Текст книги "Единорог"

Вилли поднял голову и кивнул:

– Она самая, Принцесса. Эйлин. Ты ее, кажется, один раз видела, рыженькая такая…

– Рыженькая? Вилли, у тебя просто нет совести. У нее восхитительные золотисто-каштановые волосы, причем натуральные…

– Да?

– Да!

– Я бы предпочел крашеные и никаких таких маний… Модести рассмеялась и вошла в комнату. Она была босиком и оставляла мокрые следы на кафельном полу. Таррант пододвинул ей табурет, она уселась и, закинув ноги на перекладину верстака, спрятала руки в рукава.

– Что вам демонстрирует Вилли? – осведомилась она.

– Пока не знаю. Говорит, что с помощью этой штуки человек слышит, как летучая мышь, но что это именно, я пока не видел.

– Уже все готово! – возвестил Вилли и показал маленькую овальную штучку. С одной стороны торчало с полдюжины коротких металлических штырьков. С другой стороны имелся конусообразный резиновый выступ. На конце был зажим. Тонкий провод вел от этого выступа овала к небольшой батарейке, которую Вилли положил в карман рубашки.

– Надо вставить в ухо резиновым концом, – пояснил он. – Это вроде как аппарат для глухих.

– И что же он делает, Вилли-солнышко? – осведомилась Модести.

– Это все равно что радар. Примерно так ориентируется в темноте летучая мышь. Она испускает ультразвуковые сигналы, они наталкиваются на предметы и возвращаются назад. Мышь суммирует все в своей головке и понимает, что если не свернет влево, то врежется в столб.

– Какие смышленые создания, – заметил Таррант. – А нам тоже надо пищать?

– Шутки в сторону, – сказал Вилли, поднимая вверх руку, словно учитель среди расшалившихся учеников. – Эта штука сама посылает ультразвуковые сигналы и ловит их отражение. Вы слышите писк и сила этих сигналов соответствует размерам и близости объекта. Если немного привыкнуть к прибору, можно даже догадываться о форме предмета.

– С ним, значит, можно передвигаться по дому в темноте, не зажигая света? – спросила Модести.

– Ну да. И очень помогает в джунглях, даже днем. Можно засечь чье-то передвижение, даже если ты ничего не видишь. Но в темноте, понятно, ему просто нет цены.

– Каков радиус действия? – спросил Таррант.

– Пока сто футов, но я, может, смогу немножко его увеличить…

– А можно с его помощью лучше прицелиться в темноте?

– Ну, Принцесса, наверно, сможет. – Вилли сокрушенно покачал головой. – Я-то из пистолета стреляю плохо. Я их в основном коллекционирую. Если мне дать заряженный пистолет, то я, скорее всего, попаду себе в ногу. Но с помощью этой штучки, глядишь, смогу угробить ножом кого угодно на расстоянии сорока футов.

– Посмотрим, как действует твой прибор, Вилли, – сказала Модести, слезла с табурета и прошлепала босиком в главный зал. Мужчины проследовали за ней. Вилли встал в середине ковра, закрыл глаза, несколько раз повернулся вокруг своей оси.

– Ну, сэр Джи, можете начинать двигаться.

Таррант, испытывая чувство какой-то неловкости, начал обходить Вилли на цыпочках, стараясь держаться от него как можно дальше. Вилли вытянул руку и указал точно на Тарранта. Тот не прекращал движения, но палец Вилли продолжал «вести» его. Палец, наставленный на него, двигался, словно стрелка компаса за магнитом. Когда Таррант останавливался, палец замирал в воздухе, когда он продолжал движение, палец оживал. По мере того как Таррант приближался к Вилли, палец опускался все ниже и ниже.

– Расстояние пятнадцать футов, – говорил Вилли. – Десять, восемь… Так, а теперь вы удаляетесь… – Он открыл глаза.

– Неплохо, – отозвался Таррант, который на самом деле был просто потрясен. – Заинтересовать бы этим наших ослов из министерства обороны. Сейчас в джунглях Юго-Восточной Азии идет война…

– Спасибо, сэр Джи, – откликнулся Вилли, – но я бы не хотел лишних контактов с министерством обороны…

– Наш Вилли держит игрушки у себя под подушкой, – заметила Модести.

– Это разумно, – сказал Таррант и, подойдя к скамейке, сел рядом с Модести. Он посмотрел на часы, обдумывая следующий ход. Половина пятого… Весь день он ждал благоприятной возможности рассказать о своей проблеме, но удобный момент никак не подворачивался, и это действовало на нервы. Он подумал о желтом листке с черными строчками, который лежал у него в бумажнике. Как отреагирует Модести, если он вытащит его прямо сейчас? Может, именно так, как ему хотелось бы, но он не был в этом уверен на все сто процентов. Лучше погодить. Вдруг первый шаг сделает сама Модести? Или Вилли. От ее имени.

Таррант погрузился в воспоминания, уносясь мыслями в те далекие дни, когда он решил впервые использовать Модести Блейз. Это случилось вскоре после того, как Модести отошла от дел и купила себе роскошный пентхауз с видом на Гайд-парк, а Вилли Гарвин, также «завязавший» с преступной деятельностью, приобрел пивную. Оба были богаты, оба имели массу свободного времени – и оба изнемогали от скуки.

Первым не выдержал Гарвин. Он сбежал в банановую республику в Южной Америке и нанялся делать там революцию. Но без Модести Вилли напоминал лампочку, отсоединенную от источника питания. Он действовал без привычной лихости и вскоре был не только пойман, но и приговорен к смерти, приняв это с каким-то летаргическим фатализмом.

Именно тогда-то Таррант, получив сведения о судьбе Вилли, решил использовать это как рычаг для вовлечения Модести в одну странную и тайную операцию. Впрочем, он вовремя послушался внутреннего голоса и, отбросив идею шантажа, выдал ей информацию просто так, без каких-либо предварительных условий. Это помогло ей быстро вызволить Вилли из плена и спасти ему жизнь.

Таррант не ошибся, послушавшись своего внутреннего голоса. Модести приняла его приглашение участвовать в операции. Она только еще заметила: «Откуда это вы узнали, что я не только ненавижу шантаж, но также ненавижу оставаться в долгу?» Он хорошо помнил финальную стадию операции, подсчет убитых. Даже теперь у него по спине пробежал озноб. Модести и Вилли тогда победили, но и сами уцелели с большим трудом.

Но новая работа конечно же не имела ничего общего с кошмарами той давней операции. Таррант еще раз просчитал варианты и решил, что не кривит душой. И вообще пока что речь шла даже не о работе, просто возникли кое-какие туманные подозрения, которые надлежало развеять.

Он вздохнул и вернулся в настоящее. Вилли удалился в мастерскую, чтобы положить на место свой миниатюрный радар. Модести мирно курила сигарету.

– Ну что ж, – начал Таррант, – сегодня я провел в вашем обществе замечательные часы. У вас есть какие-то новые предложения или я уже злоупотребляю вашим гостеприимством? Будьте со мной абсолютно честны.

– Я противница абсолютной честности, – отозвалась Модести умиротворенно-рассеянным тоном. – Это порой убивает учтивость и нередко звучит слишком жестоко. По возможности не следует причинять людям боль…

Таррант бросил взгляд на ковер, на конго на столе и рассмеялся. Модести сперва озадаченно посмотрела на него, но быстро сообразила, что он имеет в виду, и тоже улыбнулась, причем именно так, как это нравилось Тарранту – лукаво, с озорством подростка.

– Я имею в виду вовсе не ту боль, – сказала она, – и вы, кстати, прекрасно это понимаете, сэр Джеральд.

– Конечно, – кивнул Таррант, надеясь, что эта улыбка останется на ее лице еще какое-то время. Она появлялась редко и приводила его в восторг. – Но все-таки, возвращаясь к моему вопросу, вы будете со мной учтивы или честны?

– И то, и другое. После того как мы с Вилли проводим вот такой бой, мы любим тихо провести остаток дня. Он примет душ, мы выпьем чаю и просмотрим воскресные газеты. Потом, наверно, совершим прогулку в лодке Вилли. Он будет удить рыбу, а я просто лежать и дремать. Если эта программа не кажется вам слишком скучной, милости просим в нашу компанию.

– Я старый рыбак, – заметил Таррант. – Кстати, вы ведь, кажется, обещали мне сегодня рыбалку. Вилли может одолжить мне удочку? Это не составит для него проблему?

– У меня их целая дюжина, сэр Джи, – отозвался Вилли, появляясь на пороге мастерской. – Так что выбирайте оружие.

Модести затушила сигарету и сказала:

– Тебе надо принять душ, Вилли. А я пока переоденусь. Через десять минут я буду готова.

Она встала и двинулась в одну из душевых, на ходу развязывая алый кушак.

Лодка была привязана под большим буком у самой воды. Модести Блейз улеглась на подушки и прикрыла глаза. У кормы стояло ведерко, в котором плавали две-три плотвички, двухфунтовый окунь и толстяк карп в десять фунтов.

Таррант пользовался бамбуковым удилищем и леской с двумя поводами, как это принято в Норфолке. Вилли ловил на донку. Короткое удилище была закреплено в трубке, вставленной в отверстии планшира, а к леске сверху был прикреплен кусочек теста, чтобы сразу понять, как клюнувшая рыба начнет уходить. Вилли сидел, опершись на борт, и мирно покуривал.

Примерно уже полчаса в лодке царило полнейшее молчание.

– Ну, как работа, сэр Джи, – наконец нарушил тишину Вилли.

– То так, то этак… Вы же знаете, как бывает… прошлая неделя выдалась тяжелой, но в этом году это наша первая потеря, поэтому грех жаловаться. Мне повезло больше, чем Рене Вобуа.

Рене Вобуа, возглавлявший Второй отдел в Париже, был коллегой и давним приятелем Тарранта.

– Да, ему вряд ли было приятно узнать, что Руазе и Арди работали не столько на него, сколько на ОАС, – заметил Вилли.

– Что и говорить, приятного тут мало, – кивнул Таррант. – Работа сама по себе достаточно трудная, а тут еще все время приходится оглядываться. Уж не знаю, как это удается Рене, но, когда я видел его в прошлом месяце, он и виду не подал, что у него большие неприятности.

– Рене выстоит, – подала голос Модести, – это человек, каких мало. – Она открыла глаза, увидела на лице Тарранта улыбку и заметила: – Надеюсь, сэр Джеральд, вы не усматриваете в этом проявления неучтивости?

– Нет, это только честно. И справедливо.

– Вы недооцениваете себя. Я ценю вас не менее высоко, но просто вы принадлежите к другой категории людей. Вобуа Руководствуется логикой, вы же больше полагаетесь на интуицию. У каждого из вас есть качества, в которых вам нет равных, но результаты, которых вы оба добиваетесь, схожи. – Она поудобнее устроилась на подушке и добавила: – Это не просто эмоциональное заявление. Вы оба находились у нас под микроскопом, когда мы еще работали.

– Я лично обеими руками за интуицию, – сказал Вилли. – Помните дело Габриэля, сэр Джи? Вы тогда не ошиблись в своих догадках.

– Так-то оно так, – сказал Таррант, чувствуя, как его охватывает легкое возбуждение, – но мое начальство не склонно придерживаться вашей позиции, Вилли. Они любят факты. И потому мне не часто приходится тратить наше время и деньги на смутные догадки. По крайней мере, официально…

Наступило довольно многозначительное молчание. Модести снова прикрыла глаза и сказала:

– Их за это трудно осуждать, но все же порой это, наверно, утомляет…

– Порой да. В высшей степени утомляет, – произнес Таррант с легким нажимом на последнем слове.

– Что-то новенькое? – осведомился Вилли и выбросил сигарету за борт.

Таррант дернул удочку, но, увидев, что тревога была ложной, заново забросил леску.

– Вы имеете в виду нынешнюю ситуацию? – спросил он, выигрывая время.

– Да, да, он имеет в виду нынешнюю ситуацию, – с легкой усмешкой подтвердила Модести. – Ну, так что – опять какие-то проблемы?

Таррант вдруг почувствовал странное сочетание облегчения и сожаления. Удобный момент возник, и оставалось лишь разумно им воспользоваться. Он поджал губы, задумчиво покачал головой и сказал:

– Нет, ничего такого, что было бы по вашей линии, сейчас вроде бы не наклевывается. – Он выдержал театральную паузу, а потом добавил: – Практически ничего.

– Когда вы говорите «практически ничего»… – начала Модести и замолчала, превратив тем самым недоконченную фразу в вопрос.

– Нет, я просто хотел сказать, что меня сейчас гложет одно дурацкое подозрение. – Таррант коротко усмехнулся, как бы иронизируя над самим собой. – Еще более туманное, чем в прошлый раз.

Модести медленно встала, поправила подушки, зажгла новую сигарету.

– Может, расскажете? – попросила она.

– Тут, собственно, не о чем толком и рассказывать. – Таррант передал удочку Вилли и вытащил черный бумажник. – Боюсь, вы не найдете тут ничего особо интересного. – Он вынул желтый листок и передал Модести.

Это была листовка форматом восемь на пять дюймов, приглашавшая всех желающих и политически зрелых людей посетить собрание Друзей Свободного Кувейта, проводившееся в зале на Госсли-роуд. С речью должен был выступить глава правительства Свободного Кувейта эс-Сабах Солон.

Модести просмотрела листок и передала его Вилли, который, вернув удочку Тарранту, погрузился в изучение текста.

– Странное имя эс-Сабах Солон, – сказала Модести. – То ли греческое, то ли арабское… И как же ему удалось стать главой правительства Свободного Кувейта?

– Такого правительства нет в природе, – отрезал Таррант. – Есть лишь этот Сабах Солон и несколько его приспешников. С теми же основаниями я могу, например, объявить себя главой правительства Свободной Монголии. Это чушь. Кувейтцы совершенно довольны своими просвещенными правителями.

– Но все-таки у этого Солона есть какая-то пламенная идея? Какие-то основания сыграть руководящую роль?

– Он называет себя прямым потомком рода эс-Сабах, представители которого были первыми поселенцами в Кувейте, еще в восемнадцатом веке, – сказал Таррант. – Тогда там была самая обыкновенная пустыня. Сейчас страной правит, как вы, наверно, знаете, шейх Абдулла, потомок первого эмира Кувейта. Эс-Сабах Солон утверждает, что у него гораздо больше прав управлять страной и в виде доказательства приводит довольно странное и совершенно фальшивое генеалогическое древо.

– Это все, так сказать, гарнир, – молвил Вилли, отрываясь от листовки. – В чем суть игры, сэр Джи? Где зарыта собака?

– Я даже не знаю, зарыта ли она вообще.

– Ладно, тогда скажем так: что шепчет вам смутный внутренний голос?

– Порой даже трудно себе представить, что нефть в Кувейте брызнула фонтаном всего лишь полтора десятка лет тому назад, – сказал Таррант. – Сегодня же они добывают до сорока тысяч тонн в сутки. И там сосредоточена четверть всех мировых запасов нефти.

– Так, так, – покачал головой Вилли. – В таком случае кое-что начинает проясняться. Но это все пока полная ахинея, – он постучал пальцем по желтому листку. – Курам на смех. Бред сивой кобылы.

– Мы были в Кувейте четыре года назад, – сказала Модести, – и он не показался нам рассадником революционных идей. Сомнительно, чтобы все там так переменилось.

– Перемены исключительно к лучшему, – заметил Таррант. – Это маленькая процветающая страна, которой управляют вполне разумные люди.

– Тогда этот Солон с его освободительными идеями – псих, как полагает Вилли?

– Выходит, так, – ответил Таррант, глядя на поплавок. – Над ним смеется мой министр, над ним смеются в Кувейте. Но мне почему-то не смешно. Получается, что только у меня начисто отсутствует чувство юмора.

Воцарилось долгое молчание. Таррант понимал, что два очень проницательных ума занимаются оценкой услышанного.

Модести кивнула на листок, который по-прежнему держал в руке Вилли.

– Одного этого мало. Даже для гипотезы нужно кое-что еще.

– Сущая правда, – сказал Таррант и замолчал. Вилли стал сматывать свою донку. Когда он хотел уже положить ее на дно лодки, Модести вдруг протянула руку. Он передал удилище Модести, которая взяла его в обе руки и, вытянув их, кончиком дотронулась до листа на одной из нижних ветвей бука, прямо над головой Тарранта.

Она трижды повторила эту процедуру, и трижды кончик удилища дотрагивался до одного и того же листа. Вилли следил за ней и одобрительно кивал головой, всякий раз когда кончик удочки касался листа.

– Не сочтите за назойливость, но интересно, чем вы сейчас занимаетесь? – не выдержал Таррант.

– Думаю, – сказала Модести, и в глазах ее он увидел полную сосредоточенность.

Когда же в очередной раз удилище коснулось листка, он сказал:

– Да, но я имел в виду, чем вы конкретно сейчас занимаетесь, моя дорогая…

– А! – Она рассмеялась и вернула удилище Вилли. – Проверяю то, о чем мы давно говорили. Это упражнение носит чисто академический характер. Никакого отношения к тому, о чем я сейчас думаю.

– Понимаю… Точнее сказать, ничего не понимаю. Вы меня несколько озадачили…

– Извините, я этого совсем не хотела. Вы не станете возражать, если мы с Вилли посетим это самое кувейтское собрание?

– Я был бы счастлив узнать ваше мнение о нем. Но только не привлекайте к себе лишнего внимания. Очень вас прошу.

– Мы всегда очень осторожны, сэр Джеральд. А вы там тоже будете?

– Не на виду у всех.

– В таком случае, быть может, мы встретимся потом у меня и обсудим увиденное?

– Собрание проводится с восьми до девяти, – сказал Таррант. – Что, если я появлюсь в начале одиннадцатого?

– Прекрасно.

Тут поплавок Тарранта ушел под воду, он потянул, и не напрасно. Клюнул толстый окунь, которого он не без усилий втащил в лодку. Снимая с крючка рыбу и бросая ее в ведро, Таррант заметил:

– Собственно, проблема состоит в одном. Похоже, нам с вами придется обходиться без Вилли.

– Это еще почему? – В голосе Вилли послышалось возмущение.

– Просто я вспомнил о Мелани, – невозмутимо продолжал Таррант. – Такая темноволосая и большеротая… Вы же, кажется, отправляетесь с ней завтра в Ле Туке на несколько дней…

Вилли с облегчением улыбнулся и сказал:

– А, не беда. Мелани не столько путешественница, сколько обжора. Романтике она предпочитает хорошую еду. Думаю, ее сердце не окажется разбитым, если мы отменим поездку. В утешение я пошлю ей букет фиалок и пирог со свининой.

Глава 4

В высоком сводчатом зале дворца Либманн заканчивал обычное выступление перед новобранцами. Они сидели на скамейках и смотрели на экран, на котором демонстрировались слайды.

– И тогда, к шестнадцати часам, – заключил Либманн, кладя указку, – все ключевые точки окажутся в наших руках – аэропорт и морской порт Мина-эль-Ахмади, казармы, радиостанция, полицейские посты и весь город Эль-Кувейт. К тому времени организованное сопротивление будет давно подавлено.

На мгновение бросив взгляд на карту, он перевел его на собравшихся.

– Это означает завершение четвертого этапа операции «Единорог», после чего теоретически вы поступаете в распоряжение нового правительства, которое будет доставлено на место на самолете двумя часами раньше. Но по сути дела, сохраняется прежняя структура подчинения. Правительство будет ведать лишь политическими аспектами. Есть вопросы?

Встал долговязый, коротко стриженный поляк.

– В чем будут заключаться функции летучей пехоты по завершении первого этапа операции? – спросил он, как и полагалось, по-английски, тщательно выговаривая слова.

– Одно подразделение соберется здесь в качестве резерва, – сказал Либманн. Он снова взял указку и показал на карту, появившуюся на экране. – Второе подразделение будет заниматься попарным патрулированием в городе – для подавления возможных попыток стихийного сопротивления.

– Нам будут даны точные инструкции?

– Вам обязательно будут даны точные инструкции, Потоцкий, – холодно ответил Либманн. – Как я говорил вам вначале, это пока общий инструктаж.

Затем поднялся блондин с пухлыми алыми губами и томным взглядом. Его фамилия была Логан, его уволили из британской армии за то, что он забил до смерти африканца. Либманн держал его на заметке как потенциального заместителя командира отделения. Несмотря на его аристократический английский, Логан был смекалист и беспощаден. Из него вполне мог развиться командир того типа, о котором говорил Карц.

– Военная сторона вопроса очаровательна, – сказал Логан. – Она сработает. Но нельзя забывать и нашей заинтересованности в том, что произойдет дальше, Либманн. – Он показал рукой на карту. – Мы будем там, когда во все стороны полетит дерьмо, и, не сочтите за излишнее любопытство, нам хотелось бы знать о том, какие будут дальнейшие политические ходы. Британия обязательно должна на это отреагировать, равно как и американцы, и представители некоторых арабских государств. Как нам выйти из игры? И когда?

– Когда придет время, Карц вас подробно проинформирует об этом, – сказал Либманн. – Пока же я могу остановиться лишь на самых общих моментах. Вся операция спланирована таким образом, чтобы создать в стане оппозиции полную неразбериху. Нами будет использовано шестнадцать больших транспортных самолетов, в том числе восемь «Локхидов» типа «Геркулес» и восемь «Ан-12». Противотанковые мины, которые будут установлены вокруг города и порта – британского производства. Мотоциклы чешские. Маленькие быстрые автомобили-разведчики – немецкие. Основа нашего арсенала – система «Армалит AR-15», которая может действовать как автоматическая винтовка, пулемет и гранатомет… – Либманн помолчал и добавил: – Примеров, я думаю, хватит. Главное, сбить всех с толку. Некоторые страны сразу резко осудят случившееся как империалистический заговор, за которым стоит Америка. Вроде бы абсурд, но ряд африканских государств сразу же подхватит это.

Он сунул руки в карманы и устремил свой взгляд на Логана, который снова сел на скамейку.

– Вы упомянули реакцию международного сообщества, – сказал он. – Она, конечно, не заставит себя долго ждать. Американцы сразу станут отрицать свою причастность. Британцы начнут лавировать и горячо спорить друг с другом по телевидению. Тем временем эс-Сабах Солон выступит с обращением по радио. Он отвергнет идею иностранной поддержки. Он будет распространяться о неоколониализме, об агентах империализма, о нефтяных магнатах, о страдающих угнетенных людях труда. О несчастных кувейтцах.

Губы Либманна тронуло подобие улыбки.

– Некоторые государства, которые первоначально осудят за переворот Соединенные Штаты, затем сделают ловкий вольт. Они признают новый режим. Их примеру последуют и молодые государства Африканского континента. Здесь уже все тщательно рассчитано. Эс-Сабах Солон пригласит в Кувейт делегацию ООН, чтобы она проследила за ходом выборов, которые будут вскоре объявлены. Это создаст такой политический климат, в котором ни одно из ведущих западных держав не осмелится выступить против нас. Но наблюдательная комиссия ООН так никогда и не приедет, поскольку будет пущен в ход механизм всевозможных проволочек.

Логан рассмеялся. Либманн поднял руку и продолжил:

– Так пройдет двенадцать дней. На тринадцатый в одной из горячих точек планеты – будь то Кипр, Малайя или Латинская Америка произойдет нечто, способное отвлечь внимание мировой общественности от Кувейта. Не знаю, где именно это произойдет, да и не в этом дело. Главное, все сразу забудут про Кувейт.

– Ясно, – сказал Логан. – Подход понятен, и он, скорее всего, сработает. Жизнь продолжается, а переворот в Кувейте – свершившийся факт. Но мы не можем слишком долго удерживать порядок в стране силой. Наша задача – получить причитающиеся деньги и отправиться по домам.

– Внутренняя политика Кувейта будет неразрывно связана с внешней, – отозвался Либманн. – Новое правительство должно будет обеспечить себе поддержку изнутри. Собственно, уже существует достаточно сплоченная пятая колонна в самом Кувейте. Если правительство сумеет нейтрализовать хотя бы десять процентов населения, причем правильно выбранные десять процентов, то все наладится само собой. Будет быстро создано действенное полицейское государство.

– Как же удастся нейтрализовать эти самые десять процентов? – осведомился Логан.

– Разумеется, с помощью денег и патронажа. Доходы от нефти превышают миллиард долларов в год. Если не пожалеть двадцать пять процентов от этой суммы, то можно купить самую эффективную поддержку. Естественно, придется ликвидировать несколько недемократически настроенных личностей. Пресса и радио окажутся в опытных руках. Страны, которые зависят от кувейтской нефти, довольно быстро сядут за стол переговоров с новым правительством. Пройдет полтора месяца, и жизнь страны покатится по новым рельсам без помех. А мы тогда получим заработанное и отправимся восвояси.

Либманн замолчал и посмотрел на тех, кто сидел в зале. Кое-кто проявлял интерес к тому, что он говорил, но в большинстве своем новобранцы отнеслись к его словам с большим равнодушием. Политические проблемы их решительно не волновали. Либманн посмотрел на Логана и поднял брови.

Тот открыл было рот, но затем снова закрыл его и покачал головой.

– Правильно, Логан. – На губах Либманна опять появился призрак улыбки. – Не надо спрашивать, кто наши работодатели. Это было бы опрометчиво.

Карц стоял на скале, образовывавшей склон небольшой лощины, отходившей на запад от основной долины, где находился дворец. Широко расставив ноги и сцепив руки за спиной, он, казалось, был вытесан из того же камня, что и скала, на которой он стоял, – ни дать ни взять гигантский тролль, которого обратил в истукана наступивший рассвет.

Карц смотрел на группу боевиков, которые внизу учились обращаться с длинноствольным орудием с большим, хоть и довольно легким цилиндром под казенной частью. Это орудие могло обслуживаться всего лишь одним человеком и было создано на основе сорокамиллиметровой пушки «Аврил», стрелявшей реактивными снарядами.

– Инструктаж прошел удовлетворительно? – спросил Карц, не поворачивая головы.

– Да, – ответил Либманн, стоявший рядом и чуть ниже. – Они быстро все усвоили. Это опытные профессионалы.

– Вопросы были?

– Ничего существенного. Логан, этот англичанин, интересовался, как затем будет развиваться политическая ситуация.

– Проявлял излишнее любопытство?

– Нет. Его интересовало, когда, собственно, можно будет вывести вооруженный контингент из страны. Это вполне нормально.

– Вы объяснили?

– В самых общих чертах.

– Люди были удовлетворены?

– По-настоящему проявляли интерес пятеро. Они действительно были заинтересованы. Я рекомендовал бы повнимательнее присмотреться к Логану. У него задатки лидера.

Реактивный снаряд со свистом вылетел из жерла орудия и устремился к силуэту танка, нарисованному на скале примерно в трехстах ярдах.

– Есть новости от нашего руководителя службы безопасности насчет Гарвина и Блейз?

– Только что пришел ответ. – Либманн подал листок бумаги. – Он признает их профессиональные качества, но выражает сомнения, что существует способ принудить их принять участие. С другой стороны, если таковой способ все же отыщется, он убежден, что нет необходимости проверять их пригодность, и предлагает нанять их сразу.

Карц повернулся, и его змеиные глаза уставились на Либманна.

– Его предложение отвергается, – отрезал Карц. – В вопросе подбора командиров я не могу положиться ни на чье частное мнение. Даже на ваше, Либманн.

– Но если он не сумеет отыскать рычаг воздействия? – спросил тот. – Что тогда?

Карц снова посмотрел на бойцов у пушки и медленно произнес:

– У этой женщины и этого мужчины есть прошлое. Там много разных любопытных деталей. Есть сложности. – Широкие монгольские ноздри чуть дрогнули. – Там, где есть сложности, есть способы воздействия. Рычаги. Я не сомневаюсь в этом, Либманн. Я это чую. Передайте моему заму по кадрам, пусть ищет. Хорошенько.

Несколько минут оба стояли в молчании, глядя вдаль. В самом конце полигона, там, где маленькая лощина немного расширялась, возник с десяток силуэтов, очень похожих на обычные, человеческие, только сильно раздувшиеся, распухшие. Они передвигались прямо по воздуху большими плавными шагами, словно космонавты на какой-то планете, где слабо действуют законы гравитации. Силуэты приземлились в очередной раз, затем снова взмыли ввысь и растворились в воздухе.

– Нам требуется еще тридцать комбинезонов для оснащения летучей пехоты, – сказал Либманн.

– Они прибудут завтра, если вдруг не испортится погода, – сказал Карц, вглядываясь в чистое раскаленное небо. – Контролеры высылают два самолета. Сорок тонн грузов.

Либманн кивнул. В голове у него возникла идея. Прежде чем заговорить, он тщательно ее обдумал.

– Вас устраивает бюджет этой операции?

Карц мигнул раз, другой, покосился на Либманна.

– Вы хотите знать точные цифры?

– Нет, я хочу знать, устраивает ли он вас.

– У меня есть эквивалент ста миллионов долларов, – отрезал Карц.

Либманн провел в уме быстрые подсчеты. Сорок пять миллионов на воздушный транспорт, пятнадцать миллионов на оружие, боеприпасы, взрывчатку, тридцать с чем-то миллионов на жалованье наемникам, миллион с лишним на содержание маленькой армии в подготовительный период и во время операции, четыре миллиона на перевозку людей и оборудования. Оставался очень небольшой фонд для непредвиденных расходов.

– Бюджет хорош, – сказал он вслух. – Меня даже удивляют его размеры.

– Вы считаете, это много?

– Да.

– Англичане тратят столько же в неделю на азартные игры. Это жалкие крохи. По сравнению с тем, какие прибыли все это может принести.

– Да, прибыль ожидается внушительная. Больше, чем в той тибетской авантюре.

– Гораздо лучше. Наша часть операции заняла два года, а бюджет был в три раза меньше.

Либманн подумал о Тибете. В основном все сводилось тогда к преследованию и уничтожению, и, если не считать отдельных занятных моментов, быстро ему надоело. Эта же операция с участием небольшой, но хорошо обученной армии, состоявшей исключительно из профессионалов-наемников, выглядела не в пример интереснее.

Либманн сложил листок с донесением и сунул в карман.

– Я тотчас же отошлю ваше распоряжение, – сказал он. – Относительно Блейз и Гарвина.

Аудитория, где проводилось собрание, была тесной, обшарпанной, неуютной. Она вмещала двести человек. В одном конце возвышалась маленькая сцена с занавесом, который был раздернут, потому что давно уже от ветхости пришел в негодность и не работал. На противоположной стене, за которой находилась будка киномеханика, были прорезаны два окошечка.

Таррант смотрел, как человек из его отдела, по фамилии Бутройд, отбирал нужные для показа слайды. В будке стояли проекторы «Кершо» для слайдов и диафильмов, и «Белл-Хоуэлл» с четырехдюймовой линзой для показа фильмов.

Таррант уже успел просмотреть кое-какие слайды. На них изображались несчастные арабы, страдавшие от нищеты, грязи и издевательств. Вряд ли съемки производились в Кувейте, но все это не имело никакого значения. Большинство из тех, кто пришел сюда, были заранее готовы поверить в то, во что им хотелось верить.

Аудитория должна была состоять из идиотов, психов, идеалистов, иностранных студентов. Кроме того, там непременно окажутся двое-трое спокойных, хладнокровных «товарищей», которые попытаются понять, не найдутся ли среди этой публики достойные зерна для жерновов их мельницы. Ну и конечно, заявится и кто-то желающий немножко повеселиться.