Текст книги "Операция «Луна»"

Пол АНДЕРСОН
ОПЕРАЦИЯ «ЛУНА»

Посвящается Джанет, Джеффу и Катли, каждый из которых по-своему маг.

ГЛАВА 1

Огни Святого Эльма плясали на ограждении, отделяя Твердыню от ночи. Земля чернее неба. Звезды ярко горели, мерцал Млечный Путь. Вчера было полнолуние, круглая луна выплыла с востока, затмевая собой звезды. На землю легли длинные бледные тени. На севере вырисовался призрачно-серый пик Тэйлор.

Мы с Джинни огляделись. В центре гигантской пентаграммы разливалось свечение, лучи прожекторов сошлись на космическом корабле, который бросался в глаза даже с такого расстояния. Мое сердце затрепетало от этого грандиозного зрелища.

Где-то в самом нутре зародилось странное чувство. Чем ближе мы подлетали, тем сильнее била меня дрожь. Уже не в первый раз. Такое бывало и прежде, правда, реже и слабее, всего лишь смутное беспокойство, которое может возникнуть у любого безо всякого основания. Вы ведь не станете хвататься за амулет, творить охранные знаки или прикидывать, не подбирается ли к вам ведьма или волколак. Вы спишете это на расшалившиеся нервы. Пожмете плечами и забудете. Вы люди ученые, чуждые суеверий и темных предрассудков. Не так ли?

То, что взволновало меня, было слишком смутным, чтобы называться предчувствием, но тем не менее это не было простое урчание в животе. Уж разницу я успел выучить. Подозрительно все это. Я повертел головой. Все, что я увидел на фоне звезд, были огоньки таких же припозднившихся метел. Я втянул в себя воздух. Даже в человеческом обличье мой нюх острее, чем у обычных людей. Воздух был свежим и прохладным. В Нью-Мехико температура к ночи быстро падает. Я уловил легкий запах озона, какой бывает после успешного колдовства, но в пределах нормы, тем более для сегодняшней ночи.

Постой-постой… что-то почти неуловимо чуждое, потустороннее, чему я не мог бы подобрать названия. Если бы я сейчас обернулся волком, то мог бы сказать точнее.

Я посмотрел на Джинни. Мы собирались лететь только вдвоем и взяли ее «Ягуара» вместо семейного «Форда». Теперь ветер дул нам в лицо, раздувая парусом юбку, которую Джинни выбрала для праздника. Ткань плотно облепила хвост метлы и длинные стройные ноги моей жены. Блузка подчеркивала великолепную фигуру, которая и в сорок два года смотрелась не хуже, чем в день нашей первой встречи.

Я перевел глаза на лицо Джинни. В лунном свете ее аристократические черты казались вырезанными из слоновой кости. Луна выбелила волосы, разметавшиеся по плечам. Слева на груди ледяным огнем пылала серебряная сова – эмблема ее ордена. И я заметил, что, помимо привычной бдительности, в ней вдруг вспыхнула какая-то настороженность.

Ветер свистел за нашими спинами, но мой голос прозвучал громко:

– Ты тоже чуешь какой-то поганый запах?

Она кивнула. Ее контральто зазвенело металлом.

– Я бы назвала его жутким. Или…

Остального я не понял. Будучи лицензированной ведьмой, Джинни знала множество экзотических наречий. По-моему, это был зунийский.

– Баланс Сил нарушился. Койот вышел на охоту.

– И только ждет удобного часа?

– Конечно. Как всегда.

– Ну ладно.

Я не бравировал. Трикстер – опасный враг и коварный друг. В самом начале он устроил в Твердыне настоящий бардак. Один раз опытная модель летающего крыла растаяла прямо в воздухе. В другой раз, когда в воздух поднялась еще более дорогая экспериментальная модель ковра-самолета, на него набросились полчища моли и прожрали до дыр.

Но, как я выяснил, до смертоубийства дело не дошло – Национальная Астральная Транспортная Организация заинтересовалась данным случаем и обратилась к местным индейцам. Те ответили, что Койот объявил эти места своим ленным владением. И он-де терпеть не может, когда кто-то нарушает границы его земель, не говоря уже о том, что кто-то выделывал фигуры высшего пилотажа лучше, чем он сам. Их шаманы, кстати, тоже не были в восторге от всего происходившего.

Потом глава НАТО побеседовал в Вашингтоне с президентом Ламбертом. После бразильского кризиса Ламберт принялся загребать жар чужими руками – это носило гордое название "Проект «Селена». Тогда, в Рио-де-Жанейро, он бесстрашно заявил бразильцам, что он-де один из них. Да не просто так заявил, а на испанском: «Yo soy un carioca!» Естественно, если все его юго-западные силы здесь кормятся! И на заседании Конгресса Ламберт встал на рога и так пошел, после чего индейцы сорвали такой куш, который им и не снился, а священники призвали всех известных богов и идолов, чтобы встать грудью за Твердыню…

Я собрался с мыслями. Может, Койота потревожили магические выбросы? Семь или восемь лет назад такое уже было. Моя семья жила здесь только два года.

– И не только его, – уточнила Джинни, – хотя, по-моему, он… разрезвился сверх меры, насколько я успела узнать о подобных штуках. Что-то здесь нечисто.

– Вроде веселых ребят Флинта? – предположил я, порывшись по закоулкам своих скудных познаний, которые при всем желании нельзя было назвать образованием. Не то что у Джинни. Неуспокоенные, но отнюдь не злобные духи едва ли опасны, волноваться нечего. Но Джинни отмела мое предположение.

– Что-то помощнее, и я…

Она заколебалась, прежде чем продолжить, а колебалась она редко.

– Точно не могу сказать, разве что…

Если бы я был в шкуре волка, то вздыбил бы шерсть. У меня мурашки поползли по спине.

– Можешь определить, что это за дрянь?

– Пожалуй. Только мне понадобится магия, а сегодня она запрещена. Зато чуять никто не мешает.

Чуяла она даже получше, чем я.

Джинни встряхнулась. На это всегда стоило посмотреть. Она выпрямилась в седле и медленно расплылась в улыбке.

– А, ничего страшного! Защита поставлена надежно, я бы почуяла подвох. Похоже, просто на презентацию заявилась толпа Существ. Попялиться, как и мы.

Она махнула рукой вниз. Наше помело пошло на посадку. На земле уже припарковались сотни таких же метел, а их всадники спешились и бродили вокруг. Все светилось – земля и магические шары в руках гостей. Они болтали, сплетничали, курили, прикладывались к бутылкам и разглядывали корабль. Здесь были приезжие из Гранта, Галапа, из пуэблос, ферм и ранчо, даже из Альбукерки и Санта-Фе, а то и дальше. Конечно, они могли остаться дома и увидеть все по дальновизору. Но здесь и сейчас творилась история: первый настоящий полет рукотворного коня, который должен отнести людей на вон ту луну.

– Если этим Существам не по вкусу, что мы делаем, так и большинство американцев против, – продолжала Джинни. – В любом случае им, должно быть, любопытно поглазеть на все это. Великолепное шоу!

Она рассмеялась, и мои страхи тотчас же улетучились. Собравшиеся, собственно, особых опасений не внушали. Это вам не идеологи, разглагольствующие о техническом превосходстве Вавилонской башни, не демагоги, вопящие о денежных средствах, затраченных попусту (в то время как их следовало использовать на то, чтобы умасливать избирателей), не высоколобые интеллигенты, надменно поглядывающие на всех, кто не может поддерживать беседу об «Улиссе» Джеймса Джойса. Нет, это были обычные, нормальные труженики, со своими семьями и детьми, студенты и романтики – и еще несколько представителей разных племен. Все они собрались здесь потому, что их восхитила идея полета к звездам.

И все же толпа получилась изрядная. Я поморщился. Когда подошло время улетать, мы с Джинни никак не могли найти няню – ни за какие деньги. Даже девушка, которая приходила убирать в доме, Одри Беккер, отказалась. Как и ее мамаша. Конечно, можно было бы возложить столь трудное бремя на помощника Джинни, но Свартальф был стар и постоянно задремывал, а Эдгар не внушал особого доверия.

Оставалась Валерия, которая намылилась отправиться на праздник с нами. И ей вовсе не улыбалось остаться и ходить по пятам за Беном и Криссой. В четырнадцать лет жажда приключений обуревает людей со страшной силой, потому Валерия далеко не сразу согласилась остаться дома и посмотреть на взлет корабля по дальновизору. Не очень веселая альтернативка. Мы как могли отблагодарили ее, хотя ни уговоры, ни взятки не заставят детей выполнять возложенные на них обязанности. Впрочем, Валерия истерик устраивать не стала. Это не в ее стиле. И я знал, что она глаз не спустит с малышей. Только не знал, во что это потом выльется.

Наша метла зависла. Через минуту раздался голос: «Можете лететь», и мы двинулись дальше. Охранное заклятие разрешило нам пролететь внутрь периметра. Раз оно еще работает, дела не так уж плохи. Признаться, сам я уже не чуял потусторонних сил и вскоре позабыл о них. Потом моя жена уверяла, что допустила такую же ошибку, хотя я сомневаюсь, что из ее поля зрения может ускользнуть то, на что она уже успела обратить внимание.

Поскольку мы порядком припозднились, пришлось спешно искать место для парковки. К счастью, мы довольно быстро его нашли, на самом краю стоянки для служебного транспорта. Стоянка оказалась переполненной. Кроме машин обслуживающего персонала, там оказались метлы журналистов, больших шишек и еще бог знает кого, сподобившихся выбить пропуск. Мы с трудом втиснулись между «Кадиллаком» с тонированными панелями и старенькой «Хондой» с хвостом из истрепанных, но натуральных прутьев. Едва мы пристроились и спешились, наш «Ягуар» задергал рукоятью. Фея, заключенная в ней, терпеть не могла близкого соседства. Джинни склонилась к метле, поглаживая вставший дыбом хвост и бормоча что-то утешительное. Метла успокоилась. Мы быстро зашагали по холодным мраморным плитам. Наши подошвы прошлепали по Лебедю, Дракону и растущему месяцу.

Около ворот иллюминация вытеснила ночь и озаряла все вокруг. Вправо и влево на целые мили тянулось ограждение – огни Святого Эльма цепочкой убегали в темноту. Сияли эдисонки. Хотя забор с виду не превышал четырех с половиной метров, моя слабая изучающая заклялка отразилась ото всех сторон, включая зенит и надир.

Поскольку мы уже нацепили именные карточки, заклятые только на нас, то избежали длительной волокиты и регистрации. Естественно, это были особые карточки. Я написал, что ра6отаю не на НАСА, а на «Магокристаллы Норн», фирму на Среднем Западе, которая как раз получила заказ на разработку космических систем связи. Что позволило мне прорваться в Твердыню в качестве инженера. Мой шеф, Барни Стурлусон, знал, что я мечтаю работать в астронавтике. А еще он знал, что счастливый человек вкалывает не за страх, а за совесть. Что касается Джинни, которая проводила на дому частные «Советы Артемиды», то мы не раз уже находили возможность протащить ее сюда в роли консультанта.

Один из стражей нас узнал.

– О, здравствуйте, мистер и миссис… э-э, доктор Матучек, – поприветствовал он. – Я уж начинал бояться, что вы не явитесь. Как раз вовремя, скоро начнут отсчет.

– Знаю, – ответил я.

– А ваша дочка не с вами? И где же доктор Грейлок, мадам?

– Дочь осталась вместо няни, – пояснила Джинни, – а мой брат неважно себя чувствует.

– Жалость какая. Эх, вот бы мне хоть одним глазком взглянуть туда, куда вы направляетесь! Приехал какой-то шаман с пуэбло Акома, так я слышал, как он говорил о целой своре разных призраков и духов, которые притащились на праздник.

– Не лезь не в свое дело! – щелкнул я зубами. – И, ради бога, дай нам наконец пройти.

И сразу же пожалел о своей несдержанности. Если прежде он был настроен дружелюбно, то теперь обиделся и не преминул огрызнуться в ответ:

– Ну, мистер Матучек, вы же знаете правила! Луна в силе, но никто не оборачивается.

Джинни одарила меня предостерегающим взглядом, а привратного януса – улыбкой.

– Конечно, – промурлыкала она. – Не обижайтесь. Простите, мистер Гитлинг, если мы случайно вас расстроили, – мы так спешим. Но когда конь взлетит, вам будет видно и отсюда!

Он расплылся в улыбке и пропустил нас.

Дорожки за оградой оказались пустынными, можно сказать, заброшенными. Все гости, кроме Комиссии по контролю, устремились на трибуны. Нас окружали здания, их крыши четким контуром вырисовывались на фоне неба, осиянного прожекторами стартовой площадки. Вдали серебрился огромный купол-луковица. С противоположной стороны только-только показалась из-за стен луна – голубоватый круглый щит, все еще огромный.

И вовсе я не собирался оборачиваться. Признаться, в последнее время я меняю форму редко: только затем, чтобы прогуляться по пустыне или позабавить малышку Криссу. Прочие наши дети давно уже привыкли к папиным фокусам. Но сейчас, при луне, мне вдруг ужасно захотелось обернуться. Видимо, от возбуждения моя цивилизованность ослабла, и пробудились древние инстинкты.

Однако я справился с искушением, задав Джинни далеко не пустячный вопрос:

– Что же случилось с Уиллом? Из-за этой суматохи я так и не улучил минутки, чтобы расспросить его.

– Я тоже, – ответила Джинни. – Полагаю, он сам не знает. Позвонил и сказал, что плохо себя чувствует, что останется дома и попытается заснуть.

– Вот незадача! А ведь он, можно считать, отец всей этой космической программы…

– Да, он буквально влюблен в космос.

В голосе Джинни проскользнули нотки тревоги. Я повернулся к ней и заметил, как она закусила губу.

– Стив, я за него боюсь.

– Гм-м, последние дни он и вправду немного не в себе. Словно… рассеянный какой-то. Но я думал, это оттого, что у него так много дел…

– Нет, дело не в работе и не в приборах. Он ни словом о них не обмолвился – что само по себе странно. Похоже, в последние дни он забросил работу, а если и говорил о ней, то без интереса. Но ведь он ничего и не рассказывает, выворачивается, обходит мои вопросы…

«Если кто и чувствует состояние Уилла Грейлока, – подумал я, – так это его сестра». Когда погибли их родители, ей было девять лет, а ему двадцать один. Жизнь развела их в разные стороны, но он всегда по-доброму заботился о ней, почти стал ей вторым отцом. Мы так обрадовались, когда он ушел из Флагстафа и переехал сюда вскоре после нас. Ему тогда Национальная Паранаучная Академия выдала грант на лунные исследования. А потом родились наши дети.

Джинни взяла себя в руки.

– Я ничего не собираюсь выпытывать, – закончила она. – Он сам решит, когда рассказать.

– Может, у него проблемы на любовном фронте? – предположил я.

– В его-то возрасте?

– Гм, не думаю, что стану аскетом, когда доживу до его лет. Так что держи ухо востро, женщина!

– И ты, мужчина! – усмехнулась Джинни, потом добавила уже серьезно: – Ладно, будем считать, что это что-то личное. Тем более ничего особенного не случилось, в основном он такой же, как всегда. Просто временами на него находит грусть… Может, и вправду немного простудился…

–И все же жаль, что его нет здесь.

– Да, но ничего страшного.

Тем более что сегодня нам предстоит только проверить первый космический корабль – готов ли он высадить на Луну перовых людей. Несколько витков вокруг Земли, отработка контрольных панелей и систем жизнеобеспечения. Грейлоку еще представится возможность полетать на более совершенных моделях которые направятся к золотому шару, к его тайнам и чудесам, которые сам он и открыл.

Я не стал воспаряться по поводу дороговизны и чрезмерной сложности проекта. Джинни и так много раз слышала мои рассуждения. Тем более она регулярно оказывала неоплатную помощь небольшой компании "Операция «Луна». И все-таки на сегодняшний день, а то и навсегда, именно НАСА заправляет всем в городе.

И вот… Мы вышли на открытое место. Прямо перед нами раскинулась смотровая площадь, рассекая прожекторами ночь. За ней на полмили растеклась лава. Короткие мощеные дорожки вели через нее к центральной площадке. Там, в круге яркого света, огромным зверем возвышался корабль, и прекраснее этого зрелища я не видел в жизни ничего.

ГЛАВА 2

Стоило бы, наверно, пойти на места для журналистов, но не хотелось. Работники, свободные от дежурства, обычно сидели именно там, потому что оттуда было лучше видно, чем даже из ложи высокопоставленных гостей. Однако мы сами были своего рода сенсацией – по крайней мере, раньше. Конечно, за одиннадцать лет шумиха поулеглась, так что теперь нас обычно не замечали – слава тебе, господи. Однако и теперь к нам мог прицепиться какой-нибудь журналюга, от нечего делать жаждущий взять интервью.

Едва ли мы могли смешаться с толпой, которая рассаживалась по скамьям или устраивалась прямо на камнях. Со мной-то все в порядке – шесть футов роста и косая сажень в плечах, скуластое славянское лицо, нос картошкой, голубые глаза, соломенные волосы – словом, ничего из ряда вон выходящего. А вот Джинни понадобилось бы заклятие отвода глаз или вообще невидимости, чтобы остаться не замеченной хотя бы одним мужчиной. Но все превращения, не имеющие отношения к проекту, были запрещены. Нам же вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь сунул под нос кристалл дальновидения и начал заваливать тупыми вопросами. Мы собирались просто спокойно посмотреть на взлет.

Впрочем, пресса будет кишеть и у других трибун, где толпятся ученые мужи, кинозвезды, самозваные представители того или иного молодежного течения, исполнительные директора корпораций, евангелисты, и так далее, и тому подобное. Вся эта шушера пользовалась случаем, чтобы лишний раз сделать себе рекламу. Нет, лучше уж пойти туда, где находятся люди, которые действительно интересуются самим запуском. В принципе, мы были бы не против побеседовать с серьезными журналистами, пишущими о науке. Мы их знали, любили и могли на них положиться. Но они сейчас были слишком заняты своим прямым делом, чтобы тратить время на болтовню.

То ли нам повезло, то ли мы просто переоценили свою известность. Когда мы осторожно пробирались между скамьями, нас заметил кое-кто из друзей, помахал рукой, может, и крикнул «Привет!» – за шумом просто не было слышно; мужики, естественно, пялились на Джинни. Но не более того. Мы выцелили вроде бы незанятое местечко рядом с парой проектных механиков, Мигелем Сантосом и Джимом Франклином. Я встретился с Джимом взглядом. Его шоколадная физиономия расплылась в широкой улыбке, он махнул рукой. Мы с Джинни направились туда.

По пути мы пересеклись с группкой газетчиков, и тут удача едва не покинула нас. Оказалось, что Харис ад-Дин аль-Банни решил наблюдать за полетом именно с этого места. Естественно, газетная братия облепила его со всех сторон. Он не возражал. Нет, ему не было все равно: аль-Банни купался в лучах славы.

Не поймите меня неправильно. Он славный парень, проделавший гигантскую работу. Если бы не его уверенность, его гений и напор, НАСА бы чесало в затылках и мрачно разглядывало проект полета на Луну еще лет сто. Это он убедил Ламберта и всех остальных, что это возможно еще на нашем веку. Именно его руководство сотворило это чудо.

Может, иногда мы и бухтим, что все могло быть сделано быстрее и дешевле, но никто не станет возражать, что проект исследования Луны «Селена» обогатил нас новыми знаниями, технологиями и паратехнологиями, важными для любой космической отрасли. Да, аль-Банни искал известности – но не ради себя. Я почти уверен, что он делал это ради проекта, ради того, чтобы Конгресс и налогоплательщики видели, что мы не зря тратим деньги. Удовольствие от славы было побочным эффектом. Для аль-Банни было побочным эффектом все, что не имело отношения к цели.

О, естественно, он работал на Халифат во время войны. И тогда его летающие бронзовые кони доставили нам кучу хлопот. Но он никогда не был фанатиком их ереси. Если бы он родился в другой стране, то с тем же успехом мог бы быть среди наших союзников, правоверных мусульман. Истинной его религией всегда был космос, а пиво и шотландское виски он любил не меньше, чем я. Более того, он нажил себе немало неприятностей, заявив, что его лошади носятся не над той планетой. После войны армия США из кожи вон лезла, пытаясь заманить его в отдел обороны, пока не выдохлась и не позволила работать в гражданском агентстве, куда он так стремился.

К тому же, черт побери, война уже двадцать лет как закончилась.

Харис повернулся, большой и грузный, обозрел нас поверх голов и поднял руку.

– А, Вирджиния Матучек! – прогрохотал он. – Красота и грация, как всегда, сопутствуют тебе. Приветствую и тебя, Стивен!

Он всегда был галантным и доброжелательным, и я замечал, что часто это окупается сторицей.

На нас уставилось множество глаз. Аль-Банни тотчас же вернулся к прерванной речи. Слушатели повернули головы к нему. Я не расслышал, о чем это он там разглагольствовал. Вероятно, муссировал любимую идею о том, что союз Западного и Восточного искусства дал людям возможность достичь звезд.

Мы протолкались на облюбованное место и сели.

– Привет, – громко сказал Мигель, пытаясь перекрыть царивший кругом гомон.

– Как вы? – осведомился Джим. – Какие-то проблемы? Рад, что вы все-таки пришли, хотя и впритык.

Я рассказал, что случилось.

– Надо быть предусмотрительней! – прокряхтел холостяк Джим. – Но тем не менее славно, что люди так этим заинтересовались.

– Моя Хуанита тоже, – несколько укоризненно вставил Мигель. – Но она терпеть не может больших толп. А маленьких детей сюда не пускают, поэтому она предпочла посмотреть запуск по дальновизору, чтобы их не бросать. Я вовсе не хотел вас задеть, доктор Матучек, – поспешно добавил он. – В каждой семье свои порядки.

Джинни мило улыбнулась ему и кивнула.

– Похоже, дело на мази, – заметил Джим. – Пока вы пропустили только возможность как следует полюбоваться зрелищем.

Мы посмотрели на зверя.

Ох, и красив же он был! Основание отливало зеленью, золотясь по краю, и золотая кайма проходила сразу над черными камнями, на которых стоял корабль. Широкой платформы, казалось, едва хватало для стофутовой зверюги. Отсюда чудилось, что животное считает себя венцом творения и вершиной искусства. Так оно и было. Голова вскинута, гордый взор устремлен в ночное небо, раздутые ноздри словно втягивают нездешний ветер; который уже взметнул гриву и развевающийся хвост. Жеребец напрягся, его мышцы играли под рыжевато-красной шкурой. Четыре гигантских метлы вовсе не портили впечатления, напротив – они так же сливались с образом, как кольчуга сливается с образом рыцаря. То же можно было сказать о капсуле для команды на спине коня – хрустальном седле.

– На, посмотри, – сказал Джим, протягивая мне бинокуляр, а сам занялся камерой. Колдовское зрение было позволено только работникам проекта. Джинни уже успела нацепить свои очки, а я принялся подлаживать бинокуляр.

Мощная оказалась штука. Сквозь прозрачный хрусталь капсулы я разглядел приборы, снаряжение и припасы на троих членов команды. В это путешествие отправится только один пилот, женщина. Я увидел, что она уже заняла свое место на переднем сиденье, готовая к полету, и сжала два повода, которые тянулись от шеи животного.

– Боже правый, как я ей завидую! – пробормотал Мигель.

– Шовинизм взыграл? – усмехнулась Джинни.

– Ну, мне кажется, что в астронавтике должно быть побольше мужчин. Старые предрассудки, будто женщины лучше летают.

– Нет, просто традиция, – встрял я. – Европейская. Древние побасенки о ведьмах. В других странах, пока эти сказки не стали былью, летали преимущественно мужчины, колдуны всякие, ведуны, и в настоящее время…

– Капитан Ньютон сейчас в седле, потому что она заслужила эту честь, – оборвала меня Джинни. – Когда мужчины дорастут до ее уровня, тогда и полетят.

– Солнышко, я рассуждал отвлеченно, – удивился я. – Ты же знаешь, как я уважаю Куртис.

С тех пор, как Куртис брала у моей жены уроки по общению с Чужими, мы стали отличными приятелями. Никто понятия не имел, что за существа обитают на Луне, но все точно знали, что там кто-то есть. У Джинни же опыта было побольше, чем у прочих, ибо она как никто близко подходила к воротам Ада и сумела вернуться обратно. Вместе со мной. Только мне приходилось тупо тащиться следом: я-то не обладал ее интуицией и образованием.

– К тому же хоть я и завидую, но белой завистью, – уточнил Мингель. Мигель был мексиканцем, но успел выучить выражения, которые обычные англичане уже подзабыли. – Я восхищаюсь ею, как и весь мир!

В эту минуту из-за крыш домов показалась луна. Она больше не казалась огромной – маленькая, холодная и манящая. Я понял, почему аль-Банни назначил полет именно на сегодняшнюю ночь и на какую реакцию публики он рассчитывал. Главной целью проекта была Луна, и при полете на Луну, по законам симпатической магии, запуск следовало проводить в лунную ночь, и лучше всего – именно в полнолуние. Недаром в голову коня был вделан лунный метеорит. Однако сегодня, при пробном запуске, полет предстоял недолгий и мог начаться в любое время, при любой фазе луны. Но какая величественная картина!

Раздался мужской голос, при первых же словах которого шум начал стихать.

– Все системы готовы. Повторяю, все системы готовы. Начинаем отсчет.

Над толпой взлетел общий вздох и растаял в черном небе. Мы с Джинни сдернули бинокуляры. И даже не взглянули на камеры. Такое нужно видеть собственными глазами. Я понял, что шепчу вслух: «Давай, давай. С богом».

– Decern, – загремел голос.

– Novern. Octo.

На мгновение я усомнился, не следовало бы считать по-арабски. Нет, ведь данный язык был родным языком аль-Банни. Поскольку именно он являлся душою проекта, латынь представлялась более эзотеричной, более мощной, чем привыкли воспринимать ее мы, носители западной культуры.

– Septem.

Навахо, апачи, зуни? Нет, белые не преуспели в изучении их языков, и наша команда могла бы попросту сбиться со счета.

– Sex.

«Прямо сейчас?» – пришла мне голову совершенно дурацкая мысль.

Джинни вцепилась в мою руку.

– Стив! – прошипела она. – Что-то идет не так, что-то идет совсем не так.

– Quinque.

Я повернул голову и увидел ее смертельно побледневшее лицо с распахнутыми зелеными глазами.

– Quattuor.

И тут я уловил едва ощутимый, но явственный запах, который она наверняка почуяла много острее. Он был не противный, скорее сладкий и дурманящий. Похоже, ни толпа, ни контрольная комиссия ничего не замечали. Никто из них не работал на такой грани чувственных восприятий, как приходилось нам с женой.

–Tria.

А если кто и учуял чужеродный запах, то наверняка не обратил внимания, зачарованный зрелищем лунного коня.

– Duo.

Статуя задрожала.

– Unum.

Бронзовое тело напряглось, словно под ним проступили живые мускулы.

– Nihil!

Конь встал на дыбы. Его ржание раскатилось по всей земле. И он ринулся в небеса.

Голос, который вел отсчет, закричал. Огромные метлы отвалились. Они упали на землю и принялись мести. Раздался страшный грохот и треск. Во все стороны полетели куски камней, созванные их могучими взмахами. Прожектора с лязгом разлетелись. На поле упала тьма.

Но я этого почти не заметил. Я с ужасом следил за конем. Когда от него отделились метлы, он вздрогнул, словно мустанг – в ста футах над землей. А потом рухнул вниз.

От удара содрогнулась земля. Между обезумевших метел лежало огромное искореженное бронзовое тело. Я тотчас же поднес к глазам бинокуляр. И увидел разбитую хрустальную капсулу. Без пилота. Она не успела воспользоваться катапультой, иначе сейчас планировала бы к земле на медном орле.

— О, нет, нет, – прошептала Джинни. – Энергия…

Да, энергия, которая должна была поднять нашу мечту в небеса и спустить обратно на землю, уже разбужена и готова к действию. Основные законы физики гласят, что она обязательно должна найти выход. Вскоре металл раскалится добела.

Джинни опять ухватила меня за руку, уже не моля, а приказывая.

– Стив! – завопила она, перекрикивая жуткий грохот и шум. – Вытащи ее!

Ко мне вернулась способность соображать. Господи, и чего я сижу? Льдистый лунный свет скользил по визжащей, мечущейся толпе. Я сбросил туфли, стянул одежду и опустился на четвереньки. Плоть и кости послушно плавились, душа зашлась в экстазе. Моя вторая суть вырвалась на волю, и я громко завыл.

Я стал зверем.

Поскольку я мужчина не маленький, то и волк довольно крупный, а критическая ситуация только прибавила мне сил. Я пронесся сквозь сутолоку, как нож сквозь масло. Если я и сбил кого, не успевшего убраться с дороги, тем хуже для него. Пару раз я взмывал в воздух, чтобы перемахнуть через головы людей на нижние уровни. Несколько раз меня стукнули – камерой или штативом, но без особого ущерба. В волчьей шкуре я исцелялся практически мгновенно, меня трудно покалечить или убить. А пистолетов с серебряными пулями сюда, естественно, никто не догадался притащить.

Я спрыгнул на землю и добежал до лавы. Мозг волка, даже волка-оборотня, не может тягаться по сообразительности с человеческим, но я твердо помнил, кто я и что должен сделать. И хотя я стал близорук и утратил восприимчивость к цветам, мой нос четко рисовал картину мира по запахам, мои уши ловили малейший звук, недоступный человеку, а усы передавали нервам даже едва заметную дрожь.

Мои чувства обострились настолько, что я даже заметил, что обнажен. Я ведь не ждал ничего подобного, потому и не надел под одежду специальный вязаный костюм, который не мешал мне двигаться в обличье волка, зато оставался на теле, когда я снова становился человеком. Я-то полагал, что белье еще на мне. Сидело бы оно на мне довольно сносно, так как после войны я остался без половины хвоста. Но трусы слетели во время прыжков.

Ну и черт с ними! Вау-у-у! Вперед!

Пыль забила мне нос, запорошила глаза и налипла на язык. Сорокафутовая метла направилась в мою сторону. Как страшно трещала эта бронзовая дура! Я проскочил мимо и тут же напоролся на ее товарку. Меня подбросило в воздух. Я грянулся оземь, вскочил и снова бросился вперед. К поверженному бронзовому коню. От него волнами раскатывался жар.

Тяжелая работка. Ну, мне уже приходилось сталкиваться с Огнем и похлеще. Моя человеческая часть скрутила в узел волчью. Я перемахнул через раскаленный металл. Шерсть затрещала, усы скрючились. Я завыл от боли, но не остановился. Тело изо всех сил боролось с повреждениями, но новые тоже не медлили. Пока я справлялся. Пока.

Но предел был близок – обезвоживание или еще какая гадость. Нужно спешить. Я обогнул тело коня, направляясь к капсуле и контрольной панели.

Из-за пыли и вони собственной паленой шерсти я едва не проскочил мимо хрустального седла. Оно разлетелось на куски, когда защитное заклятие потеряло силу, исказилось или чего там с ним случилось. Точно, Куртис Ньютон скорчилась под панелью управления. Ее обшивка, додонский дуб, защитил астронавтку. Но если бы она попыталась вылезти из капсулы, хрустальные осколки исполосовали бы ее как мечи, а металл вокруг пылал, словно костер для еретиков в средние века.

Но если Куртис сейчас не вытащить, она зажарится. Позади нее я углядел распахнутую дверь туалета. Небольшая заклятая гидра превратилась в лужу простой воды, которая мало-помалу испарялась и капала на изображение Хепера.