Текст книги "Долгая дорога домой"

– Когда закончишь, приходи.

Физик, улыбаясь, вышел на седьмом этаже, но в лаборатории улыбка сползла с его лица. Там его ждал Льюис.

– Опоздал, – буркнул он.

– Шейла.

Разговоры быстро приобретали новый языковой формат. Когда твой мозг работает с учетверенной скоростью, одно слово, один жест, мимолетная гримаса могут сообщить тому, кто хорошо знаком с тобой и твоими повадками, больше, чем целые параграфы грамматически правильной речи.

Льюис хотел сказать: «Что тебя задержало? У тебя какие-нибудь неприятности?»

А Коринф ответил ему: «Я опоздал из-за Шейлы. Она плохо на все это реагирует, Нат. Если честно, я за нее переживаю. Но что я могу поделать? Я перестал понимать человеческую психологию, она слишком сильно и слишком быстро изменилась. И никто ее не понимает. Мы становимся чужаками друг другу и себе самим, причем все быстрее».

– Идем. Россман. Вызов на планерку.

Они прошли по коридору мимо Йохансона и Грунвальда, занятых работой – измерением изменившихся постоянных физического мира, калибровкой приборов, выполнением всех неохватных базовых задач, начиная с самых азов.

По всему корпусу отделы заново воссоздавали профиль своих прежних дисциплин. Кибернетика, химия, биология и прежде всего психология – ученые забыли про сон, дел было невпроворот.

Начальники отделов собрались за длинным столом в главном конференц-зале. Во главе стола восседал Россман – высокий, худой, седовласый, аскетичные черты лица застыли без движения. По правую руку от него сидела Хельга Арнульфсен, по левую – Феликс Мандельбаум. На мгновение Коринф удивился – что здесь делает профсоюзный вождь? Но тут же вспомнил: Феликс представлял городскую администрацию.

– Добрый день, господа. – Россман педантично выполнил допотопный ритуал приветствия, который в иных обстоятельствах показался бы смешным, если бы не очевидное отчаянное стремление ухватиться за что-то ощутимое и знакомое. – Прошу садиться.

Похоже, все уже собрались, потому что Россман сразу перешел к делу.

– Я только что вернулся из Вашингтона. Я созвал вас, потому что срочный обмен мыслями и информацией больше нельзя откладывать. Вы почувствуете облегчение, когда я представлю вам общую картину, а я буду доволен, узнав, какие объяснения этому явлению вы обнаружили. Сообща мы могли бы составить разумный план.

– Что касается объяснений, – взял слово Льюис, – то почти все в институте согласны, что теория доктора Коринфа верна. Она постулирует существование силового поля частично электромагнитного характера, создаваемого гиромагнитными процессами в атомных ядрах материи, находящейся вблизи центра галактики. Поле распространяется в форме конуса и, достигнув нашего участка космоса, имеет протяженность в несколько световых лет. Оно тормозит определенные электромагнитные и электрохимические процессы, среди которых наиболее важное место занимает функционирование нейронов определенного типа. Мы полагаем, что Солнечная система, вращаясь вокруг центра галактики, вступила в это силовое поле много миллионов лет назад – скорее всего еще до окончания мелового периода. Вне всяких сомнений, многие виды, жившие в этот период, вымерли. Однако жизнь в целом сохранилась, нервная система организмов приспособилась к тормозящему влиянию и приобрела повышенную эффективность. Короче говоря, все ныне существующие формы жизни до наступления перемен сохраняли свой обычный уровень интеллекта.

– Понятно, – кивнул Россман. – Но потом Солнце и планеты вышли из силового поля.

– Да. Очевидно, границы поля довольно четко очерчены, как нередко бывает в астрономии, ведь изменения произошли буквально в считанные дни. Кромка поля, начиная от зоны полной интенсивности до зоны его полного отсутствия, вероятно, имеет ширину не более десяти миллионов миль. Мы определенно преодолели этот участок – физические постоянные не меняются вот уже несколько дней.

– Чего не скажешь о наших мозгах, – мрачно констатировал Мандельбаум.

– Знаю, – перебил его Льюис. – К этому я через пару минут вернусь. Общим эффектом ухода Земли из поля торможения явилось внезапное усиление интеллекта всех живых существ, имеющих мозг. Сдерживающая сила, на которую ориентировался каждый живой организм, внезапно исчезла.

Естественно, исчезновение этой силы вызвало сильнейший разлад. Нервная система людей брыкалась, пытаясь стабилизироваться и нащупать рабочий ритм на новом уровне. Вот почему все были как на иголках и перепуганы. Физическая топология головного мозга рассчитана на определенную скорость или, точнее, на несколько скоростных режимов передачи сигналов нейронами. А теперь скорость внезапно увеличилась, в то время как физическая структура осталась той же. Проще говоря, прежде чем мы к этому привыкнем, пройдет некоторое время.

– Почему мы еще живы? – спросил химик Грахович. – Можно было ожидать, что человеческое сердце начнет работать в сумасшедшем режиме.

– Автономная нервная система почти не пострадала, – объяснил Льюис. – Похоже, все дело в типе клеток. Нервные клетки, знаете ли, бывают разных видов, и больше всего перемены затронули, очевидно, клетки коры головного мозга. Но даже их деятельность не ускорилась на значительную величину, коэффициент невелик, однако связанные с сознанием процессы настолько тонки, что разница для нашего мышления оказалась невероятной.

– Значит, мы выживем?

– О, да. Я уверен, что это явление не нанесет вред физиологии человека. Конечно, некоторые повредились в уме – скорее, по психологическим, чем гистологическим причинам.

– А мы не угодим в еще одно силовое поле? – спросил Россман.

– Вряд ли, – ответил Коринф. – Я уверен, что в отдельно взятой галактике может существовать только одно такое поле. Солнце делает виток вокруг центра галактики за двести миллионов лет. Пройдет, возможно, больше половины этого времени, прежде чем мы снова поглупеем.

– Гм. Прекрасно, господа, огромное вам спасибо. – Россман, сцепив перед собой тонкие пальцы, подался вперед. – Теперь о том, что удалось узнать мне: новостей немного, и все они плохие. В Вашингтоне царит бедлам. Многие ключевые сотрудники оставили свои посты. Похоже, в жизни есть вещи поинтереснее надзора за исполнением закона номер такого-то…

– Боюсь, они правы, – язвительно заметил Льюис.

– Кто бы сомневался. Однако посмотрим правде в глаза, господа. При всей нашей нелюбви к существующей системе ее нельзя отбросить в одночасье.

– Что слышно из-за границы? – спросил математик Уэллер. – Как там Россия?

– Мы сейчас неспособны к отражению вооруженной агрессии. По счастью, если верить остаткам нашей военной разведки, советский режим сам столкнулся с серьезными проблемами.

Россман вздохнул.

– Прежде всего, господа, беспокоиться нужно о развале у себя дома. Вашингтон с каждым днем становится беспомощнее: все меньше людей прислушиваются к командам и призывам президента, все меньше сил остается в его распоряжении. Во многих районах уже объявлено военное положение; тем не менее попытки заставить соблюдать его силой будут означать гражданскую войну. Реорганизация должна происходить без участия центра. Такова главная новость, которую я привез.

– Мы в Нью-Йорке уже начали работу в этом направлении, – сказал Мандельбаум. Многие дни и ночи непрерывных бдений оставили на его лице печать изнеможения. – Я консолидировал профсоюзы. Принимаются меры по завозу и распределению продовольствия. Мы надеемся, что за порядком поможет следить добровольное ополчение.

Он обратился к Россману.

– Вы талантливый организатор. Ваши прочие инвестиции, ваши компании и заводы терпят крах, а работы невпроворот. Вы нам поможете?

– Разумеется, – кивнул старик. – Институт тоже нужно поддержать. Мы должны знать, что произошло и чего ждать в ближайшем будущем. Тысячи проектов надо начать завтра же, если не раньше.

Обсуждение перешло на организационные вопросы, по которым Коринф мало что мог предложить. Ему не давали покоя мысли о жене. Прошлой ночью она вскочила с постели с дикими воплями.

Глава 7

Шаман Вато, сидя перед крытой пальмовыми листьями хижиной, рисовал пальцем фигуры в пыли и что-то бормотал себе под нос. М’Ванзи слышал его бормотание сквозь лязг оружия и гулкий бой барабанов, под который двигались ряды воинов:

– …Закон подобия – одинаковое дает в итоге одинаковое – можно выразить в форме «а» или «не-а», тем самым показав, что эта форма колдовства подчиняется правилу всеобщей причинности…

М’Ванзи, проходя мимо, бросил на шамана удивленный взгляд. Пусть старик лепит из пыли свои фантазии. А для самого М’Ванзи реальна винтовка на плече, больше ему ничего не надо. Давнюю мечту воплотит в жизнь оружие, а не колдовство.

Свободу чернокожим! Выгнать белых угнетателей обратно за океан! Это было мечтой всей его жизни, начиная с юности и кошмарных дней, проведенных на плантации. И только теперь…

В отличие от других он не испугался того, что происходило в его душе. М’Ванзи мгновенно ухватился за способность мыслить, его воле подчинились целые племена, наполовину потерявшие рассудок от страха, готовые поддержать любого, кто возьмет на себя трудные решения. На протяжении тысячи миль, от джунглей Конго до вельдов на юге, затравленные, порабощенные и оплеванные, услышав разнесенную ветром весть, поднимали усталые лица. Настало время удара, пока белые не опомнились. План был уже готов, созрел в сердце М’Ванзи, Большого Слона, выступление начнется через несколько дней. Вкрадчивые уговоры убедили вождей сотен конфликтующих племен, близится время свободы!

Повсюду стучали барабаны. М’Ванзи раздвинул заросли сахарного тростника и вступил в дышащую жаром, сумрачную лесную чащобу. С дерева спрыгнула тень, пробежала по земле и замерла перед ним – карикатура на человека. Умные карие глаза смотрели с природной грустью.

– Ты собрал лесных собратьев? – спросил М’Ванзи.

– Они скоро явятся, – ответила обезьяна.

Великая догадка М’Ванзи стала его главным козырем. Все остальное – организация дела, планирование схватки – ничего без нее не стоило. Он понял: если души людей увеличились в несколько раз, то и души животных должны были вырасти. Догадку подтвердили ужасные рассказы о налетах на фермы невероятно коварных слонов. Но когда эти новости только начали поступать, он уже разрабатывал язык щелчков и гортанных звуков с пойманным шимпанзе. Человекообразные приматы не уступали по уму человеку – М’Ванзи всегда это подозревал. Сегодня он мог многое предложить им в обмен на помощь. В конце концов, они такие же жители Африки, как и он.

– Мой лесной собрат, ступай и скажи своим – пусть приготовятся.

– Не все этого хотят, мой полевой собрат. Их приходится лупить палкой, чтобы захотели. Требуется время.

– Времени у нас мало. Бейте в барабаны, как я учил. Отправьте сигнал, пусть хозяева земли соберутся в назначенных местах.

– Все будет исполнено. С наступлением полной луны дети леса будут на месте, вооруженные ножами, духовыми трубками и ассагаями, как ты учил.

– Лесной собрат, ты принес радость моему сердцу. Желаю удачи, всем передай мои слова.

Шимпанзе ловко вскочил на дерево. За спиной сверкнул на солнце ружейный ствол.

* * *

Коринф вздохнул, зевнул и, отодвинув бумаги, встал из-за стола. Он ничего не сказал вслух, но ассистенты, возившиеся с испытательным прибором, все прекрасно поняли без слов. (К черту! Я слишком устал, мозги отказываются работать. Иду домой.)

Йохансон сделал жест – с таким же успехом он мог бы выразить мысль словами. (А я, пожалуй, еще немного задержусь, босс. Придумка, похоже, работает.)

Коринф полез в карман за сигаретами, но там было пусто. Последнее время сигареты невозможно было купить. Надежда на то, что мир вскоре вернется в нормальное русло, таяла с каждым днем. Что, интересно, происходит за городом? Несколько профессиональных и любительских радиостанций поддерживали неустойчивую сеть сообщений в Западной Европе, Америках и Тихоокеанской зоне. Остаток планеты словно провалился в черную дыру. Иногда ночью, как молния, прилетало редкое сообщение о кровавых стычках, и потом опять наступала тишина. Еще вчера Мандельбаум предупреждал смотреть в оба. Миссионеры Третьего Баала, несмотря на все предосторожности, проникли в город и обращали в свою веру кого ни попадя. Новая религия оказалась совершенно дикой, исповедовала смертельную ненависть к логике, науке и рациональности любого рода и грозила большими неприятностями.

Коринф шел по коридорам, превратившимся в темные туннели. Электроэнергию берегли, работу продолжали всего несколько электростанций, которыми управляли добровольцы. В конце светового дня лифт отключали, и Коринф, спускаясь по лестнице, преодолевал семь этажей. Он измучился от одиночества, а потому, увидев свет в кабинете Хельги, остановился и постучал.

– Войдите.

Коринф открыл дверь. Хельга сидела за письменным столом, заваленным бумагами, и быстро писала какое-то заявление. Она пользовалась новыми условными значками. Возможно, сама же их изобрела для собственного удобства. Хельга была по-прежнему очень красива, однако глаза коллеги поблекли от усталости.

– Привет, Пит! – сказала Хельга. Губы скривились в улыбке, усталой, но теплой. – Как дела?

Коринф произнес два слова и сделал три жеста. Пробелы Хельга восполнила с помощью логики и знания его манеры выражаться. (А-а, все нормально. Разве Феликс не привлек тебя к формированию нового правительства?)

(Привлек) жестом ответила она. (Но я лучше чувствую себя в своем кабинете и могу выполнять работу в любом месте. Кстати, кого назначили на мою прежнюю должность?)

(Билли Сондерса. Десять лет от роду, очень смышленый. Возможно, лучше было бы найти дебила. Физическую нагрузку ребенок может не потянуть.)

(Не думаю. Дел сейчас на самом деле не так уж много. Вы, ребята, отлично взаимодействуете – не то что весь остальной мир!)

– По-моему, ездить так далеко на работу опасно. – Коринф смущенно переступил с ноги на ногу. – Давай я провожу тебя домой.

– В этом нет нужды. – Ответ получился довольно едким, и Коринф запоздало догадался, что Хельга в него влюблена.

Все наши эмоции накалились. Я раньше не подозревал, как сильно эмоциональная жизнь человека связана с его мозгом, насколько острее животного он чувствует.

– Присядь, – предложила Хельга. – Отдохни немного.

Коринф понуро опустился на стул.

– Пива бы сейчас, – пробормотал он. (Как в былые времена.)

– Былые времена – утраченная невинность. Мы всегда будем о них сожалеть, верно? Всегда будем озираться на нашу слепоту с ностальгией, которую не понять новому поколению. – Хельга слегка стукнула кулаком по столу. Узел волос на ее голове отливал золотом. – Как идет работа? – спросила она через некоторое время.

– Неплохо. Я говорил по коротковолновой связи с Рейадером в Англии. Они держатся, хотя и с трудом. Английские биохимики работают с дрожжами, получают хорошие результаты. К концу года должны наладить производство еды в достаточном количестве – пока что невкусной, но заводы синтетической пищи уже строятся. Рейадер передал кое-какую информацию, практически полностью подтвердившую теорию тормозящего поля. О том, как оно возникло. Я поручил Йохансону и Грунвальду смастерить аппарат, воссоздающий такое же поле, только в малом масштабе. Если у них получится, можно будет считать, что наша гипотеза подтвердилась. После этого Натан воспользуется этим прибором для подробного изучения биологических эффектов. Со своей стороны, я буду развивать общую квантовую релятивистскую механику Рейадера в сочетании с новым вариантом теории передачи информации.

– Какой у тебя интерес помимо любопытства?

– Можешь не сомневаться, очень даже практический. Если повезет, мы найдем способ генерации ядерной энергии из любого материала путем прямого деления ядра. Проблемы горючего будут сняты. Не исключено, что мы откроем способ путешествовать быстрее скорости света. К звездам и…

– …Новым мирам. Или выйти в космос и вернуться в прежнее тормозящее поле, почему бы и нет? Снова поглупеем. Возможно, люди будут только довольны. Нет-нет, ты-то, конечно, не вернешься – я знаю. – Хельга открыла ящик стола и достала помятую пачку. – Курить хочешь?

– Ты ангел! Где ты умудрилась достать сигареты?

– У меня свои каналы. – Она дала ему прикурить от зажженной спички и от нее же прикурила сама. – Пока еще работают.

Некоторое время они молча дымили, читая бледные сполохи мыслей друг друга.

– Давай я тебя провожу, – повторил Коринф. – На улицах небезопасно. Банды пророка…

– Хорошо, – согласилась Хельга. – Однако у меня есть машина, а у тебя нет.

– От твоего дома до моего всего несколько кварталов, и район спокойный.

Следить за порядком во всем гигантском городе власти были не в состоянии, поэтому патрулирование сводилось к нескольким ключевым районам и улицам.

Коринф снял очки и потер глаза.

– Никак не возьму в толк, – сказал он. – Человеческие взаимоотношения всегда оставались для меня загадкой. Почему внезапный скачок интеллекта отбросил так много людей на уровень животных? Почему они не прозрели?

– Они не хотят прозревать. – Хельга глубоко затянулась. – Требуется не просто уметь думать, а думать о чем-то конкретном. Речь идет о миллионах, сотнях миллионов людей, кому в голову ни разу в жизни не приходило ни одной оригинальной идеи, – и вдруг их мозги переключились на повышенную скорость. Думать-то они начали, но от чего им оттолкнуться? Прежние суеверия, предрассудки, ненависть, страхи и алчность никуда не делись, и основная часть новой умственной энергии уходит у них на поиски оправданий этим побуждениям. Тут появляется некто вроде Третьего Баала и предлагает напуганным и сбитым с толку людям анестезию, говорит, что им позволено сбросить с себя ужасное бремя мышления, погрузиться в водоворот эмоций. Это все ненадолго, однако в переходный период мало не покажется.

– Да… гм… Пока мой ай-кью не дошел до пятисот, я не мог по достоинству оценить, как мало значат мозги. Ничего себе мыслишка. – Коринф поморщился и затушил сигарету.

Хельга собрала бумаги и сунула их в ящик стола.

– Ну что, пойдем?

– Да. Почти полночь уже. Шейла наверняка волнуется.

Они пересекли пустое фойе и, миновав пост охраны, вышли на улицу. Машина Хельги стояла в луже тусклого света, отбрасываемого одиноким уличным фонарем. Хельга села за руль, и автомобиль, тихо урча, двинулся по ночной улице.

– Уехать бы… – вяло проговорила она из темноты. – Уехать бы отсюда куда подальше. Куда-нибудь в горы.

Коринф кивнул, вдруг в свою очередь ощутив острую тоску по чистому небу и яркому свету звезд.

Толпа преградила дорогу так быстро, что они не успели ничего предпринять. Минуту назад они ехали по пустой улице, окруженной глухими стенами, и тут люди вдруг начали выскакивать точно из-под земли. Толпа бесшумно – за исключением тихого ропота и шарканья тысяч ног – хлынула из всех переулков, в свете фонариков там и сям сверкали оскаленные зубы и белки глаз. Хельга со скрежетом затормозила, чтобы не врезаться в загородившую проезд людскую массу.

Им кости сломайте, их дома разоряйте, дети греха, их женщин берите, бурлите, долбите и дверь отворите – Третьего Баала впускайте!

За рядом высоких зданий мелькал огонь – что-то горело.

Видимо, прорвали оцепление, пронзила ум Коринфа отчаянная мысль, вторглись в охраняемый район, чтобы разгромить его, пока не прибыли подкрепления.

В окно водителя пролезла грязная, бородатая, вонючая рожа.

– Ага! Баба! У них там баба!

Коринф выхватил из кармана плаща пистолет и нажал на спуск. Он отстраненно осознал отдачу, треск выстрела и то, что руку обожгло пороховыми газами. Лицо за окном застыло на бесконечно долгое мгновение и расплылось в кровавую кляксу. Клякса медленно сползла вниз, толпа взревела. Машина зашаталась под ее напором.

Коринф собрал волю в кулак и толчком изнутри открыл дверцу, упираясь ей в клубок тел. Когда он взбирался на капот, его попытались схватить за щиколотки. Коринф дрыгнул ногой, почувствовал, как каблук въехал кому-то в зубы, и встал во весь рост. Лицо освещало зарево пожара. Он машинально снял очки – человек в очках вызывал злобу. Огонь и толпа смешались в зыбкое марево.

– Слушайте меня! – крикнул он. – Слушайте меня, люди Баала!

Мимо уха сердитой пчелой прожужжала пуля, он даже не успел испугаться.

– Слушайте слова Третьего Баала!

– Дайте ему сказать! – раздался одинокий голос из бурлящей реки теней.

– Гром и молнии, бомбы, летящие градом! – кричал Коринф. – Ешьте, пейте, веселитесь, ибо наступает конец света! Слышите, как планета трещит у вас под ногами? Это ученые запустили большую атомную бомбу. Мы едем убить их, прежде чем мир расколется, как гнилой орех. Вы с нами?

Толпа заколебалась, заворчала, начала топтаться на месте от неуверенности. Коринф продолжал неистовую речь, едва сознавая, что несет.

– …Убивайте, хватайте добычу, женщин! Громите винные магазины! Огонь, очищающий огонь – сожгите ученых, запустивших атомную бомбу. Сюда, братья! Я знаю, где они прячутся. Идите за мной!

– Смерть ученым! – прокатился между стенами-утесами Манхэттена набирающий похабную силу клич. Отрубленная голова на шесте пустилась в безумный пляс, свет пожара отражался от ее зубов.

– Сюда! – крикнул Коринф, указывая в сторону Бруклина. – Вот где они прячутся, люди Баала! Я сам видел большую атомную бомбу, видел собственными глазами и понял, что скоро наступит конец света. Третий Баал велел мне указать вам дорогу. Пусть меня на месте испепелит молния, если я лгу!

Хельга нажала на клаксон. Мощный раскатистый гудок привел толпу в неистовство. Кто-то начал по-козлиному скакать, остальные подхватили порыв, толпа змеей поползла по улице.

Коринф, не в силах унять дрожь, спрыгнул на землю.

– Поезжай за ними, – хватая ртом воздух, проговорил он. – Если мы за ними не поедем, они начнут нас подозревать.

– Конечно, Пит, – Хельга помогла ему сесть в машину и медленно поехала за толпой. В свете фар белели спины. Время от времени она подбадривала идущих впереди гудком.

В небе послышался стрекот. Коринф с присвистом дышал сквозь сжатые зубы.

– Поехали отсюда, – пробормотал он.

Хельга кивнула, развернула машину и помчалась по улице в обратном направлении. Позади вертолеты поливали разбегающуюся толпу слезоточивым газом.

После нескольких минут молчания Хельга остановилась у дома Коринфа.

– Приехали, – сказала она.

– Но ведь это я тебя провожал домой, – вяло возразил он.

– Да. И ты остановил этих типов, не позволив им причинить ущерб нам и нашему району. – На ее лице слабо светилась нервная улыбка, в глазах стояли слезы. – Это было чудесно, Пит. Я не думала, что ты на такое способен.

– Я и сам не думал, – сипло ответил он.

– Может, ты выбрал не ту профессию? Я слышала, проповедники зарабатывают больше нашего брата. Что ж… – Она на мгновение замолчала. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Хельга наклонилась вперед, приоткрыв рот, словно желая что-то добавить. Но тут же сомкнула губы и покачала головой. Гулко хлопнув дверцей, она укатила прочь.

Коринф смотрел вслед машине, пока та не скрылась из виду. Затем повернулся и медленно вошел в подъезд.

Глава 8

Припасы заканчивались – еда для себя, корм и соль для животных. Электричество отключили, а заправлять керосиновую лампу бензином ему не нравилось. Брок решил съездить в город.

– Оставайся дома, Джо, – наказал он псу. – Я скоро вернусь.

Собака кивнула – почти как человек. Джо все лучше понимал английский. Брок завел привычку разговаривать с псом и недавно составил поэтапную программу его обучения.

– Присмотри за хозяйством, Джо, – велел он, тревожно поглядывая на окраину леса. Затем заправил видавший виды зеленый пикап горючим из больших бочек, сел за руль и выехал на дорогу.

Утро выдалось холодное и мглистое, в воздухе пахло дождем, горизонт скрывала дымка. Трясясь на проселочной дороге, он отметил про себя, что все деревни вокруг обезлюдели.

Сколько времени прошло после изменений? Два месяца? Может, и в городе никого не осталось?

Повернув на шоссе штата, Брок выжал газ так, что зарычал мотор. Его не влекло к людям, и он желал побыстрее покончить с вынужденным делом. Куда лучше одиночество и покой. Да, работы было много, и она была тяжела, но в свободные часы он читал и размышлял, исследуя новые возможности своего разума, который, по его прикидкам, примерно соответствовал разуму гения до начала перемен. Брок спокойно принял жизнь анахорета – могло быть и хуже – и не рвался обратно в мир людей.

Несколько дней назад он съездил к Мартинсону, соседскому фермеру, но никого на месте не застал. Дом стоял пустой, заколоченный досками. Броку стало не по себе, и он больше не пытался кого-либо навещать.

Проплыли редкие дома окраин. На улицах не было ни души, однако жилье не выглядело покинутым. А вот большинство лавок закрылись; на него смотрели, заставляя ежиться, слепые глазницы окон.

Брок остановил пикап у супермаркета, теперь мало напоминающего магазин. Товар в нем имелся, но без ценников, человек за стойкой был не похож на продавца. Он просто сидел и… думал?

Брок подошел к нему, каблуки непривычно громко стучали по полу.

– Э-э, извините…

Человек посмотрел на него. В глазах мелькнуло узнавание, лицо осветила быстрая улыбка.

– А-а, привет, Арчи! – подчеркнуто медленно произнес он. – Как дела?

– Спасибо, хорошо. – Брок потупил глаза, не решаясь встретиться с собеседником взглядом. – Я… это… приехал кое-чего купить.

– Вот как? – В ответе проскользнул холодок. – Извини, мы больше не отпускаем товар за деньги.

– Ну, я… – Брок расправил плечи и заставил себя поднять глаза. – Да, понимаю. Федеральное правительство перестало работать?

– Не совсем. Просто оно нам не указ. – Мужчина покачал головой. – Сначала пришлось нелегко, потом, когда мы перестроились, все наладилось. Нам по-прежнему не хватает поставок извне, но, если понадобится, мы сможем держаться в таком режиме бесконечно.

– Социалистическая экономика?

– Ну нет, Арчи! Социализм – неподходящее определение, ведь он тоже основан на идее собственности. Что, по сути, означает право владения? Оно означает, что ты можешь поступать с имуществом, как тебе заблагорассудится. В таком понимании абсолютного права владения не существует нигде в мире. Дело символики. Человек говорил: «Это мой дом, моя земля», – и ощущал силу и уверенность, потому что «мое» было символом этого состояния, и он реагировал на этот символ. Сегодня мы больше не попадаемся на удочку подобного самообольщения. В прошлом оно играло важную роль, отвечало за самоуважение и душевное равновесие, но в наше время оно нам ни к чему. Нет никакого смысла связывать себя с конкретным участком земли, если экономическую функцию, которую он обслуживал, можно более эффективно выполнять другими способами. Поэтому большинство фермеров переехали в город и заняли брошенные дома тех, кто уехал отсюда насовсем.

– И вы сообща обрабатываете землю?

– Вряд ли это можно так назвать. Те, кто разбираются в механике, спроектировали машины, которые выполняют за нас почти всю работу. Просто удивительно, что можно смастерить из тракторного двигателя и всякого железного хлама, если как следует приложить мозги.

Мы нащупали свой уровень – по крайней мере, на данный момент. Те, кому это не понравилось, почти все разъехались, оставшиеся активно проводят социальные реформы под стать нашим изменившимся личностям. Новый уклад неплохо прижился.

– Тогда чем вы занимаетесь?

– Боюсь, я не смогу объяснить.

Брок отвел взгляд.

– Ну что ж, – сказал он наконец неожиданно севшим голосом. – Я живу один в усадьбе Россмана, и у меня кончаются припасы. А еще мне понадобится помощь со сбором урожая. Как насчет этого?

– Если хочешь вступить в наше общество, я уверен, что для тебя найдется место.

– Нет. Я просто хотел…

– Я настоятельно рекомендую присоединиться к нам, Арчи. Тебе понадобится поддержка коммуны. Жить в одиночку небезопасно. К нам незадолго до перемен приехал цирк, дикие животные разбежались, некоторые из них по-прежнему бродят на свободе.

Брока пробрал холод.

– Это, наверно, было… интересно.

– Да уж. – Мужчина слабо улыбнулся. – Мы сначала не обратили внимания, своих забот хватало, а когда заметили, было уже поздно – животные тоже поумнели. Одно из них, вероятно, носом открыло дверь клетки и выпустило других, чтобы замести следы. Несколько недель по городу бродил тигр, задрал нескольких детей, мы его так и не выследили – сам куда-то ушел. А слоны!.. Нет, жить одному опасно, Арчи. Кроме того, придется много вкалывать. Лучше попроси, чтобы тебе выделили место в нашей коммуне.

– Место? Какого черта! – Брок не смог сдержать гнев и горький сарказм. – Я всего лишь прошу немного помощи. В оплату можете забрать часть урожая. С новыми машинами для вас это будет пара пустяков.

– Ты можешь поговорить с другими. Я им не начальник. Окончательное решение примут Совет и Общественник. Боюсь, тебе придется выбирать: все или ничего. Не хочешь – не надо, Арчи, благотворительности от нас не жди. Это еще один устаревший символ. Если желаешь влиться во всеобщую экономику, – никакой тирании, она свободнее, чем все, что существовало до нее в мире, – то мы подыщем для тебя функцию.

– Другими словами, – глухо проговорил Брок, – я либо стану домашним животным и буду делать, что прикажут, либо остаюсь диким зверем, до которого никому нет дела. Для моего же блага, да? – Он повернулся на каблуках. – Иди ты знаешь куда!

По пути к пикапу его трясло. Хуже всего, думал он, то, что они правы. В половинчатом статусе парии долго не протянешь. В прошлом быть слабоумным было нестрашно, он слишком мало знал, чтобы что-то соображать. Теперь – другое дело, зависимость сломала бы ему хребет.

Брок со скрипом врубил передачу. Черт с ними! Он обойдется и без их помощи. Если нельзя быть наполовину укрощенным попрошайкой и не хочется быть домашним животным, то ничего не поделаешь – придется быть диким зверем.

Брок ехал обратно сломя голову. По дороге он заметил в поле загадочный агрегат с мелькающими руками. Машина выполняла всю работу одна под наблюдением единственного скучающего человека. Видимо, тот самый робот из подручных материалов. Подумаешь. У него есть свои две руки.

Чуть дальше к дороге приблизился участок леса. Броку показалось, что он заметил крупный серый силуэт. Туша слишком быстро скрылась из виду, чтобы как следует ее разглядеть.

Спокойствие вернулось, когда он подъехал к ферме и достаточно взял себя в руки, чтобы обдумать положение. Коровы будут давать молоко, масло и, может быть, сыр. Он поймал несколько куриц, они будут поставлять яйца. Иногда можно зарезать овцу. Минутку, почему бы не отстрелить одну из чертовых свиней? Мяса надолго хватит, на ферме имелась коптильня. Можно собрать побольше сена, зерна и кукурузы – Тому и Джерри все же придется поработать! – чтобы пережить зиму. Если смастерить ручную мельницу, можно молоть грубую муку и печь свой хлеб. Одежды, обуви, инструментов – навалом. Главная проблема – соль. Но в пределах сотни миль должен найтись лизунец, можно попытаться его обнаружить и съездить за ним. Бензин – да, придется экономить и заготавливать на зиму дрова. И все же он был уверен, что справится. Так или иначе справится.