Текст книги "Зовите меня Джо"

Глава 21

Дочь Маргариты родилась ночью. Не было видно ни единой звездочки. Корабль пробивался сквозь грохот и скрежет. Счастливый отец в это время возглавлял бригаду, занимавшуюся дальнейшим укреплением обшивки. На первый крик младенца ответом был гром погибающих за бортом корабля миров.

А потом все немного успокоились. Ученые проводили расчеты и наблюдения и мало-помалу стали что-то понимать в природе неведомых сил, несущих корабль сквозь световые годы. Получив новые программы, автоматы вели «Леонору Кристин» вперед вместе с космическими вихрями и смерчами.

Далеко не у всех было праздничное настроение, но тех, кто выразил такое желание, собрали Иоганн Фрайвальд и Джейн Седлер. Приглушив освещение, Джейн отгородила часть спортивного зала. Украшения на стенах, развешенные ею к празднику Всех Святых, выглядели живо и весело.

– А нужно ли это? – негромко спросил Реймонт у Чиюань, когда они вошли вдвоем.

– По календарю скоро праздник, – объяснила Джейн. – Почему бы не совместить два события? Фонарики такие красивые.

– Слишком о многом напоминают. Не о Земле, наверно… что уж тут вспоминать, а о…

– Да, я тоже об этом думала. Полный корабль ведьм, чертей, вампиров, гоблинов, привидений, и все вопят, призывая начало шабаша. Ну а мы чем лучше? – сказала Седлер и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее.

– Мне самому охота маску на себя напялить – страшную, с крючковатым носом, честно!

Остальные согласились, что идея хороша. Выпили больше, чем обычно, развеселились, зашумели. В конце концов вытащили на сцену Бориса Федорова, напялили и на него венок, вручили скипетр, рядом поставили двух девушек, которые должны были выполнять каждое его желание. Кое-кто встал в круг, взявшись за руки, и все запели песню, которая уже тогда была жутко древней, когда корабль покидал родину:

 
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
В раю или в аду,
Везде друзей найду,
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
 

Майкл О’Доннел припозднился – только что закончилась его вахта. Он попытался прорваться к Федорову.

– Эй, Борис! – крикнул он, но его заглушил хор, упоенно распевающий строки блюза:

 
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
Билетик в райский сад
Не стоит ни гроша,
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
 

О’Доннел забрался-таки на сцену.

– Эй, Борис. Поздравляю!

 
Когда я сдохну, так и быть, возьмите мой велосипед,
Когда я сдохну…
 

– Спасибо! – крикнул в ответ Федоров. – Только работенка в основном Маргарите досталась. Молодчина она, правда?

 
А я пешком попру
К апостолу Петру…
 

– Как назовете малышку? – спросил О’Доннел, пытаясь перекричать хор.

Сыграю в кости я с апостолом Петром…

– Пока не решили! – откликнулся Федоров и приветственно помахал початой бутылкой. – Одно скажу точно: только не Евой.

И если повезет…

– Эмбла? – предложила Ингрид Линдгрен. – Это первая женщина в «Старшей Эдде»[33]33
  Скандинавский эпос.


[Закрыть].

То пиво – за мой счет…

– Тоже не пойдет, – мотнул головой Федоров.

Сыграю в кости я с апостолом Петром!

– И Леонорой Кристин называть не стану, – продолжал инженер. – Никаких таких символов… Пусть будет сама по себе.

Хор пошел вокруг него хороводом, продолжая самозабвенно распевать:

 
Удастся выпить ли на небе – вот вопрос?
Удастся выпить ли на небе – вот вопрос?
Так пей, пока мы тут,
Так пей, пока дают!
Удастся выпить ли на небе – вот вопрос?
 

Чидамбаран и Фоксе-Джемисон, казалось, придавлены громоздкой аппаратурой. Они совершенно потерялись среди приборов, на разные лады мигавших разноцветными лампочками пультов и экранов. Оба встали, как только вошел капитан Теландер.

– Вы просили меня прийти? – спросил он равнодушно. – Какие новости? Последний месяц прошел относительно спокойно…

– Покою конец! – взволнованно воскликнул Фоксе-Джемисон. – Элоф сам пошел за Ингрид Линдгрен. Простите, что не сходили за вами, сэр. Изображение слабое и может исчезнуть в любое мгновение, надо все время следить. И вы должны первым узнать об этом.

Он вернулся на свое место у пульта. На экране чернела пустота.

– Что вы обнаружили? – спросил Теландер, подойдя поближе к экрану.

Чидамбаран взял его под руку и показал на экран.

– Вон там. Видите?

Еле заметное глазу пятнышко мерцало посередине.

– Естественно, до него еще очень далеко, – нарушил молчание Джемисон. – И дистанцию надо будет сохранять.

– Что это? – испуганно спросил Теландер.

– Зародыш моноблока, – ответил Чидамбаран. – Новое начало.

Теландер стоял и стоял и смотрел на экран, пока не опустился на колени. По лицу его стекали слезы.

– Отче, благодарю тебя… – прошептал он. – Благодарю и вас, джентльмены, – добавил он, поднимаясь. – Что бы ни случилось потом, мы сумели сделать это. Пожалуй, я снова смогу стать капитаном, после того как вы вселили в нас надежду.

На мостик Теландер прошествовал командирским шагом. «Леонора Кристин» стонала, дрожала и тряслась.

Вокруг нее бушевали пожар, буря, пламенел водород зарождающегося в самом сердце всего сущего нового солнца – сверхсолнца, которое должно было породить галактику. Зародыш Вселенной прятался за излучением, представшим в виде полотен, полос и грандиозных шпилей. Атмосферу рвали в клочья могучие силы: электрические, магнитные, гравитационные, ядерные. Ударные волны распространялись на многие мегапарсеки – приливы, течения, водопады силовых полей. А по границе творения, преодолевая вселенские циклы длиной в миллиарды лет, летел корабль – творение людей.

Летел!

А люди не отходили от приборов и компьютеров, помогая кораблю бороться, преодолевать космический ураган.

– Йяа-а-а-а! – задорно воскликнул Ленкай и подбросил «Леонору Кристин» на гребень «волны», отхлынувшей при взрыве сверхновой. Подбросил и опустил. Взволнованные космолетчики сгрудились вокруг него, глядя на экран. То, что они видели там, нельзя было назвать реальностью – это превосходило пределы понимания – там бушевали силовые поля. Пространство пылало, скручивалось и изрыгало огромные вспышки и сферы.

– Ты устал, наверное? – крикнул Реймонт, не вставая с кресла. – Ленкай, отдохни. Смени его, Барриос.

Космолетчик покачал головой. Он еще не успел прийти в себя после предыдущей вахты.

– Ладно, – вздохнул Реймонт и расстегнул пряжку ремня. – Попробую сам. Я корабликов много всяких водил на своем веку…

Голоса его никто не расслышал – такой стоял грохот, но все увидели, как констебль поднялся и побрел к пульту управления по качающейся, дрожащей палубе. Реймонт уселся рядом с Ленкаем в кресло помощника и проорал в самое ухо пилота:

– Просвети меня, и я тебе помогу.

Ленкай кивнул. Две пары рук забегали по пульту.

«Леонору Кристин» нужно было держать подальше от разраставшегося моноблока – иначе радиация, безусловно, погубила бы людей. Однако в то же время корабль должен был оставаться в зоне, достаточно насыщенной газами, чтобы продолжать снижение величины тау, преображая гигагоды, текущие по часам великанского Феникса, в часы по корабельному времени. Надо было вести судно через хаос. Стоило промахнуться – и любая из частиц этого хаоса раздробила бы корабль на пылинки. Нельзя было полагаться ни на компьютеры, ни на инструменты, ни на опыт предыдущих полетов. Только на интуицию и отработанные рефлексы.

Постепенно Реймонт освоился с управлением и смог работать один. Ритмы возрождающейся Вселенной ошеломляли, но тем не менее они существовали. Вот тут полегче… а тут вектор в положение «девять часов»… так… а теперь порезвее… а тут снова сбавить ход… не дать опуститься… а теперь скакнуть повыше и подальше от этого полыхающего облака, если получится… Раздался жуткий грохот. В воздухе резко запахло озоном и сильно похолодало.

Экран погас. Мгновение спустя флуоресцентные панели озарились одновременно ультрафиолетовым и инфракрасным светом, полыхнули и потухли. Те, кто лежали в своих каютах, пристегнувшись, слышали, как по всему кораблю промчались невидимые молнии. А те, кто оставался на капитанском мостике, в отсеке управления, в машинном отделении, либо не могли двинуться, либо не сумели перестать двигаться, а потом ощутили такую легкость, что, казалось, тела их вот-вот разлетятся на кусочки: сама инерция настолько видоизменилась – пространство билось в родовых конвульсиях. На краткий миг конечное и бесконечное, мужчины и женщины, дитя и корабль, и смерть – стали едины.

Но все миновало так быстро, что нельзя было сказать – было или нет. Вспыхнул свет, загорелись экраны. Буря забушевала с новой силой. Но теперь сквозь ее пелену то и дело проглядывали отчетливые разрывы и бело-голубые вспышки, мало-помалу сформировавшие два гигантских, сворачивающихся по спирали полотна. Рождались галактики.

Моноблок взорвался. Творение началось.

Реймонт дал полное торможение. «Леонора Кристин» стала сбавлять скорость. Медленнее. Еще медленнее… И вот корабль вылетел туда, где горел новорожденный свет.

Глава 22

Будро и Нильссон кивнули друг другу и усмехнулись.

– Вот это да! – сказал астроном.

Реймонт беспокойно огляделся в обсерватории.

– Что значит «вот это да»? – спросил он и ткнул пальцем в один из экранов внешнего обзора. В поле зрения подпрыгивали небольшие бесформенные непрозрачные пятна. – Сам вижу. Галактические группы пока слишком сильно примыкают друг к другу. Большинство из них до сих пор представляют собой не что иное, как водородные туманности. И в пространстве между ними полно водорода, грубо говоря. И что из этого?

– Расчеты, произведенные на основании данных, – сказал Будро. – Я консультировался с руководителями группы. Мы пришли к выводу, что тебе важно и нужно узнать в конфиденциальном порядке то, что нам стало известно, дабы ты мог принять решение.

– Капитан у нас Ларс Теландер, – буркнул Реймонт.

– Да, да. Все верно. Никто и не собирается что-то предпринимать за его спиной, особенно теперь, когда он снова возглавляет командование кораблем. Но народ – другое дело. Будь реалистом, Чарльз. Посмотри правде в глаза. Ты же знаешь, что ты значишь для всех.

Реймонт сложил руки на груди.

– Ладно, продолжай.

Нильссон приосанился и заговорил тоном лектора.

– Опустим детали, – начал он. – Таковы результаты решения проблемы, которую вы перед нами поставили: выяснить, в каких направлениях распространяется материя, а в каких – антиматерия. Как вы помните, нам удалось определить это за счет слежения за дрейфом плазменных масс по магнитным полям Вселенной в целом в то время, когда радиус ее был еще невелик. Тем самым космолетчики получили возможность без особых трудностей увести корабль в ту часть Вселенной, куда направилась материя.

Продолжив исследования, мы собрали и обработали колоссальный объем информации. И вот что еще нам удалось установить. Космос нов и во многом не упорядочен. Все еще… как бы это сказать… не утряслось. Неподалеку от нас – сравнительно недалеко, учитывая те расстояния, что мы уже преодолели, – располагаются комплексы материи, галактики и протогалактики, обладающие всевозможными параметрами скорости.

Мы можем употребить это в свою пользу. То есть выбрать клан, семейство, скопление, отдельную галактику, которая нам понравится, – такую, к которой мы могли бы подлететь с нулевой относительной скоростью в любой, какой выберем, момент ее эволюции.

Ограничения, увы, достаточно велики. Мы не сможем подобраться к галактике, которой ко времени нашего приближения будет больше пятнадцати миллиардов лет, – ну разве что мы станем приближаться к ней кругами. Нет смысла выбирать и такую галактику, которой не исполнилось миллиарда лет. А в принципе – можно выбрать любую.

И… какую бы мы ни выбрали, полет к ней займет по корабельному времени при погашенной скорости… не больше нескольких недель!

Реймонт заплетающимся языком проговорил какую-то несуразность.

– Понимаете, – продолжал объяснения Нильссон. – Мы можем выбрать себе такую цель, такой объект, скорость которого в момент приближения будет практически идентична нашей.

– Да, да… – пробормотал Реймонт. – Понимаю. Просто, похоже, нам везет, а я никак не могу привыкнуть к этой мысли.

– Дело не в везении, – хмыкнул Нильссон. – Вселенная пульсирует, и это просто неизбежно. Это очевидно. И надо всего лишь взять и воспользоваться тем, что само идет нам в руки.

– Лучше сразу все решить, – торопливо вмешался Будро. – И немедленно. Потому что эти ослы – они же будут часы напролет орать, спорить, если этот вопрос вынести на общее обсуждение. А каждый час означает колоссальную потерю времени по космическому хронометру, и наш выбор становится более бедным. А если скажешь, что нам нужно, я вычерчу курс и корабль вскоре может отправиться по этому курсу. Капитан послушает тебя. А остальные смирятся с готовым решением и скажут тебе спасибо. Ты сам это знаешь.

Реймонт заходил по обсерватории. Подошвы его ботинок гремели в тишине. Он задумчиво потер бровь и наконец обернулся к собеседникам.

– Нам нужна не просто галактика, – сказал он. – Нам нужна такая планета, чтобы на ней можно было жить.

– Ясно, – кивнул Нильссон. – Я бы предложил планету, которая по возрасту была бы схожа с Землей. Скажем, пять миллионов лет. Именно такое время в среднем требуется для зарождения нужной нам биосферы. То есть мы могли бы выжить и в условиях мезозоя, но что-то мне они не очень-то по вкусу.

– Согласен, – кивнул Реймонт. – А как насчет металлов?

– А, да. Нам необходима планета, настолько же богатая ископаемыми, как была Земля. Ну, может быть, не такая богатая, но металлов должно быть достаточно, иначе не разовьешь индустриальную цивилизацию. Но металлов не должно быть слишком много, в противном случае не останется больших площадей под посевы. Поскольку высшие элементы формируются на ранних стадиях развития звезд, нам следует искать галактику, которая ко времени нашего рандеву будет такой же по возрасту, как наша родная.

– Нет, – возразил Реймонт. – Помоложе.

– Зачем? – удивленно спросил Будро.

– Найти планету, похожую на Землю, в том числе и в плане наличия металлов, наверное, можно и в более молодой галактике. В глобулярных скоплениях должно быть много сверхновых на ранних этапах становления, а они обогащают межзвездное пространство в отдельных зонах и порождают солнца второго поколения, типа G, то есть класса Солнца. И как только мы попадем в выбранную нами галактику, давайте поищем такую звезду.

– На поиски могут уйти годы, – предупредил Нильссон.

– Ну, тогда не надо, – ответил Реймонт. – Мы можем обосноваться и на планете, не такой богатой железом и ураном, как Земля. Это не смертельно. Мы сумеем прожить, располагая технологией изготовления легких сплавов и органических соединений. В качестве топлива у нас будет водород. Немаловажно то, что мы станем первыми живыми разумными организмами на этой планете, – заключил Реймонт. Будро и Нильссон смотрели на него изумленно. А Реймонт улыбнулся так, как никогда до сих не улыбался.

– Мне бы хотелось, чтобы у нас было много планет к той поре, когда наши потомки задумаются о межзвездных полетах, – сказал он. – А еще мне бы хотелось, чтобы мы стали… ну, старейшинами, что ли. Не империалистами, конечно, это противно, а просто людьми, которые попали туда первыми и понимают, что к чему, и у которых есть чему поучиться. Пусть будет галактика людей, гуманная галактика, в самом широком смысле слова. А может быть, и гуманная Вселенная. Я думаю, мы заслужили такое право.

Еще через три месяца «Леонора Кристин» нашла свой новый дом. Отчасти людям повезло, но вообще-то случившееся стало результатом предвидения. Все шло, как предсказывали эксперты. Галактики расходились одна от другой, образовывали семейства, скопления и кланы, и внутри галактик рождались отдельные звезды.

Мечта была близка к исполнению. «Леонора Кристин» подлетела к хорошо сформировавшемуся звездному скоплению, уравняла скорость и, войдя в скопление, устремилась на поиски звезды с нужными характеристиками. Никто не удивился, когда у такой звезды оказалась система планет. Замедляя скорость, корабль приблизился к системе.

Давно кораблю не приходилось лететь так медленно. Управление кораблем Реймонт взял на себя. – Он сказал, что на этот раз стоит рискнуть. Особого риска, собственно, не было. А судя по данным исследований и показателям приборов, шансы обнаружить в системе желтого солнца подходящую планету были очень высоки.

Ну а если нет – будет потерян год, который придется потратить на возвращение к скорости, близкой к световой. А вот если планета отыщется, тогда больше не придется тормозить и выигрыш составит два года.

Казалось, игра стоит свеч. Двадцать пять пар в цветущем возрасте за два года могли наплодить полсотни потомков.

И «Леоноре Кристин» сразу повезло.

Глава 23

На вершине холма, у подножия которого простиралась великолепная долина, стояли двое – мужчина и женщина.

Планету трудно было назвать Новой Землей. Это было бы слишком поспешно. Вдалеке отливали золотом воды реки, полной крошечных живых существ. Река текла вдоль берегов, поросших синеватой растительностью. Листва на деревьях была похожа на птичьи перья и отбрасывала синие тени. Ветер доносил запах цветов. Пахло корицей, йодом и, как ни странно, лошадьми. Люди не знали, как назвать эти запахи. На противоположном берегу тянулись колючие заросли, а над ним вставали голые красно-бурые скалы, увенчанные белыми шапками ледников.

А воздух был теплый, и дышалось легко. Над рекой и горами плыли большие тучи, края которых поблескивали в лучах солнца.

– Ты не должен оставлять ее, Карл, – сказала Ингрид Линдгрен. – Мы слишком многим ей обязаны.

– О чем ты говоришь? – отозвался Реймонт. – Мы не можем покинуть друг друга. Никто не может. Айлинь понимает, как много ты значишь для меня. Но и она мне по-своему дорога. Мы все друг другу дороги. Как иначе? После того, что мы пережили вместе…

– Верно. Только… Карл, милый, я никогда не думала, что услышу от тебя такие слова.

– А каких слов ты ждала? – рассмеялся он.

– О, не знаю! Каких-нибудь жестоких, непререкаемых.

– С этим покончено. Мы добрались туда, куда жаждали добраться. Теперь все надо начинать заново.

– И друг с другом тоже? – лукаво поинтересовалась Ингрид.

– Да. Конечно. Господи боже, разве мало мы уже про это говорили? Из прошлого нужно взять все, что в нем было хорошего, и забыть все плохое. К примеру… словом, о ревности надо забыть, уж это точно. Больше сюда никто не прилетит. И генами надо обмениваться как можно активнее. Нас всего пятьдесят, а мы призваны положить начало целой цивилизации. Так что нечего переживать, что кто-то будет обижен, задет, покинут, – не будет ничего такого. У нас столько забот впереди, что личные проблемы должны уйти на задний план.

Реймонт притянул Линдгрен к себе и шутливо пробормотал:

– И все-таки не вижу преступления в том, чтобы заорать на всю Вселенную, что милее Ингрид Линдгрен нет в ней женщины! Иди сюда! – попросил он мгновение спустя, усевшись под деревом, и потянул Линдгрен за руку. – Я же сказал тебе – у нас выходной.

Над их головами пролетело странное существо с перепончатыми крыльями – из тех, что в сказках зовут драконами.

– Просто не знаю, можно ли, Карл, – растерянно проговорила Линдгрен, садясь рядом с Реймонтом.

– Почему нет?

– Столько дел…

– Строительство, земледелие – все идет своим чередом. Ученые говорят, что опасности для нас здесь нет – ни реальной, ни потенциальной. Можно немного расслабиться.

– Хорошо, скажу по-другому, – проворчала Линдгрен, неохотно цедя слова. – У королей выходных не бывает.

– Что за чепуху ты несешь? – сердито спросил Реймонт, прислонился спиной к шершавому стволу дерева и погладил золотистые волосы Линдгрен, блестящие в лучах молодого солнца. – Ночью над планетой взойдут три луны, а небо будет полно звезд…

– Да, – твердо кивнула Линдгрен. – Они смотрят на тебя, на человека, который спас их, на человека, у которого хватило сил заставить всех выжить… Они смотрят на тебя, как на… – Реймонт прервал ее речь совершенно неожиданным образом. – Карл! – протестующе воскликнула Линдгрен.

– Ты против?

– Нет. Наоборот, но… Я про твою работу…

– Моя работа, – прошептал Реймонт ей на ухо, – это моя доля в общем труде. Не больше и не меньше. Что же до всего остального… Была в Америке такая пословица: «Если меня выдвинут, я не пройду, если меня выберут – я не стану служить».

Ингрид испуганно взглянула на него.

– Карл! Как ты можешь так говорить!

– Хочу и могу, – ответил он, на миг снова став серьезным. – Кризис миновал, и люди сами со всем справятся… Так разве может быть для них лучший подарок от короля, нежели чем он снимет со своей головы корону?

Реймонт рассмеялся так заразительно, что Линдгрен не выдержала и рассмеялась вместе с ним, и они вновь почувствовали себя людьми – самыми обычными людьми.