Текст книги "Мистер Икс"

20

Несколько минут спустя я почувствовал непродолжительное, совершенно не свойственное мне успокоение и спросил, не говорила ли мама чего-либо еще о том ужасном, от чего она хотела защитить меня.

– Совсем немного, – ответила Нетти. – И не думаю, что она смогла бы пояснить сказанное.

– Она спросила, – добавила Мэй, – как мне живется без Джеймса. Стар ведь приезжала на похороны. – Хмурым взглядом она напомнила мне, что я не приехал. – Она казалась вялой и безрадостной, в общем, не такой, как всегда. Помню, она попросила Нетти связаться с одним из ее старых друзей. Потом пошла к разделочному столику и как-то очень странно вскрикнула. И сразу же грохнулась на пол. Клянусь, я думала, мы потеряли ее. Кларк сломя голову бросился к телефону.

– Супермену так не броситься, – сказал Кларк. Я сделал глубокий вдох, а за ним – выдох.

– Может, это прозвучит странно, но она случайно не упоминала ли моего отца?

Мэй и Нетти уставились на меня, рот Кларка распахнулся, придав лицу глупейшее выражение.

– Мне кажется, мама хочет, чтобы я узнал его имя. – Пораженный неожиданной идеей, я рывком двинулся вперед на стуле. – Она хотела, чтобы я успел приехать сюда, к ней. Она хотела, чтобы я не гадал всю оставшуюся жизнь, кто мой отец.

Кларк казался сбитым с толку.

– Ради бога, да с какой стати ты будешь гадать?

– С самого твоего рождения Стар ни словом не обмолвилась о твоем отце, – сказала Нетти.

– Наверное, все откладывала, откладывала до того момента, пока не поняла, что времени почти не осталось.

Тетушки обменялись взглядом, смысл которого я разгадать не смог.

– Я все понимаю – возможно, тогда вы считали, что моя мама бросила тень на вашу семью. Но вы приняли ее, вы приютили меня. Тетя Нетти, тетя Мэй, я бесконечно благодарен вам за все, что вы сделали. Но мне нисколечко не стыдно за то, что Стар не была замужем, когда я родился.

– Что за чушь ты несешь? – возмутился Кларк.

– Нашей семье никогда не приходилось краснеть за Стар, – сказала Нетти.

– Ну, может, тогда вы считали, что надо скрывать… – фраза моя умерла, не успев столкнуться со стеной их полного непонимания.

Мэй прищурилась, будто попытавшись получше сфокусировать свой взгляд на мне:

– Нэдди, когда Стар родила тебя, она была замужем.

– Нет, не была, – возразил я. – Именно об этом я и говорю.

– Уверяю тебя, была, – настаивала Нетти. – Она, по своему обыкновению, в очередной раз сорвалась с места, а вернулась уже замужней женщиной, причем до родов оставалась примерно неделя. Муж бросил ее, но я видела документы.

Все трое смотрели на меня, и во взгляде каждого я видел три разные степени неодобрения и даже негодования.

– Но почему же она ничего не говорила мне?

– Женщины не обязаны сообщать своим детям, что они незаконнорожденные.

Мириады странных чувств, будто искры крохотных фейерверков, обожгли мне грудь.

– А почему она дала мне не его фамилию, а ее?

– Потому что ты был более Данстэном, чем тот человек. Его имя не имело никакого значения.

– А документы у вас не сохранились?

– Вряд ли. Скорее всего, их уже давно нет.

Я без слов согласился. Мамино отношение ко всем официальным бумагам, кроме разве что автомобильных прав, выходило за все пределы простой беспечности.

– Давайте разберемся, все ли я правильно понял. Стар уехала из дома с незнакомым вам человеком, вышла за него замуж и забеременела. Муж бросил ее вскоре после того, как родился я. Так было дело?

– Почти все так, – сказала Нети.

– А что не так?

Нетти поджала губы и сложила руки на коленях. То ли она пыталась припомнить, то ли мысленно редактировала историю.

– Помню, Стар говорила мне, что парень сбежал через пару месяцев после того, как она поняла, что беременна. Она могла приехать сюда, но купила билет куда-то… Не помню точно, но там у нее была подружка еще со школьных времен. К тому времени, когда Стар уезжала из города, она жила не у меня. Связалась с какими-то подозрительными людьми из Альберта, занимавшимися бог знает чем.

Женщины встали. Через секунду поднялся и я:

– Стар не просила сообщить ее друзьям?

– Большинство этих людей, – Нетти сунула банку с маринадом обратно в сумку, – не имеет понятия, как вести себя в приличном доме. К тому же они все поразъехались кто куда.

– Ну, хоть кто-то должен был остаться…

– Если тебе не жалко потерять уйму времени, пожалуйста, вот ее записная книжка – Порывшись в своей сумке, Нетти вытащила потертую, черной кожи книжку размером с карманный ежедневник.

Стоя у двери, Кларк с раздражением наблюдал за усилиями Мэй отцепить свою трость от стула. Нетти величественно удалялась. Я присел на колени, чтобы освободить трость, и вложил ее в протянутую руку Мэй.

– Тетя Мэй, что сегодня утром сказала вам Джой?

– О… Мы уже разобрались с этим. Джой ошиблась.

– В чем?

– Я сказала ей: Джой, представляешь, к Нетти приехала Стар. Знаю, говорит Джой, я своими глазами видела, как она стоит на пороге и разговаривает с сыном. Ее мальчик – необычайно красивый молодой человек!

– Надеюсь, это доказывает, что со Стар говорил не я, – сказал я.

– Нет, не доказывает, – покачала головой Мэй. – Но я знаю, что доказывает. Если б Стар встретила тебя вне пределов дома, она не просила бы Нетти позвонить тебе.

21

Записная книжка Стар оказалась палимпсестом передвижений ее самой и ее знакомых за великое множество лет. Я стоял рядом с секцией телефонов-автоматов на первом этаже и, листая странички, пытался в хаосе записей отыскать телефонный код Эджертона. Внимание мое привлекли три имени, одно из которых принадлежало человеку, заслужившему такую неприязнь Нетти и Мэй.

Его номер я набрал первым. Сиплый голос на том конце ответил:

– Ломбард. – Когда я назвал его имя, он съязвил: – А кого вы ожидали услышать, Гарри Трумэна?

Но ощущение, что Нетти и Мэй были правы, презирая мужа их младшей сестры, тут же улетучилось, как только я представился.

– Нэд, какие ужасные новости. Как мама себя чувствует?

Я сообщил ему все, что мог.

– Послушай, – сказал Тоби Крафт. – У меня сейчас тут народ из пригорода по вопросу крупной земельной сделки, пытаюсь расширить бизнес, понимаешь? Как освобожусь – сразу же приеду. Ужасно хочется взглянуть на тебя, малыш, ведь лет-то прошло…

Прежде чем он повесил трубку, я успел сказать:

– Тоби, Стар хотела, чтобы мы позвали ее старых друзей, и я подумал – может, вы знаете двух человек, чьи имена я нашел у нее в записной книжке?

– Ну, давай быстренько, – поторопил он.

Я открыл страничку с первым эджертонским именем:

– Рэчел Милтон.

– Забудь. Когда-то ее звали Рэчел Ньюборн. Частенько наведывалась в Альберт. Роскошный бюст. У нее все шло путем, пока не вышла замуж за этого придурка, Гринни Милтона, и не уехала в Эллендейл. – Прикрыв рукой микрофон, он что-то проговорил, я не разобрал слов. – Нэдди, все, мне пора.

– Еще одно имя. Сьюки Титер.

– А вот Сьюки позвони. Кстати, о бюсте – она была просто чемпионкой. С мамой твоей они души не чаяли друг в дружке. Все, пока.

Я набрал телефон «чемпионки», выждал шесть гудков, затем еще два. Автоответчик не вмешался в процесс. Я уж почти дал отбой, когда на десятом гудке трубку сняли. Сьюки Титер была не более приветлива, чем Тоби Крафт.

– Слушай, паренек, если ты пытаешься вытянуть из меня деньги, то я тебя огорчу: ты ошибся номером.

Скрытый жизнерадостный оптимизм в голосе Сьюки придал комедийный характер паузе, понадобившейся ей для ответа, а сам ответ поведал мне о ее материальном положении.

Я назвал себя.

– Нэд Данстэн? Не может быть. Где ты, в городе? А мой телефон тебе дала Стар?

– В некотором роде, – ответил я. – Я звоню из больницы Святой Анны.

– Стар в больнице…

Я рассказал о том, что произошло утром.

– Незадолго до того, как ее разбил паралич, Стар попросила обзвонить ее друзей и дать им знать, если случится что-то серьезное. Может, вы подъедете? Это ее порадует. – И тут совершенно неожиданно свалившееся на меня горе, будто прорвав защиту, больно сжало грудь. – Простите… – пробормотал я. – Я не хотел вас расстраивать.

– Сынок, я не против, можешь поплакать, – сказала он. – Она в сознании?

Вопрос помог мне выкарабкаться и взять себя в руки.

– Да, когда не спит.

– Я буду там сразу же, как приведу себя в порядок. Кому еще ты звонил?

– Тоби Крафту. У меня тут еще одно имя. Рэчел Милтон.

– Да? Удивил Может, они и оставались подругами, не могу сказать. Точно знаю, что Рэчел порвала со всеми своими старыми друзьями. Нэд… Надеюсь, нам удастся поболтать с тобой…

Голосом, состоящим наполовину из меда, а наполовину из черной патоки, ответившая по телефону Милтонов женщина сообщила мне, что доложит миссис Рэчел о моем звонке, а кто звонит? Я сообщил свое имя и добавил, что являюсь сыном ее старинной подруги. Линия умерла на пару минут. Когда наконец трубку подняла Рэчел Милтон, она показалась мне нерешительной, раздражительной и скучной:

– Пожалуйста, простите, что заставила вас столько ждать. Лулу пошла искать меня по всему дому вместо того, чтобы просто воспользоваться интеркомом.

Я же был почти уверен, что те две минуты она решала, стоит ли вообще отвечать на мой звонок.

– Вы хотите мне что-то сообщить?

Выслушав меня, Рэчел Милтон сокрушенно поцокала языком. Я чуть ли не воочию видел, как крутятся колесики в ее голове.

– Я надеюсь, вы не сочтете меня бессердечной, но, к сожалению, сегодня я приехать не смогу. Через пять минут убегаю на заседание юбилейного комитета, но прошу вас, передайте, пожалуйста, вашей матушке большой привет от меня. И скажите, что я приеду к ней, как только смогу. – Не желая казаться невежливой, она добавила: – Спасибо, что позвонили, надеюсь, Стар вскоре поправится. Я сама с этой жизнью тоже вот-вот загремлю в больницу.

– Могу зарезервировать вам палату в «Святой Анне», – предложил я.

– Гринвилл, мой муж, меня прибьет. Он ведь в совете Лаундэйла. Вы бы слышали, как он пробивал федеральные фонды для «Святой Анны». Да после этого они должны поднимать из гробницы Тутанхамона, вот что я вам скажу!

Когда Рэчел Милтон повесила трубку, я сунул руки в карманы и пошел по коридору мимо стеклянной стены магазинчика подарков. Несколько мужчин и женщин в больничных халатах сидели на обитых дерматином скамьях в длинном унылом вестибюле, и человек шесть стояло в очереди в регистратуру.

Маленький светловолосый мальчишка с полными радостного ликования голубыми глазами повернулся в коляске при моем приближении. На груди его футболки красовался розовый динозавр. Грудные младенцы и маленькие дети всегда очаровывали меня. Слов нет, как я люблю тот момент, когда они смотрят прямо в твое сердце и безошибочно находят там родственную душу. Я помахал ему пальцами и состроил идиотскую рожицу, которая пользовалась успехом у предыдущих незнакомых малышей. Мальчонка радостно вскрикнул. Высокая, крепко сбитая женщина рядом с ним взглянула вниз, подняла глаза на меня, затем снова опустила их на ребенка – тот вдруг закричал: «Билл! Билл!» и попытался вывернуться из коляски.

– Сыночек, – обратилась к нему женщина, – это не Билл.

По первому моему впечатлению незнакомка представляла женскую половину местной команды по перетягиванию каната. Однако это впечатление тут же угасло, вытесненное другим – осознанием интеллекта, отпечаток которого лежал на всем ее притягательном, даже притягательно прекрасном существе. Красота и интеллект ее казались неразрывными, и, когда я стоял под мягким взглядом ее карих глаз и с улыбкой наблюдал за попытками ее сына выбраться из коляски и кинуться ко мне, родилось третье впечатление: если кого она и напоминает, так это наделенную сознанием белокурую пантеру. Искра узнавания сверкнула в ее глазах, и я подумал, что она успела четко рассмотреть все, что только пронеслось перед моим мысленным взором.

Скорее всего, я бы покраснел – мое восхищение было настолько очевидным, – если б она едва ли не осознанно не отпустила меня, переключив все свое внимание на сына, что позволило мне как следует рассмотреть ее: отметить совершенство, с каким подстриженные темно-русые волосы обрамляли ее лицо, и дорогую скромность ее синей блузки и белой льняной юбки. В очереди перед окошком регистратуры рядом с дюжиной эджертонцев в футболках и шортах она казалась чужестранкой. Женщина улыбнулась мне, и вновь я увидел, что ее мягкую красоту прикрывает, словно щитом, интеллект, в то же время переплетаясь с этой красотой и составляя с ней единое целое.

– Очаровательный малыш у вас, – проговорил я, не удержавшись.

Очаровательный малыш изо всех сил пытался вытянуть ноги в кроссовках с застежками-липучками из-за лямок коляски.

– Благодарю вас, – сказала она. – Кобби, это очень хороший дядя, но он не Билл.

Я положил руки на колени, чуть наклонился вперед, и мальчик, развернувшись, вгляделся в мое лицо. Его глаза потемнели от разочарования и тотчас прояснились. Он смешно фыркнул.

– Ну, наконец-то очередь сдвинулась, – сказала она.

Я выпрямился и помахал им рукой. Кобби восторженно помахал мне в ответ, а женщина встретила мои глаза взглядом, согревавшим меня все то время, пока я шел через вестибюль к солнечному свету улицы. За низкой каменной стеной в дальнем конце парковки узкая полоска земли переходила в берег ленивой серо-коричневой Миссисипи. Меня вдруг поразило сравнение: река ползла вдоль западной части города, как уныло-печальная тайна. Интересно, думалось мне, помнили ли тетушки старые небылицы тех времен, когда весь Эджертон умещался на одном берегу руки? Затем сдуру стал гадать, встречу ли когда-нибудь женщину, которую увидел в вестибюле больницы. А если встречу – что тогда? У нее ребенок – следовательно, есть муж, и все, что я навоображал о ней, было не более чем естественным в этой ситуации отвлечением внимания от моих страхов за мать. Этого хватило, чтобы напомнить мне: такие люди на самом деле существуют.

22

Думая о предстоящих мне ночных дежурствах, я заглянул в магазин подарков, взял парочку детективов в бумажной обложке и немного леденцов. Седая кассирша повертела в руках книги в поисках ценников на обложках и начала тыкать пальцем в клавиатуру.

За моей спиной вдруг детский голосок прозвенел «Ты – не – Билл!» – и следом рассыпался смехом. Я повернулся и увидел знакомые озорные смеющиеся голубые глаза.

Мальчонка в одной руке держал кроссовку, в другой – плюшевого медвежонка.

– Я не Билл? – улыбнулся я его матери. Привлекательность женщины еще более, чем раньше, показалась мне щитом, за которым она могла строить собственные умозаключения по поводу откликов, которые вызывало ее обаяние.

– Снова встретились… – проговорила она.

– Госпиталь так мудрено спроектирован, что рано или поздно обязательно встречаешься с кем-то дважды.

– А вы не знаете, где отделение интенсивной терапии? Я здесь впервые.

– Третий этаж, – сказал я. – Пойдемте, провожу.

Женщина за прилавком отсчитала мне сдачу и опустила книжки и конфеты в пакет. Я отошел чуть в сторону, и к прилавку подошла мать мальчика.

– Почем у вас плюшевые мишки?

Продавщица внимательно посмотрела на мальчика. Лучась весельем, малыш смотрел на нее в ответ.

– Пациентам нашего отделения запрещено передавать подарки или цветы.

– Это ему. – Мать малыша порылась в сумочке. – Награда за хорошее поведение. Или взятка, не знаю. Наша обожаемая няня сегодня утром покинула нас.

Мальчик показал на меня пальцем и сказал:

– Ты-не-не-не-Билл!

– Это действительно так, – доверительно сообщил ему я.

Прижав кроссовку и мишку к груди, малыш залился смехом. Я попытался припомнить его имя и не смог. Он встретился глазами с моими и заявил:

– Билл ездит на газонокосилке!

– Нет, это ты ездишь на газонокосилке, – сказал я, поскольку противоречие – первый принцип юмора четырехлетнего человечка.

Мы вышли втроем из магазина и свернули к лифтам.

– Ваш новый лучший друг – мой сын, зовут его Кобби, а меня – Лори Хэтч, – сказала женщина – Моей уборщице вчера сделали операцию, и мы пришли навестить ее. У вас тоже кто-то в интенсивной терапии?

– Моя мать. – Мы подошли к секции закрытых дверей, я нажал на кнопку. – Нэд Данстэн, рад познакомиться.

– Я тоже, Нэд Данстэн, – проговорила она с легким оттенком иронии, а затем взглянула на меня более задумчиво. – Я слышала это имя прежде. Вы местный?

– Нет, я из Нью-Йорка. – Я поднял голову, разглядывая подсвеченные цифры номеров этажей над дверями лифта.

– Надеюсь, с вашей мамой все в порядке.

Кобби переводил взгляд с меня на свою мать и обратно.

– У нее инсульт, – сказал я. Долгое мгновение мы оба внимательно изучали светящуюся желтым стрелку «вверх». – А вашу уборщицу, наверное, зовут миссис Люм?

Она осветила меня удивленной улыбкой:

– Вы ее знаете?

– Нет, но ее знают мои тетушки.

Пока мы беседовали, из вестибюля понемногу подходил народ. Все внимательно наблюдали, как над дверью в левый лифт зажглась сначала цифра 3, затем 2. Когда вспыхнула единица, толпа хлынула влево. Двери раскрылись, обнажив плотно спрессованную группу людей, которые просачивались в вестибюль, в то время как толпа ожидавших начала давить вперед. Лори Хэтч, не выпуская коляски, попятилась назад.

– Как тебя зовут? – спросил меня Кобби.

– Нэд. – Я следил, как справа от нас «двойка» сменилась «единицей».

Двери загруженного лифта закрылись. Через пару секунд справа открылись другие, выпустив тележку, которую толкал санитар. Он задержал взгляд на Лори, потом глянул на Кобби и затем многозначительно ухмыльнулся мне, когда я последовал за ними.

– Не спеши с выводами, приятель, – посоветовал я ему.

– А я и не сужу никогда с бухты-барахты, – ответил он. Мы оба рассмеялись.

Кобби похвастался мишкой:

– Его зовут Нэд. Это медведь по имени Нэд.

– Ох, Кобби. – Лори присела на колени надеть сыну снятую кроссовку.

Кобби навалился грудью на лямку коляски и самым своим низким голосом нараспев повторил:

– С бухты-барахты.

Лифт остановился, двери расползлись в стороны. Лори взволнованно взглянула на меня.

– Не понимаю, откуда это у него. – Толкнув коляску в коридор, она повернула не в том направлении. Я показал ей рукой, где отделение интенсивной терапии. – Он просто автоматически повторяет все, что слышит.

Я опустил взгляд на Кобби. Малыш внимательно посмотрел на меня и, изобразив на мордашке комическую взрослую серьезность, прорычал:

– С БУ-ХТЫ-БАРРАХ-ТЫ!

– У него, наверное, внутри магнитофон, – пожала плечами Лори.

– У него отличный слух, – сказал я, продолжая улыбаться. – Если он не станет комедийным актером, из него может получиться музыкант.

– Его отца хватил бы инфаркт. – Лори испугала меня взглядом, настолько полным негодования, что он обжег меня, как раскаленное клеймо. – Мы разведены.

Не сговариваясь, мы одновременно посмотрели на Кобби – мальчик, прижавшись губами к мишкиному уху, шептал, что никогда не судит с бухты-барахты.

– Он даже не хотел, чтобы я брала с собой в больницу Кобби.

– Ваш муж не испытывает симпатии к «Святой Анне»?

– Стюарт в совете Лаундэйла. Он считает, что достаточно просто заглянуть сюда, как подхватишь вирус.

– Он, наверное, знаком с Гринвиллом Милтоном?

Лори остановилась и удивленно взглянула на меня.

– Только не говорите мне, что вы знакомы с Гринни Милтоном! – Печаль мгновенно смягчила выражение ее лица. – Хотя это, конечно, вряд ли: он нигде не появляется, за исключением разве что университетского клуба и «Лё Мадригаля».

– Да нет, на самом-то деле мы не знакомы. Его жена – старинная подруга моей матери. Минут пять назад я звонил ей, рассказал о маме, и она упомянула, что ее муж в совете Лаундэйла.

– Ваша мать дружила с Рэчел Милтон? И я через пять минут могу с ней встретиться?

– Не исключено.

– Здорово. Так или иначе, это наше отделение. Самый малый вперед.

Я распахнул огромные двери и пропустил Лори. Цвик подняла глаза над конторкой и изготовилась к битве. Объявление под окошком, на которое я в прошлый раз не обратил внимания, объясняло причину.

– Ого, – проговорил я, – планы слегка меняются. – Я показал на объявление: – «Детям вход запрещен».

– О нет! – воскликнула Лори. – Черт возьми! Кобби, детей сюда не пускают. Тебе придется ждать меня здесь. Я быстро, буквально две минутки, хорошо?

Кобби поднял на маму глаза – в них плескалась тревога.

– Я могу посадить тебя у окошка, и тебе будет меня все время видно.

– Давайте я посижу с Кобби, – предложил я. – Делов-то.

– Нет, я не могу…

– А я хочу остаться с Нэдом и Нэдом, – заявил Кобби. – С этим Нэдом и с тем Нэдом.

– Сначала вы сделались моим гидом, потом вам пришлось выслушивать мои жалобы, а теперь становитесь нашей нянькой.

Неожиданно выскочила тетя Нетти и резко остановилась, задержав руку на дверной створке.

– Не помешала?

– Какие глупости, тетя Нетти. Этот миссис Хэтч. Она пришла навестить миссис Люм. Мы только что познакомились внизу, и я пообещал ей посторожить ее сына, пока она побудет в палате. Лори, это моя тетя, миссис Рутлидж. – Не удержавшись, я улыбнулся абсурдности того, что пришлось оправдываться.

– Здравствуйте, миссис Рутлидж! – Лори удалось скрыть ощущение неловкости куда лучше меня. – Не покажи мне ваш племянник дорогу сюда, я бы наверняка заблудилась.

Кобби воспользовался моментом для того, чтобы выступить со своим: «Я никогда не сужу с БУХТЫ-БАРАХТЫ!»

Лори простонала что-то вроде: «О Кобби!» Нетти вознамерилась было выплеснуть свое негодование на мальчика, но почти сразу смягчилась.

– Устами младенца… Малыш, как тебя зовут?

– КОБДЕН КАРПЕНТЕР ХЭТЧ! – выкрикнул Кобби и, откинувшись на спинку коляски, захихикал.

– Замечательное имя. – Нетти с королевским достоинством повернулась к Лори. – Уверена, миссис Люм будет рада вашему приходу.

Через окошко я наблюдал, как Лори Хэтч подходит к боксу миссис Люм, а тетя Мэй ковыляет к сестринскому посту. Я опустился на корточки у коляски. Динозавры были любимыми животными Кобби, а любимым динозавром был тираннозавр рекс. Тетя Нетти ретировалась внутрь отделения. Тетя Мэй придирчиво оглядела сестринский пост, оперлась на стойку и схватила степлер со стола. Затем сунула его себе в сумку.

– О господи… – проговорил я, поняв, что Винс Хардтке все это видел.

– О ГОСПАДИИ, – пропел Кобби, – О ГОСПАДИИ, мамочка идет!

Тетя Мэй навалилась на стойку и взяла блокнот и ручку с другого стола.

Из дверей вышла Лори:

– Ну, как вы тут без меня?

– Как миссис Люм?

– Ей получше, но еще очень слаба. Я заскочу к ней еще разок, когда ее переведут в обычную палату. – Глаза Лори сверкнули, и она легко рассмеялась. – А вы, похоже, чувствуете себя перед тетушкой как школьник, да?

Что бы я ни собирался ответить на это, слова тут же растаяли во внезапно закружившем меня вихре чувственных видений. Женское тело накрывает меня. Волосы скользят по лицу, и зубы прижимаются к основанию шеи. Запах пота и духов наполняет ноздри. Улыбка Лори гаснет. Руки мои, вытянутые вдоль тела, массируют ягодицы лежащей сверху женщины. Ее грудь приближается к моему рту. Язык быстро обводит сосок. Женщина на мне чуть раздвигает бедра, я вхожу в нее и начинаю двигаться в ней…

– Нэд, вам нехорошо?

Я попытался что-то сказать.

– Нет, я…

Я прижал руки к лицу, и женщина, только что слившаяся со мной в единое тело, обратилась в дым. Я опустил руки.

– Простите… Все в порядке. – Я прочистил горло, провел носовым платком по лбу и послал Лори, как мне показалось, ободряющий взгляд. – Наверное, не выспался.

– Мне не хотелось бы оставлять вас, если вам нехорошо.

А я очень хотел остаться один.

– Ничего, ничего, я уже в порядке. Честное слово.

Я подошел к двери в коридор и открыл ее, пропуская Лори. Все еще озадаченная, она обошла коляску, и мое помраченное сознание стало чуть проясняться. Я вспомнил, как она представилась мне большой сияющей золотой пантерой.

– У вас было такое лицо… Словно вы ели самое восхитительное в мире мороженое, но это приносило вам жестокую головную боль. Удовольствие и боль.

– Неудивительно, что я показался вам больным, – сказал я.