Текст книги "Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II"

Деятельность Бадмаева поистине безмерна. Он не только собирает информацию о настроениях в регионе, не только добивается от местных вождей дружественного отношения к России, не только организует обеспечение телеграфной связью территории, по которой может начаться движение русских войск, но ещё и находит среди русских государственных чиновников лиц, могущих предоставлять Государю достоверную и объективную информацию о состоянии дел на Дальнем Востоке.

Так, в том же письме от 2 сентября Ухтомский пишет: «Бадмаев установленным у меня с ним шифром просит депешей повергнуть на Ваше Всемилостивейшее благоусмотрение вопрос о дозволении нашему генеральному консулу в Урге Шишмарёву приехать сюда для интересных докладов. Этот деятель, буквально обожаемый монголами, человек Муравьёвской школы. Шишмарёв – лицо без связей, без свитского лоска, воплощение скромности»⁴³⁸.

15 сентября 1895 г. Бадмаев шифром передаёт Ухтомскому следующее: «Выезжаю верхом со 150 помощниками. Буду во всех важных пунктах до Кореи. Всюду разузнаю на месте сам, как сподручнее провести на частные средства ближайшим путём железную дорогу из внутреннего Китая в Читу. Пространство между этими районами занято и охраняется монголами. Вхожу в соглашение со всеми их главными вождями. Народ за нас. Маньчжурская династия падает. Казаки и буряты единодушно мне содействуют»⁴³⁹.

Таким образом, из приведённых выше документов вырисовывается образ П.А. Бадмаева как выдающегося русского военного агента, разведчика, дипломата и переговорщика. А что нам известно о Бадмаеве благодаря либеральным и большевистским фальсификаторам? Какой-то подозрительный тибетский врач, шарлатан, опаивавший царя каким-то зельем, авантюрист, проходимец, друг Распутина.

Причины дискредитации имени Бадмаева вполне понятны. Он, как никто, много сделал для сближения России и Востока, России и буддистских народов, где авторитет Белого Царя достиг к 1913 г. небывалого подъёма. Недаром Ухтомский ещё в 1895 г. просил Императора Николая II прислать в дальневосточные владения «Ваш портрет в Терской или Кубанской форме, как наиболее подходящей при изложении идей о Белом Царе Востока»⁴⁴⁰.

Бадмаев и после своего обоснования в Петербурге продолжал способствовать делу сближения России и восточных народов. Не без его участия в русской столице был открыт буддистский дацан. В начале XX века, опять-таки при участии Бадмаева, один из выдающихся буддийских богословов Агван Дорджиев активно поддерживал распространение влияния России на Восток. Оно стало одной из главных причин постройки двух железнодорожных магистралей, призванных осуществлять связь с Дальним Востоком. Дорджиев призывал к созданию торгово-промышленного дома, деятельность которого охватила бы Монголию и Тибет.

Далай-лама XIII направил к Императору Николаю II делегацию буддийских монахов, которая передала Государю подлинные одежды Будды и священную мандалу. Дар ламы свидетельствовал о глубочайшем почитании русского царя со стороны тибетских буддистов.

Естественно, что такое усиление России на Востоке не могло радовать Англию, и поэтому компрометация людей, проводивших русскую политику на Востоке, входила в компетенцию британских спецслужб. Ну а русская либеральная общественность и революционеры, как всегда, сознательно или несознательно были на стороне наших геополитических противников.

Никто в обществе, естественно, не мог предположить, что деятельность Ухтомского и Бадмаева не ограничивалась всем известными занятиями. По своему положению князь Ухтомский был, конечно, намного выше, чем Бадмаев. И сфера его интересов была гораздо шире. Для нас представляет особый интерес, что Ухтомский, помимо прекрасной осведомлённости о буддистских народах России, был одним из лидеров Соловьевского общества, регулярно обсуждавшего «наболевшие вопросы иноверия и инородчества», в том числе необходимость уравнения прав и прекращения репрессий в адрес духоборов и молокан, евреев и армян⁴⁴¹.

Как известно, князь Ухтомский пользовался в старообрядческой среде определённым уважением. Если учесть, что князь, безусловно, был связан с личной разведкой Императора Николая II, то не вызывает сомнений, что кроме историко-культурного аспекта, буддисты и старообрядцы интересовали Ухтомского и с точки зрения интересов государства. Ухтомский замечал и выделял тех людей, которые могли бы, имея влияние на ту или иную религиозную группу или сообщество, добиваться их примирения или сотрудничества с верховной властью.

Поразительно, что первым из влиятельных людей, с которыми познакомился Г.Е. Распутин, был архимандрит Андрей (князь Ухтомский)[4]4
  Дальнейший путь архимандрита Андрея был очень непрост. Сначала он приветствовал Февральскую революцию, затем вступил в молитвенные сношения со старообрядцами, затем ушел в так называемую катакомбную церковь, назвал Местоблюстителя патриаршего престола предателем Христа и был расстрелян большевиками в 1937 г.


[Закрыть]. Это знакомство произошло в 1905 году в Казани. Архимандрит Андрей приходился двоюродным братом князю Э.Э. Ухтомскому и, так же как и он, активно занимался изучением старообрядчества. Публикатор сочинения архимандрита Андрея «История моего старообрядчества»

А. Знатов писал: «Они много общались, Г.Е. Распутин несколько раз останавливался на ночь в его казанской квартире»⁴⁴².

Архимандрит Андрей настолько заинтересовался личностью Распутина, что познакомил его со своим братом – выдающимся учёным князем А.А. Ухтомским, жившим в Петербурге. А.А. Ухтомский хорошо знал Э.Э. Ухтомского и наверняка познакомил Распутина со своим двоюродным братом. Примерно в это же время происходит сближение Распутина с Бадмаевым. Очевидно, что у них было какое-то общее дело. А всё, что касалось деятельности Бадмаева, разумеется, не могло проходить мимо князя Э.Э. Ухтомского. Между тем известно, что Император Николай II, помимо прочего, преследовал две цели: превращение буддистского Востока в опору Российской империи и примирение с православными христианами древнего обряда (то есть с подлинными старообрядцами). Распутин поддерживал большие связи со старообрядцами самых различных толков. Эти связи позволили врагам Распутина обвинять его в принадлежности к сектам хлыстов. На самом деле ни к каким хлыстам Распутин не принадлежал. Его миссия заключалась в примирении старообрядцев с царской властью, точно так же как связь большевика Бонч-Бруевича с сектантами означала не принадлежность к этим сектам, а стремление использовать их в деле революции.

Усиление русского присутствия в Тибете привело к вторжению в него англичан. Несмотря на это, в 1904 г. Государь направил в Тибет тайную экспедицию, состоящую из офицеров и агентов русской военной разведки. Причём инструктировал их перед началом экспедиции лично сам царь. Государь придавал столь важное значение этой экспедиции, что 13 января 1904 г. записал в дневнике: «В 3 часа принял двух донских калмыков – офицера Уланова и ламу Ульянова, которые отправляются в Тибет…»⁴⁴³

Интересны, что и представители некоторых старообрядческих толков (например, «корабельники» направляли в Тибет свои экспедиции. Главой одной такой экспедиции был глава «корабельников» «старец» Никитин.

В Тибете действовали английские и германские военно-разведывательные и оккультные миссии.

Таким образом, Тибет становится площадкой для геополитического соперничества. Выходцы из тибетских школ начинали играть немалую роль в европейской политике и в европейской, в том числе и российской, духовной жизни. Тот же раскольничий «старец» Никитин, «пройдя курс наук, благополучно вернулся в родную Кострому и принёс с собой многие тайные знания и древние документы из Тибета».

В преддверии надвигающегося великого военного противостояния для России было особенно важно, чтобы буддистская духовная элита была бы на стороне царя, а старообрядческое сообщество не становилось бы орудием в руках вражеских спецслужб. Именно под этим углом зрения следует рассматривать, на наш взгляд, всю деятельность Бадмаева и Распутина на Дальнем Востоке. Это, конечно, вовсе не отрицает иных сторон их деятельности, не связанных с политикой.

Во всяком случае, ясно, что Распутин обладал какой-то важной информацией и своей деятельностью мешал заговорщикам в осуществлении их замыслов, подготовке государственного переворота.

Заговор февраля 1917 г. имел две составляющие: революционную социальную и революционную реформаторскую. Революция социальная должна была уничтожить монархический строй, революция реформаторская – покончить с Русской православной церковью. В результате этой религиозной революции должна была возникнуть новая реформаторская русская лжецерковь, что и можно было наблюдать на примере обновленчества. Организаторы церковной революционной реформации находили себе союзников и у социальных революционеров, и у огромного числа сектантов и раскольников.

Между тем Распутин, несомненно, сильно мешал лидерам раскольнических группировок. Об этом проговаривается в своей книге один из них, разработчик «доброй реформации» для России И.С. Проханов. В своей книге он писал, что «православные круги нашли человека по имени Григорий Распутин», деятельность которого «была одной из главных причин усиления преследования сектантов»⁴⁴⁴.

То есть, если перевести прохановскую казуистику на нормальный язык, получается, что Распутин чем-то страшно мешал сектантским планам «доброй реформации» в России. Обладая важной информацией, Распутин давал Императору неопровержимые улики против сектантов. Скорее всего, Распутин располагал фактическими сведениями о связях сектантов с тайными сообществами Запада. Отчёт о своей деятельности Распутин давал только Государю Императору. Не занимая никаких официальных постов, Распутин пользовался несравненно большей свободой, чем любой полицейский чиновник. Распутин мог делать царю такие сообщения, на которые не отважился бы ни один министр.

Следовательно, главной причиной убийства Распутина было уничтожение опасного разведывательного координирующего центра, характер и структура которого кардинальным образом отличались от официальных структур, была полностью законспирированной и замыкалась исключительно на одного человека.

Устранение этого человека сразу же дестабилизировало всю деятельность неизвестного заговорщикам царского разведцентра. Убийство Распутина было воспринято и Государем, и Государыней, да и самими участниками убийства как «первый выстрел революции». 19 декабря 1916 г. трудовик Н.О. Янушкевич заявил, «что убийство Распутина есть первый сигнал к революции»⁴⁴⁵.

В другой агентурной записке в январе 1917 г. источник сообщал: «Убийство Распутина рассматривается как первая ласточка террора, вслед за которой последуют другие акты»⁴⁴⁶.

После убийства Распутина политический расклад в столице резко меняется. Позиции царя ослабевают, а позиции его врагов – укрепляются. Для успокоения стоявших за убийством Распутина заговорщиков царь официально сворачивает расследование преступления. Высылки Великого Князя Димитрия Павловича и князя Юсупова носили чисто демонстративный характер. Резолюция Государя на письме великих князей в защиту высылаемых: «Никому не позволено заниматься убийствами» – носила скорее духовно-обличительный, чем юридически-практический характер.

Ослабевают репрессии против сектантов и баптистов, замешанных в антиправительственных действиях и военном шпионаже. Сам И.С. Проханов не без удовлетворения пишет: «Немедленным эффектом устранения Распутина был разбор всех результатов действий Распутина и клерикальной партии, которые привлекли внимание суда. Это было одной из причин того, что общие преследования, и в том числе преследования меня лично, были отложены в сторону»⁴⁴⁷.

Однако, будучи вынужденным внешне продемонстрировать свою отрешённость от расследования дела по убийству Распутина, Император Николай II на самом деле приказал провести самое тщательное расследование, найти и наказать виновных. Царь понимал, что арестовывать прежде времени члена Дома Романовых великого князя Димитрия, представителя одной из самых знатных фамилий России князя Юсупова и депутата Государственной думы Пуришкевича – не только не имеет никакого смысла, но на самом деле отвечает тайным планам организаторов убийства. Из своих источников он знал, что не эти изнеженные извращенцы и политические болтуны совершили тяжкое преступление. Ими прикрывались подлинные организаторы преступления, именно с той целью, чтобы выставить их как спасителей Отечества и династии. В случае ареста эта геростратова слава только бы усилилась. Нужно было вскрыть всю подоплёку преступления. Поэтому Император Николай II считал, что расследование должно идти тайно. Скорее всего, тайное следствие вели доверенные люди Государя. Но в январе 1917 года сведения о тайном расследовании преступления доходят до В.М. Пуришкевича. Трусливый и болтливый Пуришкевич начинает делиться своими страхами, что немедленно становится известно агентуре Охранного отделения, которое сообщало, что «результатом этого следствия будет привлечение Пуришкевича к суду по обвинению в соучастии в убийстве Распутина»⁴⁴⁸.

Сила, руководившая убийством Г.Е. Распутина, через два с лишним месяца обрушит государственный строй Российской империи, а ещё через полтора года совершит изуверское убийство царской семьи.

Один из соучастников убийства Распутина, великий князь Димитрий Павлович, уже находясь в эмиграции в Париже, сказал многозначительные слова: «Та самая сила, которая толкнула меня на это преступление, мешает и мешала мне поднять занавес над этим делом»⁴⁴⁹.

Часть 2
Император Николай II: отречение, которого не было

Глава 1
Отъезд императора Николая II в Ставку Верховного главнокомандования: причины и последствия

Отсутствие глубокого аналитического изучения темы предреволюционной ситуации февраля 1917 г., её идеологизация в советское время создавали ложное представление о том, что Император Николай II накануне революции самоустранился от дел, не придавал большого значения поступающей ему информации и, по-существу, своим бездействием (безволием)предопределил победу «февралистов».

Однако Император Николай II, обладавший гораздо большим объёмом информации, чем любой из его современников, исходил из объективной реальности сложившейся к концу 1916 – началу 1917 г. Важнейшей своей задачей царь продолжал ставить военную победу, которую считал жизненно важной для будущего России. Этой цели Николай II подчинял все остальные политические и государственные задачи и даже свои личные интересы. «Мы все должны думать не обо мне лично, а о России. Только бы Господь её сохранил», – сказал царь А.И. Пильцу незадолго до революции⁴⁵⁰.

Государю часто ставят в вину назначение неспособных министров. Однако Император Николай II дважды предлагал близким к оппозиции государственным деятелям, А.В. Кривошеину (в 1915-ми министру земледелия А.Н. Наумову (летом 1916-го), возглавить правительство, но те отказались⁴⁵¹. Включение в правительство кандидатур А.И. Гучкова и князя Г.Е. Львова означало бы добровольную сдачу царём власти людям, которые, по его убеждению, принесли бы России только вред. Николай II был убеждённым противником парламентаризма в России. Монархическая власть для такой огромной страны, как Россия, необходима, полагал Николай II, власть Думы должна расти медленно из-за сложности в распространении процесса образования среди огромных масс русского народа⁴⁵².

Государь не применял репрессий к оппозиции, так как полагал, что эти меры только ускорят нарастание противостояния в обществе, опасного накануне большого наступления на фронте. В силу своих нравственных убеждений Император Николай II думал, что оппозиция, какой бы радикальной она бы ни была, не сможет пойти на государственный переворот во время тяжёлой войны.

Между тем план действий руководителей Государственной думы заключался в том, чтобы спровоцировать правительство на перерыв занятий Думы, после чего организовать беспорядки в её поддержку среди рабочих, молодёжи и даже в войсках⁴⁵³.

Поэтому Император Николай II считал роспуск Думы опасным шагом и полагал, что он станет не нужен после успешного наступления на фронте. Это понимали и в оппозиции.

Знаком готовности к примирению с оппозицией стал визит 9 февраля 1916 г. Императора Николая II в Государственную думу. По общему признанию, царь был восторженно принят большинством депутатов. Однако представители Прогрессивного блока во имя своих политических амбиций были готовы идти против большинства, собираясь поставить общество перед свершившимся фактом переворота. Своеобразным символом противостояния монарха и радикальной оппозиции стала встреча в фойе Думы Государя и П.Н. Милюкова, в тот момент, когда царь покидал здание Таврического дворца. П.Н. Милюков вспоминал, что Государь подошёл к группе прогрессистов. «Я почувствовал на себе его пристальный взгляд. Несколько мгновений я его выдерживал, потом неожиданно для себя… улыбнулся и опустил глаза. Помню в эту минуту я почувствовал к нему жалость, как к обреченному. Царь обернулся и вышел»⁴⁵⁴.

10 февраля Император Николай II подвергся сильному давлению со стороны М.В. Родзянко и Великого Князя Александра Михайловича⁴⁵⁵. Александр Михайлович в резкой форме потребовал от царской четы выполнения требований думской оппозиции, но получил холодный отказ⁴⁵⁶.

После этой встречи с царём и царицей Александр Михайлович написал письмо своему брату Великому Князю Николаю Михайловичу, высланному царём в имение Грушевку, в котором пришёл к выводу, что Император Николай II и Александра Феодоровна «уступят только силе». Великий Князь писал, что «вопрос стоит так: или сидеть сложа руки и ждать гибели и позора России, или спасать Россию, приняв героические меры»⁴⁵⁷.

В чём заключались эти «героические меры», становится понятно из письма Великого Князя Александра Михайловича Императору Николаю II. Александр Михайлович выступал против введения Ответственного министерства и предлагал призвать к власти людей, «пользующихся доверием страны», а Думу – распустить⁴⁵⁸. Такая программа больше всего устраивала на тот момент А.И. Гучкова, который был хорошо осведомлён об этом письме от самого Великого Князя Александра Михайловича⁴⁵⁹.

Вполне возможно, что член масонской ложи розенкрейцеров Великий Князь Александр Михайлович был уже до революции связан с Бродвейской группой. Во всяком случае, в 20-е годы Александр Михайлович был приглашён в США для чтений лекций в баптистском храме на тему «банкротства современного христианства». Пригласили Александра Михайловича его «старые знакомые», среди которых были «хозяева международных банков, родом из Германии»⁴⁶⁰. Нетрудно догадаться, что это были ведущие представители Бродвейской группы.

Во время визита бывший Великий Князь был приглашён «группой видных лидеров нью-йоркских иудаистов» на «хороший кошерный ужин». Александр Михайлович сообщает, что это были известные раввины из Бруклина. Судя по мемуарам Великого Князя, предметом его разговора с иудеями была дискуссия о том, какое общество является более антисемитским: современное американское или дореволюционное русское. К слову сказать, до революции Александр Михайлович был ярым противником какого-либо ослабления черты оседлости и убеждал Государя ни в коем случае не давать евреям «никакого расширения или дарования новых прав. Нельзя давать милость именно той народности, которую русский народ ещё больше ненавидит вследствие отрицательного отношения к войне и сплошного предательства»⁴⁶¹.

Через двадцать с лишним лет весьма болезненно относящийся к любым проявлениям юдофобии нью-йоркский раввинат по-приятельски дискутировал за «кошерным ужином» с представителем Дома Романовых, к тому времени почти полностью истреблённого не без участия выходцев из среды этого самого нью-йоркского раввината.

10 февраля 1917 года император Николай II принял председателя Государственной думы М.В. Родзянко, который потребовал от царя удаления А.Д. Протопопова и предупредил, «что не пройдет трёх недель, как вспыхнет такая революция, которая сметёт Вас, и вы уже не будете царствовать»⁴⁶².

Однако Императору Николаю II нечего было опасаться разного рода заговорщиков и «реформаторов» в том случае, если бы ему была верна армия. Но как раз именно этот фактор и стал роковым как для Николая II, так и для монархии. Объективно к февралю 1917 г. против царя объединились представители думской оппозиции, крупного капитала, революционного крыла Думы и руководство Ставки.

Чрезмерная загруженность Императора Николая II общегосударственными и военными проблемами, его частые отъезды из столицы имели свои отрицательные стороны. И.Л. Солоневич писал, что «Государь Император был перегружен сверх всяческой человеческой возможности. И помощников у него не было. Он заботился и о потерях в армии, и о бездымном порохе, и о самолетах И. Сикорского, и о производстве ядовитых газов, и о защите от ещё более ядовитых салонов. На нём лежало и командование армией, и дипломатические отношения, и тяжелая борьба с нашим недоношенным парламентом»⁴⁶³.

Эта загруженность привела к тому, что Император Николай II начал терять контроль над ситуацией внутри страны. При отсутствии должной деятельности соответствующих министерств и всё возрастающей активности деятельности думской оппозиции страна быстрыми темпами шла к социальной нестабильности. Впечатление от военных успехов дезавуировались оппозиционной пропагандой о «тёмных силах», «измене» и т. д.

Одним из важным факторов, призванных обеспечить победу в войне, Николай II считал «Священное единение» между властью и обществом. Поэтому Государь шёл навстречу оппозиции вплоть до готовности привлечения её представителей в состав правительства. Царь до конца был против роспуска Государственной думы. Но, несмотря на то, что Император Николай II был готов идти на большие компромиссы с оппозицией, он не собирался перед ней капитулировать.

Между тем думская оппозиция в лице Прогрессивного блока стремилась именно к свержению Монарха, а не к поиску компромисса с ним. Оппозиция была чужда идеи «священного единения». Также ей не нужно было участие в императорском правительстве. Все цели оппозиции были направлены на одно – захват власти. Таким образом, у Императора Николая II и оппозиции были противоположные цели. Царь стремился всеми силами одержать победу во внешней войне, оппозиция – во внутренней.

Великий Князь Кирилл Владимирович писал, что «Государь чувствовал, что может доверять лишь немногим из своего окружения»⁴⁶⁴.

Атмосфера политиканства разъедала русское общество. Великий Князь Александр Михайлович писал, что «политиканы мечтали о революции и смотрели с неудовольствием на постоянные успехи наших войск. Мне приходилось по моей должности часто бывать в Петербурге, и я каждый раз возвращался на фронт с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом»⁴⁶⁵.

Возмущение Великого Князя понятно, не понятно только, почему он вместо того, чтобы решительно пресечь подобную зловредную болтовню и немедленно организовать ей противодействие, отправляется на фронт «с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом».

Все мысли и устремления царя сводились к одному: одержать победу в страшной войне. Будучи втянутым против своей воли в мировую схватку, Император Николай II понимал всю необходимость для России выйти из неё победительницей. Царь понимал то, чего до сих пор через сто с лишним лет не могут понять многие учёные мужи, рассуждающие о «ненужности» и «чуждости» этой войны для интересов России и её народа.

Император Николай II понимал, что для Запада эта война во многом была войной за русский рынок, для России – войной за будущее. Если бы царская Россия вышла победительницей из этого невиданного противостояния, она бы вступила в новый техногенный ХХ век, оставаясь самодержавной православной монархией, ещё более сильной и могущественной, и это обстоятельство не устраивало те силы, которые стремились к установлению нового мирового порядка. Вот почему Император Николай II столь прозорливо видел жизненную необходимость довести эту войну до победного конца. При этом царь стремился к победе, руководствуясь исключительно интересами России, её будущим как независимой и суверенной державы. Все же группировки и группы оппозиции в лучшем случае примешивали к этой цели свои личные амбиции, а в худшем – ставили свои амбиции, политические, общественные или коммерческие, на первый план.

Император Николай II понимал, что роспуск Государственной думы не только не опасен для оппозиции, но, наоборот, желателен для неё. Поэтому Государь считал роспуск Государственной думы крайним шагом. На докладе Б.В. Штюрмера в декабре 1916 г., в котором тот подготовил проект указа о роспуске Думы в случае организации ею беспорядков, Государь написал: «Помните, что бы ни случилось, не принимайте решение, пока меня не вызовете»⁴⁶⁶.

В преддверии и после убийства Г.Е. Распутина в департамент полиции шёл поток сообщений о покушениях, готовящихся на царскую чету, о грядущем дворцовом перевороте⁴⁶⁷.

21 ноября 1916 года в Ставку в Могилёв на имя генерала М.В. Алексеева поступило письмо, в котором предсказывалось, что Императора Николая II «постигнет участь дяди Сергея Московского, с сыном Алексеем отдельно покончим»⁴⁶⁸.

Осенью 1916 г. из США на имя царя пришло ещё одно предупреждение: «10 членов революционного комитета поклялись вас убить»⁴⁶⁹.

В то же время ещё одна записка от анонима: «В Ливадии Государыня будет убита. Если желает остаться живой, то может жить только в Царском»⁴⁷⁰.

15 января 1917 г. дворцовому коменданту В.Н. Воейкову Департаментом полиции секретно сообщалось, что «среди еврейского населения циркулируют крайне неопределённые слухи о том, что среди придворных лиц сформировалась группа, поставившая себе якобы задачей свергнуть с престола благополучно ныне царствующего Государя Императора, если же буде этот злодейский замысел не представится возможным осуществить, организовать на свящённую особу Его Величества покушение»⁴⁷¹.

26 декабря 1916 г., то есть через десять дней после убийства Г.Е. Распутина, в департамент полиции была доставлена следующая шифрованная телеграмма: «Бибиков из Берна переправил письмо на французском языке графа Михаила Тышкевича, живущего в Лозанне. Письмо это было получено баронессой Кноринг, урождённой графиней Изволовой, живущей в Монтре, которая послала его Бибикову. Содержание письма: «Вы знаете, что убит Распутин, я не знаю, к кому обратиться, чтобы предупредить, что имеются намерения убить Императрицу Александру. Надо предотвратить несчастье. Я знаю только вас, кому могу довериться. Революционеры подкуплены, и чёрная сотня также принимает в этом участие. Если можно, телеграфируйте в Петроград. Партия Милюкова указывает на Императрицу»⁴⁷².

В январе 1917 г. начальник Минского ГЖУ в секретном сообщении писал, что во вспомогательных организациях ВПК ходят усиленные разговоры, что для Государя и «для некоторых повторится история с Распутиным, так как главными виновниками всех неудач, как внутри России, так и на войне, считают Государыню Императрицу Александру Феодоровну»⁴⁷³.

После убийства Г.Е. Распутина Государыня говорила лейбмедику Е.С. Боткину, что она «совершенно одна. Его Величество на фронте, а здесь у меня нет никого, кому я могла бы доверять. Что самое ужасное в этом деле, это то, что после убийства нашего Друга, которое я получила от полиции, выяснилось, что это только начало. После него, они планируют убить Анну Вырубову и меня»⁴⁷⁴.

В день, когда был убит Распутин, 17 декабря 1916 г., на имя Императора Николая II из Самары поступило анонимное письмо, адресованное «самодержцу, кровопийце, царю хулигану, извергу народному, царишке Николаю II». Аноним, подписавшийся как «Ф.А. Г.», предрекал царю: «Гибель будет тебе, кровопийце, виновнику всемирного пожара – войны, губителю народов, смерть и уничтожение твоему семейству. Твое государство будет разрушено, покорено, уничтожено, а ты сам со своим иродовым семейством будете растерзаны, уничтожены твоим же страждущим народом. Смерть и гибель тебе, царишка Николай Второй»⁴⁷⁵.

Советская историография всегда предъявляла это письмо как образец «народного гнева против царизма»⁴⁷⁶. Правда, советские историки тактично обрывали цитату на середине. Концовка же этого письма была следующей: «Грозные и непобедимые армии великого Вильгельма и союзников его обрушатся на тебя, и он возьмёт через несколько месяцев Киев, Одессу, Ригу и Петроград. Да здравствует Вильгельм великий, император Германии, победитель мира! Да здравствует Австро-Венгрия! Да здравствует Турция! Да здравствует великая Болгария, да здравствуют все будущие союзники великой Германии. Аминь, аминь, аминь. Хох, хох, хох. Верноподданный Германии»⁴⁷⁷.

Вряд ли это анонимное письмо случайно совпало с днём убийства Г.Е. Распутина.

После убийства Г.Е. Распутина Государь собирался надолго остаться в Царском Селе, вплоть до весеннего наступления на фронте. «Государь взял на себя руководство общим положением, – писал С.С. Ольденбург. – Прежде всего, необходимо было составить правительство из людей, которым Государь считал возможным лично доверять. Опасность была реальной. Убийство Распутина показало, что от мятежных толков начинают переходить к действиям. Оценка людей поневоле становилась иной. Люди энергичные и талантливые могли оказаться не на месте, могли принести вред, если бы они оказались ненадежными»⁴⁷⁸.

Между тем Император, пытаясь обойтись без роспуска Думы, начал формировать в правительстве и Государственном совете группу людей, на которую он мог бы опереться⁴⁷⁹. Этих людей Император Николай II определял до времени на вторые роли, очевидно, для того, чтобы не сделать их мишенями нападок оппозиции.

1 января 1917 г. на должность председателя Государственного совета был назначен И.Г. Щегловитов, которого император очень ценил, считая человеком «опытным и большой государственной мудрости»⁴⁸⁰.

И.Г. Щегловитов предлагал полностью обновить Государственный совет и ввести в него только крайне правых деятелей. 14 января И.Г. Щегловитов представил царю записку правых «православных кругов»⁴⁸¹.

Эти круги предлагали распустить Государственную думу, назначить в правительство только верных самодержавию лиц, ввести военное положение в столице, закрыть все органы левой печати, провести милитаризацию всех заводов, работающих на оборону. 21 января 1917 г. Император Николай II написал на этой записке «Записка достойная внимания»⁴⁸².

8 февраля 1917 г. Николай II поручил Н.А. Маклакову подготовить проект указа о роспуске Государственной думы. В письме императору Н.А. Маклаков говорил о необходимости «восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило». Власть должна быть «уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего»⁴⁸³.