Текст книги "Зовите меня Джо"

– Ладно, ладно, я подумаю, – торопливо пообещал Федоров и стал теснить Реймонта к распахнутой двери. – Завтра поговорим…

Но он опоздал. На пороге стояла Ингрид Линдгрен. Она была в форме – видимо, спустилась сюда сразу после окончания вахты на капитанском мостике.

– Yud![20]20
  Боже! (швед.)


[Закрыть] – вырвалось у нее.

Она застыла на месте.

– О, Линдгрен! – попытался изобразить удивление Федоров. – Какими судьбами?

Реймонт чуть не задохнулся. Лицо его окаменело. Он, как и Линдгрен, стоял не двигаясь, только так крепко сжал кулаки, что ногти впились в ладони и костяшки пальцев побелели.

А из динамика полилась мелодия нового рождественского гимна.

Линдгрен лихорадочно переводила взгляд с Реймонта на Федорова. Она жутко побледнела. Вдруг она резко выпрямилась, запрокинула голову и сказала:

– Нет, Борис. Не будем лгать.

– Верно, не стоит, – холодно согласился Реймонт.

Федоров развернулся к нему.

– Да! – крикнул он. – Хорошо! Я скажу! Да, мы были вместе несколько раз. Она тебе не жена!

– Я этого и не утверждал, – возразил Реймонт, не сводя глаз с Линдгрен. Но я собирался сделать ей предложение, когда мы доберемся до цели.

– Карл… – прошептала Линдгрен. – Я люблю тебя.

– Я понимаю, один партнер может прискучить, – словно не расслышав ее признания, продолжал Реймонт ледяным тоном. – Тебе захотелось развлечься. Твое право. Только я думал, ты все-таки выше того, чтобы делать это тайком.

– Оставь ее в покое! – крикнул Федоров и бросился к Реймонту.

Констебль уклонился от удара и выставил руку. Инженер отлетел, в ярости глотая воздух, опустился на край кровати и принялся потирать ушибленную руку.

– Перелома нет, – успокоил его Реймонт. – Но если ты тронешься с места, пока я здесь, я тебе его обеспечу. Только, – добавил он, словно извиняясь, – не считай это ударом по своему мужскому достоинству. Я просто-напросто, в отличие от тебя, специалист по рукопашному бою, вот и все. Мы же цивилизованные люди, так давай ими и останемся. Тем более что драться незачем. Она, насколько я понимаю, твоя.

– Карл…

Линдгрен робко шагнула к Реймонту. По ее щекам текли слезы.

Реймонт отвесил ей театральный поклон.

– Вещи из твоей каюты заберу, как только разыщу свободную койку.

– Нет, Карл… Карл… – Она схватила его за рубашку. – Я никогда не думала… Послушай… Я была нужна Борису. Да, я признаюсь, мне было с ним хорошо, но дальше дружбы у нас не заходило, и… я должна была ему помочь, а с тобой…

– Почему же ты мне ничего не рассказывала? Или ты считала, что это не мое дело?

– Нет-нет, я так не думала, но я боялась… ты мог такое сказать… ты ведь так ревнив… а тут ревность ни при чем, потому что мне нужен только ты, только ты один!

– Всю жизнь я был беден, – сказал Реймонт, глядя ей в глаза. – И до сих пор у меня примитивная мораль бедняка – в частности в том, что касается собственности. На Земле еще можно было хоть что-то с этим поделать. Сразиться с соперником, развеять тоску долгим путешествием или нам с тобой куда-нибудь вместе перебраться. А здесь это невозможно – ни то, ни другое, ни третье.

– Как ты не понимаешь?! – воскликнула она.

– А ты? – спросил он, снова до боли сжав кулаки. – Нет, – сказал Реймонт, покачав головой, – ты совершенно искренне считаешь, что не сделала мне ничего плохого. Будем считать – искренне. Мне будет очень тяжело без тебя.

Реймонт оторвал от себя руки Линдгрен.

– Прекрати хныкать! – рявкнул он.

Она вздрогнула, ссутулилась, замерла.

Федоров злобно взревел и сделал попытку встать.

Ингрид махнула рукой, веля ему сидеть.

– Так-то лучше, – кивнул Реймонт и шагнул к двери. Обернувшись, он посмотрел на парочку. – Никаких сцен, интриг и жалоб, – твердо заявил он. – Когда пятьдесят человек заперты в одной скорлупке, все либо ведут себя как подобает, либо все погибают. Мистер инженер Федоров, капитан Теландер и я хотели бы получить от вас сведения по интересующему нас вопросу как можно скорее. Вы можете посоветоваться со старшим помощником Линдгрен, не забывая о том, что предмет разговора желательно не разглашать до того дня, когда мы будем готовы сделать официальное объявление. – И вдруг на один только миг боль и обида взяли верх, и Реймонт процедил сквозь зубы: – Главное для нас – корабль, черт бы вас подрал! – Но, тут же взяв себя в руки, он пробормотал, щелкнув каблуками: – Мои извинения. Желаю приятно провести вечер.

И вышел.

Федоров встал, подошел к Линдгрен и обнял ее.

– Мне… очень жаль… – проговорил он смущенно и неуклюже. – Если бы я думал, что вот так выйдет, я бы ни за что…

– Ты не виноват, Борис, – с трудом шевеля губами, проговорила Ингрид.

– Если бы ты согласилась перебраться ко мне, я был бы рад.

– Нет, спасибо, – холодно отказалась она. – Пока мне лучше в эти игры не играть. Я, пожалуй, пойду, – сказала Ингрид и освободилась из объятий Федорова. – Спокойной ночи.

Дверь за ней закрылась, и Федоров остался один, не считая сандвичей и вина.

 
Дитя святое Вифлеема,
Сойди к нам поскорей! —
 

лился из динамика светлый мотив псалма.

После внесения соответствующих изменений в программу полета «Леонора Кристин» была переведена в режим движения с высоким ускорением – сразу же после праздника Крещения Господня[21]21
  Праздник Крещения Господня по церковному календарю отмечается 19 января (6 января по старому стилю).


[Закрыть].

В масштабах Вселенной мало что изменилось. Ведь корабль уже давно летел со скоростью, близкой к скорости света. Но при более быстром уменьшении показателей тау, при том, что его средняя величина становилась все меньше, время на корабле, естественно, начинало течь медленнее.

Раскинув шире паутину ловушек водорода, раскалив сильнее термоядерную горелку, от которой работал двигатель Буссарда, корабль увеличил силу тяжести до трех g. Произойди такое при низкой скорости, она возросла бы почти на тридцать метров в секунду. При теперешней же скорости корабля увеличение ее было едва заметным, и чем дальше – тем меньше. Это – снаружи. Внутри корабля сила тяжести возросла втрое, и показатели эти были ощутимы и вполне реальны.

Вряд ли бы сумели люди выдержать такую перегрузку и остаться в живых. Слишком велика была бы такая стрессовая нагрузка для сердца, легких, а в особенности – для жидкостного баланса в человеческом организме. Бороться с перегрузкой, в принципе, можно было бы с помощью лекарств. Но был и другой способ – намного лучше.

Силы, которые приближали скорость корабля вплотную к скорости света, были не просто грандиозны. При необходимости они могли быть подвергнуты точнейшей корректировке. Настолько точной, что их взаимодействие с космосом – его материей и его собственными силовыми полями – могло поддерживаться почти что на постоянном уровне, несмотря ни на какие перемены во внешних условиях. Точно так же и толкающая корабль вперед энергия могла быть соответствующим образом трансформирована в более слабые поля внутри обшивки.

Затем этой установившейся взаимосвязью можно было оперировать на основе асимметрии атомов и молекул, и в итоге величина ускорения приравнивалась бы к той, которую продуцировал внутренний генератор. Правда, на практике все было не так уж идеально и компенсация нормальной силы тяжести не достигалась полностью.

И все-таки сила тяжести внутри корабля оставалась близкой к той, что наблюдалась бы на поверхности Земли, независимо от того, какую скорость набирал корабль.

Подобное смягчение эффекта перегрузок достигалось только при релятивистских скоростях. При передвижении с умеренной скоростью и, соответственно, при высоких параметрах тау атомы недостаточно массивны, слишком капризны и непослушны, чтобы их можно было успешно улавливать. При приближении к скорости света атомы становятся тяжелее – не сами по себе, а по отношению ко всему, что находится за бортом корабля, – до тех пор, пока взаимодействие полей между кораблем и космосом не примет устойчивую конфигурацию.

Сила тяжести, увеличенная втрое, – это не предел. При условии того, что паутина ловушек расправлена полностью, в таких участках, где материя менее рассеяна – например в туманностях, – сила тяжести могла быть увеличена еще сильнее. Сейчас же, при условии высокой рассеянности атомов водорода, мало было только выигрывать во времени – поскольку формула имеет вид гиперболической функции, – для того чтобы понизить предел безопасности. При компьютерной разработке программы полета были учтены и другие факторы, такие как оптимизация приращений массы по отношению к минимизации преодоленного расстояния.

Таким образом, тау не возрастало бесконечно. Это был динамичный показатель. Его воздействие на массу, пространство и время можно было рассматривать как фундаментальное явление, создававшее совершенно новые взаимоотношения между человеком и Вселенной, по которой он летел.

На корабельном календаре значился апрель, а на часах – утро. Просыпаясь, Реймонт не потягивался, не зевал, как большинство мужчин. Он по обыкновению сразу и резко садился.

Чиюань Айлинь проснулась раньше. Она совсем по-азиатски сидела на коленях на полу около кровати и смотрела на Реймонта удивительно серьезно – совсем не похожая на ту игривую и возбужденную женщину, что провела с ним ночь.

– Что-нибудь случилось? – встревоженно спросил Реймонт.

Она только шире открыла глаза и вздрогнула. Потом медленно улыбнулась.

– Знаешь, – задумчиво проговорила она, – я видела когда-то ручного ястреба. Ну, то есть не такого, какими бывают домашние собаки, – он охотился со своим хозяином и, полетав, садился на его плечо. Просыпаешься ты в точности как тот ястреб.

– Пф-ф-ф, – фыркнул Реймонт. – У тебя вид встревоженный, я про это спросил.

– Я не встревожена, Чарльз. Я задумалась.

Реймонт невольно залюбовался ею. Когда она была раздета, в ее облике не оставалось ничего мальчишеского. Грудь у китаянки, правда, была маленькая, но ее очертания в сочетании с тонкой талией делали фигурку Чиюань гармоничной. А смуглая нежная кожа цветом напоминала песчаные дюны на берегу залива Сан-Франциско, согретые летним солнцем. Черные блестящие волосы Чиюань пахли этим солнцем – казалось, они вобрали в себя все тепло Земли.

Ночь они провели в каюте Реймонта, вернее, на его половине, шторой отделенной от половины соседа – Фоксе-Джемисона. Обстановка тут явно не отвечала присутствию такой красавицы. В ее каюте царила красота.

– О чем? – спросил Реймонт.

– О тебе. О нас.

– Волшебная была ночь, – улыбнулся Реймонт и, наклонившись, погладил шею Чиюань. Она тоже улыбнулась и замурлыкала. – Хочешь, чтобы она продлилась?

Она снова стала серьезна.

– Знаешь, о чем я думала? – проговорила она, и Реймонт нахмурился. – О понимании между нами. У нас обоих были романы. По крайней мере, у тебя-то точно, за последние несколько месяцев. – Реймонт помрачнел. – У меня, конечно, ничего такого серьезного не было. Так, кратковременные интрижки, – торопливо продолжала Чиюань. – И честно тебе скажу, никакой охоты у меня нет продолжать в том же духе. Как минимум, все это кокетство, заигрывание бесконечное… словом, это отвлекает меня от работы. А я сейчас разрабатываю серьезные гипотезы о строении коры планет. Для этого нужно как следует сосредоточиться. Тут помогла бы долгая, прочная связь.

– Мне не хотелось бы заключать никаких контрактов, – буркнул Реймонт.

Она обняла его за плечи.

– Я все понимаю. Я не об этом. И не прошу и не предлагаю ничего подобного. Просто… чем больше времени мы проводим вместе – говорим, танцуем и все остальное… ты мне все больше нравишься. Ты спокойный, сильный, нежный, по крайней мере со мной. Я бы могла быть счастлива с тобой – пусть не будет ничего официального, но пусть будет некий альянс, о котором бы знали все на корабле, и пусть это продолжается ровно столько, сколько мы оба будем этого хотеть.

– Идет! – воскликнул Реймонт и поцеловал ее.

– Так быстро соглашаешься? – удивилась китаянка.

– Ну так ведь я тоже об этом думал. И я подустал от флирта. С тобой мне будет легко… – проговорил он и нежно коснулся ее талии и бедра. – Очень легко.

– Много ли в этих словах исходит от сердца? – шутливо спросила Чиюань и рассмеялась. – О нет, прошу прощения, такие вопросы под запретом… Не перебраться ли нам ко мне в каюту? Я точно знаю, что Мария Тооманен не откажется поменяться с тобой местами. Тем более что она тоже держит свою половину каюты закрытой.

– Отлично, – кивнул Реймонт. – Милая, а ведь у нас еще целый час до завтрака…

Третий год полета «Леоноры Кристин» близился к концу, десятый – по звездным часам, когда случилось несчастье.

Глава 7

Внешний наблюдатель, неподвижный по отношению к звездам, увидел бы все намного раньше, чем находящийся на корабле. При той бешеной скорости, с которой летела «Леонора Кристин», она, можно сказать, двигалась наполовину вслепую. Даже не располагая такими совершенными сенсорами, какими располагал корабль, сторонний наблюдатель узнал бы о грозящей катастрофе на несколько недель раньше. Но даже существуй он на самом деле, он не смог бы о ней предупредить.

Но никакого наблюдателя не было, а была только ночь, раскинувшаяся между бесконечно далекими друг от друга солнцами, снежная белизна Млечного Пути да редкое призрачное мерцание туманностей или других галактик. На расстоянии в девять световых лет от Солнца корабль был совершенно одинок.

Автоматический сигнал тревоги разбудил капитана Теландера. Он открыл глаза и сел на койке, а вслед за сигналом тревоги из динамика послышался голос Линдгрен: «Kors i Herren namn!»[22]22
  Господи Всевышний! (швед.)


[Закрыть] От того, сколько страха и тревоги было в ее голосе, Теландер проснулся окончательно. Не переодеваясь и не задерживаясь, дабы ответить на сигнал, он выбежал из каюты.

На счастье, он был одет – читая микрофильмированный роман, взятый из библиотеки, Теландер задремал прямо в одежде.

На бегу капитан не заметил ничего – ни разукрашенных «под весну» переборок, ни запаха грозы, которым были наполнены коридоры, – кроме вибрации и необычного шума двигателя. Ступени винтовой лестницы дрожали и скрежетали под его подошвами, и эхо этого скрежета гулко разносилось по пролетам.

Капитан домчался до следующей палубы и вбежал в рубку. Линдгрен стояла около вьюера. Вьюер… Что вьюер? Не больше чем игрушка при таких обстоятельствах. Правду говорили приборы – огоньки на панели пульта управления словно взбесились. И все же Линдгрен не отрываясь смотрела в окуляр.

Капитан проскользнул мимо нее. Сигнал тревоги, разбудивший его, все еще мигал на экране, подсоединенном к астрономическому компьютеру. Капитан прочел данные и несколько секунд не мог вдохнуть. Он лихорадочно пробежался глазами по шкалам и дисплеям. Принтер щелкнул, и из его щели выползла лента. Капитан схватил ее. Значки и цифры бесстрастно и подробно, с точностью до запятой, отражали результаты расчетов. А на экране мерцал и мерцал сигнал тревоги.

Теландер нажал кнопку сигнала общей тревоги. Взвыли сирены, и их вой эхом прокатился по коридорам. По интеркому капитан отдал приказ всем членам экипажа, свободным от вахты, собраться в зале вместе с пассажирами. И добавил через мгновение, что каналы внутренней связи будут открыты, для того чтобы те, кто находится при исполнении обязанностей, также смогли принять участие в собрании.

– Что же будем делать? – вскрикнула Линдгрен в наступившей тишине.

– Боюсь, почти ничего, – буркнул Теландер и подошел к вьюеру. – Там что-нибудь видно?

– Плохо. Четвертый квадрат, – ответила Линдгрен, закрыла глаза и отвернулась.

Капитан прильнул к окуляру вьюера. Перед его глазами предстало космическое пространство, увеличенное во много раз. Изображение оказалось туманным и несколько искаженным. При той скорости, которую набрала «Леонора Кристин», оптика не успевала устранять дефекты изображения. И все же звезды были видны – прекрасные, чудные, подобные бриллиантам, аметистам, рубинам, топазам, изумрудам, – настоящая сокровищница. Ближе к центру горела бета Девы. По идее она должна была выглядеть почти как земное Солнце, но из-за спектральных сдвигов обрела холодно-голубоватый оттенок. Но вот и она, на самом краю поля зрения, эта крошечная тучка… Неужели она должна была уничтожить корабль и погубить пятьдесят человеческих жизней?

Капитан не успел толком сосредоточиться. Корабль огласился криками, топотом, восклицаниями. Теландер оторвался от окуляра, выпрямился и сказал:

– Я схожу на корму. Надо проконсультироваться с Федоровым, прежде чем я обращусь к остальным. Нет, – покачал он головой, заметив, что Линдгрен хочет идти с ним. – Оставайся на мостике.

– Зачем? – резко спросила она. – Это приказ?

– Да, – кивнул Теландер. – Твоя вахта еще не закончилась. – На бледном лице капитана мелькнуло слабое подобие улыбки. – Если только ты не веришь в Бога, приказы – это единственное, на что мы сейчас можем положиться.

Сейчас никому не пришло бы в голову, что обстановка гимнастического зала – скажем баскетбольные корзины – совершенно не соответствует яркой, праздничной одежде собравшихся там людей. Многие не успели переодеться. Большинство стояли, поскольку времени расставить стулья тоже не было. Взгляды всех были прикованы к Теландеру, который поднялся на сцену. Все замерли. Лица у многих покрылись испариной… корабль продолжал сотрясаться.

Теландер оперся руками о край трибуны.

– Дамы и господа, – проговорил он, разрывая голосом тишину. – У меня плохие новости. – И, не останавливаясь, торопливо продолжил: – Позвольте мне сразу сказать вам, что, судя по поступившей к этому часу информации, наши шансы остаться в живых отнюдь не безнадежны. Но мы в беде. Не могу сказать, что такая ситуация не была предусмотрена, но сама природа угрозы такова, что ее нельзя было предусмотреть, во всяком случае – в наше время, когда технология Буссарда находится на раннем этапе разработки…

– Ближе к делу, черт бы вас подрал! – крикнул Норберт Вильямс.

– Тихо, вы! – сказал Реймонт. В отличие от большинства собравшихся, стоявших, взяв друг друга за руки, он находился рядом со сценой в полном одиночестве. Значок констебля красовался на его темно-коричневом форменном костюме.

– Вы не имеете… – начал было Вильямс, но, видимо, кто-то его одернул, поскольку он умолк, не договорив фразы.

Теландер заговорил еще более встревоженно и торопливо:

– Приборы обнаружили… препятствие. Небольшую туманность. Можно сказать, крошечную, скопление пыли и газа, в поперечнике не более миллиарда километров. Но она перемещается с необычайной скоростью. Может быть, это остаток более крупной туманности, образовавшейся вследствие взрыва сверхновой, но такой, который сохраняется за счет действия гидромагнитных сил. Может быть – просто звезда. Точно не знаю.

Но факт состоит в том, что мы с этой туманностью столкнемся. Примерно через двадцать четыре часа по корабельному времени. Что при этом произойдет, я тоже не знаю. Если повезет, мы пролетим ее насквозь, не получив серьезных повреждений. Если нет… если возникнет перегрузка защитного поля… что сказать? Мы все знали о том, что наше путешествие таит в себе опасности. – Капитан услышал тяжелые вздохи, похожие на тот, какой он сам издал, когда увидел результаты расчетов, увидел, как люди закрывают глаза, хмурятся, как дрожат их губы, как чьи-то пальцы чертят в воздухе какие-то знаки – наверное, пытаясь отвести беду… – Подготовиться к столкновению практически невозможно. Кое-какие меры по защите корабля, безусловно, приняты, но на самом деле защита, что называется, на пределе. К моменту столкновения мы будем во всеоружии. Так что… теперь можно обсудить сложившуюся ситуацию.

Вильямс, оттолкнув великана М’Боту, прорвался к сцене.

– Господин капитан! Автоматическая станция на маршруте не выявила никаких опасностей. По крайней мере, она о них ни слова не сообщила. Верно? Кто же отвечает за то, что мы вляпались в такую дрянь?

Зал загомонил.

– Тише! – крикнул Реймонт. Вернее, всем показалось, что крикнул, хотя на самом деле он произнес слово негромко, но придал ему силу и вес. Кое-кто бросил на него недовольные взгляды, но шум сразу утих.

– Мне показалось, что я все четко объяснил, – сказал Теландер. – Облако это по космическим масштабам невелико, неярко, на большом расстоянии невидимо и невыявимо. Оно движется с большой скоростью, исчисляемой в километрах в секунду. Таким образом, если предположить, что станция двигалась по маршруту, идентичному нашему, эта туманность запросто могла ей не попасться – ведь это было пятьдесят лет назад, не забывайте. Кроме того… мы можем не сомневаться в том, что маршрут следования станции и наш маршрут не совпадают полностью. Нужно помнить не только об относительном смещении нашего Солнца и беты Девы, но и о расстоянии между ними. Тридцать два световых года – это намного больше, чем в состоянии себе представить наш ограниченный разум. Крошечные колебания линии, абстрактно проведенной от звезды к звезде, означают грандиозные сдвиги многих астрономических объектов на этой линии.

– Подобная ситуация не могла быть предусмотрена заранее, – добавил Реймонт. – Вероятность столкнуться с чем-либо подобным была крайне невелика. И все же время от времени кому-то выпадает длинная соломинка.

Теландер вздрогнул.

– Я вас не узнаю, констебль. Я не давал вам слова.

Реймонт вспыхнул.

– Капитан, я всего-навсего пытаюсь упростить дело, чтобы вас не держали тут, заставляя разжевывать очевидное. Так мы будем языками трепать, пока не врежемся.

– Не оскорбляйте товарищей, констебль. И будьте добры, дождитесь, пока я дам вам слово.

– Прошу прощения, капитан, – извинился Реймонт, сложил руки за спиной и помрачнел.

Теландер проговорил, вкладывая в слова всю, какую мог, заботу и участие:

– Прошу вас, не бойтесь задавать вопросы, какими бы глупыми они вам ни показались. Все вы располагаете знаниями в области теории межзвездной астронавтики. Но я, будучи профессионалом, знаю, как странны могут быть ее парадоксы, как трудно их понять и осмыслить. Будет лучше, если каждый поймет, с чем именно нам предстоит столкнуться… Доктор Глассголд?

Специалистка по молекулярной биологии опустила руку и смущенно начала:

– Не могли бы мы… я хочу сказать, что… понимаете, на Земле небулярные объекты, подобные такому, с каким нам предстоит встретиться, считаются областями с высоким вакуумом. Правда? А мы… мы летим почти что со скоростью света, и с каждой секундой скорость нарастает. И масса, соответственно. Наше обратное тау, видимо, в настоящий момент составляет что-то около пятнадцати. А это означает, что масса корабля грандиозна. Так каким образом нас может остановить облачко пыли и газа?

– Хорошо подмечено, – кивнул Теландер. – Если нам повезет, мы проскочим сквозь него без сколь-либо значительных повреждений. Но не забывайте, что пыль и газ движутся относительно корабля так же быстро и их масса точно так же возрастает.

На облако должны воздействовать силовые поля, обеспечить захват водорода, подачу его в систему двигателя и отогнать лишнюю материю от обшивки. Это скажется на нас определенным образом. Более того, произойдет все крайне резко и быстро. То, что поля способны сделать, скажем, за час, они не сумеют сделать за минуту. Мы должны надеяться, что поле справится с этой задачей и что обшивка выдержит напряжение.

Я переговорил с инженером Федоровым. Он считает, что, скорее всего, серьезные повреждения нам не грозят. Однако он подчеркивает, что его точка зрения – всего лишь экстраполяция. В эпоху освоения новой техники чему-либо научиться можно только на собственном опыте. Мистер Ивамото?

– С-с-с-т! Как я понимаю, обогнуть туманность невозможно? Один день по корабельному времени – это же почти две недели по часам космоса, или я не прав? Словом, уклониться от этой небу… небулы нельзя?

– Нет, боюсь, что нельзя, – покачал головой Теландер. – Мы набираем ускорение при утроенной силе тяжести. Что же касается окружающей нас Вселенной, это ускорение непостоянно, но неуклонно снижается. А потому мы неспособны резко изменить курс. Даже полный вектор, нормальный при нашей скорости, не уведет нас достаточно далеко в сторону от столкновения. Словом, как бы то ни было, у нас не хватит времени подготовиться к такому серьезному изменению графика полета. Слушаю вас, бортинженер М’Боту.

– А если бы сбавили ускорение, это не помогло бы? Мы должны все время оперировать в одном или другом режиме, ведь мы на это способны – вперед или назад то есть. Но я подумал, что, если бы сбавили ускорение, это смягчило бы последствия столкновения.

– Компьютер на этот счет никаких рекомендаций не дает. Может быть, ему недостает информации. Но в лучшем случае это даст всего лишь крошечный процент сдвига… Боюсь, что… Я думаю, что у нас нет иного выбора, кроме как… Да?

– Вляпаться, – проговорил Реймонт по-английски.

Теландер бросил на него раздраженный взгляд. Реймонт остался невозмутим.

Вопросы сыпались один за другим, и Теландер всех выслушивал, с каждой минутой все больше мрачнея. Глубокие морщины залегли на его лбу и щеках. Когда капитан наконец произнес: «Все свободны», констебль не вернулся к Чиюань. Он, можно сказать, довольно грубо прорвался к Теландеру и потянул его за рукав.

– Думаю, нам стоит переговорить с глазу на глаз, сэр, – сказал он.

По-шведски он снова заговорил с акцентом, хотя в последнее время он у него уже почти пропал.

Теландер холодно отозвался:

– Полагаю, сейчас не время секретничать, констебль.

– Что ж, давайте назовем это данью вежливости остальным и поработаем наедине, – предложил Реймонт.

Теландер вздохнул:

– В таком случае идемте со мной на мостик. На приватные беседы у меня времени нет.

Похоже, парочке членов экипажа хотелось-таки еще о чем-то спросить капитана, но Реймонт так на них посмотрел и так выразительно рыкнул, что они сразу ретировались. Теландер, выходя из зала, не смог удержаться от улыбки.

– Есть от вас польза, как ни крути, – признался он.

– Парламентский вышибала, одним словом? – хмыкнул Реймонт. – Боюсь, от меня потребуется намного больше.

– На бете Девы – безусловно. Специалист по спасательным работам и организации деятельности в катастрофических ситуациях там будет крайне необходим, когда мы туда доберемся.

– А вот вы как раз и занимаетесь тем, что скрываете от людей правду, капитан. Вы ведь всерьез напуганы тем, что нам грозит. Подозреваю, что шансы наши не настолько хороши, как вы их выставляете. Верно?

Теландер испуганно обернулся и промолчал. Только тогда, когда они добрались до лестницы, он тихо ответил:

– Я просто-напросто ничего не знаю. И Федоров тоже. До нас ни один корабль Буссарда не проверяли в таких ситуациях. Конечно! Мы либо проскочим и более или менее сохранимся, либо все до единого погибнем. Причем если произойдет последнее, то погибнем мы не от лучевой болезни. Если материя туманности проникнет сквозь защитные экраны и доберется до нас, мы просто испаримся – быстрая и безболезненная смерть, неотвратимая. Я решил, что не стоит омрачать людям последние часы жизни, рассказывая о такой возможности.

Реймонт буркнул:

– Вы помалкиваете о третьем варианте. Мы ведь можем уцелеть, но при этом здорово покалечиться.

– Как это, черт подери, мы можем уцелеть?

– Трудно сказать. Возможно, удар будет таков, что часть команды погибнет. Ответственные люди, которых жаль потерять… ведь пятьдесят человек – это очень мало. – Реймонт замолчал и задумался. Звук шагов заглушало дрожание переборок. – В целом реакция была достойная, – признал констебль. – Пока что все повели себя мужественно, разумно и интеллигентно. Но невозможно рассчитывать на такую реакцию во всех случаях. Представьте себе, что мы станем, мягко говоря, инвалидами. Как долго продержатся моральные установки, да и само благоразумие? Я хочу быть готовым к тому, что придется поддерживать дисциплину.

– В этой связи, – снова взяв холодный тон, отозвался Теландер, – прошу вас помнить о том, что вы действуете на корабле в соответствии с моими приказами и подчиняетесь корабельному уставу.

– Проклятье! – не сдержался Реймонт. – За кого вы меня принимаете? За какого-нибудь новоявленного Мао? Я прошу у вас разрешения на то, чтобы отобрать несколько надежных людей и тихо-спокойно подготовить их к действиям на случай экстренной ситуации. Я выдам им оружие, безусловно, исключительно парализующего действия. Если ничего не случится… ну, пусть случится, но при этом все будут вести себя как положено, что мы теряем?

– Взаимное доверие, – ответил капитан.

Они добрались до мостика. Реймонт вошел в рубку, продолжая аргументировать свою точку зрения. Теландер отмахнулся от него как от назойливой мухи и поспешил к пульту управления.

– Есть что-нибудь новенькое? – спросил он.

– Да. Приборы приступили к формированию карты плотности туманности, – отозвалась Линдгрен. Увидев Реймонта, она вздрогнула, но продолжала докладывать автоматически, не глядя на него: – Получены следующие рекомендации… – и указала на ленту, выползшую из щели принтера.

Теландер просмотрел распечатки.

– Похоже, нам удастся проскочить сквозь наименее плотную область туманности, если мы выработаем боковой вектор за счет активации декселераторов номер три и четыре в сочетании с системой акселерации… Процедура сама по себе опасная. Это нужно обсудить. – Капитан нажал клавиши интеркома и быстро переговорил с Федоровым и Будро. – В штурманской. Срочно!

Он повернулся и был готов уйти, но Реймонт попытался остановить его.

– Не сейчас, – отрезал Теландер и размашисто зашагал к двери.

– Но…

– Я сказал «нет»!

Реймонт застыл, глядя ему вслед, опустив голову, пригнувшись, словно приготовился бежать. Но это было бесполезно. Ингрид Линдгрен минуту (за которую по космическим часам минуло пятнадцать минут) молча смотрела на него и наконец негромко спросила:

– Чего ты от него хочешь?

– А? – Реймонт выпрямился. – Чтобы он отдал приказ об организации небольшого полицейского формирования. А он мне наговорил какой-то ерунды насчет того, что я не доверяю, дескать, своим товарищам.

Их взгляды встретились.

– И не хочешь оставить их в покое на те последние часы, что им, возможно, суждено прожить, – закончила фразу Линдгрен.

Они впервые встретились после ссоры и говорили без подчеркнутой формальности.

– Знаю! – пылко воскликнул Реймонт. – Они думают, что делать нечего, только ждать, и все! И как они проведут это время, спрашивается? Что будут делать в итоге? Трепаться, читать любимые стишки, жрать любимую еду с удвоенным винным пайком – вино земное, безусловно, – слушать музычку, пялиться на видеозаписи спектаклей и балетов, а кто-то вовсю займется любовью. Уж это обязательно.

– Разве это так уж ужасно? Преступно? – возмутилась Линдгрен. – Если нам суждено погибнуть, разве не лучше, если мы покинем эту жизнь, продолжая любить ее? Разве мы не цивилизованные люди?

– Если бы мы стали хоть чуточку менее цивилизованными, наши шансы не погибнуть увеличились бы.