Текст книги "Старая записная книжка. Часть 3"

Книжка 19. (1854)
Графине Блудовой

Баден-Баден, 16 апреля 1854

Сердечно благодарю вас, любезнейшая графиня, за ваше милое и занимательное письмо. Теперь более нежели когда-нибудь кстати сказать: Мила нам добра весть о нашей стороне, Отечества и дым нам сладок и приятен! Особенно когда это дым пороховой! Радуюсь, что здоровье графа поправляется. Мы было приехали сюда погостить на несколько дней и на прощание со своими и нашли все ужасы природы в этом благорастворенном и прославленном Баден-Бадене. Снег, град, дождь, мороз, буря. Мерзнем в комнатах и только молим Бога, чтобы такая погода и втрое хуже угостила наших черноморских и балтийских заезжих приятелей. Нельзя не злобствовать и не жестокосердствовать в нынешних обстоятельствах. Тут уже не до филантропии и не до милых ближних.

Я очень рад, что Письма Ветерана вам понравились, хотя и критикуете в них кое-что. Но, помилуйте, как же не имеем мы исторического права на Восточное наследство, когда оно сделается выморочным. Не говорю уже о семейных отношениях царей наших с восточными царевнами, о гербе нашем, но главное дело: церковь. Из Восточной империи она одна уцелела, и душа этой церкви к нам перешла. Там остается один ее труп. Знаю, что правительство наше не хочет присвоения Царьграда. И, может быть, оно и право. Но история хочет, чтобы со временем Царьград был русский. И воля ваша, она права.

Неужели, когда поганая феска слетит с головы Востока, мы отдадим эту голову немецкому бумажному колпаку какого-нибудь немецкого принца, как отдали возродившуюся Грецию нашему Карлсбадскому приятелю, царю Афанасию. Нет, этому не бывать. Греки братья наши. Как же не иметь нам исторических прав? Да вся история наша не что иное, как развитие этого права.

Это не только наше историческое право: еще более, это наша историческая обязанность.

Я не говорю, что следует зарезать пожизненного владельца, чтобы скорее завладеть имением его. Но если и когда владелец этот честным манером околеет, то не можем допустить, чтобы кто другой сел на его место, а чтобы не дать другому сесть, одно средство: сесть самому. Другого, воля ваша, ничего не придумаешь.

А пока, вот вам мои последние стихи, долг мой князю Горчакову. Я послал Плетневу много других стихов, чтобы отпечатали их особенной книжечкой в пользу нижних наших дунайских чинов. Поручаю их вашему милостивому попечительству.

Через несколько дней отправимся в Дрезден, где должны мы съехаться с Тютчевой и передать ей Лизу Валуеву.

* * *

Баден-Баден 13 апреля. Писал Горчакову. Послал стихи Ганке.

16-е. Приезжала Столыпина из Карлсруэ. Холод, дождь, ветер.

20-е. Пишу Булгакову: «Второстепенные и маленькие немецкие державы вообще за нас. Зато две большие державы ставят себе за честь стоять гайдуками на запятках кареты, в которой изволят прогуливаться их величества Гришка Отрепьев и Виктория-Марина». Смешение теней и сияний на горах меня всегда восхищает.

Май 1. Писал Булгакову с веткой Жуковской.

5-е. Вчера выехали из Бадена и приехали в четверг ночевать в Гейдельберг. Видел графиню Гурьеву, княгиню Бутера, у нее сына и графа Григория Шувалова.

6-е. Вчера приехали в Франкфурт. Видел Глинку. Был у Баденского генерала Krieg, который перевел стихи мои Баварскому королю. В Гейдельберге встретил у Гурьевой парижского священника.

30-е. Карлсбад. Писали Анне Тютчевой. Получили вчера письмо от Павла с известием о рождении сына.

Июнь 1. Прусский король давал обед в честь и в день рождения английской королевы. Очень нужно. А она празднует ли его рождение?..

4-е. Бельгард говорил мне, что Растопчин в Париже ел один рис.

6-е. Со многих сторон доходит, что австрийская армия вовсе не желает войны против нас, и в том числе и генерал граф Schlik.

7-е. Приехало семейство принца Schaumburg-Lippe. С 1787 года наследовал он отцу (трех лет), родившемуся 1723 года. Долее 130 годов в двух поколениях.

11-е. Писал Плетневу со стихами Блюхер и Веллингтон, которые ради осторожности перекрестил в Лженародным витиям.

12-е. Силистрия и прочее ядром засели мне в душу. Тяжело.

13-е. Здесь проездом Цареградский Пурталес. Он хорошо знает Турцию и уверен, что ей ни в каком случае несдобровать; но он, кажется, принадлежит той партии, которая при этом случае хочет ослабить и Россию.

14-е. Писал Ганке с Трубецким. Говорят, что англичане и французы обещают Австрии протекторат Дунайских княжеств.

15-е. Дундас в донесении своем адмиралтейским лордам говорит, что русским корпусом, осаждающим Силистрию, командует великий князь Константин!!!

17-е. Грустно читать газеты. Знаешь, что мы не можем наносить скорые и решительные удары, а все-таки больно видеть, что дела наши не подвигаются, а многое и раздвигается.

21-е. Газеты говорят о ранах, полученных Паскевичем и Шильдером. Что-то нет нам счастья. Большая неустрашимость, примерное самоотвержение, но нет блистательных ударов. После Синопа и Баш-Кадык-Лара мы заговелись; а в нашем положении нужно поражать мнение блестящими успехами.

23-е. Письмом Александрины Толстой подтвердилось печальное известие о смерти милого Андрея Карамзина. Я был зловещим поэтом. Бог не благословил моей песни. Грустно и тяжело. Приехали князь Воронцов и графиня Шоазель.

25-е. Бедный Андрей! В донесении о деле, в котором он был убит, заключается род посмертного выговора ему.

26-е. Вечером был у князя Воронцова.

Июля 7 (25 июня). Вчера Воронцов получил известие о новой победе Андроникова. День рождения императора. Был у обедни в латинской церкви.

11-е (29 июня). Сегодня Петра и Павла. Вечером у Воронцовых.

19-е. Выехали из Карлсбада.

20-е. Приехали в Лейпциг. Прогулка в Розенталь, о коем упоминает Карамзин. Читал его письма из Лейпцига. В Лейпциге греческая церковь в частном доме. Церковь заведена, сказывают, лет за 70 двумя русскими князьями братьями, которые обучались в Лейпцигском университете. Не Голицыными ли? Искал голубого ангела, о котором упоминает Карамзин. И слуху нет. Выехали после обеда в Дрезден.

24-е. День моего рождения. Стукнуло 62 года. Дело идет к развязке.

25-е. Выехали из Дрездена.

26-е. Вечером приехали в Баден-Баден. Павел с женой в Штуттгардте.

28-е. Был представлен принцу Карлу Прусскому. У Титовой встретился с принцессой Эмилией Гессенской. Говорил он мне о моих франкфуртских письмах. Баден для меня слишком фашьонебелен, я обмещанился в Карлсбаде и в Дрездене. Никто в политических делах толку добраться не может. Для всех тьма кромешная.

Август 1. Буль на аудиенции у государя сказал ему: «Я представляю мое правительство». – «Чье правительство?» – прервал государь. «Моего августейшего государя!» – спохватился Буль, который злопамятен и недоволен пребыванием своим в России.

3-е. Был у профессора Щепкина (сын актера). Судя по слухам, я нашел его, относительно к здоровью, в лучшем положении, нежели полагал. Встретил у него баронессу Шепинг.

7-е. Был у Щепкина. Он занимается большим творением об объяснении всех наших древностей, мифических, общежитных, песней, сказок, поговорок. Боится, что смерть не даст ему кончить.

13-е. Отправился из Бадена в Карлсруэ.

15-е. Канштат. Провел вечер у великой княгини на вилле.

18-е. Спас.

23-е. «Невозможно есть не прийти соблазном: горе же, его же ради приходят» (Евангелие от Луки, 17, 1).

26-е. Был в церкви, что в Ротенберге. Тут венчался Жуковский. При панихиде в память Екатерины Павловны и сами отслужили панихиду по Машеньке и Андрее Карамзине.

27-е. Дмитрий Княжевич умер и погребен в деревне Багревой, Полтавской губернии.

30-е. Вечером Титов читал у нас Записки Охотника, отца Аксакова. Очень мило. Свежее и глубокое чувство природы. Степь. Мастерское описание.

31-е. Ездили с Титовым и Княжевичами в Лудвигсбург. Дворец с галереей семейных портретов. В портрете матери Марии Федоровны много сходства с дочерью.

Сентябрь 2 (21 августа). Сегодня день коронации. Был у обедни.

9-е. Великая княгиня (Ольга Николаевна) прислала мне на прочтение записку о смерти Андрея Карамзина, писанную на французском языке, присланную из Вены от Анатолия Демидова.

10-е. Обедня с панихидой по православным воинам, павшим во брани. Очень умилительно, и бедный Андрей так и носился пред глазами моими. Вечером читал Титову последние стихотворения.

11-е (30 августа). День св. Александра. Рождение великой княгини Ольги. Обедня, после обедни поздравление. Принц в мундире Нижегородского полка. Ездили на виллу смотреть подарки. От государя браслет с бриллиантовыми словами: Веруй и надейся.

13-е. Выехали из Канштата.

14-е. Баден-Баден все тот же маленький Париж, и, вероятно, потому мне и нравится.

15-е. Был у принца Ольденбургского, у герцогини Нассаусской.

20-е. Принцесса Прусская изъявила желание со мной познакомиться. Я был представлен ей на гулянии. Говорила мне с чувством о своей матери, о Жуковском, о жене его.

26-е. Получил телеграфическую депешу Титова с уведомлением, что по ходатайству великой княгини Ольги Николаевны и цесаревича продолжен отпуск мой до 1-го марта, т. е. опять с невозможностью возвратиться к сроку.

27-е. Отправился в Штуттгардт. День рождения короля. Вечером в театре. Выбор пьесы неприличен для родственного двора и в присутствии великой княгини.

28-е. Утром народный праздник, выставка сельских произведений, скачка. В мундире в королевской трибуне. Представлен был королю, королеве, нидерландской королеве, веймарскому герцогу, принцессам.

30-е. Выехал из Штуттгардта. Возвратился в Баден.

Октябрь 1. Грянула на нас Севастопольская бомба. Ни одна надежда наша не сбылась. Все угрозы, которыми нас пугали и которые казались нам несбыточными, постепенно оправдываются. Кто виноват? А виноватый есть.

2-е. Сегодня день рождения Кати и маленькой Титовой. Еще не гадко, а уже грустно быть русским. Полный крах Меншикова. Виноват ли он или нет, нам неизвестно; но имя его навеки приковано к неудачным негоциациям нашим в Константинополе и к злополучнейшему поражению нашему перед Севастополем.

4-е. Выехали из Баден-Бадена. Вечером приехали в Базель.

7-е. Приехали в Интерлакен.

8-е. Ездили в Гриндельвальд. Ходил на ледники верхние и нижние. Понял их красоту только в ледяных пещерах, а то похоже на овраги наши, когда весной снег начинает таять и походить на грязный снег. Дорогой заезжал на водопад Staubbach – образующиеся на нем радуги от солнечного отражения. Утром ездил верхом на Abendberg в заведение доктора Guggenbuhl для слабоумных. Здесь несколько времени была дочь княгини Анны Матвеевны Голицыной. Выехали из Интерлакена.

11-е. Приехали в Веве. Худо провел первую ночь. Бой городских часов смущал меня и напоминал мне мои тревожные бессонницы.

17-е. Вчера у принца Ольденбургского драматический и музыкальный вечер. Была принцесса Лигниц, один прусский принц.

18-е. Заходил к нам принц Ольденбургский.

22-е. Ходил на поклонение в Clarens au bosquet se Julie и в дом, в котором жил Жуковский.

26-е. Вечером были в заседании секты дербистов.

27-е. Сегодня день Св. Терезы. Именины принцессы Ольденбургской и меньшой ее дочери, очень милой малютки.

28-е. Принц Ольденбургский получил подтверждение известия о смерти Корнилова.

31-е. Концерт Levasseur. Какой-то Prevost играл на виолончели вариации на голос: Кто мог любить так страстно. Это меня приятно удивило и изо всей публики я был один du secret (т. е. в курсе).

2 ноября. Принцесса Ольденбургская начала делать мой медальон из гипса.

3-е. Принцесса опять лепила сегодня мою рожу, и находят, что с большим сходством.

4-е. Был у меня священник из Стокгольма, назначенный в Женеву, – Арсений Тимофеевич, кажется так, Судаков. Третий сеанс и, кажется, последний у принцессы. Кажется, Арсений Трофимович.

5-е. Брошюра Хомякова: о православных христианах, в связи с брошюрой de Laurentil. Прочел с большим удовольствием присланные мне Булгаковым листы Московских Ведомостей с биографическими сведениями о детстве Пушкина (Бартенева). Маленький принц у принцессы под направлением скульптора Доре, который указал на некоторые нужные изменения во лбу, по мнению его характеристическом.

9-е. В саду перед домом, на краю Веве, рябина с красными своими ягодами, из коих не умеют делать здесь ни наливки, ни пастилы. Обедали у принца. Дети пели хорошо русские песни. После пели тирольцы.

11-е. Читали русское донесение о деле Липранди. Очень удовлетворительно и одобрительно. Но может ли устоять Севастополь? Вот вопрос?

12-е. Снегом все ниже устилаются горы. Снежные полосы как серебряные реки ниспадают по черному грунту гор.

13-е. Вчера читал принцессе отрывки из писем императрицы Елисаветы. Она велела списать.

14-е. Худые известия о Севастополе.

15-е. Чудесный день, но омрачен худыми известиями о Севастополе.

17-е. Пишу стихи императрице для альбома, который поднесен ей будет принцессой.

28-е. Читал принцессе письмо из Севастополя, присланное мне Титовым.

29-е. Был у принца Ольденбургского. Сын варшавского приятеля и поэта Моравского здесь с больной женой.

4 декабря. С принцем ездил обедать к Редеру. Очень хороший обед, и все богато и щегольски.

6-е. Екатеринин день. Завтракал у принца. Вторая дочь именинница. Читал письмо Руссо Даламберу. Ужасно длинно.

7-е. Писал отцу Полисадову в Берлин. Вечер у принцессы.

10-е. Вечер у принцессы.

12-е. Выехали в Стуттгарт с принцем в почтовой карете.

17-е. Освящение церкви во дворце великой княгини.

18-е. Николин день. Обедня во дворце. После обедни, принимая, великая княгиня извинялась, что не может пригласить к обеду – у нее большой обед – затем, что не имеет места. Это не делает чести архитектору, который построил дворец. Это мне урок. Не соваться впредь с учтивостями из-за 300 или 400 верст.

19-е. Франкфуртский Глинка также не был приглашен к столу за неимением места.

20-е. Во вторник был вечер у Титова. Новые извинения, что не был приглашен к обеду. Ужинал за маленьким столом великой княгини. Говорила мне о стихах моих императрице. Сегодня вечером выехал из Стуттгарта по железной дороге.

21-е. Утром выехал из Базеля в дилижансе. Дорогой сочинил стихи на 6 декабря.

22. Выехали из Берна. Начал стихи: Трупы лесные, нагие деревья.

23-е. Щербатов дал мне на дорогу шубу, которая была вовсе не лишняя. Сегодня: Солнце красно обратилося к весне. А как далеки времена от времен Державина, Екатерины, Александра. Скажешь опять с Державиным: Северны громы в гробе лежат.

25-е. В субботу вечером пастор читал у принца Ольденбургского 31-й псалом и толкование на него.

26-е. Вчера и сегодня дни весенние. Начал новое ветеранское письмо.

28-е. Кончил свое ветеранское письмо.

29-е. Целое утро переписывал ветеранское письмо. Весь вечер просидел за чтением Revue des deux Mondes 15 дек. Дельная, умная, нравственная статья St. Marc Girardin: о Руссо и его «Емиле». Статья Delavean о новом сочинении берлинского Boltz и переводе «Песни о Полку Игореве».

31-е. Вечером праздновали на улицах канун нового года. Ребятишки в масках при барабанном бое бегали и ревели. Раздавались дикие голоса и отчасти пьяные, и пели песни. Все это продолжалось во всю ночь.

1 января 1855 нового стиля. Были у прусского принца. Вечером был я у Моравского. Читал он мне письмо отца к нему обо мне. Те же, но еще многолюднее, еще пьянее, еще более ревущие ватаги слонялись и рыскали по улицам. И во всей этой веселости нет драки и буйного беспорядка или по крайней мере бесчинства. Истинная народная веселость встречается в одном Риме в последние дни карнавала.

3-е. Ходил гулять с принцем на панораму. Снежные вершины гор, ярко и живописно освещенные месячным сиянием.

5-е (24-е). Справляли сочельник у принцессы постным обедом в 2 часа. После была елка общая для всего семейства и всех домашних. Была елка и нам с милыми подарками. Написал и поднес принцессе стихи.

6-е (25 декабря). Их Крещение, а наше Рождество. Утром у принцессы пастор читал главу 2-ю Евангелия от Луки, (зачем говорят от Луки? Это то же, что майор от ворот) и толкование о нем. Особенно настаивал на радость велию, которую миряне понимают по-своему, а не по смыслу ангела, и предаются в эти дни суетным и грешным весельям. Дело в том, можно возразить ему, что праздники для рабочего и трудящегося народа не только христианские годовщины, но и дни отдыха от трудов. Нужно же человеку земному и телесному и повеселиться. Чтение этого Евангелия пробудило во мне воспоминание о местностях: о Вифлееме, о месте, где были пастыри и где ныне стоит бедная, ветхая, полуразвалившаяся греческая церковь. Эту же главу слышал я и в Вифлеемской пещере Рождества Христова 28 апреля 1850 года.

27 декабря. Вечером у принцессы. Наш женевский священник читал всенощные молитвы и молебственные, написанные на нынешние обстоятельства, и те, которые читаются в России в праздник Рождества в благодарность за избавление России в 1812 году. Женевский священник Судаков перевел на шведский язык и напечатал нашу литургию.

31 декабря. Вечером русская колония собралась в гостинице Моне и встретила новый год за шампанским. Пели: Боже Царя храни!

* * *

Грустные известия о начавшихся мирных переговорах в Вене. Эта Вена лежит на нас как язва. Мне крепко сдается, что и теперь правительство наше обмануто, или опять обманывается. Мы вызвали на себя войну, к войне не приготовившись, и дали своим долгим бездействием или полудействиями время неприятелям снюхаться, сговориться и собраться с силами. Ныне мы соглашаемся на мире, когда по всем признакам мир более полезен и нужен неприятелям, чем нам. Мы поражения еще не претерпели и время года нам более благоприятствует, нежели врагам.

Впрочем, падение Севастополя и самого Кронштадта и Петербурга не должно бы вынудить нас на принятие мира, оскорбительного для народной чести, а в нынешних обстоятельствах другого мира ожидать невозможно. Предлагаемые четыре пункта, и без дальнейших невыгодных истолкований и применений, которые легко предвидеть, уже сами собой для нас унизительны.

Я был тогда очень молод, но хорошо помню, что как Фридландское сражение не было грустно для России, но впала она в уныние не от него, а от Тильзитского мира.

Проигранное сражение не может оскорбить народной чести. Оно есть неудача, а не пятно. А постыдный мир пятно.

Император Александр оправился в народном мнении только в 1812 году. Главная невыгода наша в нынешних обстоятельствах, это недостаток в отличных людях. Массы беспримерные, но массы без вождей мужественно претерпевают все тягости и нужды, храбро дерутся, умирают смертью геройской и мученической. Но побеждать не могут.

В недостатке людей виновато правительство. Оно везде подавляло личность и требовало одного безусловного повиновения, не хотело и опасалось людей, из людей сделало слепые и бездушные орудия, пружины. Оно может еще годиться в обыкновенные времена, но во времена чрезвычайные, каковы настоящие, нужны люди, а их нет: они не подготовлены, не дали им свободы вырасти и созреть; как больной, который, боясь сильного действия лекарств, дает им выдыхаться, правительство наше требовало одних выдохнувшихся людей.

Кто был с малейшим духом, тот оставался в стороне и без употребления. Как в басне Крылова оно брило себя тупыми бритвами, понадобились острые – их нет. Когда Вронченко отказывался за неспособностью от министерства финансов, государь, чтобы убедить его, сказал ему: «Я буду министром финансов». Паскевич говорит, что у него начальник штаба не что иное, как главный писарь.

Пожалуй, Горчаков был и со способностями от природы, но в писарском своем ремесле, которым был он скован около 20 лет, успел он притупиться и нравственно одуреть. Вышедши из этой давки на свежий воздух и для самобытного и свободного действия, оказался он неспособным. Иначе и быть не могло. Государственная власть может быть самодержавна в общем действии и в начале своем, но в частности должна она иметь орудиями своими власти ответственные. У нас ответственности нет, а есть одна подчиненность.

Подчиненные власти пользуются одной свободой делать, по кругу своих занятий, малые или большие злоупотребления. Но действовать по духу, по разумению своему, по совести своей никто не может. Поэтому, кто ни поп, тот батька. Кто дослужился до известного чина, тот и министр и полководец. Правительство в выборах и назначениях своих советуется с чином, а не со способностями человека. Смешно и грешно мне сказать, потому что я Норова люблю и уважаю, но одно назначение его министром просвещения может служить ключом ко всем неудачам нашим в нынешнюю войну. У нас везде Норовы и в гражданском, и в военном управлении, с той только разницей, что Норов честный человек и добросовестный, а многие другие Норовы – и нечестные, и недобросовестные.