духу северному. Важно было одно, чтобы они связь нордическую с каким-то вселенным льдом, неведомым на земле, имели. Речь идет о «Вейтайслере» – теории Мирового (или вечного) Льда. Согласно ее все небесные тела, кроме Земли и Солнца, состоят изо льда, или окутаны толстым ледяным покровом. Считали, что толщина этого ледяного покрова для Луны составляет 240 километров, для Марса – 400. Если кусочки льда с Юпитера падают случайно на Солнце, то оно покрывается пятнами. Это происходит каждые 11 лет, время цикла вращения Юпитера вокруг центра системы. А дальше начинается такое, что человеку, не посвященному в работы Гербигера, создателя этой теории, ничего понять не удастся. Следует сказать, что в этой теории немало интересного, требующего основательных и серьезных раздумий. Об этом свидетельствует то, что этой теорией увлекался не только Гитлер, но и такие талантливые ученые, как Вернер фон Браун, создатель ракетного оружия. Одним словом, теория Вечного льда представляет смесь научного и мистического. Чего в ней больше, трудно сказать, но ею была обусловлена немцами возможность создания космического оружия. Над нею работало немало умов гитлеровского рейха.

В Германии, подходя к местным условиям, отлично вписывались саги древних исландцев, они и были приспособлены, в первую очередь… И действие легенды о маленьком народце нибелунгах теперь происходило не где-то вблизи вулкана Геклы, а на берегах Рейна. Тут, естественно, и Зигфрид, и Брунгильда появились. Не забыли немцы и легенды, связанной с судьбой короля Фридриха. А царствовал этот король под именем Фридриха I Барбароссы еще в XII веке.

Чушь, скажете? К чему людям двадцатого столетия вдруг понадобился закованный в толстое железо не то рыцарь, не то король? Оказывается, народная молва связывала с этим именем надежды немецкой нации на восстановление былой славы. С тех дальних времен пришли на земли Гансов и Фрицев рассказы о том, что некий монах открыл чудесную тайну племянника Барбароссы императора Фридриха II, согласно которой император жив и скрывается в подземелье горы вблизи Зальцбурга. Наступит счастливый день, зацветет засохшая груша, появятся на ней зрелые плоды, и проснется от долгой спячки король Фридрих II, соберет свои победоносные полки. Шло время, кое-что менялось и в самой легенде. Со временем стали говорить не о короле Фридрихе II, а о самом Фридрихе I Барбароссе. Будто спит он, сидя на скамье подле круглого стола, в толще горы Кифхойзер, вблизи гор Гарца, борода рыжая, пышная за века отросла и стелется по земле. Крепко спит император, но наступит время и проснется Барбаросса, выйдет на свет и возродится могущество немецкой империи.

Странно как-то, война тяжкая прошла, а легенда и сейчас жива, хотя в 1971 году найдены следы настоящей могилы легендарного короля. Да и смерть его была трагичной, но никак не славной, – утонул он в Черном море во время одного из крестовых походов. Конечно, как тут было выплыть, коль железа на тебе с десятка три килограммов навешано? А возродил, придал блеск сказанию никто иной, как император Вильгельм I, воевавший с французами и победивший их.

Немецкий кайзер искал в истории прошлого оправдания своим действиям. Вот тут-то он и натолкнулся на легенду о Барбароссе. В 1890 году началось сооружение грандиозного памятника предку великому, через шесть лет он был освящен и с той поры стал объектом поклонения. Поклонения для тех, кто войной грезит, в битвах дух германский возвысить старается. Размеры памятника, действительно, грандиозны. Да и тяжелый дух на нем лежит, как и положено всему готическому. Нет в нем тех легкости и духовной возвышенности, какие в творениях итальянских мастеров пребывают. Давит громоздкостью своею, чувствуешь, как мал и слаб ты. Бесконечная стена лестниц идет в гору. И открывается перед тобою вид гигантской башни. Перед башней стоит конная фигура самого Вильгельма I, а у ее основания – фигура Фридриха Барбароссы со стелющейся по земле бородой. Внутри башни – громадное помещение. Здесь хранились знамена немецких полков, покоривших Францию. Я бы не стал уделять легенде столько внимания, если бы не…

Когда Адольф Гитлер придумывал условное название для подготовки нападения на Советский Союз, он вспомнил о Фридрихе Барбароссе. И это было не случайно. Гитлер считал себя продолжателем немецких традиций, уходящих глубоко в историю средневековой Германии. Папка с грифом – «Операция «Барбаросса» стала накапливать в себе документы, обоснования и планы задуманного им похода на Восток. В этом плане не находилось места для славян, но содержали документы промежуточного использования их при покорении мира. И родил тот план директиву, под номером 21.

Под план и базу нужно подготовить. Надо было искать помощников и вне России, и внутри нее. Каждого союзника по нападению надо было чем-то заинтересовать, что-то пообещать, что-то авансом дать, а что-то оставить манящим вдали. Пусть надеется, лучше биться станет, как-никак дополнительный стимул!

Мы во время военных действий, происходящих на нашей, русской земле, познакомились как с внешними, так и с внутренними союзниками немцев.

Символы противника

Время идет, правда уходит, как вода, сквозь песок времени. Остается на поверхности то, что она несла на себе. По этому осадку можно делать любые предположения. И от правды остается только то, что нужно тому или иному обществу, тому или иному правителю. Правда и ложь ходят в одинаковой одежде, порою только обмениваясь ею. Попробуй, глядя на жизнь поверхностно, разобраться, что к чему? Тяжелейшая война ушла в прошлое. Ревизии подвергается все, что было связано с ней. Делается это во имя политики, вроде бы временной, а может остаться и на века. Чудовищной глупостью и неправдой в тело памяти въевшись! Малое делают великим и умаляют великое до ничтожно малого.

Уходят «последние могикане», участвовавшие в той войне, кто опровергнет ложь? Да уже и сейчас подумайте, какими возможностями обладают приверженцы истины? Что может сделать ветеран руками трясущимися? Кто истину его до нового поколения донесет?

Нюрнбергским международным трибуналом был осужден фашизм. Прошло более века, а мы видим марширующих молодчиков на улицах Таллинна. Нет-нет, да и появляются в продаже книги, свидетельствующие о том, что есть на свете люди, исповедующие фашизм. Чего стоит только одно опубликованное и поступившее в продажу творение рук досужего писаки под названием «Гитлер – освободитель».

Я помню портрет Гитлера, висящий на стене здания керченского гестапо с такой же надписью под ним.

Ничего отталкивающего в облике изображенного строгого и спокойного мужчины не было. Одежда – простой френч, ни орденов, ни медалей, никаких знаков отличия. Только повязка на рукаве со свастикой. Но мы, живущие под немецкой оккупацией, знали, чего следует ожидать от немцев, руководимых им. Никакие репрессии 1937 года, связанные с именем Сталина, по жестокости и неотвратимости в сравнение с немецкими не идут. Правда, когда фронт отодвинулся далеко на восток, немцы просто так нас уже не расстреливали и не вешали. Все делалось уже по закону. К великому сожалению, мы этих законов не знали, к тому же все виды наказания сводились к одному – смерть. Время для исправления не давалось. Смерть твоя для острастки других. Но краж среди нас не стало. Воровать друг у друга нечего. А у немца украсть, означало, послать по своему следу ищеек гестапо. А ищейки тут же около тебя крутятся, как псы, ожидающие подачки. Немец мог оставить свой чемодан или ранец без присмотра и, вернувшись через несколько часов, найти его на том же месте.

При оккупационных властях открылись две церкви. Вот только не знаю, кто в них ходил? Мы, напуганные немецким режимом, большими группами не собирались, памятуя о том, что так легко угодить в Германию.

Семья моя была православная, без излишней набожности, привыкшая и к крещению детей, и к празднованию Пасхи с куличами и крашеными яйцами, несмотря на то, что при Сталине церкви не функционировали, а священника днем с огнем невозможно было сыскать.

Новая власть разрешала исполнять религиозные обряды, но глубочайшими клеточками своего сознания мы чувствовали, что власть Гитлера не от Бога, а от сатаны. И не потому, что это была власть иноземцев, а для славянина такая власть не благословлена небом, а потому, что было все чуждое, коварное и жестокое. Ни обсуждать, ни рассуждать нет права, только исполнять. Мы такое замечали и среди самих немцев, хотя открытый мордобой, характерный для взаимоотношений среди румын, был крайне редким явлением среди тевтонов..

Придет время, и я, страдая любопытством и работая над материалом «Красной капеллы», законченным мною еще в 1976 году, но так и не увидевшим свет, коснусь многих характеристик фюрера, может, и не давшим мне целостного представления о нем, но позволившим хотя бы понять, что двигало им.

Само окружение Гитлера не состояло из элиты общества, большинство их них не имело высшего образования, может быть, лишь за исключением Вальтера Шелленберга, но недостаток знаний заменяли целеустремленность, преданность и великолепная исполнительность.

Гитлеру верили, как Богу. Безусловно, фигура вождя немецкой нации была неординарной, одаренной, но одаренной не Богом, а князем тьмы. Верил ли Гитлер в Бога? Нет, не верил.

Увлечение оккультными науками несовместимо с верой во Христа. А позволять в пропаганде сравнивать себя со Спасителем – кощунство!

Всегда, в любом обществе находятся люди в подобострастии готовые на нарушение заповедей Святого писания. Да что им заповеди в сравнении с кумиром, которого они прославляют и которому поклоняются?

Во многих протестантских церквях «тысячелетнего рейха» звучали проповеди, приводившие истинных христиан в трепетный ужас. И, действительно, как можно слышать христианину любой конфессии подобное: «Адольф Гитлер – голос Иисуса Христа, возжелавшего стать плотью и кровью, и ставшего такой кровью и плотью».

Или, в детских садах учили молиться так: «Фюрер – мой свет, моя вера! Да будет благословенно имя твое, мой фюрер!» И эти цитаты были утверждены самим Гитлером.

Лучшей характеристики, чем дал Гитлеру начальник немецкой разведки Вальтер Шелленберг, никто, из знающих его, не давал: «Он обладал ненасытным, страстным стремлением к известности и власти, в сочетании с изощренной жестокостью, которой он подкреплял свою молниеносную реакцию, энергию и решимость. Пока судьба улыбалась ему, эти качества помогали ему удерживать в подчинении Германию и привлекать изумленное внимание всего мира. Гитлер не верил в существование Бога. Он верил только в кровную связь между поколениями, сменявшими друг друга, и в какое-то туманное понятие о судьбе или провидении. Не верил он и в загробную жизнь. В связи с этим он часто цитировал отрывок из „Эдды“ – этой замечательной сокровищницы древней исландской литературы, являвшейся для него выражением глубочайшей нордической мудрости: „Все проходит, ничего не остается, кроме смерти и славы о подвигах“. В конечном счете, вера Гитлера в свою „миссию“ возросла до такой степени, что ее нельзя иначе охарактеризовать, как манию. Но именно эта идея о предназначении быть германским мессией явилась источником его личной власти. Она помогла ему стать правителем восьмидесятимиллионного народа и на протяжении коротких двенадцати лет оставить неизгладимый след в истории».

Высказывания Гитлера, приводимые ниже, легко укладываются в политическое завещание его.

Однажды в беседе с Борманом, Герингом, Кальтенбруннером, это было 18 января 1943 года, Гитлер сказал: «Какое счастье для правительства, когда люди не мыслят. Мышление должно состоять только в отдаче или исполнении приказа».

Геббельс вторил ему: «Люди должны делать то, что мы вложим в их головы». Для народов оккупированных стран предполагалось ограничить образование изучением азбуки, правил сложения и вычитания, возможно, знанию таблицы умножения.

Даже применительно своего народа Гитлер говорил: «Немецкое население не должно получать никакого образования. Если мы совершим эту ошибку, то сами посеем семена будущего сопротивления нашему господству. Конечно, нужно оставить школы, за которые они должны будут платить. Но учить там нужно не больше, чем пониманию знаков уличного движения. По географии пусть они примерно знают, что столица империи зовется Берлином, и каждый должен один раз в жизни там побывать».

Интеллигенцию, которую создал Сталин, нужно уничтожить.

Рейхсфюрер СС Гиммлер интерпретировал идеи Гитлера так: «Русские – это рабочий скот, у которого нет никакой культуры!»

И еще из выступления Гитлера: «Идет борьба на уничтожение. Если мы этого не поймем, то сейчас разгромим врага, а через 50 лет перед нами снова предстанет коммунистический противник. А ведь мы ведем войну совсем не для того, чтобы консервировать противника!»

Однажды Розенберг по неосторожности предложил открыть в Киеве университет, дабы там воспитывать кадры для оккупационной администрации. Гитлер взорвался: «Розенберг, вы в своем уме? Я запрещаю впредь вам говорить что-либо подобное!»

Теперь можно перейти к непосредственному изложению замыслов Гитлера, чтобы понять, направление его политики: «Если я выиграю эту войну, я положу конец еврейскому мировому могуществу и нанесу им такой удар, от которого они не оправятся. Но ежели я проиграю войну, это не будет означать, что их успех обеспечен, ибо в итоге они потеряют благоразумие, станут такими надменными, что неизбежно вызовут резкую реакцию против себя. Они станут требовать различных прав и привилегий в разных странах, оставаясь в то же время верными своей „избранной расе“. Исчезнет вертлявый, ласковый и скромный еврейчик, ему на смену явится напыщенный и хвастливый жид; и от второго будет столько же зловония, сколько и от первого, а может, еще больше. Поэтому не нужно бояться исчезновения антисемитизма, ибо сами евреи делают все возможное, чтобы он не исчезал, а разгорался с новой силой. В данном отношении можно полностью положиться на них: пока евреи существуют, антисемитизм никогда не исчезнет. Утверждая это, смею заверить вас, что я довольно далек от расовой ненависти. Однако, в любом случае, нежелательно, чтобы происходило смешение рас. За редчайшим исключением подобное смешение никогда не приносило хороших результатов. Стремление расы оставаться расово чистой является доказательством ее жизнеспособности и здоровья. Гордость за свою расу (и это не подразумевает презрения к другим расам) также является нормальным и здоровым чувством. Я никогда не считал китайцев или японцев неполноценными по сравнению с нами, они принадлежат к древним цивилизациям, и я охотно признаю, что их прошлое значительнее нашего собственного. У них есть право гордиться своим прошлым, равно как и мы имеем право гордиться цивилизацией, к которой принадлежим. В самом деле, я считаю, что чем более непоколебимыми в гордости за свою расу останутся китайцы и японцы, тем легче окажется для меня общение с ними».

Далее Гитлер пишет:

«В тигле национал-социализма расплавятся и смешаются все эти качества, характерные для германской души, и возникнет современный германец, трудолюбивый, сознательный, уверенный в себе и одновременно простой и гордый, не самим собою или тем, что он есть, а принадлежностью к Великому Сущему. Это чувство ни в коем случае не подразумевает какое-либо желание подавить и сокрушать других. Я знаю, были моменты, когда мы слишком увлекались культом этого чувства. Наша расовая гордость не агрессивна, пока она не касается еврейской расы. Мы употребляем термин «еврейская раса» для удобства, хотя в действительности, с генетической точки зрения, такого явления, как еврейская раса, просто нет. Тем не менее, есть группа, к которой этот термин может быть применим, и существование которой допускают сами евреи. И именно эту группу человеческих существ мы называем еврейской расой. Отметим, что это – не религиозное сообщество, хотя еврейская религия используется этой группой как наклейка. Еврейская раса – прежде всего абстрактная раса ума. Она объединяет как наиболее рьяных атеистов, так и самых убежденных искренне верующих, объединяет их факт многовекового преследования, хотя евреи забывают, что они сами провоцируют эти преследования. Следует заметить, что евреи не обладают теми антропологическими характеристиками, которые определили бы их принадлежность к однородной расе. Однако нельзя отрицать, что у любого еврея в мире наличествует несколько капель чистой еврейской крови. Если бы это было не так, не имелось бы никакой возможности объяснить присутствие определенных физических черт, присущих всем евреям, от варшавского гетто до марокканского базара – безобразный хищный нос, жестокие грязные ноздри и т. д. Раса ума являет собой нечто более цельное, более прочное, чем обычная раса. Перевезите немца в Соединенные Штаты, и вы превратите его в американца. Но еврей остается евреем, куда бы он ни перемещался, остается существом, которое ни одна окружающая среда не может ассимилировать. Характерная особенность умственного устройства его расы позволяет ему оставаться невосприимчивым к процессам ассимиляции. И именно тут, в двух словах, находится доказательство превосходство ума над телом.

Если нам суждено быть побежденными в этой войне, наше поражение будет окончательным. Наши враги провозгласили свои цели таким образом, что у нас не остается никаких иллюзий относительно их намерений. Евреи, русские большевики и тьма шакалов, идущих за ними и тявкающих у их ног, ни один из них, мы знаем это, не сложит оружия до тех пор, пока они не разрушат и не уничтожат национал-социалистическую Германию, превратив ее в груду развалин. В этом страшном конфликте, в этой войне, где столкнулись две такие непримиримые и несовместимые силы, неизбежно полное разрушение одной или другой стороны. Это борьба, которая должна вестись обеими сторонами до полного обоюдного истощения. С нашей стороны, мы знаем, что будем воевать до победы или до последней капли крови.

После поражения рейха и предстоящего появления азиатского, африканского и, вероятно, южноамериканского национализма, в мире останутся только две державы, которые в состоянии противостоять друг другу: Соединенные Штаты и Советская Россия. Исторические и географические законы вынудят обе эти державы испытать свои силы либо военным путем, либо в области экономики и идеологии. Те же самые законы неизбежно заставят обе эти державы стать врагами Европы. Совершенно ясно, что рано или поздно обе эти державы пожелают найти поддержку единственно и выжившей великой нации в Европе – немцах. Я отдаю себе полный отчет в том, что скажу сейчас: любой ценой немцы должны избежать роли пешки в обоих лагерях. При подобной конъюнктуре трудно определить с идеологической точки зрения, что окажется более вредным: еврейский американизм или еврейский большевизм. Возможно, что под влиянием событий русские полностью избавятся от еврейского марксизма, но лишь для того, чтобы возродить панславизм в его самом свирепом и ненасытном виде. Что же касается американцев, то если они избавятся от ига нью-йоркского еврейства, их ждет гибель еще до наступления поры зрелости. Тот факт, что они считают обладание колоссальной материальной силой с явным отсутствием интеллигентности, невольно наводит мысль о ребенке, пораженном слоновой болезнью. И не суждено ли этой цивилизации погибнуть столь же быстро, как она развилась? …Вскоре станет ясно, что у этого колосса с глиняными ногами, после его захватывающего взлета, осталось сил лишь на то, чтобы вызвать собственное падение.