Текст книги "Дисфункция реальности: Угроза"

– Что это?

Норфолкские розы начали плакать. Из сердцевины бутонов сочилась чистая как роса жидкость, которая с равными интервалами падала вниз. Так должно было продолжаться в течение десяти – пятнадцати часов, пока следующая ночь Герцогини полностью не вступит в свои права. Только когда в бутоне совсем не останется влаги, он полностью развалится и из него высыпятся на землю все семена. Природа распорядилась так, что Слезы увлажняли обезвоженную за несколько недель засухи почву. Таким образом, семена падали прямо в грязь, что весьма увеличивало шансы на то, что они сумеют прорасти. Однако в 2209 году женщина по имени Кейрис Томас, которая была младшим ботаником комиссии по оценке экологии, действуя вопреки всем правилам (и здравому смыслу), подставила палец под бутон Плачущей розы, а затем попробовала на язык капельку блестящей жидкости. С этого момента естественный порядок вещей на Норфолке был безвозвратно нарушен.

Вытерев влагу со спины, Джошуа облизал палец. На вкус жидкость оказалась более резкой, чем Норфолкские слезы, которые он смаковал на Транквиллити, но родство этой жидкости с напитком, который он тогда пробовал, не вызывало сомнений. В его глазах появился плутоватый огонек.

– Совсем недурно.

Хихикнув, Луиза перекатилась прямо под сень свисающих цветов. Они занимались сексом под дождем из сверкающих капель Слез. Эти любовные утехи воистину были достойны королей.

На следующее утро сборщики вернулись на плантации. Они срезали прикрученные к кустам сосуды, которые стали тяжелыми от наполнивших их Слез. Драгоценное содержимое картонных сосудов выливалось в большие стеклянные емкости. Ушло еще пять суток напряженного труда на то, чтобы полностью завершить сбор урожая.

Грант Кавана решил лично показать Джошуа и Дахиби главное хранилище Слез округа. Он повез их туда на довольно мощном полноприводном фермерском вездеходе квадратной формы, шины которого имели довольно глубокие протекторы, чтобы без особого труда преодолевать болотистые места, которые попадались в пути. Хранилище было расположено на окраинах Колстерворта и представляло собой множество увитых плющом каменных строений, с весьма незначительным количеством окон. Под землей находились обширные, выложенные изнутри кирпичем галереи, в которых хранились бочки по годам сбора.

Когда они въехали в широко распахнутые ворота, рабочие хранилища уже выкатывали бочки со Слезами прошлогоднего сбора.

– Сегодня им ровно год, – с гордостью заявил Грант Кавана, когда на виду у его гостей тяжелые, обитые железом дубовые бочки покатились, громыхая и подскакивая, по булыжникам мостовой. – Это и есть твой груз, молодой Джошуа. Через два дня он будет готов к погрузке.

Он остановил вездеход у цеха, в котором происходил разлив напитка по бутылкам. Как раз внутрь этого строения рабочие закатывали бочки. Навстречу гостям, весь обливаясь потом, выбежал начальник цеха.

– Не беспокойтесь о нас, – небрежно сказал ему Грант, – я показываю хранилище нашему главному клиенту. Мы не доставим вам хлопот, – с этими словами он уверенно шагнул внутрь.

Несмотря на полное отсутствие кибернетических систем, разливочный цех оказался, пожалуй, самым сложным в механическом отношении предприятием из всех, что Джошуа видел на планете. Как это ни удивительно, но для работы конвейерных линий здесь применялись резиновые шкивы! Помещение представляло собой длинный зал, накрытый односкатной крышей, в котором находилось множество конвейерных линий, трубопроводов и чанов. Тысячи вездесущих бутылок грушевидной формы катились по узким конвейерным линиям, петляя над головой и извиваясь вокруг разливочных отверстий. Из-за постоянного звяканья бутылок беседовать здесь было довольно трудно.

Грант повел их вдоль помещения. Он пояснил, что здесь содержимое бочек сливается в большие чаны из нержавеющей стали. Букет округа Стоук – это результат смешивания содержимого множества бочек. Ни одна из посадок не имеет отличительного клейма, даже те, которые принадлежат ему.

Джошуа наблюдал за тем, как бутылки, проходя под большими чанами, наполняются содержимым, а затем закупориваются пробками и снабжаются наклейками. Каждая из этих операций увеличивала стоимость напитка, а вес стеклотары уменьшал количество самих Слез, которое звездолет мог взять на борт.

«Господи, что за славная работенка! Я и сам лучше бы не придумал. Вся прелесть в том, что мы как раз те, кто будет только заинтересован в том, чтобы еще больше вздуть цену».

В конце поточной линии стоял управляющий хранилищем с бутылкой, которая первой покинула конвейер. По знаку Гранта он откупорил ее и разлил содержимое в четыре хрустальных бокала.

Понюхав напиток, Грант сделал небольшой глоток. Склонив голову набок, он на мгновение замер, как будто размышляя о чем-то.

– Да, – наконец произнес он, – вполне соответствует. Округ Стоук может поставить под этим свое имя.

Джошуа попробовал содержимое своего бокала. Оно морозным холодом перехватило горло, а затем огнем разлилось по жилам.

– Ну как, Джошуа, вполне ли хорош напиток? – похлопал его по спине Грант.

Приподняв свой бокал, Дахиби, глаза которого алчно блестели, рассматривал жидкость на свет.

– Да, – заверил Джошуа, – вполне хорош.

Джошуа и Дахиби по очереди ездили в хранилище, чтобы наблюдать за тем, как для них комплектуют ящики с грузом Слез. Для транспортировки в космическом корабле бутылки были герметически запечатаны в контейнеры из композита. Эти контейнеры имели форму куба, каждая из сторон которого составляла метр. Кроме того, их внешняя поверхность была покрыта толстым слоем термостойкой защитной пены (что увеличивало вес груза), хранилище располагало собственным загрузочным и упаковочным оборудованием (что увеличивало стоимость груза). Прямая железнодорожная ветка соединяла хранилище с городским вокзалом, а это означало, что они могли каждый день отправлять в Бостон несколько партий продукции.

К большому огорчению Луизы, вся эта деятельность резко уменьшила количество времени, в течение которого Джошуа оставался в Криклейде. К тому же теперь Луиза практически не могла найти хоть сколько-нибудь вразумительного повода к тому, чтобы снова отправиться с ним на верховую прогулку за пределы поместья.

Между тем Джошуа таким образом распределил наблюдательные смены с Дахиби, что по ночам он находился в хранилище, а это означало минимум столкновений с Марджори.

Однако в то утро, когда он уезжал, Луизе все же удалось застать Джошуа в конюшне. Ему пришлось провести два часа на темном и пыльном сеновале, удовлетворяя становившиеся все более смелыми сексуальные фантазии девушки, физические возможности которой, казалось, не имели границ. Даже после третьего оргазма она не отпускала от себя Джошуа, который уверял ее в том, что вернется к ней очень быстро.

– Но только для того, чтобы продолжить деловые отношения с папой? – спросила она чуть ли не обвинительным тоном.

– Нет. Из-за тебя. Бизнес это лишь повод, по-другому на этой планете никак нельзя. Здесь все так чертовски сложно.

– Мне теперь все равно. Мне наплевать, даже если об этом кто-нибудь узнает.

Отстранившись, он стряхнул прилипшую к телу солому.

– А вот мне совсем не все равно. Я не хочу, чтобы с тобой обращались как с парией. Так что прояви хоть немного благоразумия, Луиза.

Очарованная его словами, она пробежала кончиками пальцев по его щекам.

– Ты и вправду заботишься обо мне?

– Конечно.

– Папе ты нравишься, – сказала она задумчиво. Теперь, вероятно, было не самое лучшее время приставать к Джошуа с планами их совместной будущей жизни после того, как он вновь вернется на Норфолк. Сейчас его, должно быть, больше всего заботит груз ужасающей ответственности за предстоящий межзвездный полет. Но уж очень похоже на то, что одобрение, с которым отец отнесся к Джошуа, является добрым предзнаменованием. Ведь люди крайне редко заслуживали одобрение ее отца. К тому же Джошуа говорил, что он обожает округ Стоук.

– Это та земля, где я хотел бы поселиться, – такими были его собственные слова.

– Да и мне старик нравится. Но ты ведь знаешь, какой у него характер.

В темноте раздался смешок Луизы. Внизу, там, где стояли лошади, послышался шорох. Она ласково коснулась его живота. Грива ее распущенных волос накрыла оба тела. Найдя ее грудь, Джошуа сжал ее так, что она застонала от желания. Низким, хриплым голосом он сказал ей, чего именно он сейчас хочет от нее. Дрожа от страсти, она вся напряглась, впуская его в себя, а он, самым чудесным образом оказавшись внутри, ласково поощрял и нахваливал свою партнершу.

– Повтори еще раз, – прошептала Луиза, – пожалуйста, Джошуа.

– Я люблю тебя, – сказал он, щекоча горячим дыханием ее шею. Даже нейронные процессоры не могли освободить его от нарастающего чувства вины, которое он испытывал произнося эти слова. «Неужто я опустился до того, что лгу, внушая несбыточные надежды неопытной девушке-подростку? Может быть, все из-за того, что она настолько привлекательна, что просто не может не нравиться, хотя и понимаешь, что это нехорошо. Ничего не могу с собой поделать».

– Я люблю тебя и вернусь за тобой.

Когда он входил в нее, Луиза стонала, впадая в сладострастное забытье. Ее экстаз еще больше возбуждал его, разжигая огонь желания и прогоняя тьму сеновала прочь.

Добравшись наконец до усадьбы, Джошуа напоследок успел лишь пожать или поцеловать руки множества сотрудников обслуживающего персонала и семьи (Вильяма Элфинстоуна среди них не было), которые пришли, чтобы проститься с ним и Дахиби. Конный экипаж повез их на вокзал Колстерворта, где они сели на поезд в Бостон, а вместе с ними туда отправилась и последняя партия груза.

На столичном вокзале их встретил Мелвин Дачерм, который сообщил, что более половины ящиков уже находятся на борту «Леди Макбет». Используя свое влияние, Кеннет Кавана добился того, что капитаны других звездолетов, получивших гораздо меньшее количество груза, предоставили, правда, без особого энтузиазма, свои космопланы, с помощью которых загрузка «Леди Мак» шла с большим опережением графика. Если бы не они, то, располагая лишь одним небольшим бортовым космопланом, команде Джошуа потребовалось бы одиннадцать дней для того, чтобы доставить все ящики на борт.

Джошуа и Дахиби без промедлений вернулись на звездолет. Добравшись до своей каюты, Джошуа обнаружил в ней Сару, которая, плотоядно улыбаясь, поджидала его у кабинки для занятий сексом в режиме свободного падения.

– Даже не думай об этом, – сказал он и рухнул на койку. Свернувшись калачиком, он проспал добрых десять часов.

Но даже если бы он бодрствовал, то едва ли обратил бы внимание на покидавшие орбиту другие звездолеты, а тем более не стал бы изучать их с помощью сенсоров «Леди Макбет». Поэтому он так и не узнал, что из двадцати семи тысяч восемьсот сорока шести звездолетов, которые прибыли на Норфолк, двадцать два корабля на обратном пути к родным планетам столкнулись с проблемами, которые были вызваны множеством серьезных механических и электрических неисправностей.

19

Грэм Николсон сидел на высоком табурете у стойки бара ресторана «Рухнувший Склад». Он расположился как можно дальше от ревущего аудиоблока и слушал, как Диего Санигра из экипажа «Брийана» жаловался на то, как обошелся с его судном Колин Рексрю. «Брийан» – звездолет, который занимался перевозкой колонистов, прибыл на Лалонд два дня назад, но до сих пор все пять с половиной тысяч колонистов, которых он привез, так и сидели в своих отделениях ноль-тау. Дело принимало самый скверный оборот, жаловался Диего Санигра, губернатор не имел права запрещать колонистам высадку. Расходы энергии, связанные с каждым лишним часом пребывания на орбите, выливались в умопомрачительные суммы. Транспортная компания как всегда во всем обвинит экипаж, в результате пострадает его жалованье, а о премиальных вообще можно будет забыть. В общем, все его планы на будущее окажутся под серьезной угрозой, а может быть, и вообще рухнут.

Грэм Николсон сочувственно кивал, а его нейронные процессоры тщательно запоминали все эти жалобные стенания и заносили их в ячейки электронной памяти. Едва ли большая часть этой информации оказалась бы полезной, но ее вполне можно было использовать в качестве дополнительного материала, который мог стать иллюстрацией того, как большой конфликт оказывает влияние на отдельные человеческие судьбы. А это он умел подавать очень хорошо.

Из своих семидесяти восьми лет пятьдесят два года Грэм проработал репортером. Он считал, что никакие курсы повышения квалификации журналистов уже не научат его ничему новому. Обладая таким опытом, ему бы следовало бы самому вести курсы, вот только едва ли нашелся бы редактор новостей, который рискнул бы развратить своих молодых репортеров до такой степени. Во всяком случае, он был поденщиком журналистики, который безошибочно чувствовал, когда заурядная житейская драма может перерасти в душераздирающую трагедию эпического масштаба. Он всегда брал свою аудиторию за живое, высвечивая страдания и невзгоды маленьких людей, которые были растоптаны, тех, кто не мог противостоять огромной мощи бездушных правительств, бюрократических аппаратов и компаний. Он строил так свои репортажи вовсе не по причине собственного морального негодования и не считал себя защитником угнетенных. Просто он использовал все эти эмоции в качестве сырья, из которого в конечном счете получались интересные репортажи, собиравшие большие аудитории. Он уже и сам стал чем-то напоминать жертв, которым так симпатизировал. Отчасти это было сделано с умыслом: его неухоженная красноватая кожа, слезящиеся глаза и не очень хорошо сидевшая одежда вызывали у публики больше доверия.

Его имя, всегда вызывавшее ажиотаж, пользовалось спросом среди бульварных программ, но благодаря сосредоточенности на нездоровых аспектах общества, в которых он разбирался лучше всех, Грэм Николсон приобрел репутацию специалиста по самым грязным делам. Он вдруг обнаружил, что его фактически изгнали из всех более или менее престижных передач. И вот уже в течение десяти лет он не сделал ни одного репортажа, который хотя бы наполовину укладывался в рамки приличий. За последние несколько лет он использовал свои нейронные процессоры не столько для записи ощущений с мест событий, сколько для запуска программ, стимулирующих успокоение собственной нервной системы. Восемь лет назад «Тайм-Юниверс» предоставило ему грязную работенку, за которую едва ли взялся бы кто-нибудь еще кроме него. Это было сделано для того, чтобы он не маячил в студии и редакции, где заправляли его ровесники.

Ну и хватит об этом, ведь самое смешное началось в редакции именно сейчас. Дело в том, что с недавних пор Грэм Николсон стал настоящей звездой. Лалонд уже принес ему славу и почести, которых он был лишен все эти годы, а впоследствии должен был принести и одно из уютных редакционных кресел на его родном Дикейтуре.

Находясь на Лалонде в течение трех месяцев, он должен был составить документальный репортаж о новой колонии, расположенной на самом краю цивилизованного мира. Ему было поручено собрать наиболее характерные впечатления об этой планете и сделать репортажи с мест для библиотеки электронной памяти информационной компании. Затем на Лалонде началось это бедствие. Пагубное для планеты и ее жителей, для Рексрю и сотрудников Компании Освоения Лалонда, это бедствие стало для Грэма Николсона манной небесной. В зависимости от того, у кого он брал интервью, оно превращалось и в войну, и в мятеж иветов, и в агрессию ксеноков. В информационных дисках, которые неделю назад «Юридайс» повез на Авон, Грэм отразил все три теории. Было довольно странно, что спустя две с половиной недели губернатор все еще не сделал официального заявления по поводу того, что же именно происходит в округах Кволлхейма и Замджана.

– Главный помощник Рексрю Терранс Смит говорит, что нас отправят на другую колонизуемую планету, которая находится на следующей стадии развития, – продолжал ворчать Диего Санигра. Он сделал еще глоток горького пива. – Как будто это поможет. Поставьте себя на место колониста, который оплатил проезд на Лалонд, а в конечном счете оказался на Ляо Тунь Ван? Вы же знаете, что эта планета этнических китайцев, а им не нужны колонисты – евро-христиане, которые у нас на борту.

– А это как раз то место, куда Терранс Смит предлагает их отвезти? – поинтересовался Грэм Николсон. Диего уклончиво хмыкнул.

– Я сказал это просто в качестве примера.

– А как насчет запасов горючего? Достаточно ли у вас гелия и дейтерия для того, чтобы добраться до другой колонизуемой планеты, а затем вернуться на Землю?

Диего Санигра начал отвечать, но Грэм Николсон слушал его не очень внимательно. Его взгляд скользил по жаркому, заполненному людьми помещению. В это время в космопорте как раз сменилась вахта, и количество рейсов макбоингов было относительно небольшим. Лишь три незагруженных грузовых звездолета находились на орбите Лалонда; шесть кораблей с колонистами ждали распоряжений Рексрю. Большинство обслуживающего персонала космопорта просто приходило к началу каждой смены, рассчитывая получить за это оплату.

«Хотел бы я знать, как они отнесутся к тому, что сверхурочных больше не будет?» – спросил себя Грэм, подумав, что это могло бы стать сюжетом очередного репортажа.

«Рухнувший Склад» явно не испытывал лишений, выпавших на долю остальной части города. Этот удаленный от эпицентра событий район не протестовал против действий Рексрю и не устраивал погромов иветов. В нем проживало множество семей работников Компании Освоения Лалонда. Сидевшая в этот вечер толпа людей заливала свои печали спиртным. Официантки сновали от одного конца длинного помещения к другому. Быстро вращавшиеся под потолком вентиляторы мало что могли поделать с жарой.

Грэм услышал, как колеблется звук аудиоблока, пение замедляется, а голос певца становится все ниже и наконец превращается в неестественный бас. Затем тембр голоса вновь повышается, доходя до девичьего сопрано. Толпа, собравшаяся вокруг аудиоблока, начинает хохотать, а один из весельчаков ударяет по аппаратуре кулаком. Через мгновение звук приходит в норму.

В этот момент Грэм увидел, как мимо него проходят высокий мужчина и красивая молоденькая девушка. Что-то в лице этого мужчины показалось ему знакомым. Он вспомнил, что эта девушка – одна из официанток «Рухнувшего Склада». Однако сегодня на ней были джинсы и простая хлопковая блузка. Мужчина же был средних лет и носил аккуратную бородку. Его волосы были собраны на затылке в небольшой «хвост». На нем была стильная кожаная куртка и шорты пепельного цвета. Он был очень высокого роста, почти такого же как у эденистов.

Бокал светлого пива выскользнул из оцепеневших пальцев Грэма. Ударившись о майоповые доски, он разбился и облил туфли и носки репортера.

– Вот дерьмо! – прохрипел он. Страх, внезапно сковавший его горло, превратил восклицание в шепот.

– С вами все в порядке? – осведомился Диего Санигра, раздраженный тем, что ему пришлось оборвать свои стенания. Он заставил себя не смотреть на эту парочку.

– Да, – пробормотал он, – со мной все в порядке.

«Слава богу, никто не обратил внимания, если бы он только оглянулся…» Он покраснел и нагнулся, чтобы поднять осколки бокала. Когда он вновь выпрямился, парочка была уже у стойки бара. Каким-то образом им удалось пробраться сквозь самую давку.

Грэм активизировал свои нейронные процессоры на выполнение программы главного поиска. Он не мог ошибиться. Файл, в котором хранились данные об общественных деятелях, извлек из ячеек памяти визуальный образ, который был записан сорок лет назад. Сходство было полным.

Латон!

Лейтенант Дженни Харрис дернула поводья, и ее пегий конь обошел стороной большое кволтуковое дерево. Весь опыт ее общения с животными сводился к теоретическому курсу и неделе, проведенной в седле пять лет назад, во время учений секретной службы на Кулу. Теперь, оказавшись здесь, она вела экспедиционный отряд по самым глухим участкам джунглей бассейна притока Джулифф, стараясь при этом не привлечь к себе внимание вооруженных сил вероятного агрессора. Это, конечно, были не лучшие условия для повторного ознакомления с искусством верховой езды. Она считала, что конь почувствует, когда ей будет неудобно, но он делал это весьма неуклюже. Всего через три часа верховой езды каждый мускул нижней части ее тела взывал об отдыхе. Руки и плечи одеревенели, зад перестал что-либо ощущать, кроме жгучей боли, которая с каждой минутой усиливалась.

«Хотела бы я знать, как это издевательство над собственным телом влияет на мои импланты?»

Ее нейронные процессоры поддерживали программу расширенного сенсорного анализа, усиливая возможности бокового зрения и почти запредельного аудиовосприятия, тщательно исследуя любые признаки скрытого враждебного присутствия. По большому счету, все это было, конечно, не более чем электронной паранойей.

С тех пор как они покинули «Исакор», им удалось обнаружить вдалеке лишь одинокого сейса, который явно не испытывал желания помериться силами с тремя лошадьми.

Она слышала как за ней тащились Дин Фолан и Билл Данца. Ей очень хотелось узнать, как они справляются со своими лошадьми. Присутствие за спиной двух бойцов дивизии спецназначения (предназначенной для ведения тактических боевых действий) создавало гораздо более комфортные условия, нежели любая программа-стимулятор. Она была обучена основным методам тайного передвижения в полевых условиях, но их просто выводили для этого. Сочетание генинженерии и поддержки нейронных процессоров превратило их в настоящие боевые машины.

Дин Фолан был мужчиной лет тридцати пяти, с черной как эбонит кожей и вкрадчивыми манерами, приобретенными с помощью генинженерии. Он был среднего роста, но обладал длинными и мощными конечностями, по сравнению с которыми его торс казался чахлым. Дженни знала, что такой эффект получался благодаря усилению мышц. Его кости, усиленные силиконовым волокном, были удлинены, в результате чего он мог более эффективно использовать их в качестве рычагов, к тому же это позволило вживить в них большее количество имплантов.

Что касается двадцатипятилетнего Билла Данца, то этот высокий, широкоплечий, обладавший длинными гладкими мышцами боец был живым воплощением концепции солдата сегодняшнего дня. Это был генотип старого прусского воина – неулыбчивый, но учтивый блондин. Один его вид внушал опасения окружавшим людям. С ним можно было выпутаться из любой кабацкой ссоры, независимо от того, насколько вы сами были пьяны. Дженни подозревала, что у него отсутствует чувство юмора. За последние три года он трижды принимал участие в тайных операциях. При подготовке к выполнению этого задания она получила доступ к его файлу. Ему пришлось выполнять весьма тяжелые задания, одно из которых стоило восьми месяцев пребывания в госпитале, восстановления с помощью клонированных органов, а также Изумрудной Звезды, врученной ему герцогом Салионом, первым кузеном Алистера II и председателем комиссии по безопасности Тайного Совета Кулу. Во время путешествия по реке он ни разу не упомянул этот эпизод.

Между тем характер окружавших их джунглей начал меняться. Плотные заросли низкорослых деревьев, которые скорее походили на кусты, уступили место высоким стройным стволам, пышные ветви которых росли на высоте не ниже тридцати метров. Плотное одеяло ползучих растений покрыло землю и поднималось вверх, опутав нижнюю треть стволов плотным узором своей паутины. Все это значительно улучшило видимость, но лошадям теперь приходилось высоко поднимать ноги. Высоко над головой между деревьями прыгали венналы. Цепляясь за гладкую кору, они стремительно взбирались по тонким стволам наверх и прятались в листве у самой вершины.

Еще через сорок минут они подошли к небольшому ручью. Дженни медленно, в несколько приемов, спешилась и подвела лошадь к воде, чтобы та напилась. Вдалеке она увидела стадо дандерилов, которое удалялось от ручья, над которым клубился пар. С востока надвигались тучи. Она знала, что уже через час пойдет дождь.

Вслед за ней спешился Дин Фолан, а Билл Данца остался в седле, продолжая вести наблюдение с высоты своей лошади. Все трое были одеты в одинаковые сверхпрочные комбинезоны светло-зеленого цвета, предохранявшие от осколков и покрытые специальным слоем, который рассеивал лучи лазеров и мазеров. Легкая броня была превосходно подогнана, а ее внутренний слой был выполнен из губки и предохранял кожу от травм. Вмонтированные в ткань костюма термопроводящие волокна поддерживали заданную температуру, что на Лалонде было настоящим благом. Если бы в них попал осколок снаряда, то сразу же включились бы микровалентные генераторы, размещенные вокруг талии, которые мгновенно укрепили бы ткань, равномерно распределили бы удар и защитили бы хозяина костюма от огня автоматического оружия. (Дженни сожалела только о том, что этот костюм не защищает ее от ран, натертых седлом.) Защиту тела дополнял шлем-раковина, который подгонялся с такой же тщательной точностью, что и костюм. Широкие выпученные линзы, а также небольшой центральный вентиль V-образного воздушного фильтра придавали им внешний вид насекомых. На воротнике разместилось кольцо оптических сенсоров, которыми можно было воспользоваться с помощью нейронных процессоров. Эти сенсоры предоставляли возможность наблюдать за тем, что происходит за спиной. В течение получаса они могли бы существовать даже под водой, поскольку была предусмотрена возможность рециркуляции кислорода.

Ручеек был довольно грязным, его камни были покрыты водорослями, но лошадям это обстоятельство, похоже, было совершенно безразлично. Дженни наблюдала за тем, как они жадно поглощали воду, и запросила питье у своего шлема-раковины. Осматривая свое местоположение с помощью блока инерционной навигации, она, присосавшись к появившейся у рта соски, пила ледяной апельсиновый сок.

Когда Дин и Билл поменялись местами, она активизировала коммуникационный блок защитного костюма, чтобы открыть канал связи с Мерфи Хьюлеттом. Покинув борт «Исакора», команда спецназа секретной службы отделилась от морских пехотинцев Конфедерации. Они сочли, что действуя отдельно, получат больше шансов захватить одного из зомбированных колонистов.

– Мы находимся в восьми километрах от Оконто, – сообщила она, – до сих пор мы не столкнулись ни с противником, ни с местными жителями.

– То же самое и у нас, – сообщил лейтенант морской пехоты, – мы в шести километрах южнее вас, и здесь тоже никого нет, кроме моих молокососов. Возможно, что инспектор Оконто действительно отправился в погоню за иветами, возглавив отряд из пятидесяти человек, но здесь они явно не проходили. В пятнадцати километрах отсюда начинается небольшой участок саванны, там около сотни ферм. Мы попробуем к ним подойти.

Ударил разряд статического электричества. Дженни инстинктивно проверила набор электронного вооружения, которое показывало ноль активности. Должно быть атмосферный разряд.

– Хорошо. Мы будем держаться поближе к деревне и надеемся, что найдем хоть кого-нибудь еще до того, как войдем в нее, – передала она.

– Понял. Предлагаю с этого момента выходить на связь каждые полчаса. Нет… – его сигнал утонул в шумных статических разрядах.

– Черт! Дин, Билл, нас забивают помехами.

Дин посмотрел на свой собственный блок электронного вооружения.

– Никакой активности не обнаружено, – сообщил он.

Успокоив лошадь, она вставила ногу в стремя и забралась в седло. Билл мгновенно проделал то же самое. Все трое сканировали прилегающие джунгли. Лошадь Дина нервно заржала. Дженни натянула поводья, чтобы унять своего коня, который все время крутился.

– Они там, – ровным голосом сказал Билл.

– Где? – спросила Дженни.

– Не знаю, но они наблюдают за нами. Я это чувствую. Мы им не нравимся.

Дженни едва сдержалась от резких возражений. Сейчас едва ли стоило полагаться на солдатские суеверия, хотя Билл имел гораздо более обширный боевой опыт, чем она. Быстрая проверка работоспособности электронного оборудования показала, что помехи оказали воздействие лишь на коммуникационный блок. Между тем ее блок электронного вооружения по-прежнему упорно молчал.

– Хорошо, – сказала она, – единственное, чего нам не стоит делать, так это бросаться в самую их кучу. Эденисты говорят, что они наиболее сильны, когда действуют группами. Давайте-ка рассредоточимся и посмотрим, сможем ли мы выйти из зоны помех. Мы должны быть в состоянии двигаться быстрее, чем они.

– Куда? – спросил Дин.

– Я все еще хочу добраться до деревни. Но не думаю, что теперь по-прежнему можно идти туда прямой дорогой. Мы двинемся на юго-запад, а затем повернем назад к Сконто. Есть вопросы? Нет. Тогда выступаем, Дин.

Они перешли ручей, причем лошади похоже были рады вновь отправиться в путь. Билл Данца вытащил из седельной кобуры свой термо-индукционный карабин, который в его лапище смотрелся как детская игрушка. Информация, передаваемая процессором поиска целей, тихим басовитым жужжанием отдавалась где-то в дальнем углу его сознания. На уровне сознания Билл даже не замечал ее, она стала неотъемлемой частью текущего момента, такой же как ритм идущей лошади или яркий солнечный свет.

Он замыкал маленькую процессию, постоянно наблюдая с помощью сенсоров, размещенных в задней части шлема-раковины, за тем, что происходит за его спиной. Если бы кто-нибудь спросил его, как он узнал, что рядом с ними враги, он бы просто пожал плечами и сказал бы, что не сможет это объяснить. Ему подсказал это инстинкт самосохранения, такой же властный как цветочная пыльца, которая оказывает воздействие на пчел. Кем бы они ни были, но они находились здесь, причем совсем рядом.

Заерзав в седле, он активизировал импланты сетчатки глаз на максимальное разрешение. Однако увидел лишь длинные и тонкие стволы темных деревьев, зеленые конусообразные кроны, которых дрожали в знойном воздухе. Мелькнуло и еще что-то почти неуловимое.

Да, это было движение.

Карабин начал разряжаться еще до того, как он о нем подумал. Когда Билл плавной дугой провел стволом карабина вдоль близлежащих кустов, перед его глазами появилась синяя графическая сетка поиска цели, похожая на подсвеченные неоном двери. В центральном квадратике возник красный кружок, и его нейронные процессоры дали веерный залп, который состоял из пятисот зарядов.

Индукционные импульсы ударили по стволам деревьев и листве. Участок джунглей в центральном синем квадрате прицельной сетки засверкал оранжевыми огоньками. Это продолжалось не более двух секунд.