Текст книги "Догоны, XXI век. Путевые записки шуточного родственника"

Москва – Константинополь – Бамако – Сегу

От Москвы до Бамако

Прямых рейсов от Москвы до Бамако нет. Добраться туда проще всего через Париж, Касабланку, Константинополь и Алжир. Есть и другие маршруты, но они длиннее и дороже. Вне зависимости от того, какой путь вы выберете, по дороге в Бамако или обратно вам предстоит длительное ожидание в аэропорту, которое можно использовать с толком: для граждан России в Турции и Марокко виза не нужна, и, если в запасе есть 10–15 часов, можно погулять по Константинополю или Касабланке. Если же у вас есть шенгенская виза, то ничто не помешает вам провести несколько часов в Париже. На мой взгляд, самый интересный из этих трёх городов – Константинополь. К тому же на карте видно, что путь из Москвы до Бамако по этому маршруту представляет собой почти прямую линию – а из этого следует, что он самый дешёвый. Правда, есть ещё один маршрут, Ethiopian Airlines через Аддис-Абебу. Он, наверное, еще дешевле, но при этом мучительно долгий: около семи часов до столицы Эфиопии, там пересадка (три часа), и ещё семь часов до Бамако.

Turkish Airlines – надёжная авиакомпания. Самолёты летают по расписанию, забастовок не бывает, а багаж, как правило, не теряют. Но, как известно, в каждом правиле неизбежно образуются исключения…

31 декабря 2016 г. всё пошло не по плану. Началось с того, что уже во Внуково рейс задержался на полтора часа «в связи с поздним прибытием самолёта». В Константинополе, оказывается, случилась снежная буря, из-за которой аэропорт «Ататюрк» был парализован. Там нас продержали в самолёте около часа, прежде чем мы смогли выйти.

Константинополь в снегу – зрелище сюрреалистическое. В парке Археологического музея античные и византийские капители и саркофаги завалены вполне соразмерными сугробами так, будто бы дело происходило где-нибудь в Твери (илл. 5). Знающие люди утверждают, что подобное случалось в последний раз то ли при Ираклии, то ли при Льве Исавре, что, между прочим, привело в 718 г. к гибели осаждавшего город арабского флота, да к такой, что больше арабы к Константинополю и не подступались. На сей раз никакой флот не погиб, но на улицах лежало мокрое месиво, а население радостно играло в снежки. Айя София была почти не видна сквозь летящий снег, и вокруг неё бродили сиротливые группки промокших до нитки туристов.

Илл. 5. Парк Археологического музея в снегу. Стамбул, 31 декабря 2015 г.

В моём распоряжении было больше десяти часов, и я хотел было использовать их, чтобы осмотреть самую византийскую часть современного Стамбула – ту, что находится в треугольнике, образованным акведуком Валенса, церковью Сергия и Вакха и Готской колонной. Но погода, мягко говоря, прогулкам не благоприятствовала, и пришлось ограничиться Археологическим музеем, две трети которого оказалась закрыты на вечную реставрацию, Цистерной Базилика и Св. Ириной (тоже закрытой), промокнуть и вернуться в аэропорт. Там был хаос: информационные табло показывали взаимоисключающие друг друга сведения, а толпы пассажиров слонялись между кафе в центре аэропорта и терминалами, откуда, согласно посадочным талонам, должны были улетать (но не улетали) их рейсы.

Надо заметить, что оказался я в Константинополе в момент наибольшего обострения российско-турецких отношений, вызванного гибелью нашего лётчика, сбитого турками над Сирией. Это печальное обстоятельство самым пагубным образом отразилось на психике местного населения: на улице меня поймал какой-то дядька и начал рассказывать о том, что некая женщина ему сообщила, будто бы в Москве один кабачок стоит 10 долларов (Путин приказал). На мои робкие замечания, что я таких платиновых кабачков не припомню, он не реагировал. Остановить поток дядькиного сознания удалось только после того, как я, строго насупив брови, извлёк из кармана записную книжку и потребовал назвать имя и фамилию той женщины, её девичью фамилию, адрес, номер телефона, электронный адрес и номер паспорта, а также цель её пребывания в России, и побыстрее. Дядька самоуничтожился… К слову, в декабре 2017 г. ничего подобного уже не было. Но не было и туристов, кроме китайцев и японцев, а если и попадались лица североевропейского типа, то обязательно слышалась русская речь.

Посадка на рейс в Бамако задержалась на два часа, а потом ещё два часа мы сидели в самолете. Наконец полетели. В Ниамее большая часть пассажиров вышла (что возымело самые роковые последствия) и сменился экипаж. В конце концов прилетели и в Бамако (от Ниамея полтора часа). После получасового ожидания багажа по транспортёру выплыл одинокий чемодан единственной пассажирки, севшей в Ниамее. После ещё примерно часового ожидания вышел совершенно потерянный служащий аэропорта и сообщил, что багажа в самолёте нет. Его выгрузили в Ниамее.

Но и это ещё не всё. На следующий день мы с Бокари Гиндо отправились в бюро турецкой авиакомпании. Но там никого не было. Офис был не просто закрыт, но даже опечатан, а служащие исчезли: они растворились где-то в принигерской саванне. Мы прождали час, а потом поехали в Бамако в головной офис. Надо ли объяснять, что по указанному адресу мы его не нашли? Но как человек более или менее справедливый, я должен отметить, что это был единственный случай. К тому же кормят турки вполне прилично (гораздо лучше, чем Air France, но немного хуже, чем Royal Air Maroc), и стюардессы у них премиленькие – в отличие от альтернативно привлекательных и политкорректных стюардов Air France.

В Бамако меня встречал мой друг, консультант и проводник Бокари Гиндо, который из-за ромейской неразберихи провёл в аэропорту «Сену» всю новогоднюю ночь, отчего я до сих пор чувствую себя виноватым перед ним. Между тем в багаже у меня было много очень нужных вещей: подарки жителям деревни Энде, нож, фонарь, медикаменты, вся одежда и штатив для фотоаппарата. С потерей багажа была связана досаднейшая задержка: нам пришлось впустую провести несколько дней в Бамако. Багаж за эти дни так и не прибыл – я получил его уже после возвращения из Страны догонов.

В результате этой проволочки мы выехали из Бамако с опозданием на три дня, а на базаре пришлось покупать какие-то подозрительные штаны и прочую мелочь. Но одежды было мало, и через две недели, проведённых в Мали, я был похож на убеждённого бомжа, сиречь клошара – поскольку Мали страна франкоязычная. В довершение ко всему 5 января пошёл дождь (в это время года явление в Мали невиданное), и шёл целых два дня.

* * *

Бамако – город и старый, и новый. Первые поселения там появились ещё в позднем каменном веке, но городом он стал в XVIII в. Старейший квартал столицы Мали называется Bagadani, т. е. «маленький Багдад», – это говорит о том, что Бамако, подобно многим средневековым городам, сложился вокруг рынка, куда доставляли товары даже из самого Багдада. Название города переводят по-разному – как «спина крокодила» или «река крокодилов» (и то, и другое произносится bama kɔ, bamakɔ – яз. бамананкан).

В столице Мали всё дорого, грязно от перенаселённости и суматошно из-за огромного количества мотороллеров. Самое же страшное бедствие на дороге – малийская красавица на мотороллере. Дело в том, что, во-первых, все они действительно красавицы, и этим беззастенчиво пользуются; во-вторых, женщины и дети в Мали – существа неприкосновенные. Поэтому-то малийки вытворяют на дороге всё, что им заблагорассудится. Это надо понимать в том смысле, что водительских прав у них нет, а полиция с ними ничего поделать не может. Одно время по телевидению даже показывали социальную рекламу относительно пользы, проистекающей от получения прав, но, по-моему, она не очень-то помогла. На самом старом мосту через Нигер, который так и называется – «Мост мучеников» – регулярно образуются весьма солидные пробки, правда, несравнимые с московскими.

За последние десятилетия город сильно разросся по обоим берегам Нигера на восток и на запад, потеснив деревни рыболовов-бозо (один из старых районов Бамако называется Бозола (Bozola, т. е. «место, где живут бозо»). В новых районах нормальных дорог нет, и случаются постоянные перебои с электричеством, а на левом, высоком берегу Нигера – и с водой. Любопытно, что Бокари Гиндо одно время жил рядом с домом президента Мали Ибрагима Бубакара Кейта, который был свергнут в результате военного переворота 18–19 августа 2020 г. Пока тот ещё не стал президентом, электричество во всём квартале периодически отключали и будущий президент сидел в потёмках как все. После того, как г-н Кейта был избран, он не стал переезжать в официальную резиденцию и остался жить в своём доме. Отключения прекратились, за что Бокари и все жители квартала были г-ну президенту очень признательны.

Несмотря на эти недостатки, Бамако не лишён обаяния – мне он нравится, а особенно нравятся его приветливые обитатели с их великолепным чувством юмора. К тому же там есть на что посмотреть. Во-первых, это Национальный музей, заслуженно считающийся одним из лучших (если не лучшим) музеем Западной Африки. Экспозиция его делится на три части: археологическую, где можно увидеть древние терракоты Дженне-джено, отлично оформленную этнографическую экспозицию, и постоянно действующую выставку малийских тканей X–XX вв. Последняя в контексте этой книги представляет особый интерес, поскольку там выставлены фрагменты тканей теллем – предшественников догонов, населявших скальный уступ Бандиагара с X до начала XVI в. В парке музея есть модели выдающихся архитектурных памятников Мали (илл. 6), что очень удобно: за одну поездку в Мали увидеть их все невозможно, а некоторые сейчас и вовсе недоступны из-за войны на северо-востоке страны.

Илл. 6. Макет мавзолея Аскии Сонгаи в Гао (1495) в парке Национального музея, Бамако

Работают там весьма знающие экскурсоводы, владеющие английским языком – что в Мали редкость. Надо заметить, что у всех малийских гидов есть одно общее качество: они великолепно, в мельчайших деталях знают историю и этнографию своего народа, но о других могут быть осведомлены довольно-таки поверхностно – во всяком случае, большая часть того, что они рассказывают, почерпнута из этнографической литературы, по преимуществу французской (со всеми вытекающими отсюда последствиями, о чём речь пойдёт ниже). Причины такого неведения кроются в культуре Мали, и мы поговорим о них тоже немного позже. В музее имеется бутик, где можно приобрести сувениры, книги по истории и культуре Мали (к сожалению, очень дорогие), а также специфически малийские продукты: мёд и масло карите (ши). Есть там и кафе (очень дорогое), где можно попробовать национальные блюда. Представлено в музее и современное малийское искусство (илл. 7).

Илл. 7. Инсталляция во дворе Национального музея в Бамако. Мы с Бокари Гиндо назвали её «Зомби-такси»

Что касается еды, то в Мали она простая, вкусная и здоровая. Все блюда, которые состоят из риса, «то» (варёное просо), кускуса или вполне европейских макарон с каким-либо соусом, тщательно проварены и прожарены (в отличие, например, от Дели, в Бамако можно без опаски есть прямо на улицах). Что касается соусов, то в Мали их великое множество, причём весьма экзотических – например соус из плодов баобаба. Все они готовятся нейтральными – они не острые и не солёные, но на столе стоят различные специи, и вы можете сами разнообразить свою еду. Среди самих малийцев самое распространённое блюдо – «то», варёное африканское просо. Оно представляет собой клейкую субстанцию сероватого цвета, которую без приправ есть невозможно (чистое то ужаснее английского порриджа, и даже гораздо). Но с соусами то преображается в удивительно вкусное блюдо. Следует также упомянуть очень приятный местный рис и миль (сорго) – по вкусу он немного напоминает гречку.

Надо заметить, что французский «petit déjeuné» в Мали прижился: ранним утром в городах открываются многочисленные булочные, где торгуют очень хорошим багетом. В деревнях багета нет, но его заменяют разные пончики, булочки и т. д., которые жарятся в масле и подаются на завтрак, приправленные местным мёдом. А мёд в Мали замечательный – особенно баобабовый, и лучший такой мёд можно купить в городе Сегу. В Бамако есть китайские и корейские рестораны, но их немного – пожалуй, из иностранной кулинарии широко представлены только сенегальские блюда (Сенегал является признанным лидером Западной Африки в области кулинарии). Что касается попыток приготовить малийские блюда в Москве, то они окончились неудачей: у нас тамошних специй нет. Сами живущие в России малийцы вынуждены делать то из манной крупы, что на его качестве отражается весьма пагубным образом.

Но вернёмся к достопримечательностям столицы Мали. Стоит также посетить Музей Бамако. Он не так эффектен, как Национальный музей, но тоже очень интересен – там, например, выставлен гарпун, который больше всего похож на римский пилум, а также старые карты и фотографии, запечатлевшие давно исчезнувшую жизнь французской колонии. Наконец, обязательно надо зайти на Центральный рынок, а на нём – в Maison d’artisanat, где торгуют произведениями искусства. Сразу следует оговориться: цены там высокие, и нельзя рассчитывать на то, что вы сможете дёшево купить там настоящий шедевр. Шедевры-то там найти можно, но стоят они соответственно. Надо также избавиться от обычного для туристов заблуждения о том, что на рынке можно без особых усилий приобрести ритуальную скульптуру или маску. Во-первых, следует раз и навсегда уяснить: ни один психически здоровый малиец никогда не продаст действующий «фетиш». В деревнях, правда, можно найти скульптуры, которые были фетишами, но по каким-то причинам утратили свою силу (об этих причинах мы также поговорим в своё время). Во-вторых, далеко не вся традиционная скульптура обязательно связана с религией – большое количество изображений являются сугубо эстетическими объектами. Правда, их нетрудно превратить в «фетиш», но и об этом мы тоже поговорим позже, на примере тех фетишей, что были привезены нашей экспедицией в Россию и теперь находятся в Кунсткамере (Музей антропологии и этнографии Российской академии наук в Санкт-Петербурге), в Государственном музее Востока и Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве.

На рынке вам предложат копии ритуальных скульптур и масок, и многие сделаны теми же мастерами, которые режут из дерева ритуальные вещи. Качество их может быть разным – от грубых сувенирных поделок до настоящих шедевров, которые выглядят не хуже, чем экспонаты Национального музея и, на мой взгляд, являются прекрасными произведениями искусства. Мой приятель Усмане Дианне (илл. 8) со своими братьями торгует действительно хорошими копиями, причём он и не скрывает того, что это именно копии. У него можно заказать маску или скульптуру определённого типа – но для того чтобы доставить её в Бамако, потребуется время, обычно около двух недель.

Илл. 8. Усмане Дианне со своими сокровищами

Стоит также иметь в виду, что на рынке обязательно надо торговаться, даже в том случае, если цена кажется вполне приемлемой – в противном случае вы нанесёте продавцу оскорбление. Чем живописнее вы будете торговаться, тем лучше: цена может упасть в несколько раз, а торговец и публика получат истинное удовольствие. По уверениям моего брата Мусы Амаду Гиндо, все цены на рынке надо сразу делить на пять – т. е. для того чтобы торг мог состояться, надо называть свою цену, которая как минимум в пять раз меньше той, что назвал торговец.

Ещё одна достопримечательность Центрального рынка в Бамако – тот ряд, где торгуют разными колдовскими принадлежностями. Следует иметь в виду, что торговцы крайне неодобрительно относятся к попыткам сфотографировать и их самих, и их жутковатый товар. Последний представляет собой черепа, высушенные части туш и шкуры разных животных. У меня сложилось впечатление, что преобладают шкуры и части тела пятнистой гиены, что в общем не удивительно: в мифологии и фольклоре народов Мали гиена играет ту же роль, что у нас медведь.

Находится этот ряд, как нарочно, напротив главной мечети Бамако. С нею связана одна забавная история. Рассказывают, что однажды король Марокко совершал государственный визит в Республику Мали. В пятницу его, как положено, повели в мечеть. Король прослезился, поблагодарил малийцев за ласку и сказал, что было очень трогательно слышать Святую молитву на местном языке. Тут надобно пояснить, что замечание это было столь же любезным, сколь и абсурдным: Коран ниспослан на чистом арабском языке и перевод его на любой другой язык не имеет силы. Малийцы надулись и обиженно сообщили Его Величеству, что молитва была, как и положено, на арабском языке, но с местным произношением. В Бамако много других интересных мест, но поскольку нам предстоит неблизкий путь в Страну догонов, то задерживаться там слишком долго не стоит.

Путешествовать по Мали можно разными способами: в стране неплохо развит общественный транспорт. Так, от Бамако до Банкасса можно доехать на рейсовом автобусе, а от этого города уже рукой подать до деревень на скальном уступе Бандиагара – Кани-Бонзон, Кани Комболе, Энде и др. Правда, добираться до них придётся с оказией, возможно, даже и на осле. Можно взять напрокат машину, но это дорого: около 200 евро в сутки, а то и дороже, поскольку ездить по малийской глубинке можно только на внедорожнике. В городах же, благодаря лихости представительниц местного дамского сословия, приятных во всех отношениях, за руль лучше и не садиться. Поэтому разумнее всего будет заключить договор с местным туристическим агентством (список сертифицированных агентств и гидов есть на сайте Министерства культуры и туризма Мали).

Для малийского гида благополучие клиента – дело чести, а его обязанности жёстко регулируются малийским законодательством. Услуги гида будут стоить примерно столько же, сколько прокат внедорожника, но зато он избавит вас от множества мелких (и не очень) проблем: в стоимость тура будет входить всё, включая машину с опытным шофёром, еду и питьё (кроме спиртного), плату за посещение деревень (так принято), ночёвку в отелях по дороге, установление отношений с местным начальством и, главное, – объяснение тех вещей, которые будут вам совершенно непонятны. А вещей таких очень много, и, не зная малийской специфики, легко попасть впросак, а то и в историю.

В смысле попадания впросак очень характерен один случай: в Бамако в гостинице «Джамиля» я встретил двух соотечественников-мотоциклистов, решивших проехать через всю Африку. Их похвальная и даже достойная восхищения смелость компенсировалась полным отсутствием более или менее адекватного представления об Африке. Один из них заявил, что все школы в Мали «заколочены». Спору нет: малийская система образования весьма далека от совершенства, но начальные школы теперь есть в большинстве деревень. Потом выяснилось, что наши мотоциклисты пересекли границу Мавритании и Мали 2 января, т. е. во время школьных каникул… Вот от этих несуразностей гид вас избавит. Он терпеливо объяснит всё, что будет вам непонятно, расскажет, как вести себя согласно правилам этикета, и возьмёт на себя решение множества бытовых проблем, к которым вы сами и не знали бы, как подступиться.

Что касается этикета, то социальные отношения в Мали сложны и строятся на строгом разведении обязанностей мужчин, женщин и детей, разных кастовых и возрастных групп, а также на родстве и свойстве, в том числе и «шуточном родстве», которое в известном смысле является краеугольным камнем малийской культуры и поэтому стало основой сюжета этой книги. Отношения между этими многочисленными группами, родственниками, свойственниками, возрастными сообществами и т. д. регулируются многочисленными правилами, о которых иностранец должен иметь хотя бы общее представление. Конечно, никому не придёт в голову упрекать его в том, что он их не знает их в совершенстве, особенно если этот иностранец перед визитом к cɛkɔrɔbaw («важным старикам», уважаемым людям) спрашивает, что он должен и чего не должен делать. Чтобы описать правила малийского этикета в деталях, потребовалась бы целая книга. Отметим только самое важное.

Основа правил поведения в Мали – «mɔ̀gɔya (могойа)» и «bònya (бонйа)». Первое слово переводят как «человечность», но также «вежливость»; второе – тоже «вежливость», но в более прикладном смысле, т. е. скорее это правила поведения за столом, во время визита к вождю деревни и т. д.

Таким образом, содержание этих понятий в Мали отличается от нашего: если в европейских культурах «человечность» и «этикет» обозначают совершенно разные вещи («он, конечно, хам, но очень добрый»), то для малийцев они описывают две стороны одного и того же явления: грубиян не может быть хорошим человеком.

Следует раз и навсегда уяснить: малийский этикет – вовсе не формальность. Пользуясь нашей системой понятий, его можно назвать «правилами социального поведения», нарушение которых ведёт к позору, что означает фактическое исключение индивида из социальной жизни. Это – самое плохое, что может случиться с человеком, и единственное, чего должен бояться мужчина. Бамбара так и говорят: «Sàya ka fìsa màlo ye», т. е. «смерть краше позора».

Всё начинается с семьи, где чётко различаются «мужские дела, работа» (cɛ baara) и «женские дела» (muso baara), и их ни в коем случае нельзя смешивать. Мужские дела – это выращивание то и миля (основных продовольственных культур), охота, рыбная ловля и ремёсла. Дело женщин – домашнее хозяйство, приготовление пищи, уход за детьми и выращивание огородных культур. У догонов даже амбары бывают мужскими и женскими: в мужских хранится урожай то и миля, а в женских – приправы. Существуют и женские ремёсла – так, жёны кузнецов делают керамику.

Сложная система родства и свойства у всех народов Мали жёстко регламентирует обязанности, манеру общения и даже темы бесед младших со старшими членами семьи и их свойственниками. К примеру, все старшие родственники мужа являются свойственниками его жены, и она обязана заботиться о них так же, как о муже, – т. е. обстирывать, готовить им еду и убирать их дома. Строго распределены роли членов семьи во время трапезы. Когда всё готово, женщина (жена главы семьи) подаёт сосуд с едой и сосуд с водой для омовения рук. Все рассаживаются вокруг сосуда с пищей (догоны называют его baniagara – «большая калебаса»), причём старшие мужчины (cɛkɔrɔbaw) садятся на циновки, а младшие – на корточки. Сначала все моют руки в специальном сосуде с водой, и старшие мужчины моют руки первыми. Потом приступают к еде. Начинают трапезу старшие, и все ждут, пока они не насытятся. Едят правой рукой – кстати, и давать что-либо, и брать можно только правой рукой. Если пища упадёт на землю, её обязательно надо поднять, и также именно правой рукой. После трапезы младшие члены семьи благодарят старших. Женщины едят отдельно от мужчин. Кстати, следует отметить, что в женский мир народов Мали может проникнуть только женщина – мужчинам туда путь заказан, а попытка пролезть туда с помощью различных уловок и хитростей будет встречена с крайним неодобрением.

Но, как уже говорилось, в любых правилах обязательно образуются исключения: во-первых, в больших городах они соблюдаются уже не очень строго. Во-вторых, в некоторых случаях правила нарушаются в силу обстоятельств: так, мы путешествовали по Стране догонов в чисто мужской компании, поэтому приготовлением пищи занимались мужчины, не видели в этом ничего зазорного, и никому не приходило в голову назвать их cɛ musoman («женоподобный мужчина»), что является сильным оскорблением. Различаясь в некоторых деталях, правила mɔ̀gɔya и bònya в главном одинаковы для всех народов Мали. Именно соблюдение этих правил позволяет людям нескольких поколений бесконфликтно сосуществовать в одном пространстве. Снятию же возможных конфликтов на межэтническом уровне способствует уже упоминавшийся институт шуточного родства (см. эпиграф).

Наконец, существует огромное количество культурных различий, которые могут сильно затруднить общение. К их числу относится то, что можно назвать «трудностями перевода». Предположим, что вы очень хорошо знаете французский, и вдруг решили поведать малийцам о творчестве Корнея Чуковского. Такое, к примеру, четверостишие:

 
Лялечка плачет и пятится,
Лялечка маму зовёт…
А в подворотне на лавочке
Страшный сидит Бегемот.
 

Предположим, что вы перевели его на французский (тем более что это не особенно сложно) и продекламировали малийцам. Но вместо ожидаемой радостной реакции вы сталкиваетесь с недоумением и даже лёгким недовольством. Дело тут в том, что бегемот, с точки зрения малийца, – это самое хорошее, что может случиться с человеком. Само название страны, Мали, в переводе с языков манден означает не что иное, как «бегемот», сиречь «гиппопотам». В Бамако даже есть два памятника бегемоту, причём один из них изображён в виде футболиста (футбол в Мали популярен, наверное, не меньше, чем в Бразилии).

С такой точки зрения пресловутая Лялечка выглядит совершеннейшей дурой: к ней явился сам Бегемот, смиренно ждёт её, терпеливо сидя на лавочке, а она ещё и кобенится и зовёт маму, которая здесь решительно ни при чём! Но, справедливости ради, следует отметить, что Чуковский, со свойственной ему гениальностью, всё же угадал истинное положение бегемота, сиречь гиппопотама, в иерархии малийских ценностей:

 
Вдруг забили барабаны,
Прибежали обезьяны:
– Трам-там-там! Трам-там-там!
Едет к нам Гиппопотам.
– К нам —
Гиппопотам?!
 
 
– Сам —
Гиппопотам?!
– Там —
Гиппопотам?!
 
 
Ах, какое поднялось рычанье,
Верещанье, и блеянье, и мычанье:
– Шутка ли, ведь сам Гиппопотам
Жаловать сюда изволит к нам!
 

Тут ещё надо отметить, что даже некоторое знакомство с малийской спецификой вовсе не гарантирует вас от ошибок. Так, однажды в разговоре с Бокари и его дядей Сейду (Жюстеном) Гиндо (с этим по-настоящему замечательным человеком мы обязательно познакомимся поближе) я неудачно пошутил: в устном историческом предании клана Гуруван из квартала Огоденгу деревни Энде упоминается некто Андумере, который первым пришёл на то место, где впоследствии была основана деревня. Этот самый Андумере, с нашей точки зрения, отличался, мягко говоря, не совсем адекватным поведением: колдовал, воровал лошадей, мучал животных, разрывал животы беременным женщинам, и т. д. И вот, в разговоре со своими друзьями я назвал его «жутким типом (un type terrible)». Они обиделись – ведь Андумере был их предком, а я, как им было прекрасно известно, о малийском этикете имел некоторое представление. Потом мне стоило больших усилий загладить эту неловкость.

К «mɔg̀ ɔya» и «bònya» самое непосредственное отношение имеет и та самая странная неосведомлённость экскурсоводов в Национальном музее относительно обычаев соседних народов, о которой я уже упоминал выше. Дело в том, что неприличным считается как лезть в чужие дела, так и посвящать в свои дела посторонних. Это часто воспринимается как признаки существования некоего эзотерического знания, которое скрывается от посторонних, но на самом деле причину надо искать именно в этикете и обусловленной им деликатности малийцев – нельзя нагружать человека своими проблемами, поскольку у того их тоже хватает. Исключения возможны, но только в том случае, если между людьми складываются действительно братские отношения. К слову, такие нравы сильно затрудняют работу этнографа, поскольку тот должен вникать во все детали и, таким образом, нагло и грубо лезть в чужие дела. Это является дополнительной причиной, по которой даже профессиональный этнограф не может обойтись в Мали без местного провожатого, который может сгладить неприятное впечатление от общения с ним у местных жителей.

Наконец, существует ещё шуточное родство, сананкуйа (sanankuya, senankuya) – возможно, важнейший институт культуры Мали. Подробно и применительно к разным обстоятельствам мы неоднократно будем возвращаться к нему на страницах этой книги. Пока что я ограничусь только одним замечанием: именно сананкуйа скрывает множество подводных камней, столкнувшись с которыми, незадачливый путешественник может совершенно неадекватно оценить то или иное событие или понять нечто прямо противоположным образом. На бытовом уровне сананкуйа выглядит как взаимные шутки, розыгрыши и оскорбления. Они будут преследовать вас тем больше, чем лучше к вам относятся. И Боже вас сохрани обидеться! Если вы в ответ на розыгрыш и подтрунивание встанете в позу оскорблённого величия, то прослывёте человеком, мягко говоря, неумным и недостойным нормального общения.