Текст книги "Несколько слов о букве С"

Петр Вяземский
Несколько слов о букве С

«Пожелаем моему критику поменее согласных букв и поболее рассудка»! писал Вольтер, кажется, к графу Шувалову о каком-то Немецком критике, который нападал на него за то, что в Истории Петра Великого убавил он несколько согласных букв из имен Русских. Можно применить еще с бо́льшим правом такое желание и к усердному читателю журналов, который в излишнем усердии своем немилосердно завладел листками Вестника Европы, и вооруженный с ног до головы Латинскими ссылками, воюет на этом поприще против Дамского Журнала и терпения читателей, и признаться должно, что с успехом, по крайней мере, в последнем отношении!

Пускай обвиняют меня в малодушии; но я за свое терпение не стою и готов униженно просить для него пощады у жестокого и могущественного победителя. Между тем пользуюсь перемирием, чтобы сказать ему несколько слов о букве С, Ему, между прочим, не нравится, что издатель Дамского Журнала пишет искуство, a не искусство, Руский вместо Русский. Но какими же доводами докажет нам словоохотный критик, что правило, принятое издателем Дамского Журнала, есть совершенно ошибочное.

В Словаре Академическом напечатано «искуство», в новых изданиях слово «Руский» является с одним с. Знаю, что словоохотный критик выставит в оправдание себе имя, значительное в переворотах правописаний и азбуки, имя роковое, за скрепою коего буква Э была возведена на эшафот[1]1
  Дом Сумасшедших – стихотворение Воейкова.


[Закрыть], так что теперь поэт и поет сбивается в одно слово. Но исключение не составляет правила, и вот случай указать здесь мимоходом на неосновательность аксиомы, выставленной усердным читателем журналов, что «одно невежество могло произвесть мысль нелепую, что гений творит для себя правила». Словоохотный критик ясно видеть может в примере своего патрона, что гений правописания может творить для себя правила. И точно для себя и про себя! Упрямая толпа не увлекается данным направлением: тем хуже для неё и тем лучше для гения, который не затмевается последователями, нераздельно пользуется крепостною славою и неотъемлемым удовольствием писать по-своему.

В нашем изобретательном и честолюбивом веке трудно проложить себе стезю к отличию. Все права на внимание уже расхвачены алчными и поспешными руками. Хвала тому, который, вопреки природе, ему отказывающей в творческих средствах, и на зло хищных соперников, завладевших до него всеми отраслями умственной промышленности, умел из недр сухого букваря, так сказать, выжать источник известности буквальной!

Не входя в подробные исследовавия тысячи и одного заблуждепия словоохотного критика, ограничиваюсь исследованием только одного, предоставив разбор остальной тысячи тем людям, кои охотнее меня тратят время на празднословное уличение невежества и недоброжелательства, служащих сами по себе вернейшими уликами и основательнейшим обвинением.