Текст книги "Странник"

Глава 13

Странник наблюдает за появлением процессии из-под свода пещеры. Первой на подкашивающихся ногах приближается Тина, а Рыцари Нефрита и Пепла следуют за ней. Он спрятался на самом верху расщелины и теперь выжидает, стараясь дышать медленно и тихо.

По сигналу командира рыцари рассредоточиваются в поисках бродяги, они ощущают его близость. Без света ламп видны только их сущности, зеленым свечением просачивающиеся наружу сквозь забрала, суставы и трещины в живых доспехах.

Крысолюдка смотрит наверх, ее розовые глаза отыскивают Странника в темноте. Ее нога разворачивается в нужном направлении, но Тина не позволяет себе шагнуть вперед, отказываясь подходить к нему ближе. В ее поврежденном разуме разворачивается сражение, пробуждается страх, сравнимый по силе с принуждением к повиновению. Мышцы дрожат от напряжения, чреватого судорогами.

По неведению один из рыцарей проходит по пути, на который уставилась Тина.

Стремясь уравнять свои шансы, Странник резво слетает с возвышения, обломки камней рассыпаются у него под ногами. Меч расправляет крылья, его немигающее око впивается в цель. С низким гулом клинок рассекает воздух, пикируя на врага, точно бомба с небес.

Но Странник устал, его преимущество сходит на нет, и рыцарь поднимает собственный меч, чтобы отразить атаку. И жестокая рана, что должна была стать смертельной, оказывается всего лишь тяжелой. Рыцарь отступает за спины товарищей, к безопасности. Хотя меч жаждет ударить снова, времени добить раненого инферналя не остается, другие рыцари уже приближаются, словно привлеченные кровью акулы. Изо всех сил Странник прорывается в темноту, пытаясь добраться до своего укрытия, до выхода, который он обязан заградить.

На сей раз рыцари оказываются быстрее. Двое вскарабкиваются наверх, преграждая путь к отступлению, трое оставшихся наступают вместе, нацеливаясь мечами на щиколотки врага.

Странник вынужден сойтись с ними лицом к лицу, отражать тяжелые удары клинком, удерживаемым двуручным хватом, дрожать всем телом после каждого столкновения. Взмах за взмахом, выпад за выпадом его загоняют вверх по склону, к паре рыцарей, стоящих на возвышении.

Он бьется не ради победы, а только чтобы задержать врагов. И вопреки своей воле уступает, с силой отталкивая рыцарские мечи после каждой атаки. Пот заливает ему все лицо, размывая очертившую его оскал грязь.

У основания завала дожидается командир. Уже почти настало время открыть огонь, уничтожить Злость, но что-то не так. И что-то приближается. Иная сущность вторгается в залы, почти безмолвная и опасно близкая. Командир отстраняется от одного сражения, готовясь к другому.

В нижнем тоннеле мерцает свет, и следом из него вырывается поток бесчисленных ожесточенных инферналей в мантиях. Что культ Полуживых Нелюди, что его лидера ни с кем не спутать. Лоскутника привлекли звуки Злости и возможность принести возмездие рыцарям Узурпатора, и он пришел. Командир оборачивается к полумертвым, поднимая короткое копье, но нечто выскальзывает из тени, обвиваясь мертвой плотью вокруг его латной перчатки и отводя оружие в сторону.

Тина исчезает в пламени первого выстрела, ее последние мысли оказались растоптаны молотящими ногами. Река из полумертвецов разбивается о командира, обтекает его по обеим сторонам, схватывает за руки и за ноги.

Командир начинает крениться, колено подгибается. Еще больше тел вливается в борьбу. Рыцарь не может ни пошевелить руками, ни прицелиться. Но все равно стреляет, и пламя извергается наружу.

Плоть – сколь бы некротической она ни была – пылает.

Выше по склону холма огонь Страннику не грозит. Он отражает очередную волну атак, песнь клинка теряет звучность. Рыцари пользуются преимуществом, не подозревая о тени, что разворачивается у них за спинами. У бродяги отвисает челюсть, а меч испепеляет явившееся существо взглядом. Рыцари замирают, нефритовый свет тускнеет, они слишком поздно ощущают – что-то пошло не так.

Саван из зубов проносится по воздуху, оборачиваясь вокруг одного из рыцарей. Под черным облачением кости скрежещут по металлу, сущность закипает, и Лоскутник одерживает еще одну победу во славу Нелюди.

Остается четверо рыцарей. Двое между Странником и Лоскутником, двое между Странником и выходом. Они медленно реагируют на изменившиеся обстоятельства, а сраженное горем оружие извивается в их руках.

Бродяга и сам утратил скорость, его отяжелевшие руки поникли, несмотря на воодушевленность меча. Справа от него уже начинает подниматься Лоскутник, постепенно становясь вертикальным, преобразуя широкое сплюснутое тело в высокое и тощее. Покров его мантий поднимается с ним, обнажая разрушенную оболочку жертвы.

Бродяга отворачивается от него к паре рыцарей за спиной и бросается в атаку, широко замахиваясь мечом – тот издает отчаянную ноту. Первый рыцарь отражает удар, его оружие стенает от усилий. Странник отталкивает его, и мечи скользят друг о друга, высекая осыпающиеся в танце голубые искры.

Он спотыкается, опустив голову, и оказывается прямо на пути у второго рыцаря. Тот стоит наготове с нацеленным на врага мечом. Странник пытается поднять рукоять своего клинка, но мышцы дрожат, отказываясь подчиняться. Око меча выпячивается от ярости, пока оружие клонится к земле, задевая пол кончиком лезвия.

Беззащитный бродяга шагает вперед.

Атаки не следует.

Стиснув зубы, он поднимает голову, глядя в бездонную тьму прорези рыцарского шлема. На мгновение оба замирают.

Рыцарь не видит страха в его глазах, не может рассмотреть его сущность, не в силах думать ни о чем, кроме меча, чей свирепый взор сулит смерть. Слишком уж хорошо он помнит, что Злость сделала с его товарищем…

Он мнется от нерешительности, а бродяга тем временем подходит еще ближе.

Очередной шаг сближает их, будто любовников. Странник не отворачивается от рыцаря, не моргает, только продолжает наступать.

Рыцарь уступает дорогу.

Странник все идет.

Позади него Лоскутник бросается в погоню, проскальзывая между оставшимися рыцарями.

Командир наблюдает за ними снизу, доспехи опалены, но в остальном остались в сохранности. Вокруг дымятся мертвые тела, масса измазанных сажей конечностей, приваренных к их убийце. Верховный рыцарь отдирает от себя трупы, пока не освобождает руку и оружие. Поврежденная пика выкашливает сгустки пламени. Новые полуживые являют собой угрозу, но командующий обращает внимание лишь на развернувшуюся на возвышении сцену, направляя оружие на врага своего врага.

Лоскутник скользит следом за Странником, извиваясь и выстреливая всем телом в сторону добычи, все его лица полны азарта. Он проплывает по воздуху и потому быстро сокращает расстояние, но раздавшийся за спиной рев настигает его быстрее.

С этим звуком копье предводителя рыцарей дает осечку и взрывается.

Воздух воспламеняется, и камни осыпаются, оставляя Странника вне поля зрения и врезаясь в Лоскутника. Герцог Нелюди оказывается наполовину погребен под завалом. Его обнаженные кости бессильно подергиваются, и теперь ему не до смеха.

Командир рассматривает руку, которой держал копье. От взрыва оружия остатки пальцев на латной перчатке переплелись и сплавились в неопознаваемый ком живого металла.

К рыцарю приближаются новые противники, жаждущие разделаться с ненавистным врагом полумертвецы перелезают через трупы своих собратьев.

Командир тянется к мечу.

ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД

Узурпатор сокрушил Гамму из Семерых, выстоял против своих инфернальных сородичей и превзошел их, став монархом среди монстров, но все же он не воспринимает это как победу. Частица Гаммы еще жива в ее мече, орудии злости, что мечтает о его смерти, бередит раны глубоко внутри.

Узурпатор постепенно осваивается в теле Гаммы, привыкает к ощущениям ограниченности и определенности. Когда он удаляется от Разлома, сама реальность этого мира заявляет о себе, отрицая его все сильнее. Узурпатор поступает с ней так же, как и с любым другим врагом: сражается, дает ей отпор. Каждый раз, когда его воинство убивает или разносит скверну, Узурпатор немного продвигается вперед. Каждое вновь исторгнутое в мир из содрогающегося Разлома облако демонской сущности для него подобно попутному ветру в парусах. И все же вторжение будет долгим, и обе стороны уже изранены.

Звуки брошенного вызова привлекают внимание монарха. Авангард демонической орды рассыпался вокруг металлического змея, словно река о каменный порог. Единственная пушка отплевывается огнем в попытке сопротивления, пока прихвостни Узурпатора разносят тяжело поврежденную машину.

Тем не менее что-то от них ускользает, в небо устремляется серебряная стрела, оставляя за собой яркий огненный след. Она слишком мала, чтобы унести тело, слишком мала даже для меча.

Узурпатор задумывается о предназначении стрелы. Мгновения спустя она скрывается за облаками.

Что-то в одиноком воине на металлической змее притягивает внимание инферналя. Крылья Гаммы больше не позволяют летать, только разрезают воздух, когда Узурпатор подбирается к цели длинными тяжелыми прыжками. Чувствуя интерес повелителя, орда прекращает атаку и отступает от истерзанной оболочки – а наверху, запрокинув голову, точно захмелевший король, сидит Рыцарь-Командор, все еще сжимающий спусковые механизмы разрушенной турели.

Узурпатор изучает воина, подобно любимой книге, прослеживая высеченные в костях старого рыцаря идеалы силы и верности. Он подходит ближе, поднимает труп, который все время носил с собой, словно подношение.

В ответ Рыцарь-Командор обнажает меч, пронзающий воздух песней.

Узурпатор выжидает.

Рыцарь-Командор оскаливает зубы, пот заливает ему глаза. Мускулы дрожат, сопротивляются, отказывают, и меч с печальным вздохом соскальзывает вниз.

Узурпатор неспешно протягивает тело к старому рыцарю, будто мать, подносящая дитя к груди.

– Нет! – восклицает воин, сопротивляясь, но он прицеплен к сиденью турели и не может выбраться.

Нечто колышется внутри безглазого трупа, испускается из окровавленных глазниц и вливается в рот Рыцарю-Командору.

Он умирает мгновенно, но все же недостаточно быстро.

Узурпатор отходит назад.

Ему недостаточно просто захватить еще одно бездушное тело, нет, этого человека нужно заставить преклонить колено, как однажды покорится и весь мир, преображенный согласно замыслу Узурпатора.

Все мертвое тело Рыцаря-Командора охватывают изменения. Обрывок сущности Узурпатора поглощает останки воина, смешивается с ними, превращается разом в нечто большее и меньшее, чем старый воин был прежде. В отличие от своего инфернального прародителя, это гибридное существо когтями впивается в реальность, пусть еще слабо, но достаточно. Достаточно, чтобы свободно передвигаться, чтобы охотиться.

Ремни кресла вырываются из креплений, и встает новоявленное существо: командир. Некогда гордого рыцаря-серафима больше нет. Командир поднимает меч в воинском приветствии, и клинок вопит, протестуя, его крик становится протяжнее, пока металл искажается, перекручивается, сопротивляется, подчиняется. Из прорех в доспехе командира с негромким шипением сочится дым, пока сущность не затвердевает кристаллами мутно-зеленого цвета.

Командир не задает вопросов. Не помнит своей прошлой жизни, но в сознании рыцаря выжжена цель, значимость которой не выразить словами, воспоминание о злости, которую дóлжно погасить, о мире, который необходимо обрести.

Узурпатор одобряет свое творение. Он начинает осматривать поле боя в поисках других рыцарей-серафимов с надеждой на то, что кто-то из них еще жив. Мертвецы его не интересуют. Занять пустое пространство недостаточно. Узурпатор желает большего – властвовать, преобразовывать, переопределять. Из десяти тысяч рыцарей, вышедших на бой, уцелело меньше дюжины. И один уже сбежал, а еще двое оказались достаточно сообразительны, чтобы самим лишить себя жизни. Узурпатор забирает оставшихся и возвращается к Разлому, где смешивает обрывки их душ с сырой чужеродной сущностью, и на свет рождаются извращенные подобия того, чем они были прежде. Рыцари Нефрита и Пепла.

Глава 14

Странник переставляет ноги, одну за другой, медленно, не останавливаясь ни на миг.

До него доносится приглушенный каменным завалом звук, напоминающий предсмертный крик великана. Меч отвечает звонкой взволнованной нотой из ножен.

Он продолжает идти. Медленно. Не останавливаясь ни на миг.

Подземный ход превращается в подвал, ступени, дом, улицу.

Он направляется на север. Медленно. Останавливаться нельзя. Даже на миг.

Ворота по-прежнему открыты, и он покидает город.

Солнца в небе клонятся к закату, при взгляде на них бродяга щурится.

Одинокий, брошенный, преданный.

Останавливается, качая головой.

Из-за груды мусора слышится повелительный младенческий крик.

Странник улыбается.

Под светом одинокого золотого солнца идет небольшой отряд. Близится ночь, красное светило уже закатилось за горизонт, уступая место нетерпеливым звездам.

Вред шепчет, слишком тихо, чтобы его можно было разобрать, успокаивая маленькое создание в своих руках. Рядом бредет изнуренный Странник, которого регулярными рывками подтягивает к себе деспотичная коза, решившая взять все возможное от изменившегося расклада судьбы.

Вердигрис легко исчезает из виду и из памяти, и в последних лучах света четверо покидают пределы, в которых правит Узурпатор, и уходят на север, к Дивенбургу и Слейку, бриллиантам в короне Нелюди.

По обеим сторонам долины, будто стражники, выстроились горы. Их каменные лица покрыты оспинами пещер, делящихся на дома, тоннели и ловушки для неосторожных. Путники отдыхают в тени гор. Двое бодрствуют, их изводит голод. Двое спят.

Вред пристально смотрит на своего спутника и малыша, на маленькую ручку, что лежит на большой ладони, как на кроватке, угнездившись под одеялом большого пальца. Он упивается этой картиной, едва моргая.

Коза, в свою очередь, смотрит на него.

Оба наблюдателя выглядят виноватыми. Коза, на которую никто не обращал внимания посреди хаоса последнего времени, держит во рту поводок и прожевывает путь к свободе. И ей нет никакого дела до встревоженного лица зеленоглазого.

Зияющая бездна неба становится светлее.

Маленькая ножка подрагивает.

Малыш просыпается.

Малыш голоден.

Для малыша это неприемлемо.

Розовые губы открываются, и маленькая грудная клетка вздымается, удваиваясь в размерах.

– Тсс, – шепчет Вред, подползая на коленях, пока не склоняется над ними.

Младенец глазеет на него, словно и не собирался кричать.

– Все хорошо, – ласково отвечает Вред, протягивая руки вниз.

Выражение лица малыша говорит об обратном.

С предельной осторожностью Вред берет бродягу за руку и отводит ее в сторону, высвобождая младенца из хватки.

Янтарные глаза резко раскрываются, и Странник вскакивает, вцепляясь в запястье Вреда стальными пальцами, его свободная рука тянется к мечу, а напряженное тело готово причинять боль.

Малыш затаивает дыхание.

Коза роняет поводок из пасти и принимает совершенно равнодушный вид.

– Прости. Прости! Не хотел тебя потревожить. Можешь меня отпустить, пожалуйста? Ты мне больно делаешь. – Голос Вреда звучит напряженно.

Взгляд Странника проходит от лица Вреда через его вывернутую руку до собственных пальцев. Он изумленно поднимает брови и разжимает хватку.

Мужчины отворачиваются друг от друга.

Маленькие глазки мечутся между ними. Малыш все еще голоден. И он не собирается страдать в одиночестве.

– Прости, что разбудил, – тихо произносит Вред.

Странник машет рукой в пренебрежительном жесте.

Громкий крик малыша приводит остальную троицу в движение, и молоко быстро отправляется из вымени в кружку, а следом в голодный рот.

На какое-то время устанавливается спокойствие, и над горными склонами восходит золотое солнце.

– Я знаю, что ты устал, но нам нужно идти.

Странник кивает, передавая ребенка Вреду и подбирая поводок. Следов от зубов он не замечает.

Продвигаясь на север, они часто оборачиваются. Пыльные и истощенные Убитые Земли глядят на них в ответ. Группу никто не преследует.

Голос Вреда мягко пронзает тишину, убаюкивает малыша, ведет одностороннее общение. Тени вновь откидываются и расщепляются, когда всходит второе солнце. Его красные лучи высвечивают темные, похожие на болезненные синяки, пятна под глазами бродяги.

– Могу я задать тебе вопрос?

Странник кивает.

– Нам нужны припасы и укрытие. У тебя есть какой-нибудь план? – Вред оглядывается, потирая запястье. – Я знаю, куда мы можем пойти, но нам потребуется что-то ценное на обмен. А у меня нет ничего, кроме одежды, которую я ношу. Другими словами, хочешь ли ты, чтобы я остался с тобой?

Странник останавливается, от раздумий у него на лице выступают морщины.

– Я пойму, если ты мне не доверяешь. Но если позволишь, то я пойду с тобой. – Он протягивает руку, и ру-

кав съезжает с нее в движении, открывая недавно оставленные красные полосы. Бродяга напрягается, когда он подходит ближе. – Я не всегда поступал правильно. И у меня есть ощущение, что ты понимаешь, каково это.

Пальцы Вреда задевают руку бродяги, отваживаясь только на кратчайшее прикосновение. Зеленоглазый говорит тихо, почти что шепотом.

– Ты не обязан оставаться один.

На губах Странника вырисовывается пронизанная печалью улыбка. Он твердо кивает единственный раз и продолжает идти быстрее, чем прежде.

– Спасибо, – Вред замолкает, не желая портить момент. – Так у тебя есть план?

Странник указывает на север.

– А что насчет еды?

Покопавшись свободной рукой в кармане, Странник извлекает блестящую серебристую монету.

Пальцы Вреда подергиваются, привлеченные поющим металлом.

– Это, конечно, хорошо, но до ближайшего поселения отсюда идти далеко.

Бродяга мрачнеет, но продолжает идти.

– Как я уже говорил, я знаю, куда мы можем отправиться. Мы не сильно отклонимся от маршрута и сможем достать все, что понадобится. Что думаешь? – Странник кивает, хотя хмуриться не перестает. – Тогда, прошу, следуй за мной.

Какое-то время они идут в тишине, которая кажется Вреду невыносимой.

– Могу я задать тебе вопрос?

Странник кивает.

– Ты вообще говорить-то умеешь?

Он поднимает взгляд к небу, как будто ищет в нем вдохновения, которое все не приходит. Качает головой.

– Извини, надеюсь, я тебя не смутил. – Он продолжает говорить после паузы, сглаживая неловкую минуту. – Меня называют Вред. Каждому, кто присоединился к повстанцам, в конце концов присваивают имя. Оно неофициальное или что-то вроде того, мы все как только друг друга не называли, но ко мне пристало прозвище «Вред». Поначалу я его ненавидел. Такое имя казалось слишком страшным для человека моего сложения. Ощущалась в нем какая-то насмешка. Джо повадился звать меня «Безвред». Ублюдок. Но раньше меня называли и похуже, так что я привык. Забавно, к чему только не привыкаешь со временем.

Он стесненно прочищает горло.

– Я подумал, ты, возможно, захочешь узнать немного обо мне, раз уж мы путешествуем вместе.

Странник жестом предлагает ему продолжить рассказ.

– Вырос я в одном из городков неподалеку от Дивенбурга. И, как и почти все вокруг, я не особо-то понимал, что произошло, когда город захватила Нелюдь. Мои мама и дядя были инженерами-механиками, и жили мы обеспеченно. Не были богаты, но и ни в чем не нуждались. Они добились немалых успехов под властью Империи и были верны учению Крылатого Ока. Когда явилась Нелюдь, они отказались ее принять и пытались вдохновлять всех остальных стойко держаться и не соблазняться ее дарами. Это был неверный ход. Старая инфраструктура города и без того приходила в упадок, а у Нелюди нашлось решение всех проблем. Она не трогала мою семью, ей попросту было незачем. Просто дождалась, пока дело моих близких не изжило себя. Я пытался уговорить их вступить в один из ее культов, но они упрямились, все твердили, что Семеро пошлют в один день своих рыцарей-серафимов, и в тот день им воздастся за преданность. Насколько я знаю, они до сих пор так говорят.

Я перебрался в город и стал перебиваться случайными работенками, ну, ты понимаешь, любой халтурой, которую только мог выпросить. Было нелегко, не всякая работа была чистой, да и платили за нее дерьмово. В конце концов я поступил так же, как и все остальные, и обратился к Нелюди.

Когда бродяга поднимает бровь, Вред вскидывает руку.

– Не беспокойся, у меня с ней не сложилось. В общем, мне пришлось весьма спешно покинуть Дивенбург, но это уже отдельная история. Извини, не хотел на тебя рассказ обо всей своей жизни вываливать.

Ответная ухмылка Странника не лишена теплоты.

– Забавно думать, что они были правы. В смысле, моя семья. Я полагаю, поэтому мы идем на север? Чтобы присоединиться к войску? – Он смотрит на бродягу в ожидании подтверждения, и его лицо поникает. – Никакого войска нет, так ведь?

Странник покачивает головой.

– Ох. Значит, мы идем на север не затем, чтобы сражаться, мы спасаемся бегством. Может, я все-таки смогу тебе помочь. У меня богатый опыт по части убегания. А еще у меня было много младших сестер, так что я и с маленькими детьми управляться умею. Коза, впрочем, полностью в твоем распоряжении.

Следуя за зеленоглазым, группа направляется к ущелью посреди горного склона, выщербленной нише, из которой некие существа наблюдают за ними в ожидании.

Рыцари Нефрита и Пепла копаются среди останков, которые теперь даже наполовину не живы. Они работают быстро, кромешная темнота вокруг их не беспокоит. Обступают тело командира со всех сторон, высвобождают из-под кровавого месива и кладут на землю. Рыцари осторожно срывают и соскабливают обгорелые ошметки плоти с брони вожака. Один из воинов подбирает командирский клинок и протягивает его рукоятью вперед.

Но командир лежит без движения.

Рыцари выстраиваются вокруг предводителя кольцом и опускаются на колени, наклоняясь вперед, пока не соприкасаются головами друг с другом. Сущность протекает между ними, водоворотом вливаясь в помутневшее забрало вожака.

Глубоко внутри неподвижной оболочки рыцари обнаруживают истерзанную и бледную душу командира. Истончившуюся, как паутина, угасающую тень его прежней души. Рыцари все вместе бережно прикасаются к иссеченному облаку, дорисовывают его границы, заполняют пустые пространства частицами собственных душ, воссоздают его.

В их ряды закрадывается смятение, набирая скорость и силу. Рыцари так близко подошли к цели, что теперь пытаются выяснить, кто из них начал сомневаться. Каждый подпитывает страх, заставляя его расти, пока они не содрогаются от его мощи.

– Сломан. Разорван. Круг разорван. Кровоточим. Наши умы и сердца истекают кровью.

Уныние угрожает вот-вот одолеть их, но объединенное сознание рыцарей разжигает искру жизни, и мысли командира обретают форму, устанавливают порядок.

– Докладывайте.

– Мы одолели слуг Нелюди. Злость исчезла. Мы боимся. Шестой пал.

– А Лоскутник?

– Оказался в ловушке после вашего выстрела. Лоскутника завалило камнями неподалеку. Он жив. Он умирает.

– Отведите меня туда.

– Есть еще данные. Должны ли мы сказать? Мы не знаем. Мы боимся.

– Говорите.

– Огонь повстанцев обрушил позади нас тоннели. Мы в ловушке. Мы не можем следовать за Злостью. Задание провалено.

Командир потерял двух рыцарей, а оставшихся поразил страх. Копье сломано, а одна из латных перчаток уничтожена, рука бесполезна, если только не применять ее как дубину.

Это не имеет значения.

Командир прерывает контакт и забирает меч. Рыцари проводят вожака туда, где испускает дух Лоскутник, превратившийся в совершенно непотребным образом развалившуюся мешанину из мантий и костей, наполовину погребенную под грудой камней.

Меч командира с криком устремляется вниз, пронзает не придавленную камнями конечность, намертво пригвождает ее к земле. Рыцарь терпеливо выжидает, позволяя силе врага иссякнуть. Когда герцог Нелюди начинает разваливаться на куски, командир проникает в его распадающийся разум, выискивая информацию.

И приходит осознание многого…

Основные силы Нелюди погибли в тоннелях.

Теперь Вердигрис остался без правителей.

Нелюдь удерживается в этом мире, несмотря на то, что она ушла очень далеко от Разлома. Она стремится продвинуться еще дальше на север, где бушует война между ее армиями – у Нелюди есть армии! – и силами Империи, что по-прежнему удерживают побережье.

Нелюдь боится столкновения с Узурпатором и убегает туда, где он не сможет ее достать. Она знает, что Узурпатор не выдержит путешествия.

Она знает! Эта мысль заставляет разум командира пошатнуться, ведь где-то на грани сознания рыцарь и сам это знает, всегда знал. Но Нелюдь ошибается. Узурпатор сможет достичь далекого севера. Рыцари станут перстами Аммага, кулаком Зеленого Солнца.

Но сперва нужно выбраться из подземелий.

Рыцари Нефрита и Пепла перетаскивают камни, прокладывая путь, пока командир освежевывает останки Лоскутника, время от времени – герцога, Южного Лика Нелюди.

Оба занятия отнимают много времени.

Есть те, кто предпочел жить между Вердигрисом и Слейком, в потаенных поселениях среди горных расщелин. Как и большинство маленьких, незначительных для мира существ, выжить этим людям помогает скрытность и уединение. Тем не менее иногда необходимость поторговать, послушать историю или поделиться отчаянием сводит их вместе. В такие времена собирается Теневой рынок.

– У Теневого рынка есть свои законы, – объясняет Вред, пока Странник, забрав малыша обратно, укрывает его под полой плаща. – Никогда и никому не называй своего имени. Никогда не доставай оружие. Никогда не открывай лица. Никогда не нарушай сделки.

Люди в капюшонах сидят позади разложенного товара, спорят о цене, заключают сделки. Здесь перебрасываются односложными репликами, столь же жесткими, как и сами выживающие в этих краях. Они приходят и уходят, порхают между торговцами, точно мотыльки, и оборачиваются, чтобы проследить за пришлецами.

Группа приходит на рынок, и меч у ноги бродяги начинает вибрировать, приглушенно гудя в ножнах. Группа спешит к первому прилавку. Лицо хозяйки скрыто, только кожа приоткрывается мельком, грубая и морщинистая, как сушеный орех. Она ревностно бережет свои скудные припасы, а Странник хочет их все. Взамен торговка хочет все его монеты.

Коза тянется к еде, подбирается все ближе, в углу ее пасти скапливается слюна. Нос зависает над продуктами, а потом спешно опускается, встретившись с отвешивающей удар рукой.

Слова торговки становятся все жестче, как и жесты Странника.

– Пожалуйста, – убеждает ее Вред. – Мы все окажемся в проигрыше, если не договоримся о честной цене.

Он продолжает умиротворяюще говорить с ней, с пониманием относится к ее невзгодам. Но все же ее возражения крепки, и зеленоглазому приходится вести долгий бой, чтобы их ослабить. К несчастью, ни у Вреда, ни у торговки нет такой роскоши, как избыток времени.

На Теневой рынок нисходит тьма ложного заката.

Все как один поднимают глаза. Гора наверху, кажется, стала выше, ее затупленная вершина заслоняет свет. Но горы не растут и не движутся.

А эта гора прыгает.

Крупные куски камня разлетаются в стороны от взлетевшей в небо фигуры, когда она падает, раскинув руки и ноги. От соприкосновения с живой кометой кричит земля. Волны звука и земляной дрожи раскатываются во все стороны, разбрасывая людей и перемешивая их добро.

Ослепляющий свет возвращается, открывая взору фигуру с зеленой кожей, обтянутой толстыми, как канаты, лиловыми венами. Ее тело покрывают металлические пластины, предназначенные для танков, и она не снимала их так долго, что они поросли плотью, словно плющом. Только ее лицо кажется обычным, слишком маленьким для треугольника мышц между плечами и лбом. Ее называют Дочерью Узурпатора, ее называют Булавой, что ходит, и она кого-то ищет. Она стоит на коленях там же, где приземлилась, и держится наготове, почти без движения. Только вертит головой влево и вправо.

Люди кричат и расползаются, оказавшись в ловушке между горным склоном и новоприбывшей. Кто-то вжимается в гору, большинство начинает залезать наверх. Никто не думает сражаться.

Вред хватается за тряпку у себя под ногами и дергает ее всеми углами вверх, чтобы получился мешок, набитый едой.

Хозяйка вопит, поднимаясь с земли на колени, и тянется к своим пожиткам.

Вред отталкивает ее и убегает к узкому проходу в скалистой стене.

Странник глядит ему в спину и собирается пойти следом, но прежде оборачивается к развалившейся в пыли сломленной женщине. Подбрасывает драгоценную монету.

Та с песней летит, вращаясь, прямо к торговке и падает ей в подол.

Голова Булавы следит за движением, а потом поворачивается обратно, пока ее взгляд не останавливается на бродяге. Она поднимается.

Бродяга с козой мчатся к пещере. Коза оказывается первой и легко проскальзывает в темноту.

Булава прыгает.

Бродяга с трудом пролезает в трещину. Она не хочет его принимать. Он трется спиной о камни, тяжело давящие на ребра. Резкие крики малыша наполняются болью, но все же бродяга протискивается внутрь.

Булава бьет по каменной стене там, где спряталась добыча, бьет до тех пор, пока гора не стряхивает с себя гранитные плиты, запечатывающие всех внутри.

ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД

Пока инфернальная орда разбредается по северу в поисках Злости, Узурпатор обращает внимание на свой новый дом.

Его притягивает жизнь, от одинокого стебелька до переплетения дикорастущих трав и лоз, теснящих друг друга в борьбе за жизненное пространство. Этот конфликт Узурпатору понятен.

Больший интерес у великого инферналя вызывает распростертый перед ним город. Укрывшееся у основания долины поселение избежало внимания остальных захватчиков. По-прежнему вращаются турбины, продолжают светить уличные лампы. Вдоль долины тянутся ряды солнечных батарей, их синтетические ладони принимают вертикальное положение, стремясь поймать последние лучи заходящих светил.

А еще здесь есть люди.

Они выстроились дрожащей линией у границы города. Мужчины и женщины, все, кто был слишком стар или молод, чтобы вступить в армию.

В два планирующих скачка Узурпатор оказывается прямо перед ними.

Люди отшатываются от демона, большинство вскидывает самодельное оружие, кто-то его роняет.

Узурпатор сгребает одного из самых молодых поселенцев и медленно поворачивает его в громадной руке.

Трясущиеся люди глазеют на Узурпатора, и, хотя они отчаянно хотят помочь своему болтающемуся в воздухе товарищу, никто не знает, что делать.

Одна отважная духом женщина бросается вперед, паля из ружья, и выкриком вызывает инферналя на бой.

Но пули лишь проскальзывают по серебристо-зеленой коже Узурпатора, а слова оказывают еще меньшее воздействие.

Отважная духом женщина прекращает атаку, вся ее отвага куда-то теряется.

Узурпатор ее не замечает. Его внимание приковано к чему-то намного более интересному.

Вокруг Узурпатора сформировалось кольцо незримой для человеческих глаз инфернальной сущности, искаженных останков его сородичей, не сумевших должным образом проявиться в этом мире.