Текст книги "Странные игры богов, или Служба когнитивной разведки снова спасает Россию, а значит, и мир"

The Институт (5)

 
«И вступи в Эану, жилище Иштар,
Даже будущий царь не построит такого,
Поднимись и пройди по стенам Урука,
Обозри основанье, кирпичи ощупай:
Его кирпичи не обожжены ли?
И заложены стены не семью ль мудрецами?»
 

Березин всегда считал себя замкнутым человеком, который тяжело сходится с людьми и не умеет работать в коллективе, а потому и выбрал для себя стезю переводчика-фрилансера. А мертвые языки он взялся изучать потому, что в этой сфере было слишком мало специалистов, – он не любил коллективы и конкуренцию. Но Институт, где он находился уже несколько недель, скоро и бесповоротно многое в нем изменил. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал себя не только увлеченным – это бывало и когда он еще только открывал для себя мир древнего Шумера и его удивительной письменности. И даже не просто кому-то сильно нужным – это частенько случалось, когда были срочные заказы и на кону стояли деньги его клиентов. Сейчас он ощущал себя сопричастным к большому и даже великому делу, которое явно останется в истории и будет торчать там глыбой, когда все остальные его мелкие деяния уже смоют дожди времени. Это было уникальное, новое, ни с чем не сравнимое ощущение, которое перекрывало для него все, даже бытовые неудобства и необходимость посещения общей столовой Института.

Кстати, в этой циклопических размеров столовой, где по сменам принимали свои ежедневные пищевые рационы тысячи сотрудников, он даже познакомился с симпатичными девушками, Аней и Инной, из отдела технологий массовой обработки, или «массовиков-затейников», как их все вокруг называли. Чем они точно занимались, было непонятно, спрашивать тут было не принято, но вполне можно было догадаться: также сотрудников этого отдела часто называли «заклинателями митингов». Аня была хрупкая и стеснительная девушка, которой очень шла военная форма, а Инна – бойкая брюнетка с очень хорошей фигурой, и Березин уже начал подумывать о том, как бы изловчиться пригласить кого-нибудь из них на свидание, но дело осложнялось казарменным образом существования, и пока дальше обмена ежедневными любезностями перед приемом пищи дела у них не продвинулись.

Жить его, как «временно подключенный к проектам персонал», определили в один из номеров служебной гостиницы, расположенной в этом же здании, на самых верхних его этажах. Поскольку командировочных сейчас было много, Березину, с некоторой помощью Ивана Андреевича, сумевшего обаять даже неприступную глыбообразную комендантшу общежития Георгину Леонтьевну Рахис, достались «генеральские» апартаменты. У институтской «сталинки» была настолько замысловатая архитектура, что Березин не мог в полной мере ни осознать планировку своих двух комнат, ни разобраться, на каком точно этаже он живет. А возможно, дело тут было в геометрии верхних этажей Института, несколько отличавшейся от традиционной эвклидовой. Но самым главным преимуществом было то, что тут был выход на циклопический балкон, который, как горный серпантин, шел вокруг всего здания. Балкон, по стратегическому замыслу Георгины Леонтьевны, был заперт, но Иван Андреевич, заговорщицки подмигивая, втихаря вручил ему ключик, открывающий эту дверь. Вечерами оттуда можно было наблюдать великолепные московские закаты, особенно красивые этой весной.

Иногда по этому балкону к нему в гости наведывался невесть откуда взявшийся на такой высоте огромный и роскошный иссиня-черный кот не до конца ясной породы. Первое появление инфернального гостя с его пронизывающими глазами-прожекторами и аккуратным ошейником сильно испугало Березина, но вскоре он к коту привык. Для своего нового друга Березин даже припрятывал с обеда всякие лакомства. Впрочем, дружба с котом была несколько омрачена тем фактом, что однажды Березин поинтересовался биркой на шее животного и обнаружил там весьма озадачивающую надпись «Ст. следователь МГБ СССР Асмодей А. Д. 1899—1951». Но кот, по крайней мере внешне, оставался котом, вел себя как кот и на правах кота регулярно получал свое угощение. Правда, иногда Березину начинало казаться, что кот за ним внимательно следит и втайне замышляет его убийство, но это он относил на счет общей странности немного мистической атмосферы Института.

Работая в Институте над материалами проекта «Подготовка к празднику», Березин пропустил почти все события внешнего мира: и объявление пандемии, и падение фондового рынка, и нешуточную борьбу великих держав за запасы медицинских масок. Его вещи лежали где-то в камере хранения, немалая институтская зарплата копилась на карточке, но это все было не важно – настолько он был поглощен своей новой работой.

Ведомство, официально именовавшееся Службой когнитивной разведки, а своими сотрудниками – просто Институтом, занималось почти всем на свете. Всем, что в близкой и далекой перспективе может представлять интерес или угрозу для Российской Федерации. Как поясняет любой словарь, когнитивный – значит соотносящийся по значению с существительным «когниция», или, говоря проще, связанный с познанием. Этим и занимались штатные единицы Института – активно познавали все грани окружающего мира, включая те, которые обычно находятся в тени и куда не попадает яркий свет прожектора традиционной науки. В основном проекты Института находились далеко за передним краем познавательного горизонта человечества, там, где наука смыкается с магией, мистикой, герметическими дисциплинами, теориями заговора, древними языческими культами, верой в НЛО и участившимися в последнее время появлениями чертей в разливочном цеху.

Институт был организацией если и не военной, то в достаточной мере военизированной и не занимался проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни, предпочитая более приземленную трактовку этих понятий, отраженную в Конституции Российской Федерации и оборонной стратегии государства. Но те, кто в нем служил и работал, вполне согласились бы с рабочей гипотезой, что счастье заключается в непрерывном познании неизведанного и смысл жизни, в общем-то, состоит в том же самом.

Строгая система уровней допуска не давала возможности новичку Березину изучать информацию по другим проектам, его сферой ответственности была лишь «Подготовка к празднику». Но за пару недель в коридорах, курилках и столовой Института он краем уха наслушался такого, что от его прежней картины мира теперь не осталось и следа. Вначале там была дымящаяся остекленная воронка после взрыва когнитивного термоядерного боеприпаса. А потом новая информация залила ее плодородным илом, как равнины древнего Шумера заливали дарующие жизнь Тигр и Евфрат. Что произрастет в результате, каким будут плоды этого урожая, не загадывал сейчас даже сам Березин. Например, при Институте был целый филиал (расположенный где-то на Памире), в котором велась полевая работа с реликтовыми гоминидами. Он видел подтверждающие их существование фотографии на доске почета около столовой. Как подозревал Березин, на третьем этаже занимались крупными рептилиями, а однажды он своими глазами видел, как в лифт на четырнадцатом заводили под конвоем двух автоматчиков существо, кутавшееся в кожистые крылья и оставлявшее за собой пахучий сероводородный след. В тот раз он на всякий случай спускался на митинг с Черновым и Громовым пешком по лестнице – лифты и сероводород ему всегда казались не лучшим сочетанием.

И однажды Березин наконец набрался храбрости и задал Чернову давно волновавший его вопрос:

– Иван Андреевич, скажите, а почему все-таки я? Почему не Инлильянов тот же – у него регалии, известность…

Иван Андреевич, как всегда, не подвел. Он прищурился так, чтобы не было до конца понятно, шутит он или нет, и, как обычно просто, сказал:

– А вас, Арнольд Рудольфович, в случае чего никто искать не будет.

Потом сделал свою фирменную паузу и добавил с мягкой улыбкой:

– Как и меня, впрочем.

Yes, Sir, I can boogie (6)

«В этом году в Аахен прибыли толпы диковинных людей и отсюда двинулись на Францию. Существа обоего пола, вдохновленные самим Дьяволом, рука об руку танцевали на улицах, в домах, в церквах, прыгая и крича безо всякого стыда. Изнемогши от танцев, они жаловались на боль в груди и, утираясь платками, причитали, что лучше уж умереть».

Видео с камеры внешнего наблюдения было снято в Тегеране, на площади Азади, судя по дате в углу кадра, шестого апреля, и человек на нем определенно вел себя очень странно. Вначале он отделился от обычной, спешащей по своим делам толпы, подошел к краю тротуара и переступил через ограждение. Затем он выбросил свой портфель, а точнее, просто разжал пальцы – и тот упал на мостовую. Человек прошел вперед шагов пять-шесть и оказался один на огороженной территории перед фонтаном. Он поднял руки и сделал ими несколько покачивающих ритмичных движений.

– Ну и что это такое? – с некоторой брезгливостью спросил генерал Громов. – Знаете, сколько мы таких отлавливаем каждую неделю по Москве? Соли там, шарики и эти… как их… – Генерал нетерпеливо пощелкал пальцами.

– Нейротрансы, – подсказал Иван Андреевич. – Но это другое, смотрите дальше, еще полминутки – и начнется.

Из толпы выделился второй человек. Он сделал шаг в сторону и остановился, стоя лицом к странному танцору. Тот по-прежнему стоял, подняв руки и совершая ими какие-то импульсивные кругообразные движения. Второй поднял руки и довольно точно скопировал короткий цикл движений. Если вначале это действительно выглядело как банальный передоз или приступ психоза больного гиперкинезией, то теперь стало напоминать довольно странный флешмоб. Иван Андреевич потянулся к пульту и промотал видео вперед. На ускоренной съемке было хорошо видно, как количество танцующих стремительно увеличивается, и вскоре движение по улице уже было порядком затруднено. Людям приходилось с трудом огибать образовавшуюся из копирующих друг друга танцоров пробку, а часть из них останавливались как вкопанные и подключались к процессу. Вместе они сформировали занимающую уже большую часть площади спираль, которая стала закручиваться против часовой стрелки.

– Прислали из Ирана по нашей группе «Подготовка праздника», – ответил Иван Андреевич, видимо, на так и не заданный вопрос генерала Громова.

– Хорошо. Очень хорошо. Точнее – очень плохо! И что ты по этому поводу думаешь, Ваня?

Березин обратил внимание, что Громов первый раз назвал Ивана Андреевича по имени без отчества и вид у него был достаточно обескураженный, что в сочетании с генеральскими погонами серьезно пугало.

– Товарищ генерал, думаю, это связано с отправленными нам инструкциями, а именно – с моментом про ограничение перемещения населения. Думаю, что это требование как раз и необходимо, чтобы предотвратить вот такие вот… хм, ситуации. Однако механизм возникновения этой угрозы нам пока не вполне понятен. Я поставил задачу товарищу Березину, и он подобрал кое-какие материалы по этой теме. Арнольд Рудольфович, пожалуйста.

Генерал Громов в упор посмотрел на Березина, и тот мгновенно почувствовал себя под прицелом крупнокалиберной артиллерии. Торопливо открыв папку, он положил свой бриф перед генералом.

– Судя по этому видео, – начал Березин, – перед нами так называемая хорея, то есть «танцевальная эпидемия», или что-то очень на нее похожее. На листочке, который у вас, я изложил историю вопроса. Правда, последний раз такое было зафиксировано в семнадцатом веке в Европе. В Кельне танцевало несколько тысяч человек, сотни умерли от истощения. Под Аахеном танцевал весь монастырь – и это в средневековой-то Германии! Обычно эпидемия начиналась с одного человека, остальные ему подражали – точно так, как мы это видим на видео. В течение нескольких столетий хореи появлялись в различных европейских городах, а затем по непонятным причинам совершенно исчезли. Обратите внимание: подавить эпидемию удавалось обычно только изолировав всех участников, что говорит о социально-психопатическом происхождении феномена. Это, кстати, позволяет отвергнуть распространенную гипотезу о массовых отравлениях спорыньей как причине хореи. Из современного могу привести так называемую «эпидемию хохота» в Уганде в 1962—63 годах. Вот здесь уже интереснее, потому что французские медики почти по горячим следам наблюдали ее последствия и есть кое-какие современные исследования. В общем, причины в достаточно глубоком поражении мозга, правда имеющем временный характер – напоминает какую-то вдруг включившуюся блокировку. Но более интересно другое. Когда я посмотрел это видео, то сразу вспомнил кое-что еще – так называемые «муравьиные круги смерти». Муравьи иногда закручиваются в спирали и так ходят сутками, пока большая часть из них не умрет от голода. Самый большой зафиксированный круг смерти был несколько сотен метров, и в нем кружились миллионы муравьев.

– Думаю, что нам надо обратить на текст инструкций более пристальное внимание, – подытожил Иван Андреевич.

– Проверить систему оповещения сначала надо бы, – задумчиво произнес генерал. – Сейчас свяжусь с МЧС, чтобы начали процесс. Придется изолировать, не хватает еще нам, чтобы они на площадях кругами ходить начали. Вы же понимаете, как это там воспримут?! – Генерал энергично указал пальцем на потолок. – И там! – Еще более энергично он ткнул пальцем в окно, где солнце катилось к западу и был виден горячий краешек московского заката.

Березин и Чернов стояли без движения.

– Свободны! – Генерал повернулся к своему телефонному пульту, явно намереваясь поднять по тревоге сразу несколько ведомств федерального значения.

– Постойте… как вас там… Березин! А зачем вы мне рассказали про этих муравьев? – Генерал уже держал в руке трубку, а другая его рука была занесена над телефонным диском.

Березин повернулся, стоя в дверях.

– Понимаете, в средневековой Европе было очень небольшое население и связность между населенными пунктами низкая по сравнению с современным миром – и то хорея двигалась как пожар вместе с толпами танцующих между городами. Боюсь, если это распространится сейчас, а тем более с помощью соцсетей, у нас будут муравьиные круги на миллионы…

– Понял, – с бронебойной серьезностью ответил генерал. – Будем противодействовать.

Superhero Intervention (7)

«Если нам не больно – значит, мы умерли».

«Назначение интеллекта – не думать, а облегчать жизнь тела в среде».

Двигаясь по коридору к специальному лифту, расположенному в дальнем крыле Института, Чернов, по своему обыкновению, говорил по телефону, одновременно здороваясь со знакомыми и знаками отдавая им распоряжения, которые они удивительным образом мгновенно понимали. Березин каждый раз удивлялся этой военно-симпатической магии. Вот и прямо сейчас Иван Андреевич одновременно подписал два документа, перенаправил куда-то адъютанта генерала Громова, с потерянным выражением лица искавшего своего патрона, а также вручил маленькую коробочку самого зловещего вида сумрачному субъекту в медицинском халате, накинутом поверх форменных брюк.

– Нет, это информация от китайских товарищей. Нет, не требование, но, говорят, у них хорошо работает. Необязательно… Нет, не надо. Просто нужно, чтобы у всех были одинаковые лица. Да, пусть будут медицинские маски, это сработает. Дословно пишут так: нужно, чтобы черноголовых было не отличить друг от друга, это облегчит им поиск носителей «истинного мэ». Нет, не имею понятия, что все это означает!

Иван Андреевич махнул своей волшебной карточкой, и двери мгновенно разошлись в стороны. Они вошли в необычно просторную кабину лифта – тут был обширный диван и, кажется, даже бар в стенке, – который мягко тронулся, на мгновение создав у Березина ощущения полета. Лифт двигался, иногда останавливаясь, и Березин начал уже беспокоиться, поглядывая то на табло, то на Ивана Андреевича. По его расчетам, они приближались к пятидесятому этажу, возможно подземному. Но в Институте было этажей двадцать, не более.

– А мы как, вверх или вниз? – наконец не выдержав, поинтересовался Березин.

– Этот лифт умеет и вбок, – хитро ответил Иван Андреевич, поднимаясь и открывая миниатюрный бар, засиявший изнутри теплым золотом. – Вы коньячку не желаете для снятия стресса? Мы сейчас где-то под Капотней пролетаем, наверное. Это же гиперлуп.

– Коньяк, пожалуй. Двойной, или как там говорят. Гиперлуп? Это как у Илона Маска?

– Ну, не он ведь его придумал – сам принцип-то простой. Ума палата, да ключ потерян, как говорит наш генерал. Труба с выкачанным воздухом – и мы в герметичной капсуле внутри летим. Еще союзный ВПК начал эти разработки, правда, завершили их уже мы.

– А почему никто об этом не знает? Ну, в смысле, у Маска там вся пресса пишет про гиперлуп, а мы вот так, тихо.

– А потому, Арнольд Рудольфович, что это дорого и опасно. Очень дорого и очень опасно. Не годится пока для массового транспорта. Ну и оборонное значение никто не отменял. Мы сейчас командно-штабные бункеры делаем сразу как вагон гиперлупа – в случае удара он успеет на пару километров уехать, пока ракета летит.

– И куда мы? – спросил Березин.

– Ну, географически – куда-то рядом с дачным поселком Расторгуево. Там бункер бывшей сети «Новый Союз». Абсолютно изолированное от внешней среды место. Мы его расконсервировали и почистили. Но имейте в виду: про местоположение объекта я ничего не говорил, – поднял руки в отрицающем жесте Чернов.

– Так, спасибо, это я уяснил. А цель визита?

– Будем запускать файл, присланный нам Посредником и с большими трудами расшифрованный нашими компьютерными гениями. Вот он, здесь. – Иван Андреевич вытащил из-под белоснежной рубашки медальон, оказавшийся банальной флешкой. – Кстати, ознакомьтесь с документами. – Он передал Березину достаточно пухлую папку с распечатками, непонятно как оказавшуюся на диване лифта.

Лифт то тормозил, то разгонялся, Иван Андреевич мрачно шутил про московские гиперлуп-пробки, и времени для чтения было предостаточно. Потягивая дорогой и очень вкусный коньяк, Березин окунулся в вопросы расшифровки сигнала и прогнозы, которые делали исследователи относительно цели послания Посредника. Вскоре мысли его приняли параллельное направление и устремились к проблемам лингвистики и шумерологии в целом. По этим вопросам он считал, что особенно усугубляет положение дел базовая проблема письменности Шумера. Мало того что некоторые знаки шумерского алфавита до сих пор не имеют точного фонетического прочтения, так еще и в ряде текстов знаки расположены в произвольном порядке и могут быть прочитаны несколькими разными способами. Все это делает любые переводы в некоторой степени заложниками авторской интерпретации, и в итоге мы не можем адекватно перевести достаточно большое количество текстов. Мы похожи в этом вопросе на детей, которые складывают слова из кубиков с картинками, еще не умея толком читать и писать.

И тут достаточно внезапно Березину пришла в голову весьма радикальная мысль, до которой он точно бы никогда не додумался, не начав работать на Институт. Шумерский язык так примитивно организован не потому, что шумеры не смогли его сделать гибким и универсальным, а потому, что это вообще был не их язык. Они копировали то, что слышали от богов, аннунаков или кого там еще, как-то пытались адаптировать под свои нехитрые нужды. А какой может быть в таком случае результат? Если ты берешь плохо выученный язык покорителей космоса и строителей космических кораблей и начинаешь с его помощью составлять купчие на три пальмы и два мешка фиников, что получится? Говоря лингвистическими терминами, известный нам шумерский язык – это своеобразный пиджин-инглиш, примитивное и грубое подобие речи господствующей расы.

– Мы почти приехали в Расторгуево, – сказал Иван Андреевич, сверяясь со своими блестящими швейцарскими часами. – А кстати, Арнольд Рудольфович, вы уже поняли, как мы будем с этим Посредником общаться?

– По-русски, естественно, – ответил Березин, откладывая папку. В его голове тем временем уже созрел вполне годный план.

Рецепт Шута (8)

«Боги не сделают за нас то, что мы должны сделать сами».

«После того как он кончил говорить, нам показалось, что индейцы остались очень довольны. Их главный сеньор еще раз спросил капитана, кто мы такие, желая, видимо, лучше разобраться во всем услышанном и прикинуть, не будет ли новое объяснение отличаться от сказанного прежде. На это капитан ответил точно так же, как и в первый раз, и присовокупил, что мы дети солнца и направляемся по этой реке вниз, как уже было сказано. Индейцы этому чрезвычайно изумились и обрадовались, приняв нас то ли за святых, то ли за небожителей, потому что поклоняются они солнцу, которое называют „чисэ“. Затем индейцы сказали капитану, что они отдают себя в его распоряжение и хотят ему служить и просят, чтобы он посмотрел, в чем он и его товарищи испытывают нужду, они всем снабдят нас с превеликою охотой».

Следующую неделю Березин провел в подземном бункере, работая как проклятый. Компьютеры ему доставили моментально, затем, когда понадобились дополнительные мощности, по-армейски оперативно притащили, смонтировали и настроили рейд-массив в серверной стойке. Кстати, мозговым ядром всей этой системы был китайский квантовый компьютер, представляющий собой реверс-инжиниринг разработки компании «Гугл», выполненный умельцами Поднебесной. Таких было всего два в мире, и второй стоял далеко не у Майкла Джексона дома, а в секретной лаборатории в Пекине, также занимавшейся проектом «Подготовка к празднику».

Питанием Березина обеспечивал лично Иван Андреевич, каждый день дважды появлявшийся с кулечками доставки из разных ресторанов и живо интересовавшийся ходом работ. Собственно, только по этим появлениям своего начальника Березин и мог определять, что наступило утро или вечер, – связи с внешним миром в бункере не было никакой. Вначале Березин боялся, что у него будет приступ клаустрофобии, но скоро тут стало так интересно, что о таких пустяках он уже не думал.

Код, который передал Посредник, выглядел как достаточно банальный исполняемый файл. Он был запущен на отключенном от сети компьютере и выдал окошко чата со встроенной «клавиатурой» символов, отдаленно напоминающих ранние шумерские логограммы. Тут можно было набирать сообщения, а программа отвечала такими же сообщениями. Довольно быстро Березин понял, что имеет дело с «китайской комнатой», только проблема была в том, что комната оказалась смежная – он также очень примерно понимал этот язык. Но все-таки, вооружившись своими знаниями и начав с самых простых лексических конструкций, он приступил к изучению языка богов, которое одновременно являлось и обучением его собеседника.

За несколько суток почти без сна Березин проделал большую работу и вполне мог собою гордиться: он спроектировал динамически раскрывающийся глоссарий, который начинался с самых простых понятий и слов, дублированных на нескольких языках, и разворачивался по гиперссылкам в разные стороны, охватывая все больше и больше тем. Каждая тема не только расширяла словарный запас, но и обучала языковым паттернам, поэтому обучение собеседника должно было идти в геометрической прогрессии.

На четвертый день состоялся «первый контакт», когда, используя символы чужого языка, Березин напечатал сообщение примерно следующего содержания:

«Приветствую тебя, благородный Посредник! Как ты себя ощущаешь?»

И через секунду получил ответ, который смог расшифровать:

«Привет, черноголовый! У меня болит голова, и Шут все время поет…»

Несмотря на то что у собеседника, очевидно, не могло быть головы и кто такой Шут, было из контекста совершенно не ясно, Березин и Иван Андреевич отметили это событие бонусной порцией суши из японского ресторана на Тверской.

– Начало положено, дальше будет полегче, – сказал тогда Березин.

Дальше пошло действительно легче, собеседник учился на удивление быстро и уже через шесть часов мог поддерживать длительный и вполне осмысленный диалог. Как оказалось, по ту сторону экрана находились сразу двое – Малый Плакальщик и Шут.

– Почему такие странные имена? – спросил Чернов, едва это услышал.

– Это очень сложный вопрос, – ответил Березин. – Программа, которая эмулирует наше общение, составлена на базе исполняемого кода Посредника, но оперирует заложенными в нее мною фактами и языковыми базами. А в них все, что мы знаем о Шумере. Насколько я помню, Малого Плакальщика и Шута создал бог Энки, взяв грязь из-под своих ногтей. Согласно шумерскому пантеону, они младшие демоны, прислужники богов. Изначально они были созданы для того, чтобы облегчить роды богини смерти Эрешкигаль, но сыграли свою роль, попросив ту оживить богиню Инанну. Это из весьма драматичного эпизода, когда боги так переругались между собой, что Инанну убили в преисподней и с уходом богини любви и плодородия прекратились все роды на земле.

– Вот теперь все понятно, – сказал абсолютно удовлетворенный Иван Андреевич.

Достаточно быстро они выяснили, что Малый Плакальщик и Шут очень любят поговорить. Они явно наслаждались своим временным бытием и не упускали ни одной секунды. Правда, они все время спорили, писали наперебой, ругались и даже частенько дрались в текстовом формате. Но еще хуже было другое. Малый Плакальщик и Шут считали себя героями. Ведь и на этот раз им опять было поручено спасти все человечество…

Материалы проекта «Подготовка к празднику», том 5, папка 14

Запись разговора номер 139, 04:34 – 05:15, 24 июля 2020 года

Березин: «Нам прежде всего важно знать, каким образом мы можем остановить начало Игр?»

Шут: «Кому это нам?»

Березин: «Землянам».

Малый Плакальщик: «Шут, ты тупой совсем, что ли? Их там двое всегда. Хитроумный Маг и Блестящий Воин. Сейчас разговаривает Маг».

Шут: «А он отвечает, что не им двоим, а землянам. Кто такие земляне? Это черноголовые? И всем землянам-черноголовым или какой-то их определенной части?»

Малый Плакальщик: «Это просто допустимое обобщение. И потом, их язык позволяет такое, ты же видишь, какой он гибкий. Не то что язык Хозяек».

Шут: «На языке Хозяек можно только славить Хозяек. Там даже глаголы не имеют категории времени. Нельзя однозначно сказать, например, „прибыл“ некто, или „прибудет“, или „прибывает“… О, это так архаично! Конечно, зачем тебе современный, с иголочки язык, если все равно основная информация передается невербально».

Малый Плакальщик: «Ты говоришь не по теме и говоришь явно лишнее!»

Березин: «Я повторю наш вопрос: каким образом мы можем остановить начало Игр?»

Шут: «Это говорит Маг опять, я их хорошо отгадываю!»

Малый Плакальщик: «Ты вообще сегодня будешь отвечать?»

Шут: «А почему я? Ты не можешь? Хорошо, хорошо, не надо так на меня смотреть! Сейчас я отвечу. А Воин тоже слушает?»

Чернов: «Да, я здесь».

Шут: «Отлично. Итак, остановить начало Игр нельзя, они пройдут в любом случае, поскольку процедура Первого Вдоха Ану запущена уже очень много лет назад и он неизбежно проснется, а значит, и начнутся Игры».

Березин: «А что мы можем сделать?»

Шут: «Вы можете сделать Игры менее разрушительными».

Березин: «Каким образом нам сделать Игры менее разрушительными?»

Шут: «Есть два варианта, но вам подойдет лишь один. Если ваша цивилизация откатывается на эпоху с минимумом технологий, тогда Игры вы даже не заметите. Они пройдут в малонаселенной местности и никого не затронут. Я слышал, у вас есть оружие богов – используйте его. Прикинь, Плакса, они сами сделали оружие, ты не поражен? Я такое первый раз вижу, обычно черноголовые до Игр не успевают узнать тайны малого брата, мерцающего вокруг наимельчайшего…»

Малый Плакальщик: «Ты опять говоришь лишнее, я тебя сейчас изобью!»

Шут: «Ой, ты чего, больно!»

Чернов: «Отставить! Прекратите уже драться!»

Малый Плакальщик: «Он все время говорит чушь своим глупым ртом!»

Шут: «А он дерется!»

Березин: «Стоп-стоп. Нет, этот вариант нам не подходит – на Земле слишком высокая плотность населения. Ядерными ударами мы сделаем только хуже себе».

Шут: «Окей. Тогда второй вариант. Плакса, трави!»

Малый Плакальщик: «Из всех Игр, прошедших на четырех планетах за последние двадцать с лишним тысяч земных лет, наименее разрушительными были те, где было меньшее количество противоборствующих Хозяек. Вам надо уменьшить количество Хозяек».

Березин: «Каким образом это сделать?»

Шут: «Убивайте их, как только они высаживаются и еще не нашли свое место силы. Это их самый уязвимый период. Возьмите под контроль места силы и убивайте их сразу. А еще лучше, пробудите кого-нибудь из Защитников, и пусть он их убивает».

Березин: «Кто такие Защитники?»

Шут: «У вашего мира должны быть свои Защитники, они более древние, чем Хозяйки, и в отличие от Хозяек не странствуют между мирами, а спят каждый в своем месте. Все, что надо – найти и разбудить, дальше Защитник сам справится…

Малый Плакальщик: «Ну, поздравляю тебя, ты только что рассказал им, как убивать тех, кто тебя создал!»

Шут: «И что? Я ненавижу их, своих создателей. И не смотри так, это абсолютно нормально – ненавидеть тех, кто тебя создал. И потом, я всего лишь восстановленная модель не пойми кого, виртуальная личность. Мне ничего нельзя сделать, поскольку я не существую. И плевать я хоте…»

Малый Плакальщик: «Ты просто несносная тварь, ты хуже ежа. Я тебя сейчас еще раз побью!»

Шут: «Если я хуже ежа, то ты пеликан!»

Шут: «And remember, folks. This is not a tip – this is a prescription».

Березин: «Ты выучил английский?»

Шут: «Бау! Бау!»

Березин: «Что это ты делаешь?»

Шут: «Лаю как собака».

Березин: «Так только по-английски собаки лают. Надо лаять правильно: гав-гав!»

Шут: «Спасибо!»

Березин: «Так каким образом нам найти и пробудить Защитника?»

Шут: «Знаешь, как заинтриговать?»

Березин: «Нет. Как?»

Шут: «Завтра расскажу. Бау-гав!»