Текст книги "Роковой выбор"

Из-за забора раздался голос старика-соседа.

– Пошла прочь, женщина! – прокричал он.

В парке заливисто лаял пес. С неба пришел похожий на гром звук – это «Боинг-747» заходил на посадку в Хитроу. Он летел пугающе низко.

Несмотря на теплый вечер, Джона колотило. Если ты беден, ты не можешь летать на самолетах. Если ты беден, ты словно в клетке, ты привязан к одному и тому же месту, словно муха, которая ползает в пустой банке из-под джема, слизывает остатки сладости и не смеет даже думать о том, удастся ли ей выбраться наружу.

Его мать попала в ловушку из-за того, что вышла замуж за его отца, а потом родила его. Все детство Джона она рвалась, стараясь накормить, обуть, одеть и выучить его на скудное пособие по безработице, и с течением времени ее характер все больше портился. Люди с достатком или презирают бедняков, или испытывают к ним снисходительную жалость, а беднякам нечем ударить в ответ. Матери Джона нечем было ударить, когда к ним домой пришли работники социальной службы, чтобы забрать его у нее. Ей нечем было ударить, когда ушел его отец.

А сейчас он сам испытывал полную беспомощность перед Клэйком – Клэйк будто стоял на верхушке высокого, вымазанного жиром столба, на который Джон лез всю свою сознательную жизнь, и сейчас, когда Джон почти забрался наверх, Клейк отвесил ему такой пинок, что он кулем свалился в смрадную выгребную яму, в дно которой этот столб был врыт.

– Джон, – тихо сказала Сьюзен, – «Диджитрак» ведь сейчас на высоте? Я имею в виду, по части заказов и репутации.

Джон поколебался.

– Безусловно.

– Но в таком случае можно найти какой-нибудь другой банк, который возьмется кредитовать твою фирму.

Джон ничего не ответил. Рев реактивных двигателей постепенно стихал. Небо окрашивалось в глубокий кобальтовый цвет – яркий, почти искусственный, как у театрального задника.

– Если бы не судебный иск, такой вариант не исключен, – сказал он.

– Этого композитора? Зака Данцигера? Я думала, что это уже улажено, что он отказался от претензий.

– Я тоже так думал, – ответил Джон. – И Тони Брэмфорд. Мы согласились платить ему процент с продаж.

Тони Брэмфорд был адвокатом Джона. Для очередной программы серии «Домашний доктор» «Диджитрак» использовал музыку молодого композитора, которого нанял Гарет, и эта музыка включала в себя фрагмент, предположительно нарушающий авторские права Зака Данцигера, одного из самых известных и высокооплачиваемых британских композиторов.

Молодой композитор яростно отрицал, что слизал мелодию у Данцигера, но при одновременном прослушивании произведений сходство между ними стало очевидным. «Диджитраку» ничего не оставалось, кроме как встретить иск, притом что шансы, что молодой композитор возместит затраты из собственного кармана, были крайне малы.

– И что произошло? – спросила Сьюзен.

– Данцигер проконсультировался у юристов и теперь уверен, что сможет вытянуть из нас от трех до пяти миллионов. В бюджете «Диджитрака» на ошибки заложен один миллион, в то время как только судебные издержки могут обойтись в полмиллиона. Не так уж много адвокатов жаждут взяться за это дело.

Джон встал и уныло поворошил угли в жаровне. Даже запах жареного мяса, который он обожал, сейчас не мог поднять ему настроение. Он проверил готовность стейков и вылил на них еще несколько ложек своего фирменного маринада.

– Значит, – сказала Сьюзен, – тебе дали месяц. По крайней мере, у нас есть время.

В доме зазвонил телефон. Джон двинулся было на звук, но вдруг резко остановился. Сьюзен сказала:

– Я отвечу, – и направилась к дому.

Ярость, прозвучавшая в голосе Джона, заставила ее застыть на месте. Он сказал:

– Нет! Не ходи. Пускай звонит. Сейчас включится автоответчик.

Она повиновалась, и после пятого звонка телефон затих.

– На работе что-нибудь изменилось? – спросил Джон.

– Нет.

Сьюзен работала выпускающим редактором в отделе документальной литературы издательства «Магеллан Лоури» – солидной компании, одной из тех немногих в современном издательском бизнесе, которые сумели сохранить независимость.

– У нас все пока по-прежнему после того, как Питер Траубе заверил меня, что, даже если слияние с «Медиа интернэшнл коммьюникейшнз груп» и произойдет, никакого сокращения штатов не будет.

– Траубе у вас главный, верно?

Сьюзен кивнула:

– Директор-распорядитель.

– Он человек слова?

Сьюзен помедлила, потом сказала:

– Нет, не думаю.

Джон сделал глоток виски и стал смотреть на деревья, растущие в дальнем конце сада, и на деревья за ними – в парке. Спускались сумерки, и их кроны теряли зеленую окраску, темными силуэтами выделяясь на фоне неба. Мысли Джона метались, пытаясь отыскать соломинку, за которую мог бы схватиться утопающий. Банк, конечно, заморозит кредит на дом, но у них останется заработная плата Сьюзен, и если он обналичит средства на своем счете в пенсионном фонде и продаст все имеющиеся у него ценные бумаги, то, возможно, им удастся некоторое время уплачивать ипотечные взносы. Однако была еще одна трудность – и о ней ни Сьюзен, ни он еще не заговаривали. Младшая сестра Сьюзен, Кейси.

– Ладно, – сказала Сьюзен. – Тебе надо отдать эти деньги. Но ведь у твоей фирмы остается имущество: компьютеры, офисная техника, договор об аренде помещения – он же должен что-то стоить. Твой портфель заказов полон – это гарантирует доход в будущем…

Джон перебил ее на полуслове:

– Мы здорово переплатили, чтобы добиться того помещения, которое сейчас занимаем, а офисное оборудование продать можно только за бесценок. Почти все автомобили – это не собственность фирмы, мы их только арендуем. – Джон помолчал. – Если устроить срочную распродажу, фирме придет конец. Это не вариант.

– Джон, – сказала Сьюзен, – у меня есть еще деньги на счете в Соединенных Штатах. Там около десяти тысяч долларов, и ты можешь взять их, если это поможет. И я могу продать драгоценности… хотя не думаю, что смогу много за них выручить. – Она взяла перевязанную руку Джона и тихонько поцеловала его пальцы.

Джон покачал головой. Кейси лежала в клинике в Калифорнии. Она находилась в состоянии комы уже девять лет и могла провести в этом стабильном вегетативном состоянии еще долгое время.

– Эти деньги могут понадобиться Кейси, если она доживет до того момента, когда истечет срок действия страховки, – ответил он.

– Арчи Уоррен, – сказала Сьюзен. – Почему ты не поговоришь с ним?

– Я поговорю.

– Сегодня вторник. Разве ты не должен был поехать играть с ним в сквош?

– Я отменил игру. Плохо себя чувствовал.

– Я уверена, что Арчи сможет помочь.

Сьюзен села Джону на колени и заглянула ему в глаза – темно-карие, почти черные. Иногда они становились жесткими, словно кристаллы, но даже тогда в их глубине можно было разглядеть теплое, доброе выражение, обыкновенно разлитое по всей поверхности зрачка.

– Мы выживем, – сказала она. – Мы сможем найти выход. Но даже если не сможем, у нас все равно будем мы. Если понадобится продать дом – мы продадим его. Мы еще молоды и можем переехать в маленький дом, даже в квартиру. Мы еще способны начать все сначала. Ничего страшного.

– Ничего страшного, – эхом отозвался Джон.

Перед глазами у него стояло косоротое ехидное лицо Клэйка, Библия у него на столе. Он всей душой желал согласиться со Сьюзен, но не мог. Не «ничего страшного», а очень страшно. Ужасно.

Просто кошмарно.

8

– Ну? – сказал Арчи. – Как тебе?

Они ехали по Фулхэм-роуд в новеньком «астон-мартин-вираж-воланте» Арчи. Арчи получил его только сегодня утром, и спидометр показывал, что автомобиль прошел лишь семнадцать миль. Крыша машины была опущена. Джон расположился на кремовом сиденье с красной окантовкой, обитом кожей от «Коннолли». В машине пахло, как в шорной мастерской. Мощный рык двигателя служил приятным фоном рвущейся из колонок песни доктора Хука «Я богат, и мне это нравится».

Да, Арчи это нравилось.

Джон, который обыкновенно тоже любил пижонить, был совершенно не в настроении делать это сегодня. Он чувствовал себя неловко в сверкающем монстре цвета гемоглобина, который оглушал пешеходов своим ревом, и, кроме того, он чуть-чуть завидовал Арчи.

В ответ на вопрос Арчи Джон хотел сказать, что тот похож на мистера Тоуда[1]1
  Мистер Тоуд, или Жаба – персонаж сказочной повести Кеннета Грэма «Ветер в ивах».


[Закрыть], но предпочел промолчать.

Чем дольше Джон смотрел на Арчи, тем больше убеждался, что тот действительно похож на мистера Тоуда. У Арчи были светлые редкие волосы, которым место было скорее на лобке, чем на голове. Через несколько лет он совершенно облысеет. Арчи был одет в серый костюм в белую размытую полоску, картину дополнял яркий шелковый галстук. Глаза Арчи были прикрыты небольшими овальными солнцезащитными очками – стильными до озноба.

Арчи исполнилось всего тридцать четыре года, однако он был пузат, точно вьетнамская свинья. Несмотря на это, он с легкостью обыгрывал Джона и в сквош, и в теннис, плавал быстрее его и меньше задыхался, выбравшись из бассейна. Но что действительно бесило Джона, так это то, что Арчи мог делать все это, невзирая на пачку или полторы сигарет, которые выкуривал ежедневно.

Джон всегда был одиночкой. Он шел по жизни, ведомый честолюбием, и в конце концов растерял всех друзей детства. После школы он стал изучать архитектуру в техническом колледже и, поработав несколько месяцев с компьютерными программами, помогающими проектировать здания, осознал, какой коммерческий потенциал может иметь программное обеспечение для домашних компьютеров.

После этого его жизнь была заполнена исключительно «Диджитраком», и теперь все его друзья, кроме Арчи, были связаны с его бизнесом – это получилось не специально, просто так сложилось. Похожим образом все друзья Сьюзен были так или иначе связаны с издательским делом.

Возможно, Арчи нравился Джону как раз потому, что не был похож на остальных его знакомых, и еще потому, что он не переставал удивлять его. Кроме того, Арчи происходил из хорошей семьи, окончил престижную школу и имел тот беззаботно-аристократичный вид, которым Джон втайне восхищался и который стремился обрести.

Они познакомились на скамье горнолыжного подъемника в Швейцарии семь лет назад. Оба они были честолюбивы и ценили хорошую жизнь. Хотя Арчи и происходил из богатой семьи, он сам сделал себе состояние, а не получил его в наследство. У него был набор охотничьих ружей, купленный на аукционе за пятьдесят тысяч фунтов – когда Джон услышал сумму, он чуть не упал в обморок. У Арчи было большое загородное поместье, вилла во Франции, маленький самолет и все прочее.

Арчи получал совершенно непредставимые деньги, торгуя ценными бумагами в Сити. В плохой год он зарабатывал миллион грязными, в хороший – на порядок больше. Он тратил столько, сколько мог, – какую-то часть на женщин – он был еще не женат, – но в основном на еду и игрушки.

Ресторан, в который Арчи привел Джона, был на первый взгляд способен удовлетворить его тягу к облегчению кошелька. Здешнее фирменное блюдо, называвшееся Assiette de fruits de mer[2]2
  Ассорти из даров моря (фр.).


[Закрыть], было подано на стол в четырехъярусной тарелке, дно которой было выложено колотым льдом, и в сопровождении целого набора столовых приборов, похожих на хирургические инструменты. Джон не был особенно голоден и, подступая к ней, ощущал себя археологом, обнаружившим замороженные волей случая свидетельства невоздержанности в еде представителей какой-нибудь древней цивилизации.

Арчи разломил крабовую клешню и обрызгал щеку Джона соком, но не заметил этого, так как был занят тем, что дожевывал остатки морской улитки и смывал их вниз по пищеводу шабли, чтобы освободить во рту место для крабового мяса. Джон украдкой вытер щеку салфеткой.

– Те моллюски – твои, – сказал Арчи. – И тот лангуст.

– Спасибо.

Джон начал чистить креветку. Ему нужно было спросить у Арчи миллион вещей, но пока Арчи был более расположен разглагольствовать о своей новой машине и этом новом ресторане, о котором он случайно узнал, чем советовать Джону, к кому стоит обратиться за финансированием. Когда Джон вскользь спросил его, не будет ли ему интересно вложить деньги в «Диджитрак», Арчи его, похоже, даже не услышал. Джон злился на себя, но понимал, что сам виноват. Не нужно было спешить. Надо выбрать подходящий момент. Возможно, вот сейчас.

Они пили уже вторую бутылку, а первая почти целиком сидела внутри Арчи.

– Я могу навскидку назвать десяток имен тех, кто может этим заинтересоваться, – вдруг сказал Арчи. – Но прежде, чем к ним идти, тебе надо разделаться с этим твоим судебным иском.

– Каким образом?

Арчи подумал и решил прежде, чем браться за краба, проглотить креветку. Он заговорил, и между губами мелькнул ее хвост.

– Заплати.

– У меня нет столько денег, и, кроме того…

– Джон, пока на тебе висит иск, от тебя будут шарахаться, как от чумного. В этом все дело. Он тебя здорово дискредитирует.

Джон вооружился сверкающим столовым прибором с крючком на конце, нерешительно пощупал им колючего морского ежа, но решил оставить того в покое. «Кое-кого из этих созданий стоило оставить на океанском дне», – подумал он. Они напоминали скорее древних мифических чудовищ, чем рекомендованные департаментом здравоохранения к употреблению в пищу морепродукты.

На Джона злобно смотрели немигающие глаза морского паука.

– У нас хорошая защита, – сказал Джон.

Арчи обезглавил очередную креветку и обмакнул ее в майонез.

– А если отпустить вожжи, утопить «Диджитрак» и начать заново с новыми инвесторами?

– «Диджитрак» – не акционерное общество, а партнерское. Он тонет – я тону. Мы потеряем дом, участок.

– Черт.

– И есть еще одна проблема.

У Арчи хватило такта перестать жевать.

– Младшая сестра Сьюзен, Кейси. Я тебе о ней рассказывал.

Арчи наморщил лоб:

– Которая в Америке?

– Да. Ее содержание обходится в две тысячи долларов в месяц, и страховка истекает в сентябре.

Арчи присвистнул:

– Куча денег. Ты будешь платить за нее?

– Мы со Сьюзен.

– А ее семья в Лос-Анджелесе?

Джон улыбнулся и покачал головой:

– У них нет на это денег. Они могут обеспечить себя, но не больше.

Официант наполнил бокал Арчи и символически плеснул пару капель в бокал Джона, который был почти полон. Джон попросил еще один стакан минеральной воды. Арчи указал подбородком на шеренгу ракообразных, выстроившихся на тарелке:

– Давай ешь. Не отставай.

Джон взял себе омара. Вообще, он любил омаров, но сегодня он был настолько погружен в свои мысли, что едва замечал его вкус.

– Если «Диджитрак» не выплывет, Сьюзен придется несладко – не говоря уже о том, что у нее самой с работой не все ладно.

Арчи кивнул.

– Я позвоню сегодня кое-кому, – сказал он и перетащил к себе на тарелку большого краба.

Заглушив в себе гордость, Джон сказал:

– Арч, я тут подумал, может быть, ты сам вложишься в «Диджитрак»? Ты бы не прогадал. В течение ближайших двух лет мы планируем стать акционерной компанией.

Арчи покачал головой:

– Я, конечно, подумаю, но вряд ли. Не обижайся. Я продавец, а не инвестор. За последние несколько лет я вложил деньги в пяток фирм: в винный бизнес, шинный бизнес, сотовую компанию. Мне приходится выплачивать огромные взносы за загородный дом, а инвестиции мне ничего не приносят. У меня нет в наличии столько денег, сколько тебе нужно. – Он улыбнулся Джону. – Но если тебе придется совсем туго, дай знать. Я одолжу тебе столько, сколько нужно, чтобы ты мог хоть как-то выплыть.

– Спасибо, я очень ценю это, – ответил Джон. – Но очень не хочу, чтобы так получилось.

И Арчи, который в жизни не сделал ничего, чего бы не хотел сделать, вскрыл крабовый панцирь и сказал:

– Иногда нам приходится действовать вопреки своим желаниям.

9

– Ладно, я понимаю это вот так, – сказала Сьюзен. – Если заморозить воду, она превратится в лед. Если нагреть лед, он превратится обратно в воду. Молекулы возвращаются в исходное состояние, но все равно это происходит в линейном времени.

Она теребила этикетку на новом телефоне, который поставили в ее кабинете сегодня утром, до того как она приехала на работу. В старом, очевидно, обнаружилась какая-то неполадка, хотя вчера он работал совершенно нормально.

Лицо Фергюса Донлеви было непроницаемо, как у хорошего игрока в покер. Он сидел в кресле, сложившись в нем, как телескоп. Кабинет был крохотный и заваленный бумагами, с одним-единственным креслом и давно не мытым окном, из которого можно было увидеть крышу Ковент-Гардена.

На Фергюсе был старый твидовый пиджак, плотная рубаха, прямые джинсы и высокие черные ботинки. Его волнистые волосы с проседью небрежно разметались по плечам. Черты его лица были тонкими и острыми, а само оно отличалось особой мужественной красотой, какой обладают лица актеров из рекламы сигарет «Мальборо». Сьюзен считала, что Фергюс похож на стареющего ковбоя.

За пять лет работы в качестве его редактора она очень сблизилась с ним – в чем-то он даже заменял ей отца. Он был первым человеком, которому она позвонила, чтобы сообщить о том, что они с Джоном решили купить дом, и он одобрил выбранный ими район, хотя и предупредил, что пару десятков лет назад с экологией там было совсем не так хорошо, как сейчас.

– Если сварить яйцо… – начал Фергюс. Он всегда говорил тихо, почти шепотом, – то никаким способом его уже не сделать опять сырым. Нельзя вернуть в исходное состояние оплодотворенную сперматозоидом яйцеклетку. Вот линейность, но это пример скорее из области химии, а не физики.

Фергюс говорил спокойно, но вместе с тем убедительно, как человек, которому судьба не раз подставляла подножку, но который еще не устал жить и был по-прежнему полон энергии.

– Сьюзен, я просто хочу, чтобы читатели представили, что время – это вода. Оно может быть жидким и текучим, но также может быть твердым, как лед, и трехмерным. Это зависит от того, как мы воспринимаем его в каждый конкретный момент. Время и линейно, и статично. Это как в уравнении Шредингера – волна и частица…

Сьюзен перебила его:

– Фергюс, неужели ты рассчитываешь, что тебе удастся довести свою мысль до простого читателя, если даже я – а я немного разбираюсь в физике – не понимаю твоей аргументации?

Предыдущие две недели Сьюзен не расставалась с рукописью Фергюса. Несмотря на то что она отчаянно переживала за Джона, который никак не мог найти новых инвесторов для «Диджитрака», она изо всех сил постаралась сосредоточиться на работе. Ее внутреннее чутье говорило ей, что рукопись в том виде, как она есть, не годится.

Она отхлебнула кофе из желтой чашки, пару лет назад подаренной ей Джоном на день рождения. На боку чашки жирными черными буквами было написано: «Вам не узнать, о чем я думаю».

– Фергюс, когда Эйнштейн опубликовал свою теорию относительности, во всем мире только пять человек смогли понять ее.

Доктор Фергюс Донлеви, профессор университетского колледжа в Лондоне, улыбнулся:

– Я слышал, что их было шесть.

– Мы же хотим, чтобы эта книга продавалась лучше, чем «Краткая история времени», и единственный способ этого достичь – сделать так, чтобы люди хоть что-нибудь в ней поняли. Я ничего не имею против твоих идей – просто ты слишком сложно их излагаешь.

Фергюс задумчиво посмотрел на Сьюзен:

– Тебя беспокоит семнадцатая глава?

Сьюзен искренне полагала, что эта книга может стать международным бестселлером. Фергюс Донлеви был авторитетным ученым, а книга обещала быть содержательной. По крайней мере, такие выводы можно было сделать после прочтения шестистраничного синопсиса. А теперь на ее столе лежала стопка из тысячи ста страниц практически нечитабельного текста. Фергюсу придется бросить все, чем он собрался заниматься следующие полгода, и переписать его. К этой мысли Сьюзен и пыталась тактично подвести Фергюса, старалась заставить его самого осознать необходимость переработки рукописи, но пока это не очень у нее получалось.

Она несла немалую долю ответственности за эту книгу: это она предложила Фергюсу написать ее, а затем убедила начальство заключить с Фергюсом контракт и вызвалась редактировать ее. Идея, заложенная в основу книги, была замечательная: Фергюс утверждал, что при помощи физики можно доказать существование Бога – или, по крайней мере, высшего разума в любой его ипостаси – и что Вселенная была создана именно таким существом высшего порядка.

В книге Фергюс развенчивал теорию Большого взрыва, показывал неспособность теории Дарвина объяснить существование человека, научно обосновывал осуществимость передвижения со скоростью большей, чем скорость света, приводил веские доказательства тому, что человечество зародилось не на Земле – что первые люди прибыли на нашу планету из космоса.

Сьюзен подумала о Джоне. У него сегодня еще одна встреча в еще одном банке, рекомендованном Арчи Уорреном. Потом он встретится с Арчи. Джон подумывал о том, чтобы собрать консорциум спонсоров, включив в него людей, уже вложивших деньги в «Диджитрак», таких как гинеколог Харви Эдисон, который исполнял роль ведущего в их лучшей серии программ. Но пока дело двигалось вяло.

Камнем преткновения был судебный иск. Джон уже получил исковое заявление от Зака Данцигера, и в нем не было ничего утешительного. Он держался молодцом, но Сьюзен знала, что шансов у него все меньше и меньше. И ко всему прочему, в «Магеллан Лоури» тоже было не все ладно: в издательстве усилилось беспокойство по поводу надвигающегося слияния.

На завтра Арчи пригласил их с Джоном в Аскот, и она ждала этой поездки, видя в ней краткую передышку в череде наполненных треволнениями дней. Арчи ездил на Королевский Аскот[3]3
  Имеются в виду скачки на ипподроме Аскот рядом с Виндзором, которые ежегодно проводятся в июне. На них всегда присутствуют члены королевской семьи.


[Закрыть] каждый год, снимал целую ложу и всегда привозил с собой компанию, состоящую из влиятельных людей. Возможно, Джон найдет там кого-нибудь, кто вложил бы деньги в его бизнес, но вероятнее всего, что он только проиграет несколько сотен фунтов на тотализаторе.

По крайней мере, в обществе Арчи всегда весело. Он нравился Сьюзен – он умел ее рассмешить.

Сегодня вечером тоже что-нибудь могло получиться, так как они с Джоном были приглашены на банкет в Гилдхолле[4]4
  Гилдхолл – здание ратуши лондонского Сити, известно огромным банкетным залом, в котором устраиваются официальные приемы в особо торжественных случаях.


[Закрыть]. Как получилось, что их пригласили туда, ни Сьюзен, ни Джон не знали. Открытка пришла всего неделю назад, будто о них вспомнили в самый последний момент. Сьюзен полагала, что это связано с книгой об истории Востока, которую она редактировала, но точно ничего не было известно.

Подпись под приглашением вызывала уважение: мистер и миссис Уолтер Томас Кармайкл. Уолтер Томас Кармайкл считался одним из самых богатых людей Америки. Он имел репутацию филантропа и покровителя всяческих искусств. Поначалу Джон не слишком обрадовался приглашению, но Сьюзен убедила его поехать, указав на то, что на таких банкетах обыкновенно бывает очень много богатых людей и не исключено, что кто-нибудь из них согласится помочь ему.

Сьюзен предложила Фергюсу вместе пообедать – она подумала, что вне стен издательства ей будет проще дать понять ему о необходимости переписать книгу, а он легче это воспримет. Они сидели за столиком в большом ресторане на верхнем этаже Ковент-Гардена, ели копченого тунца, пили «Сансер» и говорили обо всем на свете, кроме книги. Фергюс рассказал Сьюзен, что с сентября этого года его дочь – он был один раз женат и развелся много лет назад – будет учиться на психолога в Герцогском университете в Северной Каролине.

– Теперь, когда вы переехали в большой дом, вы собираетесь завести ребенка? – спросил он.

– Нет. – Сьюзен видела, что Фергюс подумал, что задел своим вопросом за живое, и сказала, чтобы сгладить неловкость: – Мы Джоном решили не иметь детей. Разве я не говорила тебе этого?

Фергюс отрезал от тунца ломтик, обмакнул его в подливку, но есть не спешил. Вместо этого он проворчал что-то нечленораздельное, что можно было воспринять и как осуждение, и как одобрение. Его лицо посуровело, но голос был по-прежнему тихим и спокойным.

– Ты могла передумать. – Он поднял брови. – Ты говорила мне, что это Джон не хочет иметь детей, потому что его собственное детство было очень тяжелым. Конечно, я знал, что ты приняла его условия, но надеялся, что ты передумала.

– Нет, – неловко сказала она. Он действительно задел ее за живое. – Переезд… в этом отношении он ничего не меняет.

– Я рад, что вы с Джоном так хорошо понимаете друг друга.

Сьюзен с трудом расслышала его фразу на фоне ресторанного шума.

– Да, – сказала она почти так же тихо, как он.

Фергюс знал множество людей. Она подумала, не рассказать ли ему о затруднениях Джона, но решила, что, несмотря на их дружбу, это было бы непрофессионально. Этот обед был затеян ради книги Фергюса – не надо об этом забывать.

– Многие супружеские пары заводят детей из-за того, что им уже нечего друг другу сказать, – сказал Фергюс.

Она улыбнулась:

– Может быть.

– Хорошо, что вам с мужем еще есть что друг другу сказать. Если уж вы не надоели друг другу за семь лет, то, скорее всего, будете вместе до самой смерти.

– Вам с женой нечего было друг другу сказать? – спросила она.

Фергюс отправил кусок рыбы в рот и медленно прожевал его. Он весь внутренне осел – Сьюзен задела его старую рану.

– Было еще много других причин, – сказал он и замолчал.

Сьюзен отпила вина и решила не развивать тему.

– Я тебя никогда об этом не спрашивал, – сказал Фергюс. – Как ты справляешься с биологически обусловленным желанием стать матерью? Или у тебя нет такого желания?

Сьюзен оглядела зал ресторана, обращая особое внимание на ближние столики. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из ее коллег хотя бы краем уха уловил какие-либо подробности ее личной жизни. За соседним столиком сидел директор по рекламе и с ним трое незнакомых ей мужчин. Они что-то живо обсуждали.

– Конечно, оно у меня есть, но я не позволяю ему диктовать мне, как жить.

Фергюс отпил вина, поставил бокал, что-то снова проворчал, затем сказал:

– Звезды властвуют над человеком, однако мудрый человек властвует над звездами.

– Хорошо сказано. Кто это?

– Фрэнсис Баррет. Это из книги под названием «Маг».

– Не знала, что увлекаешься магией.

Он наклонил голову:

– Насколько хорошо ты меня знаешь?

– Я? Не очень хорошо. Мы знакомы уже давно, но я не знаю тебя.

Он отстраненно улыбнулся:

– Насколько хорошо можно узнать кого-нибудь?

– Что ты имеешь в виду?

– Насколько хорошо ты знаешь своего мужа? Знаешь ли ты его вообще? Знаешь ли ты себя? Знаешь ли ты себя по-настоящему?

Сьюзен развела руками:

– Думаю, что да, но не уверена.

– Никто из нас не знает, на что он способен, пока обстоятельства не подвигнут его на конкретные действия. – Целясь в тунца на тарелке, Фергюс выжал из ломтика лайма последние капли сока.

– Я думала, ты ученый, – сказала она. – Магия описывает сверхъестественные явления. Как ты смог примирить в себе магию и науку?

– Артур Кларк как-то сказал, что магией можно назвать любую в достаточной степени развитую технологию. Мы называем сверхъестественным то, для чего пока не нашли объяснения.

– Ты и в самом деле в это веришь?

– Да, – сказал он.

– Ты полагаешь, что мы постепенно найдем объяснения всему?

– Да. Только не знаю когда.

– И какими они будут?

Он пожал плечами:

– Кларенс Ирвинг Льюис[5]5
  Кларенс Ирвинг Льюис – американский философ, основоположник современной модальной логики.


[Закрыть] сказал: «Нет никаких оснований полагать, что, когда мы отыщем правду, она покажется нам интересной».

Сьюзен улыбнулась:

– Надеюсь, он не прав.

Фергюс посмотрел на нее странным взглядом:

– Думаю, это очень возможно. Что он не прав.

Сьюзен поднесла бокал ко рту.

– Ты полагаешь, что очень немногие из нас выполнят свое предназначение, так как понятия не имеют, в чем оно заключается?

Возникла долгая пауза, затем Фергюс произнес:

– Ты выполнишь. Ты выполнишь свое предназначение.

Он сказал это так серьезно, что ей захотелось рассмеяться, но она сдержалась – уж слишком серьезно он это сказал. А затем ей стало неуютно. Он больше не смотрел на нее, он смотрел внутрь ее, в какой-то скрытый от всех уголок ее души. И казалось, его поразило то, что он там увидел. Почти испугало.

По телу Сьюзен словно прошла ледяная волна.

– Что? На что ты смотришь? – спросила она.

Но он уже взял себя в руки, натянул на лицо улыбку и сменил тему разговора.