Текст книги "Сыны Каина: история серийных убийц от каменного века до наших дней"

Еще одна возможная причина, по которой средневековые дети редко становились серийными убийцами, заключалась в том, что люди жили преимущественно в маленьких деревушках и на хуторах, где все друг друга знали, а к странствующим чужакам относились с подозрением и страхом и внимательно наблюдали за их действиями. Было бы трудно совершить несколько убийств подряд, не привлекая к себе внимания.

Или, возможно, мы просто не знаем, сколько серийных убийц было на самом деле. Как утверждают многие (и я с ними согласен), просто помыслить о существовании таких монстров было настолько сложно, что самые леденящие душу преступления приписывались всевозможным чудовищам и сверхъестественным силам: оборотням, вампирам или ведьмам. Подробнее об этом мы поговорим в пятой главе.

В XIX веке у нас появились газеты и повысилась доля грамотного населения, что привело к увеличению числа свидетельств о серийных охотниках на людей. Так что, возможно, серийных убийц не стало больше, но о них стали чаще говорить в появившихся органах печати, из которых черпали информацию образованные люди.

В то же время в газетах появляются криминальные сводки и вводится новая современная система охраны правопорядка. Первая на Западе полицейская служба современного типа появилась в 1829 году в Лондоне, в других же европейских городах, например, в Париже и Берлине, существовали пока что лишь «полицейские отделения» – по сути дела, паравоенные корпуса вооруженных жандармов, ответственные за поддержание общественного порядка и защиту монарха или республики от восстаний и революций (в отличие от современной полиции, которая борется с преступностью). Таким образом, согласно этой теории, явный рост числа серийных убийц в XIX веке связан с появлением финансируемых государством ведомств по борьбе с преступностью и средств массовой информации, освещающих криминальные события. Другими словами, убийц как таковых больше не стало, но увеличилось количество полицейских, которые могли их найти и задержать, а также газет, где публиковались новости о поимке преступника.

Еще один довод в пользу современности заключается в том, что с приходом индустриализации в новых огромных городах с массовым скоплением обездоленных серийный убийца сохранял анонимность, ведь толпа не только скрывала его личность, но и предоставляла ему целый набор жертв – никому не знакомых и никого не интересующих оборванцев без роду и племени. Одно дело – убить крестьянского ребенка в каком-нибудь земледельческом поселении: вся родовая община тут же поднимет тревогу и объявит на преступника охоту. Совсем другое – избрать в жертвы обитателя перенаселенных трущоб заводского Лондона, Парижа, Нью-Йорка или Чикаго, в которых пропавший всем безразличен и искать его, в общем-то, некому.

С приходом индустриализации выделился средний класс, и, по мере того, как росли доходы его представителей, возникло и укоренилось мнение, что вокруг одни лишь «социальные низы»: городская беднота, неквалифицированные рабочие, служанки, запойные алкоголики, проститутки, сироты, попрошайки, матери-одиночки, бродяги и бездомные.

Растущий средний класс и высшие слои общества ненавидели и боялись отчаявшихся и отверженных людей, что и привело к формированию органов полиции, которые должны были защищать богатых от бедных, тогда как забота о последних в их обязанности не входила.

Джек Потрошитель избрал в жертвы как раз такую категорию, которую зажиточный средний класс того времени презирал, а серийные убийцы истребляли и продолжают истреблять в наши дни, – социально отчужденных уличных проституток.

По словам криминолога Стивена Эггера, классовый страх и отвращение, возникшие во времена Джека Потрошителя, существуют и сейчас. Дело даже не в том, что серийных убийц стало больше, – просто возросло число доступных жертв, чья жизнь не является ценностью в глазах общества. Эггер считает, что в современном обществе сложился своеобразный климат, или экологическая обстановка, особенно благоприятная для серийных убийц, поскольку смерть некоторых категорий граждан считается незначительной (это касается, к примеру, проституток, бездомных бродяг, наркоманов, психически больных, сбежавших из дома подростков, пенсионеров, представителей разного рода меньшинств, женщин из числа коренных народов и городской бедноты). Общество не воспринимает их смерть как что-то важное, в отличие, скажем, от убитой девушки-студентки из зажиточного района в пригороде или невинно замученного белокурого малыша. Иногда об исчезновении этих жертв даже не сообщается. Криминалисты назовут их «дважды пропавшими»{121}121
  Kenna Quinet. «The Missing Missing: Toward a Quantification of Serial Murder Victimization in the United States». Homicide Studies, vol. 11, no. 4, November 2007, pp. 319–339.


[Закрыть] (см. главу 13).

Эггер пишет: «Смерть от рук серийных убийц тех жертв, что при жизни относились к не имеющему ценности слою общества, становится „незначительной“ (так как до убийства сама их жизнь была столь же незначительной, а потом они и вовсе исчезли, словно их никогда и не было), и их гибель от рук тех, кто решился избавить мир от нежелательных элементов, представляется очищением от язв и пороков»{122}122
  Steven A. Egger. The Killers Among Us: An Examination of Serial Murder and Its Investigation. Upper Saddle River, NJ: PrenticeHall, 1998, pp. 74–75.


[Закрыть].

В массовом сознании считается, что серийные убийцы – это оторванные от общества изгои, те, кто отвергает социальные нормы, но чаще все происходит с точностью до наоборот. Убивая, Джек Потрошитель преследовал людей, которых избрало в жертвы само викторианское общество с его яростным презрением и брезгливостью по отношению к проституткам. Как заметил Ангус Макларен в своем исследовании по делу доктора Томаса Нила Крима, серийного убийцы Викторианской эпохи, который лишил жизни по крайней мере пять «незначительных» жертв (проституток и женщин, приходивших к нему сделать аборт), его преступления были в значительной степени определены обществом, которое и произвело их на свет.

По словам Макларена, серийный убийца, вместо того, чтобы предстать изгоем, скорее «будет не столько „лицом вне закона“, сколько „сверхсоциализированным“ человеком, который видит себя палачом, выносящим приговор тем, на кого указало общество»{123}123
  Angus McLaren. A Prescription for Murder: The Victorian Serial Killings of Dr. Thomas Neill Cream. Chicago: University of Chicago Press, 1993, p. XIII.


[Закрыть]. Обществовед и социальный критик Марк Зельцер предполагает, что серийных убийц сегодня питает и лелеет «культура надрыва» (или буквально раны – wound culture) – «всеобщая увлеченность разорванными и вскрытыми телами и вывернутым наружу внутренним миром человека, коллективный ажиотаж вокруг шока, травмы и ран», – на которую серийные убийцы реагируют, внося собственный кровавый вклад, а весь этот процесс Зельцер назвал «миметическим принужденем»{124}124
  Mark Seltzer. Serial Killers: Death and Life in America’s Wound Culture. New York: Routledge, 1998, p. 1.


[Закрыть].

Покойный Роберт Кеннеди как-то раз сформулировал ту же мысль более простыми словами: «Каждое общество получает тех преступников, которых заслуживает»{125}125
  Robert Kennedy. In Statement by Attorney General Robert F. Kennedy to the Permanent Subcommittee on Investigations of the Senate Government Operations Committee. Washington, DC: September 25, 1963.


[Закрыть].

Как сказал полиции после ареста Гэри Риджуэй, убийца сорока восьми проституток с Грин-Ривер: «Когда я убивал проституток, я думал, ребята, что делаю вам одолжение. Послушайте, вы же не можете их проконтролировать, а я могу. И извести их тоже не можете. Только арестовать, надеть на них наручники, ну, может, немного поколотить – так, самую малость. Но саму проблему вам не решить. Я, ребята, делал вам одолжение, совершая то, что вы не могли сделать сами».

Пожалуй, самый ужасающий вклад в синдром «незначительных» смертей вносят новости в СМИ. В середине 1990-х о суде над Уильямом Лестером Суффом, убившим тринадцать женщин в окрестностях города Лейк-Элсинор, штат Калифорния, практически ничего не сообщалось. Он убивал уличных проституток с наркотической зависимостью и бросал их тела за мусорными баками у торговых центров в разных позах, акцентирующих внимание на их зависимости. Но Суфф предстал перед судом как раз в середине разбирательства по делу О. Джея Симпсона. Что такое тринадцать мертвых шлюх-наркоманок в сравнении с двумя жертвами из высшего класса, убитыми знаменитостью в престижном районе Брентвуд? А как насчет Джоэла Рифкина, который убил семнадцать проституток в Нью-Йорке и на Лонг-Айленде? Средства массовой информации проигнорировали его дело в пользу статьи об убийстве Колином Фергюсоном шести «добропорядочных служащих» в пригородном поезде. Суд над Джоэлом, на котором он был приговорен к наказанию за девять убийств, несмотря на количество жертв, практически не освещался. Возможно, мы бы даже не узнали его имя, если бы об этом не пошутили в одном из эпизодов сериала «Сайнфелд»{126}126
  Питер Мельман и Кэрол Лейфер. Эпизод «Массажистка», сериал Сайнфелд, телеканал NBС. Первый эпизод вышел в эфир 18.11.1993.


[Закрыть]. Для средств массовой информации, пишущих о серийных убийствах, больше не имеет значения количество жертв, главное – их статус или кредитный рейтинг: сегодня по курсу обмена за каждый десяток мертвых проституток в мусорке идет один шикарный внедорожник у дома.

Политики тоже в меньшей степени озабочены «незначительными» смертями. Когда в конце девяностых в Ванкувере (Канада) пропало без вести около двадцати пяти женщин из числа коренного населения, их семьи просили, чтобы полицейское управление предложило ту же награду в размере ста тысяч долларов, что и за информацию о серии взломов частных гаражей в богатых домах западной части города месяцем ранее. Мэр насмехался над петицией семей, говоря: «Некоторых из этих девушек нет уже целый год. И вот внезапно… это становится значимым событием». Как он сообщил семьям пропавших, выделять деньги на определение местоположения проституток никто не будет{127}127
  D. Kim Rossmo. Criminal Investigative Failures. Boca Raton, FL: CRC Press, 2009, p. 31.


[Закрыть].

Департамент полиции Ванкувера ответил, что они «скорее объявят „небольшое вознаграждение“ в размере тысячи долларов для самих женщин за сообщение о своем местонахождении полиции»{128}128
  Lora Grindlay. «Police Don’t Think a Reward Would Help». Province, April 7, 1999, p. A18.


[Закрыть]. Их позиция заключалась в следующем: «Своенравные женщины спрятались и дразнят полицию, а выманить их можно вознаграждением в тысячу долларов»{129}129
  Patrick Moores. (Re)Covering the Missing Women: News Media Reporting on Vancouver’s «Disappeared». Master’s dissertation, University of British Columbia, 2006, p. 62.


[Закрыть].

Фрагменты останков некоторых пропавших женщин были в итоге найдены среди сорока девяти жертв, которых Роберт Пиктон убил и расчленил на своей свиноферме, за что позже был осужден. Когда в 2002 году его арестовали, он выражал сожаление, что не успел довести число несчастных до ровного количества – пятидесяти.

В течение некоторого времени существовала теория, согласно которой резкий рост числа серийных убийств в Соединенных Штатах в послевоенные годы был связан с небывалой ранее доступностью личного автомобильного транспорта, что увеличивало мобильность преступников и они безнаказанно убивали, разъезжая по разным юрисдикциям. В 2009 году, в связи с необходимостью распутать более пятисот преступлений, связанных с федеральными автострадами, была запущена инициатива ФБР по расследованию серийных убийств, совершенных на дорогах. По-видимому, она подтвердила восприятие системы автодорог США как сосудов национального организма, по которым циркулирует «дурная кровь» в виде серийных маньяков. Но, несмотря на количество нераскрытых преступлений, совершенных на трассах, стереотипный образ высокомобильного серийного убийцы-бродяги – миф. Реальность куда страшнее: 74 % серийных убийц остаются поближе к дому и убивают в комфортной обстановке своего штата{130}130
  Hickey, Serial Murderers and Their Victims, sixth ed., p. 237.


[Закрыть]. Так что скорее преступник окажется не заезжим незнакомцем, а вашим соседом.

Теорию о том, что система автомагистралей между штатами увеличила число серийных убийц, предоставив им легкую мобильность и анонимность, оспаривает эссеистка и специалистка по охране окружающей среды Джинджер Стрэнд{131}131
  Ginger Strand. Killer on the Road: Violence and the American Interstate. Austin: University of Texas Press, 2012, Kindle ed.


[Закрыть]. Она утверждает, что автострады в самом деле способствовали росту преступлений, но это связано с особенностями их расположения, а не с легкостью передвижения маньяков: в пятидесятых и шестидесятых они шли через неблагополучные районы и тем самым увеличивали число доступных «незначительных» жертв. Строительство автострад разрушило городские кварталы и разбросало людей по бездушным и унижающим человеческое достоинство гетто. Стрэнд пишет: «В свое первое десятилетие [1956–1966 гг.] федеральная дорожная программа уничтожила по всей стране около 330 000 единиц городского жилья, большинство из которых было занято представителями национальных меньшинств и малоимущими. После этого темп ускорился. Точного числа не знает никто, но, по различным оценкам, дорожная программа стала причиной переезда около миллиона американцев»{132}132
  Ginger Strand, Ibid., Kindle locations 892–894.


[Закрыть]. Последствия были неоднозначными: перемещение бедных слоев населения и национальных общин привело к появлению скоплений «незначительных» жертв, а хаос и деградация разрушали семьи и порождали серийных убийц.

Стрэнд рассказывает, как в пятидесятых прекратил свое существование процветающий и благополучный район Бронкс: людные бедные районы снесли для освобождения места под скоростную автомагистраль Кросс-Бронкс, а их жителей выселили и распихали по социальным квартирам в многоэтажных гетто. То же самое произошло и в Атланте, где оживленный и богатый район Оберн-Авеню, известный также как «милый Оберн», объявленный журналом «Форбс» в 1950-х «самой богатой негритянской улицей в мире», в 1966 году был разделен надвое федеральной эстакадой. Процветающий афроамериканский район со всеми торговыми центрами, культурными учреждениями, церквями и фамильными домами был разрушен, а его бедные жители отправились в мрачные безликие социальные квартиры в густонаселенных жилых комплексах{133}133
  Ginger Strand, Ibid., Kindle location 939.


[Закрыть].

Отчуждение имущества и уничтожение «милого Оберна» ради федеральной магистрали I-20 спустя десятилетие подарят серийному убийце Уэйну Уильямсу множество незащищенных детей. Стрэнд пишет: «Для жителей Атланты I-20 сыграет ключевую роль в понимании, почему в конце семидесятых их дети начали исчезать»{134}134
  Ginger Strand, Ibid., Kindle locations 927–928.


[Закрыть].

Разрушение семей и общин, вызванное строительством автомагистралей прямо через бедные районы и поселения национальных меньшинств в Нью-Йорке, Майами, Новом Орлеане, Детройте, Чикаго, Нэшвилле, Бостоне, Атланте, Лос-Анджелесе и других городах, наряду с кокаиновым бумом девяностых, сказалось на криминальной обстановке тогда и продолжает сказываться до сих пор. В опустошенных, сломленных и разрушенных семьях вырастут серийные убийцы.

Затянувшийся на несколько десятилетий процесс разрушения городских общин меньшинств и их семей породил огромное количество как серийных маньяков, так и жертв. Если в прошлом считалось, что серийными убийцами становятся преимущественно белые мужчины, то недавний опрос Эрика Хикки показывает, что с 2004 по 2011 год пятьдесят семь процентов всех серийных убийц были чернокожими; в то время как база данных серийных убийц, созданная Рэдфордским университетом и ФУПМЗ, показывает, что в 2010 году чернокожими являлись почти шестьдесят процентов серийных убийц{135}135
  Eric Hickey, Serial Murderers and Their Victims, seventh ed., p. 222; Mike G. Aamodt, Serial Killer Statistics.


[Закрыть] (и это несмотря на то, что афроамериканцы составляют только 13,2 % американского населения){136}136
  http://quickfacts.census.gov/qfd/states/00000.html.


[Закрыть]

Да, правда, что общее количество убийств значительно снизилось с девяностых, но я бы не был так оптимистичен. Учитывая потерю работы, финансовые затруднения в семейной жизни, вызванные мировым кризисом 2008 года, и непрекращающийся ужас кровопролитной войны с терроризмом, на которую призваны наши юные сыновья и дочери, прежде чем вернуться домой, чтобы растить детей, – в долгосрочной перспективе нам не стоит ожидать сокращения числа убийств, поскольку нынешнему поколению детей вот-вот исполнится двадцать восемь лет – средний возраст начала деятельности серийных убийц.

Глава 5. Lupina Insania. Криминализация оборотней. Красная Шапочка в роли жертвы, 1450–1650 гг.

Им знакомо то удовольствие, что испытывают в обличье волка…

Жан Боде. Демономания колдунов

Species non mutatur.

Человеческий род никогда не меняется.

Клод Приёр. О ликантропии

Даже до промышленной революции серийное убийство не было исключительной прерогативой богатых аристократов, как когда-то думали, – на самом деле среди серийных маньяков хватало обычных лавочников, ремесленников, крестьян и просто бродяг. К тому же, несмотря на теорию урбанизации, мы знаем, что серийные убийства происходили как в городах, так и в сельской местности.

Как писал в своем эссе «Сын Каина или Сын Сэма? Чудовище из „Беовульфа“ как серийный убийца» Брайан Михан, за тысячу лет до Джека Потрошителя в англосаксонской эпической поэме «Беовульф» антагонистом стал серийный убийца. Михан утверждает, что sceadugenga («ходящий в тени», «ходящий во мраке», «таящийся на болотах», «исчадие ночи»[13]13
  Вариант из «канонического» перевода В. Тихомирова (прим. ред.).


[Закрыть]) по имени Грендель является маньяком, который избирает жертвами уязвимых воинов, отключившихся после обильных возлияний.

«Как доверчивые студентки и как проститутки, которые садятся в чужие машины, эти воины бессильны, слабы, чем и пользуется убийца. Каждую ночь они напиваются до чертиков, а когда приходит Грендель, лежат перед ним так же смирно, как какая-нибудь спящая жертва Ричарда Рамиреса или молодой человек, закованный в наручники Уэйном Гейси. Более того, Грендель убивает просто так. В процессе он наслаждается унижением и болью, оскверняя человеческое тело, потроша и поедая его, как Джеффри Дамер и его книжный собрат Ганнибал Лектер… Подобно Альберту де Сальво, Грендель питает странное благоговение перед людьми, которых убивает, и перед местами, где совершается его злодеяние»{137}137
  Brian Meehan. «Son of Cain or Son of Sam? The Monster as Serial Killer in Beowulf». Connecticut Review, Connecticut State University, Fall issue, 1994, p. 2.


[Закрыть].

Тем не менее известные серийные убийцы редко появляются на страницах летописей вплоть до середины 1400-х. Впервые фигурировать в судебных документах серийные убийцы стали в эпоху Возрождения, а годовое число их задержаний в то время почти сопоставимо с современным количеством маньяков на душу населения в США. За двести лет – с 1450 по 1650 год – в Европе было привлечено к суду более чем триста серийных убийц{138}138
  Willem de Blécourt. «The Werewolf, the Witch, and the Warlock: Aspects of Gender in the Early Modern Period». In Allison Rowland, ed. Witchcraft and Masculinities. New York: Palgrave Macmillan, 2009, p. 207.


[Закрыть] (для сравнения: согласно данным Эрика Хикки, за двести четыре года в период с 1800 по 2004 год в США задержали четыреста тридцать одного серийного убийцу{139}139
  Eric Hickey, Serial Murderers and Their Victims, seventh ed., pp. 335–36.


[Закрыть]). Только тогда их еще не называли серийными убийцами. Их арестовывали, обвиняли и судили за оборотничество или ликантропию – преступление против Церкви, введенное незадолго до того времени и каравшееся смертной казнью.

Чтобы лучше понять социально-историческую динамику того, как мы пришли к современному определению серийных убийц, появлению в ФБР отдела бихевиористики и Программы предотвращения насильственных преступлений, развитию целых отдельных подразделений по задержанию серийных убийц, а также раскрыть тайну эпидемии преступлений, разразившейся в семидесятых и восьмидесятых, взглянем-ка поближе на ее предвестника – эпидемию серийных «оборотней» и связанную с ней охоту на ведьм, которые длились с 1450 по 1650 год.

Слово «ликантроп» происходит от древнегреческого lykánthropos (lykos «волк» и anthrōpos «человек»). Что касается английского werewolf[14]14
  И русского «вервольф» (прим. ред.).


[Закрыть] «оборотень», то wer – древнее англосаксонское слово, означающее «человек» (от латинского vir, что переводится как «мужчина» [см. virile «мужественный»]) – то есть буквально «человек-волк». Самое раннее письменное использование термина «оборотень» в англосаксонской культуре восходит к 1000 году н. э. – так в «Законах» короля Кнута именуется дьявол{140}140
  B. Thorpe, ed. Ancient Laws and Institutes of England. London: Commissioners on the Public Records of the Kingdom, 1840, pp. 160–161.


[Закрыть].

Для многих культур по всему миру характерно представление о том, что животные могут рассвирепеть или стать одержимыми злыми духами, а то и самим дьяволом, а потом укусить человека, тем самым передав ему злого духа и способность по желанию путем ритуалов, магических приспособлений или сделки с нечистым превращаться или принимать облик чудовища, схожего с диким хищным зверем, или же обратить против воли проклятием или заклинанием{141}141
  Leslie A. Sconduto. Metamorphoses of the Werewolf: A Literary Study from Antiquity Through the Renaissance. Jefferson, NC, and London: McFarland, 2008, Kindle ed. (Kindle locations 3084–3085).


[Закрыть]. В Древней Греции оборотней называли veykolakas, что переводится как «в волчьей шкуре», а в Древнем Риме им придумали имя versipellis – «способный менять кожу». Позднее они обрели свои названия и в других странах: loup garou во Франции, lupo mannaro в Италии, lob omen в Португалии, hombre lobo в Испании, Werewolf в Германии, волколак (человек в волчьей шкуре) в России, wilkołak в Польше, vukodlak в Сербии и qutrub (cucubuth) в Арабских странах. Все эти слова означают «оборотень», «человек в волчьей шкуре», «зверь». В краях, где волков не водилось, их заменили другими хищными животными: в Индии – тиграми, в Африке – леопардами, львами, гиенами и шакалами; в Китае и Японии – лисами{142}142
  Robert Eisler and W. Robert Foran. «Lycanthropy in Africa». African Affairs, vol. 55, no. 219, April 1956, pp. 124–134.


[Закрыть]. Верования народа навахо в оборотней были описаны еще в 1940-х{143}143
  Alberta Hannum. Spin a Silver Dollar: The Story of a Desert Trading Post. New York: Viking Press, 1945, p. 86.


[Закрыть].

Долгая и витиеватая история веры в оборотней и в их связь с изнасилованиями, увечьями, убийствами и каннибализмом восходит к древнегреческому мифу о Ликаоне, царе Аркадии, который был превращен Зевсом в бродячего волка за трапезу, во время которой на стол было подано человеческое мясо (о чем, разумеется, никто не знал). В мифах также есть история о жителях горы Парнас, которых стая воющих волков увела на вершину, где они и основали новый город под названием Ликорея. Согласно легенде, парнасяне практиковали ритуал «Ликаоновой скверны», во время которого в жертву приносился ребенок: из его внутренностей готовили блюдо и скармливали пастухам, после чего один из них превращался в оборотня, обреченного восемь лет скитаться и способного вновь стать человеком, только если все эти годы не притронется к человеческому мясу{144}144
  T. A. Fahy. «Lycanthropy: A Review». Journal of the Royal Society of Medicine, vol. 82, January 1989, pp. 37–39.


[Закрыть]. Вопреки распространенному заблуждению, термин «ликантроп» происходит не от имени мифического царя Ликаона, а от корня lykos («волк»), сходство же этих слов – лишь случайное совпадение{145}145
  E. Poulakou-Rebelakou, C. Tsiamis, G. Panteleakos, and D. Ploumpidis. «Lycanthropy in Byzantine Times (330–1453 AD)». History of Psychiatry Journal, vol. 20, no. 4, 2009, p. 470.


[Закрыть].

В книге о природе садизма под названием «Из человека в зверя: садизм, мазохизм и ликантропия с точки зрения антропологии», написанной в 1948 году (кстати, в ней же он одним из первых использовал термин «серийное убийство»), Роберт Эйслер утверждает, что древние мифы об оборотнях вместе с феноменом садистских сексуальных серийных убийств с элементами каннибализма заложены в памяти нашего триединого мозга с древних времен, когда человек начал отходить от вегетарианства и стал еще и хищником, что случилось примерно в эпоху последнего ледникового периода, закончившегося около пятнадцати – двадцати двух тысяч лет назад{146}146
  Robert Eisler.


[Закрыть].

Весьма интересная теория. Сегодня, безусловно, ряд убедительных фактов свидетельствует о том, что физически люди не приспособлены охотиться и есть мясо, поскольку у нас нет настоящих клыков (мы их только так называем) и когтей на руках – они больше подходят для сбора плодов и листьев, чем для охоты, убийства и разделывания добычи. У людей длинный кишечник, тогда как у плотоядных животных он обычно короткий, чтобы быстро выводить гниющее мясо из пищеварительного тракта{147}147
  Kathy Freston. «Shattering the Meat Myth: Humans Are Natural Vegetarians». http://www.huffingtonpost.com/kathy-freston/shattering-the-meat-myth_b_214390.html.


[Закрыть]. Все это говорит о том, что от природы мы не всеядны, и, по словам Эйслера, это сегодня и гложет нам душу. Во второй главе мы видели, как во времена голода и переломных эпох примитивные гоминиды-вегетарианцы от Homo erectus и Homo neanderthalensis до Homo sapiens начинали охотиться и есть мясо и даже прибегали к каннибализму, если возникала острая нужда (сельское хозяйство мы не развивали вплоть до десяти – пятнадцати тысяч лет назад).

Эйслер считает, что, прежде чем отступил последний ледник, в холодном климате не было достаточно трав, ягод и кореньев для еды, и поэтому люди стали хищниками, начали есть мясо и одеваться в звериные шкуры для сохранения тепла, а когда и такой добычи становилось мало, то доходило до актов каннибализма. В конце концов эти одетые в меха двуногие хищники, похожие на поросших шерстью монстров (вервольфов, или оборотней versipellises), мигрировали на юг, где климат был умеренным. Там они столкнулись с кроткими племенами вегетарианцев, на которых тут же начали нападать, насиловать, убивать, а порой и есть. Среди этих мохнатых душегубов были не только мужчины. Эйслер пишет об эротическом образе «Венера в мехах» в западном искусстве и литературе, где представлена «…нагая окровавленная менада, или „буйная дева“, закутанная в медвежьи, рысьи или лисьи шкуры, которая мчится по первобытным лесам наравне с разъяренными мужчинами в единой стае, чья цель – охота, соревнуясь с ними в кровожадности, когда дело доходит до убийства, и наконец обретая покой после всеобщего безумного возбуждения от пиршественной оргии с поглощением сырого, сочащегося кровью мяса еще теплой жертвы»{148}148
  Robert Eisler, p. 48.


[Закрыть].

Эйслер осмелился предположить, что человеческий садизм – это пережиток позыва охотиться ради выживания, и сравнивает его с поведением кошек, которые иногда забавляются с пойманной птицей или мышью, но не всегда съедают добычу. Действительно, в спонсируемом ФБР исследовании «Модели и мотивы убийств на сексуальной почве» подтверждается, что некоторых серийных убийц-садистов, словно хищных животных, провоцировал на нападение и бездумное убийство сам вид убегающей жертвы{149}149
  Robert K. Ressler, Ann W. Burgess, John E. Douglas, Sexual Homicide, Kindle location 4151.


[Закрыть]. Как, например, Роберта Кристиана Хансена по прозвищу Пекарь-мясник, который с 1972 по 1983 год на Аляске лишил жизни по меньшей мере семнадцать женщин (предположительно, общее число жертв составляет двадцать одну). Он приглашал их «в гости» в свой охотничий домик в лесной глуши, доставлял их туда на маленьком самолете, а потом заставлял бегать голыми по тундре, пока на них охотился. Процесс доставлял ему гораздо большее удовольствие, чем собственно убийство.

Миф об оборотнях в шкурах животных отпечатался в нашем коллективном бессознательном вместе с зарождающейся склонностью преследовать, побеждать, убивать, насиловать и пожирать людей как добычу. Тяга к садизму в современных людях похожа на непонятную ошибку в коде ДНК, отчего наш примитивный мозг начинает глючить даже в цивилизованном обществе, а в некоторых индивидах запускает вирусную программу серийного убийцы (подобно тому, как происходит с ожирением, что мы описали во второй главе).