Текст книги "Убийцы Мидаса"

– Почему вы думаете, что я знаком с этим пожилым джентльменом? – внимательно изучив фотографии, спросил Жиголо.

– Сосредоточьтесь. Это очень важно, – настойчиво проговорил Ван-Ин. – Поверьте мне, это действительно так. Если кто-нибудь в вашем баре узнает его, то я обещаю…

Комиссар не успел договорить, так как его одолел сильный приступ кашля. Лео вскочил со стула, подбежал к комиссару и помог ему встать. В эту минуту Ван-Ин представлял собой жалкое зрелище.

– Я бы с радостью помог вам, друг мой, – всем своим видом выражая готовность, заговорил Жиголо. – Но я несколько часов назад вернулся с Ямайки. И даже если бы я вчера был здесь…

Ван-Ин наконец прокашлялся и присел на краешек диванчика.

– Боже мой, – хриплым голосом сказал он. – Я и не думал, что вы сможете его узнать. Я хотел попросить у вас разрешения поговорить с вашими работниками. Марио, кажется, не знает этого человека. Но, возможно, Жак мог бы его узнать.

Жиголо налил себе виски и выпил его одним глотком, как истинный американец.

– Послушайте, комиссар, – заметил Жиголо, допив свой виски. – Сейчас в баре слишком много народу, вы и сами это видели. Мои работники очень заняты. Может быть, вы оставите мне это фото, и я покажу его всем после закрытия бара?

– Очень любезно с вашей стороны, Патрик, – проговорил Ван-Ин.

Лео смотрел на Ван-Ина и Жиголо с всевозрастающим удивлением. Он не мог понять, почему комиссар позволяет этому проходимцу разговаривать с собой в таком тоне. В раздражении он отхлебнул виски из своего стакана. Вкус его напоминал микстуру от кашля.

Жиголо кивнул. При этом движении его кулон на золотой цепочке в виде дельфина качнулся и зазвенел.

– Если бы здесь была Вероника… – заплетающимся языком начал Ван-Ин. – Она ведь здесь, не так ли?

– Нет, сегодня ее как раз нет, – солгал Жиголо.

– А когда она здесь появится? – Ван-Ин потянулся к своему стакану с виски. Руки его дрожали.

Лео ткнул его под ребро. Они с Ван-Ином были знакомы больше двадцати лет, и Лео больно и горько было видеть своего друга в таком состоянии.

– Она придет в среду вечером, – зевнув, сказал Жиголо. – Я попрошу ее дождаться вашего прихода. Идет?

Внезапно Ван-Ина вырвало, и он в изнеможении упал на диванчик. Голова у него кружилась, левую ногу свело судорогой.

– Нам пора идти, комиссар. – Лео подошел к Ван-Ину и потряс его за плечо. – Вставай.

Жиголо кивнул и тоже подошел к комиссару.

– Да, комиссар действительно выглядит неважно, – сказал Жиголо. – Он сегодня что-нибудь ел? Или только пил?

– Ему нужно выйти на свежий воздух, – отрезал Лео, даже не взглянув в сторону Патрика. – Дай мне руку, дружище.

Лео и Жиголо помогли комиссару подняться на ноги и повели к выходу. Ван-Ин был настолько пьян, что даже не стал сопротивляться. Путь к выходу из кабинета, казалось, продлился целую вечность. Ван-Ин шел пошатываясь, словно канатоходец. В эту минуту он напоминал отравленного таракана. Сейчас ему хотелось только одного: лечь на один из этих диванчиков и уснуть.

Вскоре они вышли в переполненный народом зал. Они продирались сквозь толпу не менее пяти минут. У выхода к ним подскочил Жак. Жиголо тут же куда-то исчез.

– Удачи вам, джентльмены, – не скрывая насмешки, проговорил, по обыкновению, бледный, похожий на призрака официант.

Лео и Ван-Ин вышли из бара. Ноги комиссара тут же подогнулись, и он рухнул на снег. Он сидел, привалившись к стене бара. Взгляд его был совершенно бессмысленным.

– Ты в своем уме? – проворчал Лео. – Ты что, хочешь замерзнуть насмерть? Давай вставай! Ну же, поднимайся!

Ван-Ин ничего ему на это не ответил, ладонью зачерпнул снег и принялся растирать им лицо.

– Не думай, что я стану тебе сочувствовать, – сердито проговорил Лео. – Ты сам во всем виноват. Это надо же было так надраться!

– Проклятье, – дрожа от холода, с трудом ворочая языком, проговорил комиссар. – Эти негодяи явно что-то подмешали в мой напиток.

– Конечно, – саркастически хмыкнул Лео. – Они подмешали в твою колу виски, как ты и просил.

Ван-Ина опять начало рвать. Как только приступ прошел, он снял с себя пиджак и рубашку и принялся посыпать свою грудь снегом, словно ребенок, играющий на пляже с песком.

– С вами все в порядке? – с любопытством глядя на комиссара, спросил какой-то хорошо одетый мужчина, в эту минуту проходящий мимо. – Может быть, вызвать вам скорую помощь?

– Не лезьте не в свое дело, – огрызнулся Лео. – Ступайте, куда шли.

– Мне кажется, вашему другу совсем плохо, и врач бы ему не помешал, – продолжал настаивать незнакомец. Он пропустил грубость Лео мимо ушей и разговаривал все так же вежливо.

Лео Ванмаэль обладал спокойным и незлобивым нравом. Он всегда старался избегать конфликтов, но выпитый «Дювель» разбудил в нем мистера Хайда.

– Он принимает наркотики? Или, может быть, допинг? – как ни в чем не бывало продолжал мужчина, озабоченно глядя на поникшую фигуру комиссара. – Такие времена пошли, не так ли? А он не похож на цыпленка. Вы смотрите на всех этих молодых, накачанных парней, которых целыми днями показывают по телевизору, и хотите быть такими же, как они. Но, поверьте, все, что они показывают, всего лишь…

– Послушай, приятель, – откашлявшись, проговорил Лео. – Если ты не прекратишь нести всю эту чушь и немедленно не уберешься отсюда, я арестую тебя за возмущение спокойствия. – С этими словами он вынул из кармана удостоверение криминальной полиции.

Угроза произвела на незнакомца должное впечатление.

Добрый самаритянин, даже не взглянув на удостоверение, бросился бежать, словно спринтер.

Лео Ванмаэль посмотрел на свое удостоверение и усмехнулся. По ошибке он достал из кармана не удостоверение криминальной полиции, а дисконтную карту.

Глава 4

На следующее утро Ван-Ин проснулся совершенно разбитым. Язык его распух, в глаза словно песку насыпали. Горло саднило, и комиссару было больно глотать, ему не помог даже двадцатиминутный душ. Кости все так же ломило, голова раскалывалась. Ван-Ину казалось, что суставы его скрипят, словно лопасти несмазанного механизма, грудь нестерпимо болела, было трудно дышать. У него было такое ощущение, что он всю ночь проспал с двадцатипудовой глыбой на груди. Ван-Ин осторожно ощупал грудь и чуть не потерял сознание от боли.

Он посмотрел на свое отражение в зеркале: лицо было серым, как у призрака. К счастью, перед глазами у Ван-Ина был туман и он не заметил жировые складки, наметившиеся на животе.

Кофе показался комиссару невкусным, словно подогретая разбавленная нефть. Комиссар закурил и тут же закашлялся.

«Уже ничто не способно испортить мне настроение, – мрачно подумал он, – поскольку день и без того выдался на редкость паршивым».

Вздохнув, Ван-Ин поплелся к почтовому ящику. Там лежал какой-то конверт. Письмо было из банка. Не самое лучшее начало дня. Он прошел на кухню и налил себе вторую чашку кофе. На этот раз кофе показался ему вкуснее.

Он закурил и открыл конверт.

– Курение вызывает рак? Какие глупости, – пробормотал он.

Целых два дня он приходил в себя после извещения из налоговой полиции. Но даже оно не шло ни в какое сравнение с этим письмом.

«О, Иисус Гельмут Христос! – подумал он. – Это конец».

Ван-Ин задумался. И, как всегда в такие минуты, принялся делать несколько дел одновременно. Это помогало ему сосредоточиться. Комиссар выключил кофеварку и проверил воротничок рубашки, которую он вчера непредусмотрительно бросил прямо на кухонный стол. Кофе вызвал целую бурю у него в животе, и Ван-Ин еще раз перечитал письмо, сидя на унитазе.

«Нужно решить это сегодня. Откладывать это дело на завтра ни в коем случае нельзя, – подумал он. – Я покажу этим белым воротничкам, из какого теста сделан комиссар Ван-Ин».

Как и следовало ожидать, воротничок рубашки был грязным и засаленным, но комиссар решил ее надеть. Выбора у него не было, все остальные рубашки уже отдыхали в корзине для грязного белья. Он протер подмышки лосьоном после бритья, чтобы перебить запах пота, и застегнул рубашку. Лучший костюм Ван-Ина был летним, но зато выглядел прилично, поэтому выбор пал на него.

Управление банка находилось в пяти минутах ходьбы от дома, в котором жил комиссар. Старинные кованые ворота XV века закрылись за спиной Ван-Ина, и, выйдя на улицу, он сразу же начал дрожать от холода. Он не надел зимнее пальто, поскольку оно плохо сочеталось с его летним костюмом, и теперь ему было нестерпимо холодно.

К счастью, день был солнечным, и в своем летнем костюме Ван-Ин выглядел не так уж и нелепо. Но тем не менее он не решился идти по многолюдной Синт-Якоб-стрит и отправился обходным путем.

Банк располагался в удивительно красивом здании средневековой ратуши, которая была отреставрирована три года назад. Но внутри это прекрасное старинное здание являло собой всего лишь современный офис заурядного банка. Больше всего банк напоминал бомбоубежище. Автоматические двери бесшумно распахнулись, приглашая Ван-Ина войти. Но, как только комиссар оказался внутри, его охватили тоска и скука. Однако клерки, должно быть, чувствовали себя здесь как дома. Для них, по-видимому, эта обстановка была привычной и даже уютной. Калорифер работал на полную мощность, и в банке стояла удушающая жара. «Наверное, они нарочно так яростно топят, чтобы затуманить мозги посетителям», – с неприязнью подумал комиссар.

В офисе находились шестеро клерков. Четверо из них были заняты. Ван-Ин придирчиво оглядел двух других, у которых в эту минуту не наблюдалось посетителей: лысеющий мужчина средних лет с постной физиономией, глядя на которого Ван-Ин подумал, что тот в свободное от работы время занимается триатлоном, и молодая девушка, скорее всего, провалила экзамены в экономический колледж и вынуждена работать здесь. Двух этих клерков объединяло одно – полное равнодушие к клиентам. Ни один из них даже не взглянул на Ван-Ина. Подумав с минуту, комиссар остановил свой выбор на девушке.

– Я могу переговорить с мистером Лонневилем? Меня зовут Питер Ван-Ин, – представился комиссар.

Девушка была одета в модную вязаную кофточку, комиссар подумал, что под ней, должно быть, не менее модный бюстгальтер.

– Мне очень жаль, мистер Ван-Ин, но в данный момент мистер Лонневиль занят. У вас с ним назначена встреча?

– Нет. Я по личному вопросу. Не могли бы вы передать мистеру Лонневилю, что Питер Ван-Ин хочет с ним встретиться?

Он старался говорить так, чтобы его голос звучал спокойно и в то же время в нем слышалась скрытая угроза.

Гиртруй Вэс – ее имя комиссар прочел на беджике – отложила ручку и смерила Ван-Ина подозрительным взглядом.

– Это очень срочно, мисс Вэс. Мистер Лонневиль – мой друг. Мы знакомы уже много лет, – продолжал сочинять на ходу Ван-Ин. Его слова прозвучали вполне убедительно. Во всяком случае, на девушку они подействовали.

Мисс Вэс улыбнулась Ван-Ину. Ее улыбка была фальшивой и какой-то механической. Так, должно быть, она улыбалась сотням клиентов в день. Она задумалась, не зная, как поступить.

– Одну минутку, мистер Ван-Ин, – проговорила она наконец.

С явным неудовольствием она поднялась со своего места и спустя мгновение исчезла за дверью, которая находилась у нее за спиной. Ван-Ин проводил ее изучающим взглядом. Гиртруй Вэс была одета в темно-серые джинсы с эластичным ремнем и короткую обтягивающую кофточку. Этот наряд очень ей шел. Ее женственная фигура напоминала виолончель, а в движениях своих она явно подражала Наоми Кэмпбелл.

Ван-Ин поправил галстук и взглянул на свое отражение в зеркальной стене, отделявшей банк от внешнего мира. Его не очень обрадовало то, что он увидел. Любитель триатлона зевнул и даже не прикрыл рот ладонью. Скучающим взглядом окинув Ван-Ина, он принялся протирать очки в дорогой оправе.

Спустя несколько минут вернулась мисс Вэс.

– Мистер Лонневиль сможет принять вас прямо сейчас, – сказала она. – Я проведу вас к нему.

С этими словами мисс Вэс нажала на кнопку, и дверь, из которой она только что вышла, открылась. Но, как только Ван-Ин направился к двери, индикатор, встроенный в замок, замигал красным, и дверь закрылась. В раздражении девушка-клерк опять нажала на кнопку, и на этот раз Ван-Ин смог благополучно пройти внутрь. Он двигался неуверенно, словно вор, который боится, что его вот-вот застанут на месте преступления. Гиртруй Вэс провела комиссара в небольшую приемную.

– Садитесь, мистер Ван-Ин, – проговорила она. – Управляющий скоро придет.

В приемной стоял густой запах моющего средства. На столе лежали замусоленные номера «Финансиал таймс». Эта комната, казалось, была предназначена исключительно для клиентов, которые не могли вовремя оплатить свои долги. Ван-Ин в раздражении подумал, что в соседней комнате, для других, более состоятельных и потому более уважаемых клиентов, стоит бутылка дорогого коньяка и вазочка с шоколадным печеньем.

Лонневиль заставил Ван-Ина ждать добрых двадцать минут. Часы на башне Брюгге прозвонили четверть одиннадцатого.

Внезапно дверь отворилась. В комнату вошла молодая светловолосая девушка. Она жестом пригласила комиссара войти и сказала, что Гумберт Лонневиль ждет его в своем кабинете. Судя по всему, она была его секретаршей. Глядя на нее, Ван-Ин подумал, что у мистера Лонневиля прекрасный вкус. Молодая сексапильная, длинноногая блондинка, казалось, сошла со страницы глянцевого журнала.

– Доброе утро, мистер Ван-Ин. Садитесь. Чем могу служить? – любезно поинтересовался Лонневиль.

Ван-Ин сел на простой, но дорогой и изысканный стул. Лонневиль ласково улыбнулся Ван-Ину. Это был сорокапятилетний, гладко выбритый мужчина в шикарном костюме. Внешность его была абсолютно безликой. Как и секретарша, он был достойным винтиком банковского механизма.

– Итак, что вы хотели, мистер Ван-Ин? – важно проговорил он. – Я вас внимательно слушаю.

– Вы не против, если я закурю? – спросил комиссар. Лонневиль в ужасе бросил взгляд на недавно побеленный потолок.

– Вообще-то это крайне нежелательно, – сказал Лонневиль. – Но, если вы так этого хотите…

Ван-Ин кивнул и смущенно потупился. Он мысленно обругал себя «болваном». Похоже, он все испортил. И дернул его черт попросить разрешения закурить. Это все от волнения.

– Вы, наверное, читали мое досье.

Лонневиль сложил руки на столе и молча смотрел на Ван-Ина.

– Боюсь, что нет, мистер Ван-Ин, – сказал он наконец.

«Собака! Безусловно, ты читал мое досье и прекрасно знаешь, зачем я пришел», – подумал Ван-Ин. Раздражение с каждой минутой овладевало им все сильнее.

Люди, занимающие руководящие должности, любят подобные игры. Им доставляет удовольствие проявлять свою власть и унижать тех, кто в данный момент от них зависит. Мистер Лонневиль хочет, чтобы он сам рассказал ему о своем безвыходном положении. Полицейские при допросе подозреваемых тоже часто пользуются подобными приемами.

– Я на пять месяцев просрочил выплаты по кредиту вашему банку, – заговорил комиссар. – А сегодня утром получил вот это письмо. – Он протянул конверт своему мучителю.

Лонневиль взял у него письмо и быстро пробежал его глазами.

– Ну и что? Не понимаю, что вас так беспокоит. Это не проблема для человека в вашем положении, – заявил он беспечно.

Эта далекая от настоящей жизни банковская крыса намекала на большую зарплату, которую каждый месяц получал комиссар. Разве мог Лонневиль понять, что Ван-Ину ее катастрофически не хватает?

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Но я все равно сейчас не могу выплатить этот долг, – сухо проговорил комиссар. – Дайте мне еще немного времени.

Лонневиль тяжело вздохнул, словно школьный учитель, лучший ученик которого провалился на экзамене.

– Я ничем не могу вам помочь, мистер Ван-Ин, – уверенно произнес Лонневиль. – Послав вам это письмо, наш банк действовал в рамках закона.

– Дайте мне еще немного времени, – упрямо повторил комиссар. – Или позвольте взять у вас ссуду.

– Вы хотите, чтобы мы дали вам больше времени? – невозмутимо уточнил Лонневиль. – Но мы не можем ждать больше пяти месяцев. Обычно мы посылаем письмо с требованиями о платеже уже через три месяца. Вам и так пошли навстречу.

– Тогда я хотел бы взять у вас ссуду, – сказал Ван-Ин. – Поймите, я не могу потерять свой дом. Для меня это очень важно. Я должен решить эту проблему. И не важно, каким способом.

Казалось, что Лонневиль искренне сочувствует бедственному положению Ван-Ина. Щеки его раскраснелись, а взгляд затуманился.

Тут в соседней комнате заработал принтер. Ван-Ин вздрогнул от неожиданности. Дверь приоткрылась, и в комнату вошел худой, как скелет, мужчина. Под мышкой он нес большую папку с досье комиссара.

– Значит, вы хотите, чтобы мы дали вам еще немного времени, – насмешливо улыбаясь, проговорил Лонневиль. – Это возможно. За вас может кто-нибудь поручиться? Друзья? Или родственники? – Он прекрасно знал, что поручиться за него никто не может.

Лонневиль в изнеможении откинулся в своем кожаном кресле и положил голову на подголовник. Весь его вид говорил о том, что банковские служащие не обязаны входить в положение клиентов и дальнейший разговор с Ван-Ином абсолютно бесперспективен.

– Этот дом очень важен для меня. Мои финансовые трудности – явление временное. Уверяю вас. Можете вы это понять или нет? – стукнув по столу кулаком, закричал комиссар.

– Я прекрасно понимаю вас, мистер Ван-Ин, – заверил комиссара Лонневиль. – Но и вы поймите. Наш банк – не благотворительная организация. Если за вас некому поручиться, то, боюсь, я вас разочарую…

Ван-Ин нервно провел рукой по волосам. У него перехватило дыхание.

– Боже мой! Я люблю этот дом, – в отчаянии воскликнул он. – Через год я встану на ноги и смогу погасить кредит на семьдесят пять процентов. Я не понимаю, почему вы не хотите продлить мой кредит!

– Вы хотите, чтобы мы отсрочили ваш платеж на целый год? – потрясенный такой наглостью, вскричал Лонневиль. – Надеюсь, вы шутите? Все, что я могу для вас сделать, – это продлить срок выплаты до 1 марта. И точка!

На самом деле Лонневиль собирался продлить Ван-Ину срок до 1 марта еще до того, как тот вошел в его кабинет. Но Лонневилю нравилось производить впечатление на своих клиентов. Ему нравилось доводить их до отчаяния, а потом проявить снисхождение и видеть благодарность в их глазах. И потому он решил отсрочить комиссару казнь на две недели.

– А что будет, если я не смогу расплатиться до 1 марта? – потерянно спросил Ван-Ин.

Лицо Лонневиля вытянулось.

– Тогда ваш дом, который вы так цените, будет выставлен на публичный аукцион, – отрезал он. – Ваш дом представляет большую ценность и недостатка в покупателях не будет, уверяю вас.

Гнев, который Ван-Ин подавлял все это время, внезапно вырвался наружу. Казалось, лавина накрыла его и понесла вперед. Он уже не мог остановиться. Словно со стороны, комиссар увидел, как он со всего размаху бьет Лонневиля по лицу. Ему хотелось разорвать на части эту банковскую крысу.

– С меня хватит, мистер Лонневиль, – задыхаясь от ярости, проговорил он.

Гнев его немного утих. Он стоял, опершись на стол Лонневиля. Управляющий сидел, в ужасе прикрыв голову руками.

– Комиссар Ван-Ин, вы… – дрожащим голосом проговорил он, когда наконец обрел дар речи.

– Я хочу задать вам еще один вопрос. Только и всего, – перебил его комиссар, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.

Управляющий безуспешно пробовал найти тревожную кнопку.

– Конечно, комиссар. Задавайте. – Губы его искривила дрожащая улыбка.

– Вы знаете, кто такой Скрудж?

– Скрудж? – непонимающе глядя на Ван-Ина, переспросил Лонневиль.

– Ладно, забудьте, – проворчал Ван-Ин. – Банковские служащие не читают книг. Им это просто не нужно. Главное для них – знать арифметику.

– Комиссар! – запротестовал Лонневиль. Взгляд его опять стал затравленным, как у пойманного в ловушку зверя.

– Удачного дня, – прошипел Ван-Ин и направился к выходу. – Кстати, чуть не забыл, – сказал он уже у самой двери. – Если вы выставите мой дом на аукцион, вы покойник. Я просто хочу вас предупредить.

Лонневиль ловил воздух открытым ртом, как выброшенная на сушу рыба. Его обычно румяное лицо побледнело до синевы.

– Вы угрожаете мне расправой? – потрясенно глядя на комиссара, спросил он.

– Вы можете написать на меня жалобу в полицию. Уверяю вас, я отнесусь к ней с должным вниманием, – насмешливо улыбнувшись, проговорил комиссар.

Когда Ван-Ин вышел из кабинета управляющего, блондинка вскочила со своего места и двинулась ему навстречу.

– Утешь его, милашка, ему сейчас это необходимо, – язвительно проговорил Ван-Ин. – В конце концов, именно за это ты и получаешь зарплату.

Ван-Ин медленно брел по Стин-стрит, угрюмо опустив голову. Настроение у него было на редкость паршивым. На улице практически совсем не осталось снега. Городские власти направили на улицы грузовики с солью, а дворники, работающие в коммерческих магазинах, с самого утра принялись посыпать ею снег. Торговля в Брюгге была делом священным. И от торговцев было гораздо больше пользы, чем вреда. Взять хотя бы тех же дворников, зимой расчищающих снег, а летом подметающих площадки перед магазинами. Благодаря им улицы в Брюгге были идеально чистыми. Не то что фермеры. Казалось бы, их деятельность никому не могла навредить. Наоборот. Но на деле получалось иначе. Они загрязняли почву и окружающую среду удобрениями и не делали ничего полезного для города и страны.

Размышляя таким образом, Ван-Ин медленно шел по улице. Он направлялся к зданию городского суда. Ему нужно было как-то развеять свое дурное настроение. И потому он собирался встретиться с Ханнелоре. Вряд ли она прогонит его. Во всяком случае, он очень надеялся, что нет. Интересно, она все еще на него сердится? Они давно не виделись. С тех пор, как поссорились.

Он остановился у «Си и Эй», чтобы собраться с мыслями.

– Боже мой, – пробормотал он. – Кто я, в конце концов, мужчина или тряпка? Нужно взять себя в руки и прекратить ныть. Лонневиль дал мне целых две недели. За это время я просто обязан решить все проблемы.

Мимо проходили двое молодых людей, по виду явно представители какой-то субкультуры. Они с удивлением посмотрели на комиссара. Вероятно, услышали, что он разговаривает сам с собой.

– У тебя галлюцинации, старик? – спросил один из них, и оба расхохотались.

Ван-Ин окатил их холодным взглядом, а потом показал язык. На что они ответили, подняв средний палец. Как ни странно, никто из проходивших мимо людей не обратил внимания на эту забавную пантомиму. Ван-Ин улыбнулся и вспомнил то время, когда сам был молодым. Это было время бунтарства. Время, когда хиппи восставали против общественных устоев… Конечно, в движении хиппи было много недостатков. И все же они были лучше, чем безмозглое поколение современной молодежи, которому важны только деньги и карьера.

Комиссар достал из пачки сигарету, зажег ее и с наслаждением затянулся. После визита в банк, где курить было категорически запрещено, сигареты казались Ван-Ину чем-то запретным, почти непристойным. Ему с огромным трудом удалось справиться с наваждением и закурить в общественном месте.

Из-за отсутствия снега и слепящего солнца казалось, что уже наступила весна. Около какого-то большого магазина собралась целая компания молодых людей. Все они были без пальто. Ван-Ин удивился, почему эти болваны расхаживают без пальто в зимний день. А потом вспомнил, что и сам сегодня решил обойтись без верхней одежды. Неожиданно он почувствовал, что промерз до костей. Когда Ван-Ин вышел из банка, он был в таком отчаянии, что даже не почувствовал холода, и только теперь понял, как сильно замерз. Комиссар поднял воротник пиджака и ускорил шаг.

Неожиданно Ван-Ину пришло в голову, что ему не следует приближаться к полицейскому участку. Комиссар безнадежно опоздал на работу, и его коллеги, должно быть, подумали, что он заболел. В очередной раз Ван-Ин пожалел, что полицейский участок находится так близко от его дома. Кто-нибудь из его коллег может увидеть его, шатающегося в рабочий день неизвестно где. Он зашел на террасу первого попавшегося кафе под тентом. К удивлению Ван-Ина, в кафе было тепло. В углу стояла газовая плита, на которой официант подогревал детскую бутылочку. Комиссар не сразу заметил молодую пару с ребенком. Они делали вид, что внимательно изучают меню. Ребенок оглушительно орал.

За столиком возле двери сидел прилично одетый мужчина и потягивал пиво. Ван-Ин тоже сел за столик, подальше от кричащего младенца.

– Что вам нужно? – довольно грубо обратился к нему официант.

* * *

К середине дня комиссар успел выпить ровно столько, чтобы, с одной стороны, быть в состоянии самостоятельно передвигаться, а с другой – найти в себе силы, чтобы встретиться с Ханнелоре. Только под воздействием спиртного Ван-Ин и мог побороть врожденный комплекс неполноценности и доказать самому себе, что он настоящий мужчина. Он пытался изжить в себе этот комплекс на протяжении многих лет. Но так до конца и не смог его победить. Ван-Ин научился скрывать свою природную робость от посторонних. Многие считали комиссара даже излишне самоуверенным. И только самые близкие Ван-Ину люди знали о его патологической боязни разрешать проблемы и стремлении прятать голову в песок. И потому с его стороны решение наладить отношения с Ханнелоре после ссоры было настоящим подвигом.

Ван-Ин ждал Ханнелоре возле здания городского суда. Это фешенебельное здание находилось неподалеку от Круиспурта. К нему вели чудом сохранившиеся средневековые ворота. Обычно Ханнелоре заканчивала работу в половине седьмого. К счастью, сегодняшний день не стал исключением.

Ханнелоре появилась на автостоянке ровно в половине седьмого, красивая, словно нимфа из средневекового леса. Она была одета в длинную узкую серую юбку и короткую кожаную куртку. При ходьбе в разрезе юбки открывались соблазнительные ножки. В призрачном свете фонаря они казались особенно привлекательными.

– Привет, Питер. Давно не виделись, – поздоровалась она, завидев комиссара.

Он подошел к Ханнелоре и целомудренно поцеловал ее в лоб.

– Все в порядке? – с глуповатой улыбкой спросил Ван-Ин. – Надеюсь, ты на меня не сердишься? В прошлый раз я вел себя как настоящий идиот.

– Ты хочешь, чтобы я опять начала читать тебе нотации? – со смехом проговорила молодая женщина.

Ван-Ин не решился положить руку ей на плечо, хотя ему очень этого хотелось.

– Я взял сегодня отгул и подумал, что… – неуверенно начал комиссар.

– Держу пари, ты опять сказался больным, – усмехнулась Ханнелоре. Ее глаза весело заблестели.

– Ну да, ты совершенно права, – неохотно признался Ван-Ин.

– Сегодня утром я разговаривала по телефону с Гвидо, – виноватым тоном проговорила Ханнелоре. – Он бы, наверное, очень удивился, узнав, что ты был в состоянии дойти до автостоянки городского суда.

С этими словами Ханнелоре открыла дверцу своего «рено-твинго» со стороны пассажирского сиденья, и комиссар сел в машину.

– Почему ты без пальто? Ты же мог замерзнуть насмерть, – ласково пожурила Ван-Ина Ханнелоре. – На улице отнюдь не лето.

На комиссара действительно было жалко смотреть. Он посинел от холода и весь дрожал. Его хлопчатобумажный костюм, казалось, покрылся ледяной коркой. Ханнелоре завела машину и включила печку.

– Ничего страшного. Я прождал тебя всего пару минут, – сказал комиссар. Он все еще дрожал от холода и никак не мог согреться. – Ты до сих пор ко мне неравнодушна?

– Конечно нет, Питер. С чего ты взял? Но я рада тебя видеть. Мне нужно столько всего тебе сказать. Я звонила тебе домой, а потом на работу, но ты не отвечал, и я…

«О боже! – подумал комиссар. – Я выгляжу как настоящий кусок дерьма».

Ханнелоре повернулась к Ван-Ину, положила руку ему на плечо и поцеловала. Губы ее были прохладными и сухими.

– Вот что я называю настоящим поцелуем, – заявила она, когда Ван-Ин высвободился из ее объятий.

Комиссару хотелось бы продлить этот поцелуй, но нос его был заложен, и ему нечем стало дышать.

– Тебе уже лучше? – спросила Ханнелоре.

Ван-Ин кивнул, хотя это было не совсем так. Голова его кружилась, а в ушах звенело. Он не мог понять природу этого звона. То ли это били часы на башне, то ли это звенело у него в голове. Он так и не смог до конца согреться. Казалось, Ханнелоре читала его мысли. Она перевела печку на более сильный режим и включила «дворники», чтобы стряхнуть снег с ветрового стекла. Взглянув в зеркало заднего обзора, Ханнелоре заметила судебного следователя Крейтенса. Он нес потрескавшийся от старости кожаный дипломат.

– Это не его стиль, – сказала Ханнелоре.

Ван-Ин не понял, что она имеет в виду.

– О ком ты говоришь? – удивленно глядя на нее, спросил он.

– Посмотри назад. Ты его узнаешь? – вместо ответа, задала вопрос Ханнелоре.

Ван-Ин посмотрел назад и увидел, как судебный следователь Крейтенс счищает снег с ветрового стекла своего обветшалого, побитого жизнью «мерседеса» пластиковой лопаткой.

– Крейтенс по прозвищу Скряга, – насмешливо улыбнувшись, проговорил Ван-Ин. – Жадность ходит за ним по пятам. Кажется, она въелась в его кровь и плоть. Конечно же я его узнаю.

Ханнелоре рассмеялась. Ее искренне позабавила шутка Ван-Ина. Комиссар был рад, что ему удалось развеселить ее.

– Ты как, начинаешь потихоньку оттаивать? – спросила она.

– Да, медленно, но верно. Как земля ранней весной. Но если я до конца не смогу согреться, то обращусь к тебе за помощью, – лукаво улыбнувшись, проговорил Питер. – Надеюсь, ты не откажешь в частице тепла замерзшему путнику.

Обычно Ханнелоре сердили непристойные намеки комиссара. Но в этот раз она на него не обиделась и даже поцеловала его. «Сердце женщины – великая загадка», – подумал Ван-Ин.

– Хочешь закурить? Дать тебе сигарету? – спросила Ханнелоре, оторвавшись от его губ.

– Конечно хочу.

У него давно закончились сигареты, и он не курил уже несколько часов.

– Значит, ты на меня больше не сердишься? – с надеждой в голосе спросил комиссар.

Ханнелоре тоже закурила и прибавила скорости.

– В тот раз я очень рассердилась на тебя, Питер Ван-Ин. И ты об этом прекрасно знаешь. Когда на Рождество ты пришел в гости в дом моих родителей, ты уже успел как следует набраться. Посуди сам, любой бы на моем месте рассердился, – укоризненно покачав головой, сказала она.

Питер Ван-Ин вспомнил эту безобразную сцену и поморщился от отвращения к самому себе. Сигарета показалась ему горькой на вкус.

– Но это было три месяца назад, – примирительным тоном добавила Ханнелоре. – Теперь я совсем на тебя не сержусь.

– Это было двенадцать недель назад, – поправил ее Ван-Ин, который любил точность.

Ханнелоре пропустила его фразу мимо ушей.

– Не знаю, что подумали о тебе мои родители, когда ты растянулся на диване в гостиной и захрапел, – со смехом вспомнила она.

– Неужели я храпел? Быть этого не может! Я никогда не храплю!