Текст книги "Мистер Икс"

Часть 2
КАК Я УЗНАЛ О РЕЧНОМ ДНЕ

16

Кроссовки Нетти шлепали по красным плиткам кафеля, у бедра ее болталась сумка из ковровой ткани размером с добрый чемодан. Почти все находившиеся у центрального поста сестры, техники и лаборантки подняли головы. Зеленая униформа медперсонала напоминала пижаму, и мое болезненное воображение придало им пепельно-светлые волосы и нордические глаза. Подобная комбинация напоминала научно-фантастические сюжеты о похищении инопланетянами. Эффект усиливало освещение их царства, напоминающее внутреннюю подсветку космической станции.

В самом дальнем конце помещения тетя Мэй повернулась к ближайшему члену экипажа и объявила:

– Это Нэд, сын моей племянницы. У него случаются припадки.

Нетти притянула меня в свои объятия. Через ткань ее сумки я почувствовал твердые округлые формы бутылок и банок.

– Когда я сегодня утром набрала твой номер, телефон звонил, звонил, и я сказала Мэй: «Мальчик на пути домой», правда, Мэй? – Она глянула через плечо, не выпуская меня, и сумка ткнула мне под ребра.

– Бог свидетель, – ответила Мэй.

– Прошу прощения, – вступила в разговор сестра Цвик. – Мне, наверное, не следует напоминать вам, что вы, люди, находитесь в отделении интенсивной терапии.

Нетти уронила руки и чуть отступила назад:

– Цвик, когда вы называете нас «вы, люди», что вы имеете в виду?

Какое-то мгновение сестра Цвик смаковала удовольствие, которое она получит, разъясняя значение ее выражения «люди». Затем развернула свое кресло в сторону конторки:

– Я лишь хотела попросить вас говорить потише, только и всего.

Сестры, техники и лаборантки вернулись к своим приборам и частным разговорам. Один из мужчин внешне напоминал индуса или пакистанца, одна из женщин была темнокожей, но по мне все они были одинаковые.

– Нетти, что случилось? – спросил я. – Насколько все плохо?

На ее широком лице почти не было морщин, но за обманчивым выражением безмятежности и спокойствия, которое придавали ей ровные щеки и молодой лоб, я разглядел тень беспокойства.

– Плохо, – проговорила она.

Тетя Мэй подошла к нам, опираясь на блестящую металлическую трость.

– Как я рада снова видеть этого мальчика в Эджертоне.

Обе сестры были в свободного покроя хлопчатобумажных платьях, которые предпочитали носить, но если платье Нетти было заполнено ее массивным телом, будто колонна, то на тете Мэй платье болталось как мешок. Жилистая шея тянулась из выреза воротника, словно из глубокой ямы. Когда я подошел достаточно близко, чтобы обнять ее, то почувствовал, как мало она весила.

– Уф-ф, – выдохнула Мэй.

Я держал ее на весу до тех пор, пока она не опустила трость и не приготовилась опереться на нее.

– Я не так плоха, как кажется, нечего меня жалеть. – Ее шепот был слышен в самых отдаленных уголках комнаты. – С тех самых пор, как у меня в том году стало хуже со здоровьем, я никуда не хожу без палочки. Если б мне удалось набрать немного веса, я бы почувствовала себя лучше, да вот только никак не могу заставить себя нормально питаться.

Мы приблизились к боксу номер пятнадцать.

– Ее лечащий врач здесь?

– Мы как раз поджидали его, когда я тебя увидела, – сказала Нетти. – И почувствовала: как гора с плеч…

Я взглянул на полог, отделяющий нас от Стар.

– Что с ней произошло?

Мэй подалась ко мне:

– Это случилось сегодня утром! Грохнулась без чувств на пол! Кларк тут же позвонил девять-один-один…

– Маму твою, такую молодую, хватил инсульт, – сказала Нетти.

Тетушка Мэй погладила мой блейзер тыльной стороной пальцев ладони.

– А пиджак-то твой не иначе как из отличного нью-йоркского магазина типа «Сакса» с Пятой авеню, да? – Подняв глаза, она встретилась с моими, и голос ее вдруг стал выше и отчетливей. – Когда ты приехал?

– Буквально минуту назад, – ответил я. – Добирался автостопом. Даже вещи не пристроил. – Я показал на рюкзак и спортивную сумку у входа на полу.

Тетя Нетти изучала меня хмурым оценивающим взглядом. Таким хмурым, что сейчас ей подошло бы траурное платье.

– Вместо того чтобы расходовать попусту деньги на Пятой авеню, следовало бы сэкономить их на поездку. Тебе просто повезло, что добрался так быстро.

Аккуратный маленький человечек в белой куртке энергично вышел из-за ширмы. Светлые волосы ниспадали с шишковатой головы, на которой выделялись до странности большие очки в черной оправе. Доктор стрельнул в меня неопределенным взглядом, и тетушки собрались с духом, приготовившись услышать все, что он скажет.

– А вы… – Он сверился с записями на доске. – Нэд, сын Валери Данстэн?

– Да, – кивнул я.

– Доктор Барнхилл, – назвался он и поджал губы. Голова его казалась шишковатой, потому что не соответствовала размерам тела, и редеющие светлые волосы обнажали большой участок черепа. Маленькие лысые мужчины кажутся более лысыми, чем высокие. Он одарил меня коротким сухим рукопожатием. – Сегодня утром у вашей матери был обширный инсульт. Ее состояние пока остается тяжелым. Очень жаль, что мне приходится сообщать вам такие печальные новости. – Доктор Барнхилл прижал доску с записями к груди, словно боясь, что мы попытаемся прочесть его врачебные тайны. – Вы представляете себе, что означает «обширный инсульт»?

– Не совсем, – сказал я.

– Тромб попал в головной мозг и отрезал доступ кислорода. Если кислород не может достичь определенной области головного мозга, на этом участке наблюдается повреждение ткани. В случае с вашей матерью пораженная область представляет собой часть левого полушария мозга. – Он коснулся своего левого виска. – Вскоре после того, как мы поместили ее в палату интенсивной терапии, у нее развилась аритмия вследствие испытанного организмом потрясения. Я ввел ей препарат, предписанный в таких случаях, но мы наблюдаем общее ослабление сердечных функций. Ваша мать много курила?

– Она не курит, – сказал я.

– Стар много работала в прокуренных насквозь ночных клубах, – сказала тетя Мэй. – Она пела, у нее был волшебный голос.

– Известно ли вам, принимала ли она наркотики, и какие?

– Свою дозу марихуаны, – заявила Мэй, – она получала, дыша одним воздухом с теми, кто крутился вокруг нее и курил эту гадость.

– Пассивное курение и марихуана в прошлом могли стать сопутствующими факторами, – сказал доктор. – Вашей матери… – Он посмотрел на свои записи, потом глянул украдкой еще разок. – Пятьдесят три. Нередко подобный возраст позволяет нам делать благоприятные прогнозы. Мы надеемся, что коумадин растворит тромб. Если вашей матери удастся продержаться в течение следующих двенадцати часов, мы будем надеяться на помощь долгой восстановительной экстенсивной терапии. Вот мои самые хорошие новости для вас.

– Двенадцать часов… – проговорил я.

Его лицо разгладилось, став похожим на маску:

– Все зависит от индивидуального состояния пациента.

– Она узнает меня?

– Надо надеяться на это, в лучшем случае. – Он вновь опустил глаза на доску. – Скажите, есть ли у вас родные братья, сестры?

– Нет, – ответил я, а тетушка Нетти мгновенно вставила: – Я же говорила. У Стар единственный сын, вот он.

Доктор Барнхилл кивнул и удалился. Мэй зашла мне за спину.

– Родные братья, сестры?

– Цвик до нашего прихода проявила тут чудеса усердия, конспектируя все, что твоя матушка наболтала ей, а известно ведь, если кто-то что-то запишет, всегда найдется тот, кто написанному поверит…

Я оглянулся. Облокотившись на трость, тетя Мэй разговаривала с плотным молодым человеком с короткой светлой бородкой и длинными волосами, зачесанными назад и туго завязанными в «конский хвост». Он отступил на шаг и проронил:

– Э, я ничего не понимаю.

Я откинул полог бокса и шагнул вперед. Незнакомка, лежавшая между подмигивающих индикаторами приборов, мгновенно приняла болезненный, но все еще узнаваемый образ Стар Данстэн. Щеки ее казались рыхлыми и бесцветными. Прозрачная жидкость из подвешенных сосудов и пакетов бежала по трубочкам, уходящим под белевшие на предплечьях повязки. Ярко-красная лампочка была прилеплена к указательному пальцу правой руки. Я взял ее за руку и поцеловал в лоб.

Оба маминых глаза одновременно широко распахнулись.

– У-у-унд… – Правый уголок ее рта оттянулся вниз и замер, словно расплавившаяся и тут же застывшая капля воска. Она пыталась приподняться с подушки, и рука ее чуть оперлась на мою. – А-а-ах… В-в-в… О-о-о…

– Я тоже люблю тебя, – сказал я.

Мама кивнула и, расслабившись, вновь утонула в подушке.

Негромкие звуки и сигналы все пели и пели отрывисто и вкрадчиво, готовые вот-вот соткаться в мелодию. Свет на одеяле, взлеты и падения линий на ленте диаграммы, нисходящие изгибы трубок казались мне более реальными, чем мои собственные ощущения. Все было так, будто я тоже впал в кому и теперь двигался и размышлял на автопилоте.

Рука моя оторвалась от поручня койки и коснулась щеки матери – ее кожа была упруга и прохладна. Стар вновь открыла глаза и улыбнулась той стороной лица, которая повиновалась ей:

– Ты знаешь, где ты сейчас?

– О-ль-ни-ц…

– Правильно. Я останусь с тобой, пока тебе не станет лучше.

Ее правый глаз резко закрылся, и левый уголок рта приоткрылся и снова сжался. Она повторила попытку:

– Ка… ты… у… на-а…

– Просто почувствовал, что тебе плохо, и приехал. Слезинка выкатилась из уголка правого глаза и побежала вниз по щеке.

– Про… ун-н-н…

– Не волнуйся, все у меня хорошо, – сказал я, но она уже забылась сном.

17

Седовласый господин, похожий на ирландского политикана, представил себя как доктора Малдуна, кардиолога, назначенного лечащим врачом моей матери, и охарактеризовал состояние Стар как «на волоске». Доверительное звучание его густого баритона придало этому выражению оттенок приглашения на прогулку по морю. Сразу же по окончании рекламной кампании Малдуна мускулистый парень с конским хвостом, разговаривавший только что с Мэй, направился в бокс, и я последовал за ним.

«Конский хвост» делал записи показаний комплекса приборов. Бокс скорее напоминал кокпит «Боинга-747». Заметив меня, парень выпрямился, заполнив собой почти все пространство между панелью приборов и краем кровати. Бэйджик на груди сообщил его имя – Винсент Гардтке. Он смахивал на футболиста-старшеклассника, по уикэндам чрезмерно увлекающегося пивом.

Я спросил, как давно он работает в больнице Святой Анны.

– Шесть лет. Это приличный стаж, если вы сомневаетесь. Клиентура, правда, здесь небогатая, в основном из Лаундэйла, но, поверьте, если мне вдруг случится заболеть, я попрошусь сюда. И только сюда. И знаете, будь это моя матушка, я был бы спокоен: здесь за ней первоклассный уход.

– Вам приходилось видеть таких же тяжелых больных, как моя мать. Они выкарабкивались?

– Мне приходилось видеть пациентов и похуже – и ничего, поправлялись. Состояние вашей матушки сейчас довольно стабильное. – Гардтке сделал шаг назад. – А пожилая дама с тросточкой, скажу я вам, – это что-то!

Он отодвинул полог и ухмыльнулся тете Мэй. Та в ответ вздернула подбородок с достоинством герцогини.

К полудню посетители собрались в проходах между постом медсестер и двумя рядами боксов. Решив размять ноги, я сделал пару кругов вокруг поста и вспомнил кое-что из сказанного Нетти.

Сестра Цвик не обращала на меня внимания до того момента, пока я не остановился прямо напротив нее.

– Сестра, – заговорил я и указал на свои рюкзак и сумку, сложенные у стены, – если вы считаете, что мои вещи кому-то мешают, я с удовольствием уберу их туда, куда вы мне посоветуете.

Она о вещах совсем забыла.

– Здесь, знаете ли, не багажный вагон. – Она мгновенно приняла решение приказать мне отнести вещи в подвал или в какое-нибудь место, равнозначно удаленное. – Ваши вещи никому не мешают. Можете оставить их пока здесь.

– Благодарю вас.

Я отошел, но тут же вернулся.

– Да?

– Доктор Барнхилл сказал, что вы утром говорили с моей матерью.

Лицо ее вдруг стало обиженно-колючим, и щеки чуть заметно зарделись:

– Ваша мать поступила сюда, когда мы осматривали первого пациента.

Я кивнул.

– Она была очень смущена, что, как правило, всегда происходит с теми, кого разбил паралич. Однако, увидев мою униформу, она ухватила меня за руку и попыталась что-то сказать.

– Вам удалось расслышать?

Гнев добавил краски ее щекам.

– Я не заставляла ее ничего говорить, мистер Данстэн, – это она захотела говорить со мной. Позже я подошла сюда и записала ее слова. Возможно, мой рапорт мистеру Барнхиллу расстроил ваших родственниц, но я, простите, всего лишь делала свою работу. Жертвы инсульта очень часто страдают нарушением процесса восприятия.

– Мать, наверное, была очень вам благодарна за внимание, – сказал я.

Почти весь ее гнев схлынул, затаившись во временном убежище.

– Очень приятно иметь дело с джентльменом.

– Мать моя говаривала: «Ничто не мешает быть добрым к людям». – Я немного приврал. Мама не уставала твердить: «Чтобы что-то получать, учись отдавать». – Не могли бы вы рассказать мне о том, что было в вашем докладе доктору?

Цвик нахмурилась, уткнув взгляд в стопку документов.

– Поначалу я никак не могла разобрать ее слов. Потом, когда мы переложили ее с каталки на кровать, она притянула меня к себе и сказала: «Они украли моих детей».

18

Величественные, словно пара цариц за партией покера, Нетти и Мэй обозревали свое королевство, восседая на стульях, временно изъятых ими из центрального поста. Каким-то образом они исхитрились разузнать имена, род занятий и состояние чуть ли не всех пациентов отделения интенсивной терапии.

Бокс номер три – огнестрельное ранение вкупе с сердечным приступом, Клайд Прентисс, отброс общества, разбивший сердце своей матери. Номер пять – мистер Темпл, был красив, как кинозвезда, до того момента, когда получил жуткую травму на производстве. Номер девять – миссис Хелен Люм, уборщица, после операции – рак ободочной кишки. Четырех футов кишечника лишился мистер Баргерон из восьмого номера, аккордеонист-профессионал из ансамбля польки. Мистер Баргерон допился до такого состояния, что стал видеть чертей, летающих по его боксу.

– Это из него алкоголь вылетает, – проворчала Нетти. – А у чертей тех есть имена: Джим Бим и Джонни Уокер.

– А мистер Темпл, – сказала Мэй, – всю оставшуюся жизнь будет похож на составную картинку-загадку…

Главная же тема – моя мать – плавала под поверхностью их болтовни. Обе считали, что ее безрассудство принесло им боль и разочарование. Нетти и Мэй любили Стар, но не могли избавиться от ощущения, что у нее больше общего со спившимся аккордеонистом и Клайдом Прентиссом, чем с мистером Темплом.

Формально Нетти и Мэй перестали быть Данстэнами, когда вышли замуж, но их мужья адсорбировались в закрытый и самодостаточный мирок Вишневой улицы настолько, будто в нем и родились. Замужество Куинни с Тоби Крафтом и ее дезертирство в ломбард мужа произошло позже и лишь ненамного отдалило ее от сестер.

– Как поживает Тоби Крафт?

– Что ему сделается? Из собаки блох не выколотишь, – взвилась Нетти.

Тетя Мэй медленно, с усилием поднялась со стула, будто ржавая буровая вышка. Глаза ее сверкали:

– Перл Гейтс тут заявилась в своем второсортном платье. Представляешь, Перли состоит в той же конгрегации в Маунт Хеброн, что и Хелен Люм.

Нетти вытянула шею:

– То самое платье, которое она выкрасила в мутно-зеленый цвет, это в нем она была похожа на черепаху?

Тетя Мэй едва не столкнулась с горбатой женщиной у бокса номер девять. Я повернулся к Нетти:

– Перли Гейтс[18]18
  В переводе с английского «жемчужные врата» – иносказательное название женского полового органа.


[Закрыть]?

– В девичестве Перл Хупер, потом вышла замуж за мистера Гейтса. В подобных случаях мужчине следует взять фамилию жены, дабы не выставлять ее на посмешище, учитывая надменность, с которой твой дядя Кларк всегда относился к нашей семье, удивительно, что он не поменял свое имя и не стал Кларком Данстэном вместо того, чтобы мне стать миссис Аннет Рутлидж.

– Надеюсь, дядя Кларк здоров?

– Как всегда, эксперт в области всего на свете. Который час?

– Почти половина первого.

– Он сейчас нарезает круги по стоянке, ищет местечко пошире – боится, что его машину поцарапают, и каждый раз паркует ее так, чтобы слева и справа было просторно. – Нетти подняла глаза на меня. – В прошлом году умер Джеймс. Заснул перед телевизором и уже не проснулся. Разве я тебе не сообщала?

– Увы.

– Перепутала, наверное, думала, что сообщала.

Впервые, подумалось мне, я смотрю на своих родственников глазами взрослого человека Нетти не колебалась ни секунды, сообщать ли мне о смерти Джеймса.

– А вот и твой дядя Кларк, точно по расписанию.

Во внешности старичка в просторной желтой рубашке, обходившего конторку медсестры, было лишь очень общее сходство с человеком, которого я помнил. Его уши торчали почти под прямым углом к голому, напоминающему грецкий орех, черепу. Над болезненно-розовыми нижними веками тускло поблескивали белки цвета фортепьянных клавиш из слоновой кости.

Дядя Кларк остановился перед своей супругой, как старомодный автомобиль, притормозивший передохнуть у городского памятника:

– Ну, как она?

– Все так же, – ответила Нетти.

Он поднял голову, чтобы рассмотреть меня.

– Если ты маленький Нэд, то я тот, кто сегодня спас жизнь твоей матери.

– Здравствуйте, дядя Кларк, – сказал я. – Спасибо, что вызвали «скорую».

Он вяло отмахнулся и направился в бокс. Я последовал за ним.

Кларк подошел к краю кровати.

– Сынок твой пришел. Это поможет тебе выкарабкаться. – Кларк обвел взглядом огоньки и мониторы приборов. – Если б не я, ты так и лежала бы на кухонном полу. – Он поднес скрюченный палец к экрану. – А здесь видно, как бьется ее сердце.

Я кивнул.

– Вверх, вниз, вверх, а потом вот эта большая, видишь? У нее сильное сердце.

Я взял руку матери в ладони. Дыхание ее чуть изменилось, и веки дрогнули.

Кларк посмотрел на меня со знакомой смесью условного одобрения и вечного подозрения во взгляде:

– Самое время для ланча, а?

Внезапно распахнувшиеся глаза матери сфокусировались на моих.

Кларк легонько похлопал Стар по боку:

– Поправляйся скорее, милая.

Полог бокса закрылся за ним.

Стар сжала мою руку, приподняла на несколько дюймов голову от подушки и с абсолютной внятностью произнесла мое имя.

– Ты… олжен… зна…

Приборы негромко, но пронзительно взвизгнули сигналом тревоги.

– Мама, тебе отдохнуть надо.

Резким толчком она села. Пальцы ее держали мой бицепс хваткой стальных наручников. Она медленно сделала глубокий вздох и с усилием выдохнула:

– Твой отец.

Сестра отодвинула меня в сторону и положила матери на грудь свою ладонь, вторую – ей на лоб.

– Валери, вам сейчас надо расслабиться. Это приказ. – Она поправила и подоткнула простыни и одеяло, сообщила мне, что ее зовут Джун Кук, что она старшая сестра отделения, и пристегнула зажимом на запястье руку матери. – Валери, мы сейчас выйдем, а вы – хорошенько отдохните.

– Ее зовут Стар, – поправил я. Мама облизала губы и произнесла:

– Роб. Ерт. – Глаза ее закрылись, и она в то же мгновение уснула.

Выйдя из белого куба, я увидел дядю Кларка, нетвердой походкой направлявшегося вдоль ряда боксов в своих черно-белых туфлях-лодочках, как у Кэба Гэллоуэя.

– Куда это он? – спросил я.

– Опаздывает на ланч, – сказала Нетти. – Или, вернее, ланч опаздывает.

Перед самым уходом я снял блейзер, свернул его, убрал в спортивную сумку и застегнул ее молнию наглухо.

19

В холле для посетителей Нетти водрузила свою сумку на стол и достала из нее завернутые в прозрачную пленку сэндвичи и пластиковый контейнер с картофельным салатом.

– Незачем тратить деньги на еду в закусочной, – объявила она.

Кларк положил себе на тарелку салату, отделил крохотную порцию и поднес ко рту.

– Ты когда примчался, Нэдди, пару дней назад?

– Сегодня утром, – ответил я.

– Вот как? – вскинул он голову. – А я что-то слышал о партии в покер с крупной денежной ставкой.

Мэй одобрительно взглянула на меня.

– В покер не играю. – Я вгрызся в сэндвич с ростбифом.

– А где это ты такое слышал? – спросила Кларка Нетти.

– Когда обходил силки.

– Угу. – Нетти перевела взгляд на меня. – Старый дурак уже с трудом поднимается в спальню, однако не устает шастать по своим любимым барам. Стоит ему пропустить хоть один день – дружки-приятели уже думают, что он отдал концы.

– Ты много выиграл, Нэдди? – поинтересовалась тетя Мэй.

– Я ничего нигде не выигрывал, – ответил я.

– А где играли?

Кларк откусил от своего сэндвича крошечный кусочек.

– В «Автостраде», на втором этаже. У меня там такие друзья – всегда устраивают просто королевский прием.

– Ага, друзья типа того бродяги Пайни Вудса, да?

Кларк с любовью пристроил еще одну малюсенькую порцию картофельного салата на свою вилку.

– Пайни не так уж и плох. Сынок, надеюсь, пока ты здесь, я с удовольствием тебя с ним познакомлю. Лично я считаю, что Пайни человек просто уникальный. – Он поднес вилку ко рту. – Кстати, именно Пайни сказал мне, что ты выиграл кучу денег.

– Да сколько выиграл-то? – спросила Мэй. – Весь лот, то есть тысячу, или малый лот – сто?

– Я ничего не выигрывал, – терпеливо повторил я. – Я приехал сюда утром и – сразу в госпиталь.

– Джой мне говорила… – начала Мэй.

– Ты же слышала, что сказал Нэдди, – перебил Кларк. – А Джой в последнее время не в себе.

– Кстати, как они, тетя Джой и дядя Кларенс? – спросил я.

– Кларенс и Джой постарели, на люди выбираются нечасто, – ответила Мэй.

– Можно и так сказать. – Кларк клюнул краешек сэндвича. – Мой совет: умирайте молодыми, пока жизнь еще приносит радость. – Он внимательно исследовал содержимое моей тарелки. – Молодого человека с таким аппетитом прокормить не просто.

– Зато с радостью могу помочь вам закупить продукты и даже кое-что приготовить.

– Ты этим и занимаешься, сынок? Работаешь поваром в буфете?

– Нет, я работаю в нью-йоркской компании, производящей программы для компьютеров, – сказал я. Выражение липа Кларка подсказало мне, что он никогда прежде не слышал слов «программист» или «программы». – Мы производим то, что заставляет компьютеры работать.

– Ну что ж, работа на предприятии дисциплинирует людей, удерживая их от опасных соблазнов. – Он опять клюнул корочку своего сэндвича и положил его на тарелку. – Проблема нашего времени в том, что молодежь ничем не занята, болтается без дела по улицам. А виной тому, я считаю, родители. Они слишком эгоистичны, чтоб привить своим детям хотя бы понятия об элементарной дисциплине. Очень грустно оттого, что наш народ – хуже всех.

На эту тему он был готов рассуждать часами.

– Что произошло сегодня утром, дядя Кларк? Расскажите, я ведь так толком и не знаю, что и как, – попросил я.

Он откинулся на спинку стула и нацелился в меня насмешливым взглядом:

– Карл Льюис и глазом бы не успел моргнуть к тому моменту, как я уже набирал «девять-один-один». Это девочку и спасло.

– Часов в шесть утра в дверь позвонили, – продолжила Нетти. – В это время я обычно уже не сплю, бессонница. «Это Стар, – подумалось мне, – и бедной девочке нужна помощь любящих родственников». Меня аж в дрожь бросило: что-то стряслось.

– Данстэновская кровь, – кивнув мне, вставил Кларк.

– Только я открыла дверь, Нэдди, твоя мать рухнула прямо мне на руки. Ни разу в жизни я не видела, чтоб она так выглядела. Мама твоя всегда была очень хорошенькой женщиной и еще долго оставалась бы хорошенькой, несмотря на то что дает себе волю во всем.

– Излишний вес никогда не портил женщину, – отметил Кларк.

– Ну, дело не в набранном весе и не в седине, а в другом. Она была напугана. Ясно как божий день, ты чего-то боишься, сказала ей я. Бедняжка ответила, что ей надо хоть чуточку поспать, а потом она все расскажет. Хорошо, дорогая, говорю, приляг, отдохни на диване, а я пока приготовлю тебе твою старую кровать и, когда скажешь, – завтрак. Она велела мне достать у нее из сумочки записную книжку и позвонить тебе в Нью-Йорк. Но у меня и так был номер твоего телефона, прямо там, на кухне. Но знаешь, Нэдди, я чувствовала, что ты уже в пути, но никак не думала, что ты так близко! Потом я сварила кофе и поднялась наверх постелить чистое белье. Когда вернулась, ее на диване не было. Заглянула на кухню. Стар не было! И тут вдруг слышу: входная дверь открылась, потом закрылась, я бегом обратно и вижу – Стар возвращается к дивану. Говорит, ей стало нехорошо, решила глотнуть свежего воздуха.

Нетти покачала головой, будто желая подчеркнуть явное неправдоподобие слов Стар.

– Тогда я ей не поверила, не верю и сейчас, хотя мне очень неловко говорить это ее сыну. Она кого-то там высматривала. Или увидела проходящего мимо.

– Если верить Джой… – начала было Мэй.

Нетти остановила сестру взглядом и вновь посмотрела на меня.

– Я спросила ее: что происходит, милочка? Мне-то можно сказать. И она говорит: тетя Нетти, чувствую, что-то плохое должно случиться, и очень беспокоюсь. Затем спросила, звонила ли я тебе. Твой мальчик уже в пути, говорю ей, и Стар закрыла глаза и заснула. Я немного посидела рядом, а потом вернулась на кухню.

Почувствовав, что подошло время ею дебюта, дядя Кларк оторвался от спинки стула и подался вперед:

– Я спустился вниз и увидел женщину, преспокойно себе спящую на моем диване! Что за черт, подумал я, медленно подошел поближе и наклонился рассмотреть получше. Здравствуй, Кларк, сказала женщина и тут же снова отключилась.

– Пришла Мэй, и я приготовила всем нам вкусный завтрак. Немного погодя появилась Стар – стоит и улыбается. Она сказала Кларку: мол, мне почудилось, что я видела твое красивое лицо, дядя Кларк, но потом решила, что приснилось. Стар села за стол, но к еде не притронулась.

– Зато эти две уплетали за себя и за нее, – проворчал Кларк. – Мяли, как парочка табачных фермеров.

– Только не я, – возразила Мэй. – Я ем ровно столько, сколько надо, чтобы не умереть с голоду.

– Стар выглядела получше, чем утром, но тем не менее – плохо. Кожа была серого оттенка, и в глазах не было ни искорки. Самое плохое, что я чувствовала и видела: Стар до смерти напугана.

– Эта девчонка никогда ничего не боялась, – сказал Кларк. – Просто она знала, что больна, и ты приняла это за ее страх.

– Да она знала, что больна, однако боялась она – за Нэдди.

– За меня? – спросил я.

– Вот именно, – вставила Мэй.

– Кларк тоже слышал, что сказала Стар, но не придал значения ее словам, потому что были они не о его красивом лице.

– А что она сказала? – Мне вдруг подумалось, что мама уже дала мне ключ к разгадке.

– «С моим сыном может случиться ужасное, и я должна помешать этому». Вот что она сказала.

– Да все я слышал, – буркнул Кларк.