Текст книги "После мюзикла"

Слово о Чейне и Стоксе

 
Пусть перспектива неясна
и всюду лица цвета кокса,
товарищ, верь, была весна,
а с ней дыхание Чейн-Стокса.
 
 
И хоть немыслим парадокс,
но для Руси с тех пор однако
не меньше значат Чейн и Стокс,
чем, скажем, знаки Зодиака.
 
 
А жизнь достаточно честна,
и, в общем, мало ли, кто спёкся,
но все же верь: была весна,
а с ней дыхание Чейн-Стокса.
 

Костюм

 
1.
Умрёшь – и есть во что одеться,
о чём не все мечтают с детства,
и может, зря – бывает ведь,
умрёшь – и нечего надеть.
 
 
2.
Да мало ли, кто в чём воскрес,
хотя, возможно, к жизни, братцы,
вновь обретая интерес,
не лишне в этом разобраться.
 
 
3.
В одеждах или без одёж,
ты в рай, конечно, попадёшь
вкусить блаженств, но перед входом
тебя замучают дресс-кодом.
 

«Костры, гитары, термосы, палатки…»

 
Костры, гитары, термосы, палатки
в воде не тонут, в печке не горят —
как хороши, как свежи были блядки
при всех кровавых деспотах подряд!
 
 
Пусть зло и впрямь достаточно упорно,
но правду не убьёшь, тем паче порно.
 

Регион

 
Вот Содом, Шатила,
Сабра и Гоморра —
жизнь здесь так шутила,
шо ваще умора.
 

Этика наслаждений

 
1.
Как посмотришь, кто допущен к пирогу,
пирога не пожелаешь и врагу,
и поэтому – как правило – враги
без меня одолевают пироги,
 
 
а в Одессе и в Ростове-на-Дону
в сотый раз идёт империя ко дну
и опять не понимает, на черта
отдирают люди шлюпки от борта —
 
 
если жить на белом свете без услад,
то зачем тогда вообще весь этот ад?
 
 
2.
Два прихлопа, три притопа,
два катрена, два терцета,
тут Россия, там Европа —
и другого нет рецепта,
даже если ради понта —
будь ты эллин или орк —
за окном твоим Торонто
или батюшка-Нью-Йорк.
 
 
3.
Я живу за рубежом и
ем кебаб и пью «Боржоми»,
потому как правда ить
надо есть и надо пить,
и не спрашивай: «Зачем?» —
надо, значит, пью и ем.
 
 
А вообще, мне бесконтактный
имманентен подвиг ратный,
и когда пытает скука,
я учусь стрелять из лука:
лучше недруга стрелой
кончу, чем бензопилой,
если снова рать на рать
и позволят выбирать —
кто воюет, запретив
эстетический мотив?
 
 
Для героя и для труса
подвиг – это дело вкуса.
 
 
4.
Да, я не раз бывал в маразме
И говорю об этом смело —
А вы в нём не бывали разве,
Что не моё собачье дело?
 
 
В того, кого девятый вал
Унёс без всяких математик,
Кто сам в маразме не бывал,
Пусть бросит камень – маразматик.
 
 
5.
У меня две сотки
в сталинской высотке,
пенсия и справка,
что я тебе не Кафка,
а в душе под свитером
больше чем полвека
статуя Юпитера
в образе генсека —
заруби на Твиттере
хоть кайлом, хоть шёпотом:
дело не в Юпитере,
пропади он пропадом.
 
 
6.
Места достаточно гнилые
завоевали немцы злые,
но что мечтать о днях былых —
поубивали немцев злых,
что Богу, видимо, угодней,
а мы остались в преисподней.
 
 
7.
Мы на лодочке катались,
изучали матанализ —
звёзды на небе висят,
нам теперь под шестьдесят:
бьют, как видишь, наши морды
долгожительства рекорды —
кто нам, глядя свысока,
прочил больше сорока?
 
 
Чьих на этом карнавале
мы надежд не оправдали?
Тянет время небосвод —
в небе лодочка плывёт.
 
 
8.
Особо продвинутых сведенья для:
сегодня погибла планета Земля,
фактически весь, так сказать, белый свет —
что тут обсуждать? Комментариев нет.
 
 
9.
Я сам себе бухгалтер,
что портит мой характер.
 
 
10.
Все мы вышли из «Шинели»
Гоголя, мой дорогой,
кроме тех, кто из Шанели
номер тот или другой —
как бы мы ни сатанели
под каким ни есть вождем,
все мы вышли из шинели,
стало быть, в шинель уйдём,
кроме тех, кто в том туннеле
без формальностей и виз
доберется до Шанели,
что внушает оптимизм.
 
 
11.
Эволюция режима
в сущности непостижима,
как бы ни был прав режим,
отчего мы и бежим
в добрый час с утра пораньше —
кто куда и чем подальше.
 
 
12.
Кошки и дворняжки,
пешки и братишки,
я и сам в тельняшке
из такой же книжки,
 
 
и дивясь на воды Рейна,
свой тяну коктейль —
тут моя деревня,
вот он мой e-mail.
 

О добром

 
Добро должно быть с мудаками,
должно дневать и ночевать
c ментами и штурмовиками,
иначе нам несдобровать —
пусть будет добрым смертный одр,
прокрустова добра кровать,
а если Межурицкий Петр
недобр, то разве не плевать?
 

Десталинизация №…

 
Щурит глаз и крутит ус
наш генералиссимус —
ну а чей же, как не наш,
хоть дерьмом его обмажь?
 

Согласие

 
А здесь всё сводится к числу,
согласно мне и Пифагору,
дороге под гору и в гору,
воде, ночлегу и ослу.
 
 
Бог в этом виден или рок,
решать тебе на самом деле —
но только нет других дорог
ни в Греции, ни в Иудее.
 

Благочестивая орфография

 
Б-г
сотворил
М-журицкого
по Образу Своему
и
Подобию.
 

Своя война

 
Отставить, что ли, жалость —
пускай трепещет ворог,
нам покорить осталось
ещё народов сорок,
 
 
а может быть, и меньше,
или, допустим, больше, —
возьмём себе их женщин,
хотя не в этом соль же,
 
 
не в мороке победном,
удушливом, как детство,
но даже если в этом,
нам никуда не деться.
 
 
Что ж, господа, под знамя
и с песнями на гадов,
тем более что знаем,
чего от нас им надо.
 

Ода к святости

 
Посмотри, молитвы ас
вышел из народных масс,
и душа его чиста…
от поста и до поста.
 
 
И конечно, из толпы,
а не с ангельских небес
воздержания столпы
и блюстители аскез.
 
 
Свят, свят, свят простой народ
в целом, что собой само,
да и время всё сотрет —
даже Каина клеймо.
 

Дети Талмуда

 
1.
Растут духовные сокровища,
сны видит Спящая красавица,
жиды распяли Рабиновича,
глядишь, а он опять появится.
 
 
2.
Сто сорок раз смотрел «Солярис»
приват-доцент Арон Вергилис —
вот как евреи закалялись
и своего таки добились.
 
 
3.
Окончен, братья, век подлогов,
и правда торжествует вновь,
евреи нагло в синагогах
младенцев пьют святую кровь,
 
 
иконы в храмах многолюдных
рыданьями ласкают слух —
как много нам открытий чудных
готовит просвещенья дух!
 

Ratio

 
От всего живого толку
никакого никому,
звёзды светят втихомолку
потому что потому.
 
 
Продолжение банкета,
словно сам в себе вещдок,
но давно не верит в это
дорогой товарищ Бог.
 
 
Он и впрямь такой же древний,
как любое мастерство —
первый парень на деревне,
где что с Ним, что без Него.
 

Конец истории

 
Ну вот и Карфаген разрушен,
причём, похоже, навсегда,
а Рим ещё как будто нужен:
концерт окончен, господа.
 
 
Осталось только, по идее,
почти что завершив дела,
дождаться, чтобы в Иудее
девица Бога родила.
 

История ещё одного отчуждения

 
Лучиано Лю Чуань
ненавидел англичан
двадцать четыре часа в сутки,
потом отдыхал две-три, а то и все
четыре минутки
и шёл на службу
укреплять, какую укажут, дружбу
по заданию департамента комитета ООН —
так вот и жил и скончался он —
и никогда, никогда англичане
ни словом не вспомнили о Лю Чуане
в том или этом его прикиде —
напрасно, выходит, он их ненавидел,
служа весь свой век в комитете ООН —
и кто же теперь после этого он?
 
 
И кто же теперь после этого мы,
да и без этого, брат мой, читатель?
Впрочем, пусть, в общем-то, тьмы нас и тьмы,
разве не каждого помнит Создатель,
оберегающий всякий сырец,
и самого Лю Чуаня Творец?
 
 
Но при любом ко всему отношении
строго не будем судить англичан:
добрые люди и даже мошенники
в повести данной найдут утешение,
как бы там ни был забыт Лю Чуань.
 

Челобитная

 
Господь, на вещи глядя здраво,
даруй нам крепостное право
и заводской верни гудок
на веки, а не на годок, —
 
 
глядишь, и не уронят марки
помещики и олигархи,
попы, вояки, всякий сброд
и мы, им преданный народ.
 

Утро

 
1.
Страна нуждается в разброде,
чтоб, сообразно полюсам,
круговорот войны в природе
расставил точки по местам,
чтоб, явлен в обрамленье клира,
всему и ничему не брат,
очередной спаситель мира
дал искупительный парад,
чтоб разгулялся не особо
простой народ и, наконец,
чтоб невзначай не встал из гроба
туда отправленный мертвец,
но самовыражался прах
в каких-нибудь иных мирах.
 
 
2.
Теперь ежу понятно вроде,
а вместе с ним тебе и мне,
зачем при всём честном народе
страна нуждается в разброде,
а мы нуждаемся в стране,
когда не в этой, так в другой,
дай Бог была бы под рукой.
 
 
3.
А если есть миры иные,
то, чувствую, нужны мы там,
как позапрошлогодний иней,
да и не по моим летам
являться в зеркалах кривых
и верить в атомы другие, —
я к нашим атомам привык,
мне тут хватает ностальгии.
 
 
4.
Неужто впрямь восходит солнце,
причём уверенно весьма,
и снова индекс Доу-Джонса,
будь ты хоть бонза, хоть не бонза,
волнует, как любовь сама?
 

Манифест

 
1.
В шоколаде и в сиропе,
словно на крестины —
призрак бродит по Европе,
призрак Палестины.
 
 
2.
Сердце согрей,
классово близкий
Иисус Назарей,
царь Палестинский.
 

«В ушах звенит, в зубах навязло…»

 
В ушах звенит, в зубах навязло,
в глазах практически погасло,
и не особенный секрет,
какое Бог добавит масло
в почти законченный портрет,
который он со всей любовью
определит в свой кабинет, —
и с благодарностью сыновней,
давай же выпьем за здоровье,
поскольку лучше тоста нет!
 

Веселие Руси

 
Пусть жизнь пока не изумруд,
а смерть – подавно,
в России взяток не берут,
причём исправно.
 
 
Бывает, взятка хороша
и взять несложно,
и за душою ни гроша —
но разве можно?
 
 
Нельзя, конечно же, нельзя,
помилуй Боже,
и не мздоимствуют князья,
лакеи тоже.
 
 
Кто их морально подковал,
что замесило,
нам не понять, но какова
традиций сила!
 

Пролог

 
Время пустит с молотка,
море слижет языком, —
жизнь вселенной коротка,
что ж волнует дурака,
колокол звонит по ком?
 
 
Но в припадочном дыму
на воздусях, словно взвесь,
поглощая тьму саму,
звон по Богу твоему,
если ты, конечно, есть.
 

«Меж Петраркой и Лаурой…»

 
Меж Петраркой и Лаурой
ничего такого нету —
ну какие шуры-муры
эти вздохи и сонеты?
 
 
Оттого и Дантов ад
в свете нынешних приличий
разве что не детский сад,
да простит мне Беатриче.
 

Гринпис

 
Улыбнись с утра природе —
у неё добро на морде.
 

За всю Одессу

 
В Одессе нет Кремля, но есть Привоз и море,
всё остальное ясно априори.
 

Святая земля

 
В конечном счете время – паутина,
что до пространства – слишком ясно, где я:
для сатанистов – это Палестина,
для тех, кто с Богом,– это Иудея.
 

Теория катастроф

 
Кто утопил Муму
и кто распял Иисуса?
Счёт предъявить кому,
зависит лишь от вкуса,
и кто б ни правил бал,
будь, жизнь, хоть в том права ты,
что те, кто пострадал,
ни в чём не виноваты.
 

Маркетинг

 
Граждане, у нас согласно смете
Папа, Сын и Дух в одном пакете.
 

Двести лет вместе

 
Хороша Америка-страна —
много в ней лесов, полей, зерна,
мяса, молока, идей, свобод
конституционных и работ,
и домов, и денег, и авто,
и пособий разных, если что.
 
 
А Россия – бедная страна,
сколько бы в ней ни было зерна —
ей порой вообще не до свобод
конституционных и работ,
и, бывает, не до холодов,
но всегда есть дело до жидов —
на дому, в гостях, в мечтах и в СМИ —
при любом раскладе, чёрт возьми.
 

«И молодая, и старушка…»

 
И молодая, и старушка,
глупей она или умней,
конечно, женщина – игрушка,
и доиграешься ты с ней.
 
 
Ишача в поисках кормушек,
порою даже сыт вполне,
я первым делом раб игрушек —
без них на кой свобода мне?
 

«Когда в поход эскадру вывожу…»

 
Когда в поход эскадру вывожу
или срываю с места эскадрилью,
я на себя со стороны гляжу
и не кажусь себе никчёмной пылью.
 
 
А вот когда не слушают меня
ни – как их там – соседи, ни родня,
и под рукой ни одного слуги,
тогда, дружок, хоть за бугор беги,
 
 
где, если впрямь ведом судьбой благой,
в хороший дом устроишься слугой.
 

«Не дай бог тявкнуть не в ту степь…»

 
Не дай бог тявкнуть не в ту степь,
поймёшь, что ты за цаца —
дана команда сесть на цепь,
и псы на цепь садятся,
а скажут – в клочья разорвут
условного паяца —
чему же удивляться тут,
чему не удивляться?
 

Наше навсегда

 
А я давно уже усёк,
причем без адского труда,
что если Пушкин наше всё,
то Путин наше навсегда, —
и нет изъяна в этой вере
на данный час, по крайней мере,
и понапрасну не потей:
следи за лентой новостей
и день и ночь, как за родной,
мечтая только об одной.
 

Принц Гамлет, Горацио и череп Йорика
(не такая уж и трагедия)

 
Принц Гамлет (держа в руке череп Йорика):
Кто мумия, а кто скелет,
короче – будущего нет!
 
 
Горацио:
Но как же так? Сегодня вторник,
а завтра, стало быть, среда.
 
 
Принц Гамлет:
А ты что скажешь, бедный Йорик,
среда ли завтра впрямь?
 
 
Череп Йорика:
Ну да!
 

Из жизни Цезаря

 
Чтоб там ни думали про Каина,
но в каждом явно зреет тайное:
 
 
казалось бы, чем страшен Брут —
такие взяток не берут
и не отводят взгляд при встрече,
однако Цезарю не легче.
 
 
Не то чтобы на сердце смута
или не в радость царский труд,
но грустен Цезарь почему-то,
когда с ним рядом честный Брут.
 
 
«Куда спокойнее с ворьём
служить отечеству царем», —
всё чаще Голос некий свыше,
как жертва перед алтарём,
на Брута глядя, Цезарь слышит.
 
 
Чем чуть не кончил Древний Рим,
где обитаем до сих пор,
о том ещё поговорим,
а Цезарь выстрелом в упор
был не смертельно ранен Брутом,
но с ним не обошёлся круто —
кто ж из избы выносит сор?
 

«В свете угасающих лучей…»

 
В свете угасающих лучей
на закате данный мир – ничей,
а на кой просвет до власти тьмы,
вряд ли знаем ангелы и мы.
 

Элул[1]1
  Последний месяц года еврейского календаря.


[Закрыть]

 
Уже угомонились осы,
уже в права вступает осень,
из отпусков вернулись боссы,
гуляет ветер между сосен,
между домов, небес и звёзд,
а Бог всё тянет этот воз.
 

Денёчки

 
Денёчки клёвые осенние,
когда живёшь почти заочно,
и никакое воскресение
из мертвых нам не нужно точно —
 
 
уже и небеса бесплотные
не тяготят земную сушу,
и только птицы перелётные
ещё слегка цепляют душу.
 

Жуть

 
В знак протеста хоть умри, да
есть на свете лишь коррида
и коллегия ЧеКа —
я болею за быка,
потому что, правда, Петь,
за кого ещё болеть?
 
 
В мокром деле явно спец
хомо сапиенс-подлец —
хорошо бы для почина
замочил его бычина
прежде, чем сложить рога, —
жаль, не выйдет ни фига,
хоть ломается и сталь —
мало мне чего так жаль.
 
 
Верен глаз, тверда рука, —
Господи, спаси быка!
 

Имя России

 
Египет пропал или та же Рассея,
а я, чтоб там ни было, за Моисея.
 
 
Не то чтобы на Голиафа обида
мне спать не давала, но я за Давида.
 
 
И я за Иосифа против Адольфа,
хоть режьте меня, хоть оставьте без гольфа.
 

Читая Мопассана

 
И правда будто есть, и даже
не всё святое на продажу,
но почему-то нет интимов
без луидоров и сантимов.
 

Тому, кто прочтёт

 
В моей смерти виновны буквально все —
от папы с мамой до короля:
букашки, пташки, трава в росе,
но больше всех – ты, и не надо ля-ля.
 

Катарсис

 
Тельца под знаком или Овена
мы слушали концерт Бетховена,
а также оперу «Паяцы»
в год то ли Тигра, то ли Зайца,
ещё и спорили о Репине —
жизнь удалась в какой-то степени!
 

Тождество

 
В Израиле такое лето,
что хоть стреляй из пистолета,
в природы промыслы вникая, —
а на Руси зима такая.
 

Прощание с орлом

 
Пролог
В синем небе явлен некто
чисто в качестве объекта:
веселится и ликует весь народ —
эта штука посильней, чем пароход.
 
 
1.
Прекрасен status quo, ан хрен
обломится без перемен —
не попугай, так, скажем, стерх
над хищником одержит верх,
и кто бы ни имел кого,
но снова будет status quo.
 
 
2.
Круче инфы нет – o yes —
чем знамение небес.
 
 
3.
Не звезда, не дирижабль —
в небе батюшка-журавль
неформальный – ну и пусть —
догадайся, что за гусь.
 
 
4.
Когда вселенных бесконечно много,
тогда не знаешь, думать что про Бога, —
а их, пожалуй, больше чем одна,
и в каждой Бог, а также сатана
решают, кто здесь раб, кто господин,
и значит, я на свете не один.
 
 
5.
«Ребята, заряжайте пистолеты —
какие могут быть ещё куплеты», —
когда-то пел в Одессе куплетист,
который перед Богом нынче чист.
 
 
6.
За вашу, брат, и нашу несвободу
я лично не готов в огонь и в воду,
 
 
и пусть на ладан дышит наш завод,
нигде нет краше наших несвобод,
 
 
а если даже где-нибудь и есть,
на кой они мне там, когда я здесь?
 
 
7.
И в городе, и на селе
в согласье с Божьей волею
всем хватит места на земле,
а под землёй – тем более,
но почему-то тянет нас
не на Венеру, так на Марс.
 
 
Как, в самом деле, человек,
какой бы бес ни нёс нас,
до солнц добрался и до вег,
пересекая космос?
 
 
Вот вроде новый мир – а хрен:
там испокон абориген,
ни дать ни взять туземец —
китаец или немец,
и кто с ним – Бог или Аллах —
неважно, дело не в словах.
 
 
8.
Кому конвой, кому охрана,
кому архангела сопрано.
 
 
9.
Не жди, чувак, что Аллен Вуди
расскажет правду о Талмуде,
что Вуди Алену в упрёк:
Талмуд не больше, чем Нью-Йорк.
 
 
10.
«Увы» и даже «ах»,
но я уже в летах
немалых, а лета,
как некая плита,
хотя на склоне дней
не хочется о ней.
 
 
11.
Отрадно видеть, Боже правый,
в Твоей деснице меч кровавый
и, содрогаясь, слышать гром:
пора отмерить злу добром.
 
 
Эпилог
Коронованные звери —
покровители империй,
вот и пожелаем лёве
проливать поменьше крови,
а двуглавому орлу
не садиться на иглу,
чтобы пичку не порол,
и вообще – прощай, орёл!
 

Компромисс

 
Врагам, конечно же, не сдавшись,
без тени унижения,
уйди уже не попрощавшись —
ну сделай одолжение!
 

«Что-то на сердце тревога…»

 
Что-то на сердце тревога,
словно душу роет крот,
говорят, вся власть от Бога:
власть – от Бога, а народ?
 

Пророк

 
Мне нравится Поэт Поэтыч —
он настоящий типа светоч
и вовсе не случайно все ж
на чисто гения похож.
 
 
Пускай стихи его ужасны,
но если без обиняков,
он весь из этой самой касты —
причём тут качество стихов?
 
 
От страсти скрежеща зубами —
за вечер больше одного —
стихи способны мы и сами
слагать: поэт не для того!
 
 
Но для чего? О человече,
хоть на вопрос ответа нет,
спроси меня, и я отвечу:
поэт на то, что он поэт.
 
 
Судить его за тунеядство
на самом деле просто блядство,
поскольку даже вне богатств
что наша жизнь без тунеядств?
 
 
Казалось бы, весьма толково:
погиб поэт – и что такого?
Других на свете нет хлопот,
способных Бога бросить в пот?
 
 
Неужто во Небесном граде
и впрямь простятся мне грехи,
поскольку я поэта ради
терпел здесь и его стихи?
 
 
Или спасибо скажут дети
за то, что я, душою бел,
всю жизнь ишачил при поэте,
который всех и вся имел?
 
 
Досадно, брат, так отчего же
не жалуюсь – а ты как хошь —
на то, что, слава тебе боже,
не я на гения похож?
 

Ода на отмену зимнего времени

 
Модернизацией лучась,
царь стырил у народа час,
и счастлив трудовой народ,
что спёрли у него не год —
начхать на времени распил
хотел великий русский пипл,
ему что шесть утра, что семь,
что не ложиться спать совсем, —
а мне претит подъём во мрак,
а мне будильник – худший враг,
я сна минуте лишней рад:
вот почему я эмигрант.
 

Ирод и гражданин пиит, или Встреча царя с деятелями культуры
(сценка из иудейских древностей)

 
Ирод:
Кто хочет родине служить,
Гражданским обществом повязан,
Царем тот может и не быть,
Но вот быть иродом – обязан.
(пауза)
 
 
Опять Ирод:
А как иначе жить в стране,
Во всяком случае, при мне?
(опять пауза)
 
 
И опять Ирод:
Скажи, не мучайся, пиит,
Что глас народа вопиит,
И, кстати, как тебя зовут,
А то не знаешь, с кем ты тут
Сидишь почти что на циновке
И в неформальной обстановке
Творишь добро, чтоб люди знали?
 
 
Пиит:
О царь, какие-то канальи,
Практически исчадья сюра,
Сказали мне: «Не надо, Юра,
Царю звонить о наболевшем».
 
 
Ирод:
Да ладно, Юра, ну их к лешим,
О чем бишь ты ваще в натуре —
Считай, они приснились Юре!
Всегда, и даже не за взятку,
Царь рад услышать правду-матку —
Давай, на память, с выраженьем,
Гони на наши достиженья,
Но помни – сколько ни крысячь,
Наш не утонет в речке мяч!
А если – да, то и хрен с ним,
Я, Юра, пальчиком одним
По праздникам большим и в будни
Могу концерт сыграть на лютне,
Хотя я и не леди Ди,
Как ты успел заметить, Юра,
А живы будем – заходи,
Раз ты у нас и есть культура.
 

Жизнь звездочёта

 
Это ложь, что Тихо Браге,
будто тихо умер в Праге,
потому что Браге Тихо
умер в Праге, да не тихо.
В её альбом к себе с любовью
 

Система Коперника

 
В том и музыки урок —
забодай меня оса —
что попса плохая – рок,
а хороший рок – попса,
и не важно, что Жюль Верн
говорил про постмодерн,
ведь и так система эко
вечно знает слишком много:
Бог не верит в человека,
человек не верит в Бога —
так практически во всём
и всегда, а всё ползём,
то есть в принципе – летим,
если сильно захотим.
 

Целомудрие

 
Одна из форм безбрачия —
официальный брак —
зачем женат иначе я,
ведь я себе не враг!
 
 
А связь вне брака есть разврат,
здесь правы моралисты,
в чём убеждался я подряд
раз двести или триста.
 

Репутация

 
Ну кто во вред своей карьере
возьмется исполнять Сальери,
который то ли впрямь с моста
столкнул Шопена ради злата,
то ли вообще распял Христа
под видом Понтия Пилата?
 

Круги своя

 
Есть время собирать награды —
И как ведь собирают, гады!
 

«Не говорят на флоте…»

 
Не говорят на флоте:
«Спасите наши плоти»
ни в море, ни в болоте,
когда хоть свет туши,
но стонут Богу в уши:
«Спасите наши души»,
как будто верят чуши
в бессмертие души.
 

«В первом классе – шкетом – я вязал крючком…»

 
В первом классе – шкетом – я вязал крючком —
почему об этом вспомнил старичком?
И какой о шизе может быть базар,
раз я в этой жизни и крючком вязал?
 

Кронштадт
(сказание о смысле)

 
…И было ему непонятно стыдно
не то за себя, не то за американца,
не то за Россию, не то за Европу.
 

Всеволод Иванов. «Бронепоезд 14–69»

 
1.
В Кронштадте, как всегда, мятеж —
А кто бунтует? Да всё те ж
И с тем же результатом
На том же поле ратном,
Где наших бьют, понятно,
Но всё равно – приятно!
 
 
2.
Бронепоезд садо-мазо
был не защищён от сглаза
и не выполнил приказ,
и не важно, был ли сглаз —
просто надо делать ноги,
раз не с нами Бог – о, боги!
 
 
3.
Пускай я в жизни не был Крезом,
Но ел картошку с майонезом
И охранял салон-вагон,
Где всё сияло от погон,
Потом была погоня,
Чтоб не сказать – облава,
И прочая агония,
А с ней дурная слава
Длиной до следующих смут,
Когда нас, может быть, поймут.
 
 
4.
Иных уж нет, а те на зоне —
Что толку в этаком резоне,
Хотя любой другой резон,
Конечно, тоже не озон —
Вот и дыши озоном
Вотще назло резонам.
 
 
5.
Родился на своём веку
И умер в собственном соку,
То есть практически исчез
С концами всеми, вести без,
Притом что нам остался труп,
И осязаем, и сугуб —
Не сетуй, каждый обеспечен
Бессмертием, хотя не вечен,
И человеку кануть в бозе
Навряд ли легче, чем берёзе,
Или трудней, чем муравью,
Прощай, природа,– I love you!
 
 
6.
Да, мы друг другу грызли горло,
но дружно, весело и гордо —
бывало весь ареопаг
на радостях плясал гопак —
и зависали небеса,
и подавали голоса,
и самый медленный папирус
плевать хотел на антивирус,
раз наступило время порч,
кого ты из себя ни корчь!
 
 
7.
Я рад поверить и задаром,
Что Зевс питается нектаром —
Нам не дано предугадать,
Кому придётся голодать,
Будь ты хоть эллин, хоть вандал —
А то еврей не голодал!
 
 
8.
А ведь была страна Рассея,
где пили водку не косея,
где по усам икра текла,
зерниста, будто из стекла,
где царь пешком ходил на вече,
причём в обличье человечьем,
людьми своими не соря, —
не будем, впрочем, про царя.
 
 
9.
Деревья, звери, птицы, рыбы
так много рассказать могли бы,
но смотрит на туземца брит
и ничего не говорит.
 
 
10.
Китаец сделал революций
не меньше, кажется, чем росс,
а разве так велел Конфуций,
чему их там учил Христос?
 
 
11.
Алло, гусары и драгуны,
пора сдаваться, мы не гунны,
сам государь сошёл с ума
и Богу молится, и тьма
скучает по его портрету,
за ним повсюду семеня, —
гарсон, карету мне, карету,
а к ней, желательно, коня.
 
 
12а.
Кто есть кто и кто никто есть,
показал нам бронепоезд
тут внутри и там снаружи,
как шутя – ему вольно:
на войне повсюду хуже,
но, опять же, не без «но».
 
 
12б.
Пускай врачи – исчадья ада,
но всё равно лечиться надо,
желательно до смерти самой,
раз шутки плохи с этой дамой.
 
 
14.
Мой друг отправился на воды —
считать жиры и углеводы,
питаясь варевом из трав,
и в этом он, конечно, прав,
 
 
а здесь не то чтоб так уж кстати,
но как всегда – мятеж в Кронштадте.