Текст книги "Петралаши, или Смешная книжка для отдыха"
Автор книги: Петр Пинских
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Петралаш тридцать первый. «Юри Га-га-рин»
За десять лет таксистской работы в Киргизии, кого только из иностранцев не приходилось мне возить. Чаще всего моими клиентами были китайцы, американцы, турки, южнокорейцы и даже, постоянно и всем кланяющиеся, японцы.
Знаю теперь: и «коннитива» (япон.), и «аненькасае» (южн. корей.), и нихау (китай.). То есть – «здравствуйте» по-русски. Лучше всего, конечно же, выучил: «нихау». Еще бы. Их-то, китайцев, и на Земле больше, чем кого-либо, а тут Китай совсем рядом, вот он под боком.
Едут они сюда, совершенно не зная: ни страны, ни местных обычаев, ни языка. Большинство не то, чтобы двух слов связать не могут, а вообще ни одного слова не знают: ни по-русски, ни по-киргизски, ни по-английски. Все равно – едут, едут и едут…
Сколько раз из-за этого приходилось действовать просто наугад! Вот, один из примеров.
Зима. Холодно. Поэтому сидим не на своей таксистской скамейке, а каждый – в своей машине. Очередь двигается задом наперед. То есть: самая последняя машина, по очереди – первая; уезжает она, на ее место становится впереди стоящая. Я стою где-то, пятым. За происходящим слежу через зеркало заднего вида.
К очередной машине подходят средних лет мужчина и женщина – китайцы. Что-то громко говорят, жестикулируют. Водитель видно их не понимает, и зовет на помощь таксиста из второй машины.
…Вот, уже с ними и третий таксист. Не понимают они китайцев. Смотрю: один, из водителей идет ко мне. Я, зная, что сейчас будет, заранее открываю окно.
– Воронцовка, обращается он ко мне, – ты, на любом языке говорить умеешь, иди, узнай у китайцев: куда им ехать надо.
Подхожу. Те что-то «няукают», «мяукают» на своем, руками машут.
– Куда вам ехать? – Спрашиваю.
– «Тинь бао няо». – Что-то похожее на это, отвечают. – «Ги-ля, ги-ля, дао мяо».
– Гоголя, что ли? – Выдаю чисто наугад.
Китайцы, чуть ли не запрыгали от радости – наконец, их поняли. Головами закивали, прямо в лицо мне загалдели:
– Ги-ля, ги-ля! Ги-ля, ги-ля!
– Им на улицу Гоголя надо. – Перевожу я таксистам.
– Ну, ты, Воронцовка, даешь! Как, тебе удается сходу их понимать? Короче, ты понимаешь китайцев, ты их и вези.
Мне же того и надо: в очередной раз – вне очереди рейс сделать.
А что? Я и с немыми, довольно сносно мог общаться. Так что, такое, в подобных случаях, нередко бывало. Чисто, по-суворовски: «И сам не плошал, и товарищей выручал».
Ладно. Как говорится, сам себя не похвалишь – никто не похвалит.
Разговор – про китайцев.
Помните, в одном, из петралашей я рассказывал о своем постоянном клиенте – китайце, который «сотки для глухонемых» привез из Китая.
Основной его бизнес, как раз, заключался в том, что он принимал и обустраивал на первый случай именно таких, совершенно не знающих страны и языка соотечественников. У него в Бишкеке на этот случай, в затаенных уголках Верхнего Ботанического сада, были небольшие земельные участки и два щитовых домика, или две фанзы, как он их по-китайски, но для местных – понятно, называл.
Соотечественники селились в этих фанзах, муравьями ковырялись на земельных участках, что-то выращивали, потом куда-то исчезали, на их место приезжали другие.
Однажды, приводит он на пятак уже далеко не молодую семейную пару, только что, прибывшую из Китая.
– Сначала едем, покупаем большой баллон с газом, потом ищем хороший редуктор на него, а затем – на фанзы. Ты, знаешь куда. И по быстрей.
Завожу машину. Едем…
Сначала к ближайшему пункту по обмену газовых баллонов. Там их и купить можно. Проезжаем один перекресток, другой. Новые пассажиры только головами вертят. Все, им – в диковинку. Поворачиваем на улицу Гагарина.
– «Мяо», «няо», «ляо»… – что-то «промяукали» китайцы на своем.
Мои китайские товарищи интересуются: как называется эта улица? – Переводит с улыбкой мой постоянный клиент.
– Улица – Гагарина, – отвечаю.
– О! Юри Га-га-рин! Юри Га-га-рин! – Радостно загалдели товарищи, когда услышали мой ответ. – «Мяо»! «Ляо»! Юри Га-га-рин!..
Восклицаниям не было предела! Как же! Не просто – знакомое имя. Первые известные им слова – впервые здесь услышали!
Все. С этого, и пошло…. Этими двумя, так хорошо им знакомыми словами, они начали называть все! «Юри Га-га-рин», – у них стало: и существительным, и прилагательным, и местоимением, и наречием…
Все вокруг было – Юри Га-га-рин! Менялась только интонация и выражение лица. Я тоже стал им подыгрывать на этом универсальном языке.
Когда договорились насчет газового баллона, хозяйка обменного пункта обратилась к ним:
– Ну, выбирайте.
Они выбрали чистенький до блеска, в новой красной краске, баллон. Хлопают по нему:
– Юри Га-га-рин! Юри Га-га-рин! – Мол, вот, хороший баллон.
Я к ним подошел, объясняю:
– Если он такой красивый, это совсем не значит, что он – «Юрий Гагарин»! Вот – «Юрий Гагарин»! – И показываю на облезлый, обшарпанный со всех сторон газовый баллон.
Они – кисло, так:
– «юри га-га-рин»? – Мол, разве может такой облезлый баллон, быть – «ЮРИ ГА-ГА-РИН»?
Но я настаиваю:
– Именно этот баллон – «Юрий Гагарин»! Именно в нем – газа много! А тот, что крашенный, так, «фи» – «юрий гагарин». В нем, газа – и на полмесяца вам не хватит.
Согласились китайские товарищи, похлопали еще раз облезлый баллон по бокам, не переставая бубнить: «Юри Га-га-рин!», «Юри Гагарин!», – и погрузили его в багажник.
– А где здесь можно купить хороший, недорогой, желательно еще старого производства, редуктор на баллон? – Спрашивает мой клиент – китаец.
– Чтобы найти хороший советский редуктор, нужно ехать на «барахло мини-маркет». – Объясняю ему. – Это, импровизированный мини-рынок всяких бытовых железок. У меня на одном, из них есть даже хороший знакомый. Он там верховодит….
– Тогда, так. – Перебивает китаец. – Я действительно, очень тороплюсь. Некогда мне по рынкам ездить. Я тебе доверяю. Вот, тебе ключ от дальней фанзы. Где, она – знаешь. Дорогу я полностью оплачиваю. Вы едете с моими китайскими товарищами на этот «барахло-маркет», покупаете редуктор, и ты после – отвозишь их на фанзы.
– Стоп. Стоп. – Попытался я ему возразить. А как же я с ними общаться буду? Они же, ни одного слова по-русски не понимают.
– Зачем вам общаться? Редуктор сам выберешь. Цену «на пальцах» им покажешь. Они и рассчитаются. Пусть привыкают.
– «Юрий Гагарин», поможет. – Решительно и категорично заключил мой китаец, поднял руку – тут же заскрипели тормоза попутного такси – он сел в машину и уехал.
Когда приехали на «барахло мини-маркет», китайские товарищи сразу же, любопытствуя, пошли «по рядам», а я – искать своего знакомого.
…Тот меня направил к одному из местных непросыхающих «забулдыг», постоянно «прописанных» на любой подобной барахолке. Когда я этого «забулдыгу» нашел, китайские товарищи уже галдели возле него.
Я так понял, что советский редуктор на газовый баллон, вещь для них – тоже знакомая. Потому что тыкали пальцами и галдели, они именно на редукторы, разложенные вокруг «забулдыги» среди прочего железного хлама.
– Твои, что ли? – Спросил «забулдыга», махнув в сторону китайцев, когда я к нему подошел. – Китайцы?
– Китайцы. – Ответил я. Им редуктор на большой баллон надо. Хороший.
– Пусть выбирают, – небрежно пнул ногой «забулдыга» один, из редукторов.
Китайцы один редуктор выбрали, и повертели его в руках, другой. Головами качают отрицательно, мол, не то.
Я шепнул на ухо продавцу пару волшебных слов от имени своего знакомого. (У которого здесь абсолютно все было «схвачено»). «Забулдыга» вмиг, как бы, протрезвел. Достал из сумки пару других редукторов и показал их китайцам. Женщина взяла один, из них и сразу же мне показывает. Глаза у нее при этом загорелись восхищенно.
– Юри Га-га-рин! – Ткнула она пальцем на отштампованный в самом центре редуктора советский «Знак Качества». Тоже, видно очень знакомый товарищам.
Муж, как увидел этот редуктор, сразу выхватил его из рук жены. Потом восхищенно и величественно поднял его над головой, как какую-то драгоценность, демонстративно повертел им туда-сюда, осторожно приложил к груди, а другой рукой начал гладить… по «Знаку Качества», восторженно приговаривая:
– Юри Га-га-рин! Юри Га-га-рин! – И чуть ли не со слезами на глазах, знаками мне показал, чтобы я спросил у продавца цену этого редуктора.
«Забулдыга» ошарашено глядя на всю эту «картину», совсем протрезвел. Он никак не мог понять: почему это, китайцы так набросились на эти редукторы. И причем тут, Юрий Гагарин? Уж, не от космического ли аппарата, эти редукторы? Как бы, не продешевить!
– Товарищи китайцы интересуются: сколько стоит у тебя один такой редуктор? – Спрашиваю я у него.
Тот что-то невнятное промычал сначала. Потом посмотрел на меня, перевел взгляд на китайцев, затравленно покосился в ту сторону, где находился мой знакомый, и хрипло чуть слышно произнес:
– Не продается…
– Но, но! Как это, не продается? Ты это, чего вдруг?
«Забулдыга» – мне, уже чуть потише:
– А че, они? Заладили: «Юрий Гагарин!», «Юрий Гагарин!»? Вон, смотри: чуть не плачет. Может, эти редукторы с гагаринской ракеты? Может, это – антиквариат, какой? А? Че – они?
– Какой, антиквариат! Какая, ракета! – Доходчиво «объясняю» ему. – Это, так во времена Мао Цзэ Дуна, в Китае наш советский «Знак Качества» называли. А у них по всему бывшему советскому – ностальгия.
И чтобы окончательно развеять его сомнения, закончил свои «объяснения» самым распространенным и крепким русским выражением, но уже… на этом, новом «универсальном языке» с китайским акцентом: «Юрий Га-га-рин»!
Петралаш тридцать второй. Денюха
Как я уже не раз подчеркивал, конкуренция на таксистском поприще, в Бишкеке была неимоверной. Почти все автомобилисты – таксисты. Даже здесь, уже в России, слышал, как рассказывали об этом люди, побывавшие лет пять-десять назад в Киргизии.
«Вышел я как-то на обочину одной, из улиц Киргизской столицы». – Рассказывал мне знакомый бизнесмен-челночник, возивший китайский товар из Киргизии в самом начале нынешнего века. – «И даже не в центре Бишкека. Где-то, совсем на окраине. А у меня была привычка: чесать затылок. Только поднял руку и потянулся к затылку: «И-и-и!»… «И-и-и!»… «И-и-и!», – сразу с трех сторон заскрипели тормоза. От испуга я даже в кювет отскочил.
– Вам, такси?… Куда ехать?… Такси? – Одновременно, также сразу с трех сторон, перекрикивая друг друга, кинулись ко мне с одинаковыми вопросами водители остановившихся легковушек.
– Какого хрена, так пугаете? – Выкарабкиваясь из кювета и отряхиваясь, «наехал» я на них. Вы чего здесь, совсем очумели? Не нужно мне никакого такси. Просто затылок зачесался и все. А вы мне даже почесать его не дали. Напугали так, что…
– У нас здесь у всех уже рефлекс такой: руку подняли – значит, такси «ловят». – Ответили водители. – Откуда нам знать, что у вас просто затылок чешется».
Для него, для россиянина, это было удивительно – не успел руку поднять, как тут же три машины остановились. А для Бишкекчан такая картина была обыденной. Особенно «тяжко», в этом отношении, было в промежутке между «Акаевской» и «Бакиевской» революциями.
Большинство таксистов, как и я в эти годы, взяли за правило: как бы далеко не отвез клиента – нигде не стоять, а возвращаться на свой пятак, пусть и «порожняком». В противном случае, можно было оказаться на больничной койке, на «худой конец» – в ремонтной мастерской.
Так было и в этот раз. Доставив до места очередного клиента, я возвращался на свой «пятак». Наверху на машине, естественно – «шашечки». Повернув на одну из небольших пустынных улиц, вижу: впереди на обочине, шатаясь из стороны в сторону, стоит молодой мужчина. Увидев мою машину с «шашечками», он встрепенулся, выпрямился по стойке «смирно», а у меня сработал тот самый рефлекс. Я вмиг оказался возле него. Смотрю: очень пьяный молодой киргиз – можно «пролететь». (Что бывало почти всегда с пьяными местными). Но «рефлекс» – сильнее. Спрашиваю:
– Вам, такси?
– Довезите меня до мед. академии. – Заплетающимся языком говорит мне пьяный и бесцеремонно садится в машину.
Едем. У того голова болтается то в одну, то в другую сторону. С очень большим трудом он останавливает эти болтания. Покачиваясь, и тем же заплетающимся языком обращается ко мне:
– А почему вы, у меня ничего не спрашиваете?
– А что, я должен у вас спросить?
– О! – Поднял вверх указательный палец молодой киргиз. – Вы у меня должны спросить: «Почему я – такой, пьяный?»
– Ну, и почему вы – такой, пьяный? – Спрашиваю.
– О! Опять он поднял вверх указательный палец. Во-первых, давай на – «ты». А во-вторых, пьяный я потому, что у меня сегодня – самый большой праздник!
– Сын родился? – Перебиваю его.
– Не-ет. Я еще – не женатый. Когда у меня родится сын, это будет тоже – большой праздник. Но это будет потом. Когда-то. А сегодня у меня другой большой праздник! Немного… поменьше.
– И какой же? – Опять я перебиваю его «километровые» «заплетания».
– О! – Снова вверх «летит» указательный палец. – Сегодня у меня – День уха!
– Какой, какой день? – Удивленно переспрашиваю у пьяного.
– День уха. – Невозмутимо отвечает тот.
– Интересно, что это, за День такой? – Продолжаю я удивляться. – Новый праздник, что ли, какой-то появился? А почему, не – День носа? Или, не – День глаза, например?
Пьяный молодой киргиз долго на меня смотрит. Размышляет. Потом спрашивает:
– А ты, че? Не русский, что ли? Это же – ваш праздник. Вы, русские, его так и называете: «День уха».
– Я – русский. – Отвечаю ему. – Но о таком празднике никогда не слышал.
– Да, ты че? – Возмутился пьяный. – Ну, ты точно – не русский. День уха! Ваш праздник! Все приходят, поздравляют, дарят подарки, за ухо иногда дергают и говорят: «С День ухой, тебя!»
– Может, с днюхой? – Засмеялся я, поняв, наконец, о каком празднике идет речь.
– Ну, да! Я и говорю: с День ухой! – Тоже смехом поддерживает меня пьяный клиент. – За ухо дергают, дергают и говорят: «С День ухой, тебя»! Особенно у детей… ухо много дергают.
– Значит, День рождения у тебя? – Спрашиваю все еще с улыбкой у развеселившегося и от того немного протрезвевшего молодого человека.
– Ну, да – День рождения. Раньше, так и говорили: «День рождения». А сейчас почему-то стали говорить: «День уха». Наверно, потому что за ухо дергают, да?
– Наверно. – Ответил я, смеясь.
Не буду же я вдаваться в пространные объяснения. Тем более что мы, как раз, доехали. До мед. академии. Тут недалеко было.
А на «пятаке» и в округе вскоре, после этого случая, многие уже не говорили: «День рождения», или «Днюха». Некоторые с улыбкой, а некоторые уже привыкнув, абсолютно на полном серьезе говорили: «День уха». Или: «Денюха». Что, на слух – совершенно – одно и то же.
Петралаш тридцать третий. С ферганским акцентом
Есть в Узбекистане город Фергана. В советские времена из аэропорта Манас, что возле города Фрунзе, как тогда называлась столица Киргизии, в Фергану летали самолеты местных авиалиний. Рейсы в наш поселок, что под Байконуром, тоже обслуживались местными авиалиниями.
И в Фергану, и в наш поселок билеты в кассах аэропорта можно было приобрести лишь за два-три часа до вылета самолета. Потому что, рейсы эти очень часто отменялись. Поэтому возле билетных касс наши пути с ферганскими пассажирами, нередко пересекались. В своем большинстве, этими пассажирами были, конечно же, узбеки.
Здесь надо сказать, что для них, для узбеков, особенно для людей пожилого возраста, звук «фе» был очень и очень труднопроизносимым. Это – особенность узбекского языка. Поэтому от стариков чаще можно было услышать: «Пергана», а не – «Фергана». С коротким, таким, придыхом: «Пхе…»
И вот, однажды, стою я в длинной очереди возле одной, из билетных касс в ожидании своего часа. А в Фергану билеты уже давно продают.
Подходит к кассе мокрый от пота, запыхавшийся пожилой узбек с тяжелым вязанным шерстяным хурджумом через плечо. Вежливо перед всеми извиняется и просит, чтобы его пропустили без очереди. «Так как до отлета его самолета остается – всего час».
Его, естественно, пропускают. (Старики в Средней Азии – уважаемые). Узбек подходит к окошку и еще вежливей с мягким ферганским акцентом обращается к молодой девушке-кассирше:
– Девушка, мне – один билет до Пергана, пожалуйста. Самолет скоро улетает. Пожалуйста.
Минуты три – молчания.
– Куда, куда вам, билет? – Подняла на старика свои огромные глаза девушка.
– Пергана, красавица. – Сладко улыбаясь, отвечает ей узбек.
Опять – некоторое молчание. Затем:
– Так, нет у меня, никакого – Пергана.
Узбек перекинул хурджум с одного плеча на другое, и заулыбался еще слаще:
– Как, нет? Как, нет, девушка? Есть Пергана! Есть! Смотри хорошо, красавица.
Через сравнительно недолгий промежуток времени, кассирша уже дрожащим голосом снова обращается к старику:
– Дедушка, я уже в который раз смотрю: нет, у меня – Пергана. Нет, и все.
– Эй, девушка, не надо так говорить. – Перебивает ее узбек. – Есть Пергана. Вот, послушай. Я родился – Пергана. Мой папа родился – Пергана. Мой дедушка родился – Пергана! И даже, папа моего дедушки… родился – Пергана! А ты говоришь: нет, Пергана. Смотри хорошо, девушка.
Та уже, чуть не плачет:
– Дедушка, ну вот смотрите, – и поднимает к окошку отпечатанный листок:
– «Петропавловск», «Петрозаводск», «Пермь», «Печора», «Певек», – наконец. А «Пергана», – здесь нет. Нет!
– Ай, красавица, ай, девушка! – Вдруг, радостно и еще шире улыбаясь, засуетился дедушка. – Подожди. Сейчас.
Узбек скинул с плеча свой тяжелый хурджум, осторожно прислонил его к стойке, шагнул немного назад от окошка и все также, радостно улыбаясь, обратился к кассирше:
– Вот, смотри на меня, красавица. Смотри, смотри. Ты, у себя в бумагах, ищи не такой – «Пе», и растопыривает во всю ширину… руки, согнув их в локтях и опустив перпендикулярно вниз, в виде буквы «П». А вот, такой – «Пе», – и сгибает руки полукругом вдоль туловища, в виде буквы «Ф». – Поняла?
И довольный, что так просто и хитро смог объяснить кассирше всю ситуацию, удовлетворенно крякнув, снова закинул через плечо свой тяжелый хурджум.
А очередь возле кассы… схватилась за животы.
Петралаш тридцать четвертый. Йети, поневоле
Эта история произошла со мной тогда, когда мы еще не жили в Казахстанских степях. Когда я еще только ездил сюда в командировки в качестве дизелиста-компрессорщика. Произошла там, где – помните – я рассказывал, как наш сварщик «изготовил» одному чабану «батарею для отопления юрты». Только несколько позже тех событий.
Работа у меня была сменной – сутки, через трое. Представляете: вокруг, кроме двух десятков мужиков – ни единой живой души. Еще и «глазу зацепиться не за что»: ни единого деревца, ни единого холмика, а только ровная степь, да степь… и зной. Куда девать себя эти – трое свободных суток?
Ладно, первые сутки – отсыпные. А еще двое? Предприятие – режимное: чем-либо посторонним заниматься было нельзя. Дисциплина. Охрана труда. Потому: и – сутки, через трое. Но как-то же, надо было «убивать» время. Вот, я и придумал себе занятие.
На вторые сутки после смены, с утра я брал с собой какую-нибудь книжку, воду во фляжке обшитой кошмой и уходил в степь. Отойдя от участка несколько сотен метров, полностью раздевался, разувался, все это связывал в узелок и совершенно голым, босиком шел в «одинокое путешествие».
Пухляк вокруг участка был не глубокий. Пыль лежала тонким слоем: пол сантиметра, от силы – сантиметр. Поэтому следы от моих босых ног отпечатывались на ней очень четко.
Уходил я очень далеко. На расстояние: может – десять километров, может – двадцать. Не знаю. Пока жилые и производственные постройки нашего участка не начинали сливаться с горизонтом.
Потом шел по кругу, удерживая в поле зрения, приблизительно, то же самое расстояние. Когда Солнце поворачивало на закат, я поворачивал «домой». И пока Солнце опускалось к горизонту, я успевал подойти к участку. Естественно, одевшись и обувшись. Всегда получалось, что возвращался я, как раз, с противоположной стороны, относительно того места, от которого уходил утром.
Поужинав и пообедав одновременно, немного передохнув, ложился спать. На следующий день повторял почти тот же самый маршрут. И так – почти каждый раз после смены.
И вот, однажды, по той самой причине, то есть: изнывая от безделья, решил усложнить свое «путешествие». Если на следующий день своих «прогулок» я обычно шел по своим же следам, как попало, то теперь решил поступить следующим образом: на второй день проделать весь путь, как бы, след в след.
Потому «как бы», что ставить свою левую ногу я решил не на отпечаток левой ноги, а рядом с отпечатком – правой. А правую ногу – ставить рядом с отпечатком левой ноги. То есть, чтобы позади меня оставались следы двух, рядом стоящих ног: правой и левой.
Попробуйте как-нибудь проделать подобное, к примеру, на снегу. У вас получатся следы прыгающего человека.
Решено – сделано. В свою очередную «прогулку» по степи я шел, оставляя после себя следы прыгающего человека.
Кабы я знал тогда, что из этого получится, сразу бы отказался от этой глупой затеи. Оставил бы, на худой конец, у себя за спиной эти следы, скажем, на двадцати, ну – на тридцати метрах. Так, нет же. Сыграла роль та самая, патологическая обязательность, воспитанная с юности. Сильно устал – и книгу не почитал, и не позагорал – но довел задуманное до конца. Следы прыгающего человека вокруг нашего участка растянулись на километры. Что, из-за этого потом получилось, сейчас узнаете.
…Очень длинным показался мне следующий день после «эксперимента». Я – на смене. Ныла спина, болели ноги. Оказывается, это нелегко – несколько километров прошагать, ставя ноги в строго определенное место. Только далеко за полдень немного отпустило.
Как раз, наши мужики засобирались поохотиться на сайгаков. У них – выходной. Вижу: трое, из них сели в подъехавший к общежитию «лаптежник» и поехали. («Лаптежником» у нас назывался огромный, с широченными шинами КрАЗ-водовоз).
Не прошло и полчаса, как охотники неожиданно вернулись. Что-то случилось. Потому что возле «лаптежника» тут же собралась целая толпа. Все суетятся, снуют туда-сюда. А мне – не понять, что там? И спросить не у кого. Дизельная и компрессорная далеко, а пост не бросишь: все может случиться.
Потом несколько человек уехали на «лаптежнике», а несколько – направились прямиком ко мне. А именно: мой сменщик, мастер участка и один, из охотников.
– Мы тебе сменщика привели. – Сходу начал мастер. Сдавай ему пост.
– Ты с нами сейчас пойдешь. – Перебил его тот, что из охотников.
– Так, что у вас случилось? – Перебил я того и другого.
Взволновано и невпопад начали говорить все одновременно.
– Стоп! Стоп! – Поднял я руку. – Не все сразу. Давайте, по одному.
– Ты, говорят, в горах долго жил. – Начал снова мастер совсем уж издалека. – Следы снежного человека, вроде бы, видел. Или видел того, кто их видел. Короче, какой-то опыт, в этом отношении, уже имеешь. А тут, наши охотники наткнулись на нечто подобное. Так что: за тебя поработает сменщик, а ты – пошли с нами.
Пока шли к общежитию, тот, что из охотников, торопливо рассказывал:
«Только мы отъехали, смотрим: сбоку – следы босых ног. Еще посмеялись: «Кому это – не лень было прыгать босиком по степи?»
Проехали сто, двести метров – следы не кончаются! Кое-где среди травы их плохо видно, а по пухляку – четкие следы прыгающего человека. Проехали пятьсот, шестьсот метров… километр – следы не кончаются!
А когда проехали уже несколько километров – следы не кончились – стало ясно: это – не человеческие следы! Ну, не сможет человек так долго и много… прыгать! Мы для верности проехали по этим прыгающим следам еще несколько километров. Они так и не кончились, и уходили все дальше и дальше в степь…»
– В общем, мы тут все вместе посовещались. Подумали. Эти следы никак не могут принадлежать человеку. – Перебил его мастер. – Скорее всего, это – прыжки йети, снежного человека. Вот только… размеры следов смущают, потому и позвали тебя. А другие, поехали дальше смотреть: куда эти следы ведут.
Нет бы, мне сразу признаться, что это – моих рук, дело. Вернее, моих ног. Я – то, с первых же слов все понял. Так, нет же: давай, им подыгрывать. И так в эту игру втянулся, что уже сам начинал верить в существование несуществующего прыгающего йети.
…На участке только мастер и радист остались. У них скоро сеанс связи должен был начаться. Да, еще мой сменщик – возле дизелей. А мы всей толпой пошли изучать следы.
– Это – следы детеныша йети. Или, подростка. – С серьезным видом знатока, рассуждал я, показывая на отпечатки босых ног. – Видите: лапа – сорокового, или сорок третьего размера. А у взрослого снежного человека, нога – минимум, 56-го – 60-го, размеров.
Все утвердительно кивали головами, соглашаясь.
– И одна нога у этого детеныша, или подростка – больная. – Продолжал я сочинять на ходу. – Видите: след левой ноги – везде, более четкий, более вдавленный, чем правой. Может быть, даже, это – подранок, когда-то побывавший в капкане.
Все опять согласились. Кто-то тут же, какого-то чабана и его капканы вспомнил. Кто-то – что-то подобное, где-то прочитанное. Словом, игра пошла… как по хорошему сценарию.
– А вот здесь, он видимо какими-то корешками питался. – Поднял я с земли, выдернутые мной еще позавчера, корни каких-то трав. (Просто выдернул их с земли, любопытствуя).
Господи! Как они внимательно и серьезно рассматривали эти корни, передавая друг другу!
– Здесь, по-видимому, он какой-то живностью, или падалью питался. – Показываю на кучку обглоданных костей. (Позавчера на этом месте, я собрал разбросанные вокруг какие-то косточки и сложил их в кучку).
Кости эти, тоже всеми очень внимательно… рассматривались!
– Следы вот, только как-то беспорядочно, здесь натоптаны. – Вставил кто-то, уж слишком внимательный.
– А он, наверное, здесь этого зверька ловил, которого потом скушал, отсюда и кости. – Высказал свое предположение – другой, более творческий.
– Скорее всего. – Поддержал его я.
Остальные с нами согласились.
Так, внимательно и скрупулезно «изучая» следы «йети», незаметно выдвинулись мы в степь, километра на два. И ушли бы дальше, но тут видим: «лаптежник» возвращается к нашему участку. Но… с противоположной стороны!
– Смотрите, наверно, следы снова к нашему участку ведут, раз они с другой стороны назад едут. – Предположил кто-то.
Все, давай, следить за «лаптежником». Я тоже с умным видом наблюдал, как он приближается. Хотя прекрасно знал, что подъедет он к мусорным бакам, которые стояли в километре от нашего участка и следы йети там затеряются. Потому что от баков, я вчера и позавчера возвращался уже одетым и обутым.
Чтобы не возникло никаких сомнений, или подозрений, надо было срочно выручать ситуацию: чего-то придумывать для отвлечения внимания. Поэтому я скомандовал: «Айда, к ним навстречу!». И все двинулись за мной.
Когда мы подошли к мусорке, те, что приехали на «лаптежнике» отчитались: «Мы потихоньку проехали рядом со следами и проследили весь путь снежного человека. Сначала он прыгал от участка в степь, потом резко повернул, сделал большой круг и снова повернул сюда к нам. А здесь, среди мусорных баков следы обрываются».
И только говорящий остановился, я сразу вдохновенно, насколько меня хватило, вставил свое:
– Мужики, уже ночь приближается. Туда-сюда, и мы уже ничего не увидим. Этот йети, скорее всего, на нашей мусорке питается. И скорее всего – по ночам. Пока еще светло, надо быстро организовать здесь засаду. Придумать какие-нибудь ловушки, петли, капканы, определиться с дежурством и прочее. А там, видно будет…
Все согласились.
…Когда все собрались возле общежития, мне пришлось призадуматься. Выяснилось, что наш мастер во время сеанса связи все доложил начальству! И ему было приказано: «Ничего не предпринимать, обеспечить полную сохранность всех, какие есть, следов, и дожидаться специальной комиссии и корреспондентов»!
Долго я ходил, задумавшись. Дело принимало слишком серьезный оборот…
Понимая, чем все это может для меня обернуться, я потихоньку отозвал мастера в сторону и во всем ему признался.
Тот долго ничего не мог понять. Пришлось даже разуться и пройтись босиком по пыли. Сначала один раз, потом, вернувшись – второй, оставляя за спиной прыгающие следы.
Когда он все понял, залепил мне очень чувствительную оплеуху. А потом на целых три дня закрыл в пустующем кабинете. Это – чтобы, меня не «затоптали». Ведь страшно представить, что было бы со мной, если б я не ему, а всей нашей «толпе» признался. Под «горячую руку».
Хотя, мне все равно потом досталось. Но руки были уже… не горячие.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
