Текст книги "Записки сибиряка"

Записки сибиряка
Пётр Потапович Крылов

© Пётр Потапович Крылов, 2017

ISBN 978-5-4490-0673-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чудесное спасение

В среднем Приобье, где сейчас находится г. Нягань, в середине 1960 годов был маленький лесоучасток Нягань, который занимался заготовкой леса. Весной этот лес сплавляли по речке, и в районе д. Васькина дача лес вязали в пучки и катерами сплавляли на Обь и далее в Салехард.

Работа у лесников была очень тяжелая, мужчины дома почти не находились, все время на работе от темна до темна. Женщины кто работал, кто занимался детьми и хозяйством. Школа была до 5 классов, а далее в интернат в район.

Дети в основном были предоставлены сами себе. Все игры, занятия, рыбалки были сосредоточены на берегу реки, где всегда горел костер, жарили рыбу, купались, ходили в лес за грибами, старшие присматривали за младшими, притом за всеми, ссор практически не было. Все знали друг друга, родителей и других взрослых по имени и в лицо, т. к. население было очень маленькое.

В конце 60-х годов прошел слух, что в район смолокурки (где варили дёготь), которая находилась от лесоучастка в 2—3 км, будут подводить железную дорогу. И действительно, вскоре там развернулось строительство. Для нас, детей, это было что-то фантастическое, одно видеть железную дорогу в кино, и другое увидеть всё воочию (глазами). Все разговоры были в деревне о том, как изменится жизнь, когда начнут ходить поезда. Все это возбуждало, но как-то не очень верилось, что в глухой тайге и поезда, уж слишком нереально.

Был конец сентября, учился я в то время в 4-м классе, учителей мы воспринимали как родителей.

И однажды нам с другом Кляповым Юрой пришла идея сходить на смолокурку и посмотреть эту железную дорогу. Решили совместить поход с охотой, тогда мы уже свободно брали ружья у родителей, и это не очень запрещалось. С деревни вышли рано, по заморозку, с нами была собака месяцев восьми и одноствольное ружье, взяли с десяток дробовых патронов.

Дорога была разбитая, узкая и петляла по лесу, обходя болотистые места. Боровой птицы в то время, особенно осенью, было много, молодые выводки стали на крыло, и наша собака почти постоянно находила глухарей или рябчиков и облаивала их. Но так как была молодой собакой, от её неумения птица под ней не сидела и постоянно улетала, она находила их снова и опять облаивала. Мы бегали за собакой, стараясь подойти на выстрел, и частенько удалялись от дороги на приличное расстояние. Одеты мы были в теплые куртки, у нас с собой были спички, патронаж, нож и еда. Ближе к обеду выглянуло осеннее солнце, и погода прояснилась, был разгар золотой осени, стало очень тепло. Посовещавшись, мы решили, снять теплые куртки, вещмешок и тяжелый патронаж, запрятать все имущество у дороги в приметном месте, а так как до смолокурки было уже недалеко, то на обратном пути можно было все это забрать. А пока налегке, взяв с собой ружье и три патрона, бодрые и веселые, мы резво направились к намеченной цели вперед.

Пройдя немного, мы услышали опять лай собаки и увидели справа недалеко от дороги, что собака облаивает крупного глухаря.

Возбужденные охотой, мы стали скрадывать птицу. Не дав нам подойти на выстрел, глухарь снялся с дерева и перелетел недалеко на другое. Собака, отыскав его, снова стала лаять, мы повторили попытку подойти, и опять неудача. Глухарь издевался над собакой и нами, на глазах у нас птица перелетела с дерева на дерево, не улетая далеко, но и подойти не давая. В азарте мы крутились по лесу, удача, казалось, была у нас в руках, мы снова и снова повторяли попытки подойти, но все впустую.

По-видимому, устав от нас, глухарь снялся и окончательно улетел.

Чертыхаясь, мы направлялись, как нам казалось, на дорогу. Но пройдя прилично, мы не обнаружили дороги. Посовещавшись, мы изменили направление и, ускорив шаг, попытались найти дорогу. Так мы безрезультатно меняли направление, бездумно бегали по лесу, пытаясь отыскать дорогу, пока не начало смеркаться. Собака почти постоянно лаяла на птицу, но мы уже не обращали на нее внимания. Когда стало почти темно, мы поняли, что заблудились. Но страха не было, была досада на собаку и уверенность, что завтра мы выйдем на дорогу. Отдышавшись и успокоившись, мы обнаружили, что мы фактически раздеты, в одних фланелевых рубашках, спички, нож, еда и патроны – всё запрятано у дороги. Вот тут накатил страх, обида, отчаяние, как мы могли так безрассудно поступить. Остаться в лесу, в тайге без спичек – это уже слишком. Мы прекрасно осознали, в какую скверную историю попали.

В лесу стало уже темно и холодно, надо было как-то коротать ночь. Мы стали ломать еловые ветки и мастерить себе лежанку. Уложившись на ветки, мы прижались друг к другу, навалили веток на себя, но всё это не помогало, нас трясло от холода. Стуча зубами, мы проклинали собаку и свою глупость; когда было совсем невыносимо, мы соскакивали и пытались бегать вокруг нашего логова, снова ложились, и так повторялось всю ночь. Казалось, что эта ночь вечная, и она никогда не кончится. Не сомкнув глаз, мы промаялись всю ночь. Невыспавшиеся, усталые, очумелые, мы встретили первое утро в лесу с большой радостью и надеждой на хороший исход нашего приключения. Утром наступил опять заморозок, к обеду опять стало очень тепло, и ярко засветило солнце.

Выбрав направление, мы, уже не обращая внимания на лай собаки, упорно продвигались вперед. Теперь мы уже стали замечать, что тайга, лес, местность изменилась. На нашем пути вставали сопки, а между ними были крутые лога, расстояние между сопками было очень приличное ≈1,5—2 км. И нам казалось, что если мы спустимся в лог и поднимемся на сопку, то сможем увидеть вершины, или железную дорогу, или деревню, или реку Нягань. Это была наша надежда (идея фикс). Мы упорно, изо всех сил, ползли на очередную сопку, ничего не было, кроме очередной сопки, покрытой лесом, а между ними крупные лога, и это было бесконечно. Болота нам не встречались. Лес местами был очень захламлён, особенно в логах, но местами встречался беломощник (ягель), где лес был чистый, и идти было легко.

Есть сильно хотелось только первый день, голод мы утоляли ягодами, их было в изобилии. Брусника была крупная, вишневая, с одного куста бралась полная горсть, но потом от нее мы набили оскомину, и питаться ей стало тяжело. Переходили на шиповник, находили кедровые шишки, несколько раз находили схроны бурундуков, там был отборный орех. Пытались есть корни травы, которые знали (осоки и т. д.). Попадались неопавшие кусты голубики, а вот клюквы ни разу не нашли. В общем, голод утолялся, и про настоящую еду почти не вспоминали.

Патроны решили не портить, так как боялись медведей и держали их про запас на этот случай. Было предложение рассчитаться с виновницей наших несчастий – собакой, пристрелить ее, но нет спичек, чтобы использовать мясо, нет ножа, чтобы снять шкуру, то, что мы в большой беде, мы это уже ясно осознавали.

С ужасом мы встречали очередную ночь, это было самое главное наше испытание, это был кошмар, это было невыносимо. Холод не давал уснуть, ночь тянулась бесконечно долго, мы изредка впадали в забытье, но холод будил нас, нас трясло, как в лихорадке, все это было ужасно.

Промучавшись вторую ночь в лесу, под утро мы впали от бессонницы в глубокую дремоту, и когда опять от холода и тряски тела очнулись, мы обнаружили, что лежим, покрытые снегом, ночью шел снег. Днем тоже было пасмурно и холодно, солнца не было, приходилось согреваться только ходьбой.

От бессонницы и голода на быструю ходьбу у нас не было сил, мы ползли по лесу, как тараканы, завалы мы стали уже обходить, наступала апатия, безразличие, шли мы только потому, что необходимо было согреться.

Нас снова обуяла идея фикс – надо найти любой ручей, по нему спуститься до любой лесной речушки, а уже она приведет нас на нормальную реку, может, даже р. Нягань, и, сделав плот, пусть нас вынесет куда угодно. Сейчас, посмотрев на карту и зная район, где мы блудили, выйти нам было нереально на десятки, сотни километров. Была дремучая тайга, и не было никакого жилья. Это была явная смерть даже для взрослых людей. Положение было катастрофическое, но мы об этом не знали. И продолжали блуждать по лесу с надеждой, что вот-вот выйдем.

Пугали нас и встречавшиеся следы медведей, и что нас ищут все мужчины лесоучастка, бросив работу, за что нам здорово влетит.

Был уже такой случай, искали подростка-грибника тогда несколько дней всей деревней, никто не работал, а потом ловили его, он убегал от людей, его заели комары, он весь опух, и с головой у него было не все в порядке.

В общем, рассуждали мы, что даже если выйдем и нас спасут, найдут, нас ждут огромные неприятности. В очередную наступившую ночь мы поймали собаку и, держа ее за лапы, положили на себя, Юрка держал ее за задние ноги, я за передние, и, прижавшись к ней, мы немного засыпали, сначала она сопротивлялась, кусалась, но потом, получив тумаков, да и почувствовав тепло наших тел, перестала сопротивляться. Это было облегчение для нас.

Упорно шагая по лесу, к вечеру мы вышли на свою ночлежную и обомлели, пройдя с таким трудом день, затратив много сил, мы снова оказались на своей стоянке. Силы покинули нас, мы упали на землю, и я почувствовал, что сопротивляться судьбе, снова блуждать, ходить по тайге я больше не могу, да и не хочу, наступило полное безразличие и апатия. Ночью уже не было так холодно, не было страха, не пугало зверье, мы перестали разговаривать, строить планы, наступил кризис.

Утром решили не беречь патроны, а попытаться развести костер и зажарить собаку.

Убрали из гильзы дробь, собрали сухих веток, перемешав их с гнилушками, берестой и сухой травой, положили под сухой пенек и, уперев ствол ружья, выстрелили. От выстрела одним порохом весь наш сбор разлетелся, но даже малой искры и дыма мы не обнаружили. Стало ясно – таким способом огонь не добыть. Мы не ссорились, не плакали, утратили чувство опасности, потеряли веру в благополучный исход, не хотелось сопротивляться печальному концу.

Юрка был парнишка рыжий, сухой, даже тощий, но оказался крепче меня и физически, и морально. Он настаивал продолжать идти и, чтобы не кружить, сверять путь по отношению к солнцу.

До сих пор меня удивляет, почему в школе, зная, что мы живем в лесу, нам не пытались преподавать основы ориентации на местности, основы выживания и так далее. Ведь аналогичные случаи бывали регулярно, даже в нашем лесоучастке, и люди уже взрослые гибли. Ведь мы ходили по лесу, как слепые котята, и не имели элементарных знаний, ориентации в подобных ситуациях.

Проходив в бессознательном состоянии четверо суток по тайге, потеряв всякую надежду на благополучный исход, мы периодически кричали: «Ау! Ау!»

В конце пятого дня местность изменилась, горы, сопки исчезли, мы брели по ровному месту, лес был редкий, впереди просматривалось далеко.

Встав на поваленное дерево, я в очередной раз без азарта и надежды прокричал «Ау-ау». Но что это, через некоторое время далеко прозвучал ответ. Нас будто громом ударило, мы уставились друг на друга, ослышались или сходим с ума, притихшие, не шевелясь, мы молчали, но вдруг увидели, что собака перестала бегать, а уставилась в ту сторону. Через некоторое время до нас донеслось более четко «Ау-ау».

Тут нас подбросило над землей, мы оба в голос на перебой завопили «Ау-ау-ау» и бросились бежать в ту сторону, два безумных подростка и собака. Пока бежали, отчётливо слышали голос, направлявший нас. «Ау-ау!» Пробежав, очумелые, мы выскочили на человека. Это был мужчина с двуствольным ружьем, без собаки, за плечами рюкзак, но не было в его облике чего-то охотничьего, одет он был не по-нашему, не как охотник, и был он совсем незнакомый, а ведь рядом на десятки километров жилья никакого не было. Мы кинулись к нему на грудь и заплакали, перебивая друг друга, сквозь слезы мы пытались ему объяснить, что блуждаем уже пятый день. Но лицо незнакомца было без эмоций, не лицо, а маска безразличия. Он снял рюкзак, вытащил оттуда только хлеба, дал по маленькому кусочку, мы проглотили хлеб моментом и уставились на него, молча прося еще. Мужчина без эмоций объяснил, что много нельзя. Потом, ничего не объясняя, пошел, мы поплелись за ним. Пройдя некоторое время, мы вышли на выруб, явно здесь заготавливали лес, а потом на старую дорогу, по которой давно никто не ездил.

Мужчина стал нам объяснять, что нам надо идти по этой дороге, потом будет другая дорога, по ней идти вправо и т. д. «Вот почему он не рад нам, равнодушен, ни о чем не спрашивает, да и вообще не разговаривает практически, мы в обузу ему, ему неохота возвращаться», – мелькнуло у меня в голове.

Мы молча слушали, кивали, соглашаясь, но когда незнакомец закончил объяснять, указав нам направление, повернувшись, пошел, мы молча, но упрямо направились за ним.

Пройдя немного, он обернулся, посмотрел на нас, не вспылил, все то же безразличие и какие-то невыразительные неживые глаза, повернулся без объяснений и пошел в ту сторону, по которой пытался нас одних направить. Мы шли за ним.

Пройдя приличное расстояние, мы пересекли несколько старых дорог и уже к вечеру вышли на наезженную лесовозную дорогу.

Мужчина объяснил нам, что, пройдя по ней, мы выйдем к старой Нягани, заимке, там жила одна женщина, т. Нюра, мы её хорошо знали, а от нее места нам знакомые, и мы еще сегодня засветло успеем дойти до нашей д. Нягань.

Все это мы слушали, опустив головы, и когда мужчина, повернувшись, пошел, мы робко сделали попытку снова идти за ним.

Сделав несколько шагов, он обернулся, все то же безразличие, на лице нет эмоций, но нам стало ясно безоговорочно, что мы должны оставить его. Это не обсуждалось, да и в меня вселилась какая-то уверенность, что мы дойдем до дома.

Пока мы переглядывались, соображая, что делать, охотник удалился, как будто и не было его, испарился. Увидев, что наша собака бодро побежала по дороге, указанной нам незнакомцем, мы бросились за ней.

Через некоторое время, мы действительно вышли на заимку т. Нюры, ну а дальше родные места. Всю дорогу мы почти бежали молча, и когда уже показались родные дома, Юрка остановился и спросил меня почему-то шепотом:

– Ты этого человека знаешь?

– Нет, – ответил я тоже шепотом.

– Тогда не было никакого спасителя, молчи о нем, – прошипел Юрка и зябко передернул плечами.

Юрка прочитал мои мысли, я думал так же об этом! Почему-то в последующем, рассказывая много раз о нашем приключении, мы никогда не говорили никому об этом человеке, в наших головах у нас дружно сидело ТАБУ, и между собой мы больше никогда его не вспоминали, казалось, он сам незримо наказал нам молчать о нем.

Коварный наст

В конце 1960-х морозы в среднем Приобье стояли суровые, -40° C считалось нормой, притом держались они подолгу, месяцами. Зато весной, когда светило яркое солнце, снег искрился миллионами алмазных вспышек, хвойный лес одевался в ярко-зелёный кафтан, морозы спадали, периодически наступали оттепели, образовался крепкий наст. Временами он держался неделями, и тогда по тайге можно было ездить даже на велосипеде. Это была кратковременная восторженная пора, и усидеть дома после длительной зимы было совсем непросто. Подростки становились на лыжи и обследовали местность вокруг поселка на приличное расстояние.

Вот и мои старшие братья Лев и Артур решили пройти заманчивым маршрутом в район Северной Сосьвы в один из ее притоков с целью изучить новые охотничьи угодья для промысла белки и соболя.

≈40 км от леспромхоза на р. Сосьва находился кордон метеостанции, стояло несколько домов, где жила семья хантов, к ним частенько заглядывали геологи и лесоустроители.

Учитывая, что крепкий наст продержится минимум неделю, времени сбегать на лыжах туда и обратно должно было хватить с лихвой.

Мне в ту пору было 14 лет, братьям за 30, и, разумеется, такое путешествие по глухой тайге я никак не мог пропустить.

С поселка вышли затемно на широких самодельных охотничьих лыжах. Взяли два ружья, сухари, крупы, сгущенку, индийский чай в пакетах с нарисованными слонами изумительного вкуса и качества. Птицы в тайге было много, и добыть рябчиков, косачей, глухаря не составляло труда. А в лесу мясо и крепкий чай – это основной рацион охотника.

Также с нами шли две охотничьи лайки, Розка и Верный, и один крупный беспородный кобель, любимец хозяйки, т. к. сторожевую службу дома он нес исправно, за никчемность в охоте мы звали его Колун (тупой топор, чтобы рубить крупные чурки на дрова).

Идти по насту было легко, как по асфальту, временами мы снимали лыжи и катили их за собой, как санки на веревочке. Светило яркое солнце, но морозец стоял крепкий, примерно -15 °С. Собаки бегали вокруг нас, частенько облаивали глухарей, вспугивали и гоняли рябчиков, но птицу мы не стреляли, никому не хотелось нести лишний груз, а варить мы пока не собирались, устраивал крепкий чай со сгущенкой.

Было необычно идти по глухой тайге напрямик через болота, рямы, ручьи, овраги сухой ногой, казалось, мы очень низко летим над землей, это было необыкновенно восторженное фантастическое чувство покорителя человеческой природы. Несколько раз останавливались, на скорую руку кипятили чай, и снова в путь.

Братья обсуждали увиденные новые места, строили планы и были очень довольные, присутствие белки и соболя было очевидно. Осталось определиться, где ставить избушку.

Поздно вечером мы пришли на кордон, в одном из домов мы застали средних лет мужчину ханта, больше похожего на подростка. Зимовал от здесь один, с двумя лайками, в большом исправном доме, метеостанцию ликвидировал, и он, как сторож и штатный охотник, хозяйничал здесь.

После пройденного пути мы очень устали и, наскоро перекусив, крепко уснули. Утром братья расспрашивали хозяина дома, как ему живется в тайге одному, об охоте, собаках, наведываются нет сюда люди и т. д.

За разговорами стали готовить обед, хозяин принес несколько ободранных белок и чашку муки. Братья переглянулись и поинтересовались у хозяина, почему он живет в тайге без мяса. Хант рассказал, что все его запасы растаскала росомаха, когда он на несколько дней отлучался из дома в тайгу. В общем, поев болтушки из белок, заправленных мукой, в разговорах о таежной жизни, мы пробыли на кордоне сутки.

На следующий день, оставив ханту часть наших съестных припасов, мы отправились в обратный путь.

Утром мы еще шли уверенно быстро, но к обеду погода резко потеплела, светило яркое солнце, наст предательски стал проваливаться. Ничего страшного, решили мы, надо просто побольше настрелять птицы, а ночью все равно подмерзнет.

В течение следующего дня мы прошли совсем небольшое расстояние, постоянно проваливаясь, погода стала еще теплее. Добыли пару глухарей, которых разрубили собакам, а себе сварили рябчиков. Рябчиков было очень много, они бегали резво по снегу между деревьями, под собаками, как глухари, сидели, но зато постоянно налетали на нас из-под собак, и стрелять их было легко.

К вечеру мы сделали заспинник, развели большой костер, сытно поели и решили теперь рано утром вставать и идти, пока крепкий наст, ускоренным темпом. Что нас ждет впереди, мы еще не догадывались.

Отлично выспавшись, перекусив, затемно мы тронулись в путь. Но лыжи не катились, наст проваливался, а под верхней кокой мягкий снег, как вата, прилипал на лыжи, и поднять ногу с лыжей было просто невозможно. До обеда мы с горем пополам еще шли с частыми остановками, но в обед пришлось окончательно встать. Мы разделись по пояс до нижнего белья, очумело смотрели на всю эту таежную красоту и отчетливо стали понимать наше опасное положение.

Погода, как назло, стояла очень теплая, и наст как таковой исчез. Сойдя с лыж, мы провалились в снег по пояс. Собаки уже шли за нами по лыжне, они проваливались и не могли достать лапами до земли, особенно страдал Колун, т. к. был большой и тяжелый. Он сильно отставал от всех.

Когда собаки бегали по насту свободно, они постоянно поднимали и гоняли рябчиков, облаивали глухарей, но, перестав работать, они и нас лишили добычи. Глухари без собак снимались и улетали, не подпуская нас на выстрел.

Нарисовалась еще одна проблема с питанием. Теперь собаки голодали. У нас осталось несколько банок сгущенки и индийский чай. Мы заваривали его в котелок очень густо, добавляли туда полбанки сгущенки и пили эту горько-сладкую жидкость. Сердце начинало стучать как бешеное, вырываясь из груди, от этого ужасного настоя тошнило, спать не хотелось, чувствуешь себя бодрым, но, встав на лыжи, сил идти нет. Мы крепились, еще надеялись, что ночью будет заморозок, и мы не упустим свой шанс.

Теперь мы пытались идти ночью и выбирали путь под кронами деревьев, приходилось петлять, расстояние до цели увеличивалось. Сначала голод был невыносим, даже были болевые спазмы желудка, но потом это притупилось. Есть не очень хотелось. Днем мы нежились на хвойных лежанках на ярком солнце с чувством безразличия и полной апатии. Ночью вставали на лыжи и, чертыхаясь, ползли, как тараканы, по бескрайней тайге.

Лев был старшим братом, он был невысокого роста, плотный, даже с небольшим животиком. Артур тоже невысокий, но ужасно выносливый, если бы не мы со Львом, он, мне кажется, смог бы уйти один. Артур постоянно шел впереди, проминая лыжню, от него, как от паровоза, валил пар, нам со Львом и собаками идти было намного легче.

Шел я с одной мыслью, что если все же выберемся живыми из тайги, больше никогда не пойду в лес и вообще завяжу с охотой. Есть другие радости в жизни, а это хобби для законченных дураков.

Однажды выйдя на болото, мы целый день, как олени, разгребали снег и собирали клюкву. Набрали очень прилично, и это подкрепило наши силы.

Оттепель продолжилась, и мы уже не надеялись на заморозок, шли только ночами. Собаки лайки Розка и Верный были легкие, но и они, сделав несколько прыжков, ложились, отдыхали и снова прыгали, идти не получалось. Больно было смотреть на эту картину. Колун, когда отставал далеко, начинал жалобно выть. Верный не выл, но постоянно скулил. Розка смотрела на нас влажными умными глазами, как бы говорила: «Долбанные охотнички, как вас угораздило?»

Через 3 дня у нас закончился чай и сгущенка. Мы не смогли добыть ни одной птицы, а погода стояла теплая теперь не только днем, но и ночью.

Мы с Артуром начали внимательно приглядываться к Колуну. Лев уловив наш взгляд, категорически запротестовал, предупредил, что есть собачатину не будет, да и дома за эту собаку его самого съест жена. И вообще, он всем расскажет, кто был инициатором этой жестокой расправы.

В итоге расстояние, которое мы прошли за один день по насту, обратно мы одолели за неделю. Последние дни я шел на автопилоте в полном безразличии, и когда мы вышли на лесовозную дорогу, не было сил даже радоваться.

Собаки остались все живые, хотя еще пару дней, и Лев бы дал добро на шашлык из Колуна. Я заметил, что когда Колун сильно отставал и его долго не было, Лев очень беспокоился и переживал, что собака прожила даром, без пользы.

Вспоминая все это, анализируя, я не могу понять, как два профессиональных охотника могли попасть в такую скверную историю. А испытать голод, жажду, предел физических сил полезно каждому человеку, после этого смотришь на жизнь совсем другими глазами и ценишь по-настоящему.