Текст книги "Наш человек в Мьянме"

Армянская история Рангуна

Странное поселение было на месте нынешнего Янгона в XVII–XVIII веках. На противоположном от него берегу широкой реки располагался Майнгту (небольшой городок «длиной в одну улицу») с резиденцией губернатора провинции Дала. Он и был главным центром цивилизации в этих краях, и даже нес на себе ее пороки: в качестве пикантной подробности обычно сообщают, что целый район этого городка, Мейнма Шве Йва, был населен исключительно проститутками. А через реку, на гнилом болотистом берегу, испещренном заводями и протоками, в это время постепенно возникало совсем новое поселение – будущий Янгон. Это уже была не бирманско-монская рыбацкая деревушка Дагон: тут наряду с местными жителями начали появляться европейские торговцы.

Сюда чаще всего приезжали те, кто имел проблемы у себя на родине. Кого-то тяготили невыплаченные долги, кто-то скрывался от правосудия. Ясно, что среди европейцев преобладали люди авантюристические и темпераментные: кто еще будет селиться в таком непригодном для жизни городе, где земля под ногами мягко и противно хлюпает, а чтобы перейти с места на место, нужно идти не по твердой почве, а по специальным деревянным мосткам, перекинутым через маленькие и большие цветущие заводи?.. Здесь запрещалось строить дома из камня, поскольку в случае перестрелки или антиправительственного выступления такие дома могли бы служить отличной крепостью, увеличивая тем самым число жертв. Холера, малярия и дизентерия были здесь обычными болезнями. Но люди здесь жили и даже находили некоторую радость в этой жизни. По праздникам они устраивали пикники, танцевальные вечера и театральные представления, ходили в церкви, каждый в свою: в 18 веке тут уже были католические храмы, армянская церковь и мечеть. Улицы здесь уже давно носили отнюдь не бирманские и не монские названия.

На фоне европейских авантюристов, волею судьбы осевших в этом малопригодном для жизни месте, очень выделялись представители еще одной пришлой национальности – армяне. Первые ее представители появились на территории нынешней Бирмы в XVII веке. Самый ранний из известных надгробных камней датирован 1725 годом.

Рангунские армяне были в основном выходцами из центральной Персии, например, из Новой Джульфы, куда армяне, в свою очередь, были незадолго до этого переселены с Кавказа, и из Шираза, причем попали они в Бирму через Индию. Большинство из них сюда пригнали не уголовные проблемы, а экономические и политические: в самой Персии в это время армянам жилось отнюдь не всегда комфортно, зато они хорошо умели торговать. А опыт выживания армян в Персии заставил их научиться лояльности к любой власти, которая к ним относилась по-хорошему. Губернаторы провинции Дала быстро оценили лояльность и расторопность армян, и поэтому они часто назначали их на высшие должности из тех, которые могли занимать иностранцы.

Собственно, этих высших должностей было две – акауквун, сборщик таможенных пошлин, и акунвун, сборщик налогов со всей провинции. На первую должность европейцы назначались чаще всего: здесь требовалась широта взглядов, умение принимать нестандартные решения, знание языков и опыт торговли. Например, долгое время акауквуном являлся португалец Хосе Хавьер да Крус, который до этого был канониром на британском корабле, затем убил своего капитана и, чтобы избежать преследования, стал жить в Рангуне, женившись на вдове одного француза и сделавшись добропорядочным прихожанином католической церкви. Именно его усилиями, кстати, Янгон обрел свои первые мощеные улицы. Но в истории Рангуна лучшим акауквуном был отнюдь не он, несмотря на его несомненные заслуги и кипучую энергию. Идеальным акауквуном того времени считался некий Баба Шиин, армянин по отцу и матери, родившийся в Рангуне. При нем были установлены четкие правила сбора таможенных пошлин, назначены ответственные, налажена строгая отчетность, упорядочена документация.

С другой должностью – акунвуна – история была еще интересней. Естественно, сборщик налогов для целой провинции должен был быть исключительно местной национальности. Так оно и было – за одним исключением. Как можно легко догадаться, исключение это было армянским.

К началу XIX века в Рангуне было следующее соотношение различных некоренных (небуддистских) национальностей: около 5000 мусульман, хотя многие считают эту цифру завышенной, около 500 христиан, примерно такое же количество малабаров, то есть, выходцев из прибрежной южной Индии, и 40 армян. При этом под «христианами» понимались отнюдь не только европейские поселенцы, но и довольно многочисленные азиатские последователи этой веры.

Таким образом, армянская диаспора была достаточно большой по сравнению с другими группами иностранцев. Прежде всего, они контролировали основные торговые потоки, и были при этом не только успешными бизнесменами, но и судовладельцами и одновременно опытными капитанами собственных кораблей, носивших армянские имена – «Гайк», «Тигран», «Арам». Неудивительно, что диаспора процветала. Дома наиболее зажиточных армян на фоне соседних построек поражали своей архитектурой и размерами, и на планах Рангуна того времени они обозначались как местные достопримечательности. В 1766 году армяне построили свою церковь, причем она была возведена рядом с Таможенным управлением – местом работы многих армян. Возглавлял Таможенное управление в те годы акауквун Грегори Авас, опыт и умения которого местная администрация оценивала очень высоко.

В 1852 году англичане окончательно заняли Нижнюю Бирму, и наступила эпоха колониального владычества. Именно в первые годы при англичанах рангунским армянам жилось хуже всего. Британцы, занявшие Рангун, обращали свои взоры на север – туда, где все еще существовало отрезанное от моря независимое бирманское государство со столицей в новом городе – Мандалае. Правивший там король Миндон активно искал силу, которая могла бы уравновесить англичан и дать гарантии независимости Бирме, причем делал это осторожно и не так грубо и вызывающе, как это потом сделает его сын Тибо, который начнет отчаянно флиртовать с Францией и тем заставит англичан поторопиться. И именно армяне, приближенные короля Миндона, через свои обширные зарубежные контакты активно помогали ему в этом. Известна переписка короля с армянским католикосом, причем в одном из писем Миндона высказана просьба к главе армянской церкви стать посредником в заключении союза с Россией.

Ясно, что на этом фоне британская администрация начала подозревать рангунских армян в пророссийских симпатиях. Дело даже дошло до рассуждений о том, что они под видом торговцев ездят по Бирме и собирают сведения для России. Имели ли эти рассуждения под собой реальные основания, сказать сложно. Но то, что бирманские армяне поддерживали тесные связи, подкрепленные выгодными торговыми отношениями, в том числе со своими соотечественниками в Российской империи – это действительно факт. Как факт и то, что армяне издавна служили бирманским королям: одного из них, по имени Григор, правивший в начале XIX века король Баджио официально именовал своим братом и пожаловал ему поместья. Поэтому для многих их семей приход англичан был отнюдь не радостным событием. Армяне принимали участие в боевых действиях на стороне бирманцев, причем англичане особенно были недовольны их коварством, когда снаряженный армянами торговый кававан, спокойно зашедший к ним в тыл, внезапно ощетинивался ружьями.

Тем не менее, даже несмотря на сложности с новой властью, приход британцев дал армянским торговцам самое главное, чего они до этого не имели: единую экономическую территорию для торговли и относительную безопасность передвижения, также новые возможности для торговли с Европой. Помогло и то, что армяне активно инвестировали свои средства в масштабную реконструкцию Янгона, затеянную англичанами. Большую роль в этом процессе сыграл Аракел Мартин, учредитель компании по градостроительству Бирмы и ассоциации «Burma mining corporation». Именно в это время, в 1862 году, рангунские армяне отстроили свою новую церковь – Армянскую церковь Св. Иоанна Крестителя, которая действует и сегодня – на углу улиц Бо Аунг Чжо и Маха Бандула. Нужно ли уточнять, что расположена она была тоже недалеко от Таможенного управления?..

Британцы дали нам и первые достоверные сведения о численности армян. По переписи 1871-72 годов, армян в Британской Индии (а Бирма структурно была ее частью) насчитывалось 1250 человек, причем жили они в основном в трех городах – Калькутте, Дакке и Рангуне. Согласно архивам Армянской церкви Св. Иоанна Крестителя, в период с 1851 по 1915 годы были окрещены 76 человек, живущих в Бирме: в основном в Рангуне, и несколько человек – в Мандалае и Мэймьо, известном сегодня как Пьин У Лвин. В период с 1855 по 1941 год вступило в брак 237 армян, а в период с 1811 по 1921 год умерло более 300 армян. В 1907 году в колониальной администрации был зарегистрирован Устав армянской общины. Самой знаменитой армянской уроженкой Рангуна того времени, проведшей здесь ранние годы своей жизни, по праву считается первая в современной мировой истории женщина-посол Диана Агабег Апкар (Абгар), удивительная жизнь и судьба которой описана во многих книгах.

В колониальной истории Рангуна, пожалуй, самой известной армянской семьей остается семья Саркисов, хотя они и не жили в этом городе постоянно. Носившие эту фамилию четыре брата – Мартин, Тигран, Авет и Аршак – были выходцами из персидского Исфахана. Сначала судьба привела их предков в Индию, в Калькутту, где они преуспели в торговле. После основания Стэмфордом Раффлзом в 1820-х годах нового города Сингапура, Йохан Саркис устремился туда. А та ветвь Саркисов, о которой я веду речь, с 1869 года обосновалась на острове Пинанг – это территория нынешней Малайзии. Когда Мартин Саркис прибыл на Пинанг, это было уже довольно известное место, популярное как у торговцев, которые здесь сделали перевалочную базу для своих товаров, так и у путешественников. За почти 80 лет с момента покупки и освоения англичанами острова здесь вырос целый город со зданиями колониального стиля и виллами европейских поселенцев. Еще одно событие того времени, сделавшее роль Пинанга более важной, чем прежде, – открытие Суэцкого канала, которое подхлестнуло процессы торговли между Юго-Восточной Азией и европейскими странами. Соответственно, поток торговцев и путешественников, в том числе богатых и именитых, резко вырос.

Именно на этом фоне братья Мартин, Тигран, Авет и Аршак на вырученные от торгового бума деньги основали свой первый отель. Они не строили множество гестхаузов, как их конкуренты. Вместо этого их задачей было создание своей сети фешенебельных отелей с ванными комнатами (неслыханной тогда роскошью для стран Юго-Восточной Азии), столовым серебром и полотенцами с монограммами гостиниц, чтобы визитер из Европы, привыкший к роскоши дворцов с последними благами цивилизации, видел в азиатском короде тот комфорт, к которому он привык. Именно поэтому отели должны были стать «государством в государстве»: внутри ничто не должно было напоминать о том, что за его дверями – шумный и грязный азиатский город с бытовой неустроенностью и нищетой. Отели имели собственные парогенераторы, производившие электричество, системы забора и очистки воды, вышколенный персонал, знающий, до какой температуры нужно охлаждать шампанское и как подавать виски. Сюда же с побережья Каспия по линии армянских торговцев привозилась черная икра, а пекари при отеле умели печь вкусные европейские булочки, жарить тосты для завтрака и по-фирменному готовить огромных лобстеров. Одного такого отеля в каждом крупном городе ЮВА было достаточно для того, чтобы поселить в нем всех находящихся там ВИП-клиентов, и победителем должен был стать тот, кто первым этот отель построит. Братья Саркисы и стали такими победителями.

В Рангуне в их гостиничную империю вошел отель «Стрэнд» («Прибрежный»), который наряду с сингапурским «Раффлзом» стал ее жемчужиной. Двое из четырех братьев, Авет и Тигран, занимались возведением этого отеля и разработкой его концепции. Нужно сказать, что первым удачным шагом двух братьев был выбор места для строительства – чуть в стороне от морского порта, на берегу устья реки Янгон, где уже почти не видно берегов, потому что впереди – Индийский океан. Вообще, это было одной из «фишек» братьев Саркисов – строить отели именно на берегу. Откуда такая тяга к морским просторам у выходцев из сухопутного Исфахана. ю сказать не мог никто. Тем не менее, именно этот принцип расположения повысил популярность отелей. Злые языки поговаривали, что европейским джентльменам за чтением утренних газет или чашкой пятичасового чая приятнее было видеть морские просторы, чем грязные улицы.

Отель «Стрэнд» был открыт в 1901 году, в последний год правления королевы Виктории, и поэтому все его традиции впитали дух викторианской Англии. Он располагался в доме № 92 по одноименной улице, и уже с момента основания о нем стали писать как об «одном из самых фешенебельных отелей в британской империи, постояльцами которого были исключительно белые». До сих пор это – самый шикарный и самый дорогой отель Янгона с вышколенным персоналом и своими традициями, восходящими к колониальным временам. Здесь останавливались Пьер Карден, Оливер Стоун, Дэвид Рокфеллер, Мик Джаггер, Редьярд Киплинг, Соммерсет Моэм и другие знаменитости.

Вообще, армянский вклад в строительство Рангуна в виде новых домов, мостов, а затем и аэропорта, сделанный за 100 лет между приходом британцев и обретением независимости страной, трудно переоценить. И даже после ухода англичан из Бирмы в 1948 году армяне сыграли свою роль в закреплении символов нового государства: монумент Независимости в центре Янгона у пагоды Суле возводила армянская компания «Мартин и Нагапетян».

К сожалению, память об армянах и их роли в истории Бирмы сегодня постепенно стирается. Там, где недалеко от пагоды Суле было старое армянское кладбище, уже давно построили дома, и сегодня это – один из самых оживленных перекрестков центра Янгона. Вместе с уехавшими из Рангуна армянами постепенно исчезает память о тех, кто прибыл сюда, гонимый с собственной родины, скрываясь от долгов и судебного преследования или в поисках своего торгового счастья. Прибыл, чтобы здесь, в малярийном и дизентерийном болотистом Рангуне, начать с чистого листа новую жизнь, при этом сохранив и передав потомкам свой язык, культуру и религию.

Янгонские озера

Когда англичане в середине XIX века получили в свое распоряжение Рангун, они пришли в ужас от ситуации с чистой водой в этом городе. Вода из реки Янгон, в которую стекали все городские нечистоты, приносимые к берегу обратно приливом, для гигиенических целей не годилась. Да и без нечистот вода этой реки была мутной, со взвесью липкой грязи, и перед стиркой белья ее нужно было долго отстаивать. К тому же воду из реки приходилось носить ведрами, возить бочками или качать руками или ногами, а это стоило денег и человеческих усилий. Когда же в Янгоне начинался один из многочисленных пожаров, то часто оказывалось, что тушить его попросту нечем.

Именно поэтому встала задача создать севернее Янгона на более высокой местности что-то вроде естественного резервуара, где скапливалась бы вода, текущая во время сезона дождей с севера, с материка. В этом резервуаре она могла отстаиваться, а потом, под воздействием гравитации, стекать к городу по специально сделанным арыкам, наполняя бочки и колодцы.

Но севернее нового Рангуна, там, где сейчас расположен район Инсейн, еще недавно были дикие джунгли, куда иногда забредали слоны и тигры. За несколько десятилетий до этого жители городского центра жаловались, что они находятся под постоянной угрозой обнаглевших тигров, которые средь бела дня охотились на городских улицах на бродячих собак. Для того, чтобы освоить эти территории и создать там водоем, пришлось бы приложить слишком много усилий. Поэтому городские власти решили пойти по более легкому пути – создать водоем к северо-востоку от центра нового города, то есть именно там, где сейчас расположено озеро Кандочжи.

До начала преобразований озеро Кандочжи (Большое Королевское) было всего лишь самым крупным водоемом среди болот. По проекту, активно обсуждаемому Муниципальным комитетом в середине 1870-х годов, автором которого был главный инженер городских сооружений по фамилии Мэттью, предполагалось осушить и укрепить прилегающие к озеру территории, соединить все мелкие водоемы в один и возвести вдоль его южного края дамбу. С помощью этих мер инженер Мэттью надеялся добиться такого уровня снабжения водой, чтобы на человека приходилось по десять галлонов воды в день.

Именно этот проект был утвержден Главным комиссаром, и он тут же начал воплощаться в жизнь. После возведения дамбы, которая существует до сих пор, несколько мелких озер стали частью Кандочжи, а озера ниже дамбы, например, второе по величине – Кандолэй, просто прекратили свое существование. От Кандочжи были прорыты каналы, ведущие к жилым кварталам Рангуна, которые наполняли водой специально вырытые колодцы или наземные резервуары. А уже оттуда сами жители разносили воду по домам, или, черпая воду ковшиком, прямо у резервуаров совершали ежедневные гигиенические процедуры.

Сразу после запуска новой системы водоснабжения, в 1879 году, городские власти рапортовали о снижении заболеваемости холерой: в том году было зафиксировано всего 29 случаев холеры против 499 годом ранее. Были решены сразу две задачи: город получил источник снабжения водой для гигиенических целей, и были ликвидированы малярийные болота. А озеро Кандочжи стало популярным местом загородного отдыха: его берега, заросшие деревьями, идеально подходили для роматических прогулок на лодочках. Сверху кроны деревьев предохраняли от жаркого солнца, снизу вода навевала прохладу, а спускавшиеся низко к воде ветви с листьями создавали множество укромных уголков для влюбленных. По озеру плавали маленькие яхты под парусами, вдоль его берега в парке неспешно гуляли рангунцы, а после открытия рядом зоопарка по утрам с озера доносились радостные трубные звуки слонов, которых водили сюда купаться.

Сейчас озеро Кандочжи – одна из визитных карточек Янгона. Это – место утренних пробежек янгонцев и заятий дыхательной гимнастикой на берегу под деревьями. Вдоль южного берега озера, как раз там, где была возведена дамба, сейчас сделан дощатый мостик для пеших прогулок длиной в несколько километров. Вдоль северного берега, на улице Натмаук, сейчас стоит небольшой позолоченный памятник генералу Аун Сану, за которым начинается цепочка популярных в Янгоне ресторанов, в основном китайской и тайской кухни. У западного берега, обращенного к пагоде Шведагон, расположен парк развлечений, в котором любят гулять янгонцы. Основная его достопримечательность – ледовый сарай, где внутри есть настоящая снежная горка, с которой можно скатиться. Правда, стоит это недешево, поэтому мечта увидеть настоящий снег для большинства янгонцев так и остается мечтой. Здесь же расположен ресторан «Сигнича» с обращенной к озеру верандой – одно из мест утрених деловых завтраков и вечерних посиделок богатых янгонцев и заезжих иностранцев. Другой ресторан на прибрежной веранде расположен в отеле «Кандочжи Палас»: здесь подают блюда французской кухни, правда, цены сильно кусаются.

А вдоль восточного побережья, на небольшом полуострове, располагается еще одна зона отдыха с аллеями для гуляний и множеством маленьких ресторанчиков на берегу. Здесь, на специальной открытой площадке, часто проводятся концерты мьянманских популярных певцов и музыкантов. А главное украшение этой территории, привлекающиее массу туристов, – огромное позолоченное судно в форме сказочной утки, повторяющее очертания королевской барки, с рестораном «Каравейк» и живым традиционным мьянманским шоу внутри…

Уже в середине 1870-х годов, когда шли разговоры об использовании воды озера Кандочжи, было понятно, что это лишь временно поможет решить задачу водоснабжения нового города.

И доктор Монтгомери, и лейтенант Фрезер в середине XIX века предполагали, что они создают основу для компактного портового города, который будет служить перевалочной базой для морских судов, заходивших в тихое устье реки Янгон. Здесь товары должны были проходить таможенную очистку, перегружаться на небольшие речные корабли и развозиться по населенным пунктам внутренней Бирмы. Собствено, этим функции Рангуна и предполагалось ограничить. Даже инициатор всех тогдашних преобразований, вице-король Индии лорд Дальхузи, вряд ли мог предвидеть бурный рост этого небольшого городка.

А между тем, этот бурный рост совсем скоро не заставил себя ждать. Он вошел в историю Янгона как «индианизация».

Получившие в свое владение город британцы считали, что местные управленческие кадры как-нибудь появятся сами собой, поэтому силы и средства на их подготовку тратить не стоит. А для текущего руководства они начали завозить уже обученных и готовых к использованию чиновников-индусов, посколькуколониальная Бирма структурно являлась частью Британской Индии. Как это было принято, многие из этих чиновников привезли с собой с десяток индийских родственников. За ними приехали полицейские-индусы, тоже с семьями. Большая часть торгового оборота рангунского порта приходилась на Индию, и вскоре тут в массовом порядке появились индийские бизнесмены и индийские же портовые рабочие. На предприятия Рангуна стали активно завозить рабочих-индусов. Появились целые кварталы, заселенные индусами-кули. Плюс к этому началась активная миграция жителей Индии для работы на рисовых полях: в Бирму приезжали целыми деревнями, и путь мигрантов лежал через Рангун, где они проводили от нескольких дней до нескольких месяцев. А еще индусские рабочие с тиковых заготовок и с рисовых полей массово приезжали в Рангун коротать время в межсезонье.

По социальному составу индийских иммигрантов можно сделать вполлне резонный вывод, что это были в большинстве своем люди, которые либо вообще не имели опыта городской жизни, либо этот опыт у них был весьма своеобразным, индийским по своему характеру. например, для крестьян и сезонных рабочих туалет начинался сразу же за входной дверью.

Все это усугублялось скученностью населения, потому что Рангун оказался не резиновым, и к такому наплыву жителей он был явно не готов. Все больше и больше домов переходили в разряд бараков, где в одной комнате жили несколько семей. Как-то муниципальный служащий насчитал в одной комнате в центре города 23 живущих в ней человека. В документах муниципалитета описываются антисанитарные условия жизни тогдашних рангунцев; особо отмечается грязный пол, покрытый мусором, остатками жизнедеятельности и слоем мутной воды. Появлялись наскоро построенные сараи, где жили рабочие; естественно, при постройке этих временных сооружений напрочь игнорировалась мысль о том, что живущим в них людям будут нужны канализация и водопровод. Положение осложнялось тем, что такие сараи были очень доходным бизнесом зажиточных европейцев и бирманцев, поэтому наводить порядок в этом секторе городским властям было очень непросто.

Британцы, которые тогда не считали нужным беспокоиться о национальной толерантности и называли вещи своими именами, писали прямо: город загадили индусы с их своеобразным представлением о гигиене. В 1872 году число этнических индусов среди жителей Рангуна составляло 16 тысяч человек (16 % от стотысячного населения города), а в 1882 году их было уже 66 тысяч (49 % населения). На этом, кстати, процесс не остановился: в 1901 году число живущих в Рангуне индусов составляло уже 119 тысяч.

В этих условиях перед властями встала задача обеспечить в городе хотя бы минимум санитарии. Попытки ввести налог на домохозяйства по вывозу нечистот не имели успеха: собираемость налога оказалась крайне низкой, а привезенные из Калькутты ассенизаторы постоянно бастовали, требуя повышения оплаты труда. По сути, эта система более или менее успешно работала в западной части города, где жили платежеспособные европейцы, бирманцы и китайцы, но остальные его частипостепенно превращались в зловонные клоаки. Здесь начались эпидемии, грозившие перекинуться на более благополучные районы города.

Власти попытались обратиться к помощи полиции, но вскоре оказалось, что именно полиция в этом процессе менее всего эффективна. Во-первых, полицейские-индусы не видели ничего особенно страшного в том, что люди отправляют естественные потребности прямо за порогом своего дома. Во-вторых, у этих людей все равно не было денег, чтобы заплатить штраф, а битье палками приводило лишь к тому, что в следующий раз они принимали позу орла только тогда, когда убеждались, что рядом нет полицейского; при этом число куч на дорогах не уменьшалось. И в-третьих, требования полиции о гигиене все равно нельзя было выполнить: воды в Рангуне не хватало, и гигиенические резервуары и колодцы были пусты. Вдобавок ко всему не оправдались оптимистические умозаключения доктора Коуи о том, что воду из озера Кандочжи можно после очистки смело употреблять для гигиенических нужд. Фильтры не справлялись с очисткой, а вода в озере год от года становилась все грязнее.

В начале 1880-х годов муниципальные власти приняли решение о создании еще одного водоема, который должен был восполнить потребности Рангуна в воде и помочь жителям очистить город. Для его создания максимально подходила местность Кокайнг: именно там, на шестой миле от центра, пролегала ложбина, уводящая текущие вниз с материка воды в реку Янгон, не давая им залить город. Идея была простой: построить параллельно с дорогой на Пром (сейчас это улица Пьи) дамбу, а попутно соединить перемычками несколько небольших холмов. К этому времени джунгли там уже были вырублены, а город активно двигался на север. Именно поэтому работы, которые оказались более масштабными, чем в случае с озером Кандочжи, потребовали совсем немного времени. В 1884 году новый водоем появился на карте. Он был назван озером Виктории – по имени правившей тогда британской королевы. Обильный и чистый источник водоснабжения с помощью каналов и трубопроводов наполнял водой озеро Кандочжи, уровень которого тут же поднялся на три фута, в результате чего потребовалось заново укреплять берега, а оттуда распределялся по Рангуну.

За свое 130-летнее существование озеро Виктория успело сменить название на озеро Инья и стать свидетелем многих громких событий в истории современной Бирмы. На южном берегу озера сегодня находится построенный еще англичанами университетский кампус: именно оттуда начиналось большинство общественных движений страны. С юга к озеру примыкает Шветаунгджар – янгонская «рублевка» с виллами хозяев здешней жизни. Среди них – и вилла, где лидер оппозиции До Аун Сан Су Чжи коротала время под домашним арестом. Немного в стороне – дом бывшего диктатора Мьянмы генерала Не Вина. Здесь же находится Мьянманская федерация яхт и несколько хорошо обустроенных парков с недешевыми ресторанами. На восточном берегу расположена местная достопримечательность – отель «Инья-лейк», спроектированный К.Кисловой и В.Андреевым. Этот отель был построен и передан Советским Союзом в дар народу Бирмы в 1961 году.

А для янгонцев попроще озеро Инья – это две аллеи для массового гуляния. Одна аллея – вдоль улицы Пагоды Каба Эи, на восточном берегу озера, у отеля «Седона». Здесь же – парк развлечений с нехитрыми каруселями и аттракционами, знакомыми многим по советскому детству.

Другая аллея – вдоль улицы Пьи, на западном берегу озера. Она знаменита своим ресторанным двориком в самом начале дорожки, где можно относительно недорого поужинать на любой вкус. Вдоль склона, между идущей вдоль берега прямой аллеей и проезжей частью улицы Пьи, – место вечерних пикников янгонской молодежи, с песнями под гитару и бурными обсуждениями событий прошедшего дня. А по аллее обычно романтически бродят влюбленные парочки и гуляют перед сном янгонские бабушки и дедушки. Вдоль аллеи лицом к озеру установлены лавочки, чтобы вместе с любимым человеком задумчиво смотреть вдаль. Здесь запускают змеев, палят из китайских хлопушек, кормят приплывающих к берегу рыб. А по утрам, когда влюбленные парочки спят, берег озера Инья целиком отдан в распоряжение бегунов трусцой и любителей китайской гимнастики.

Недавно дорожки вдоль озера заново покрыли асфальтом, поставили новые лавочки и сменили фонари. Теперь это уже не низкорослые «советские» антивандальные грибки с круговыми железными жалюзи вместо стеклянного плафона, как это было раньше, а вполне современные яркие светильники. Жизнь меняется и здесь, на берегу этого самого популярного озера Янгона.

После появления озера Виктория и решения проблемы водоснабжения на рубеже XIX и XX веков в Янгоне начался строительный бум. Если в избытке есть чистая вода, значит, город уже вполне пригоден для жизни. Значение Рангуна возрастало, и в первой половине XX века он постепенно стал самым развитым и красивым городом Юго-Восточной Азии. Фактически весь облик сегодняшнего центра Янгона с его зданиями колониального стиля был сформирован именно тогда, в первой половине прошлого века.

Один мой мьянманский знакомый вспоминал, что когда в 50-е годы его отец поехал по каким-то делам в Сингапур и взял его, тогда еще мальчишку, с собой, он был поражен контрастом двух городов. Сингапур оказался большой деревней с грязными, загаженными и давно не ремонтированными улицами, по которым бродил домашний скот, а люди производили впечатление жителей далекой провинции, имеющих смутное представление о цивилизации. На второй день он в испуге от увиденного попросил отца отвезти его обратно в удобный, чистый и культурный Рангун с его красивыми большими зданиями и цивилизованными людьми.

Тем не менее, после прихода к власти в Бирме военных и самоизоляции страны развитие города резко затормозилось. Можно сказать, что по своему облику, инфраструктуре и транспорту город во многом так и остался в 50-70-х годах прошлого века. Это хорошо для туристов, потому что они видят мало тронутый глобализацией настоящий азиатский город со своей архитектурой, уникальными обычаями и традициями. Но местные жители этому не особенно рады, поэтому что в этом городе вчерашнего дня им приходится жить.