Текст книги "Операция «Луна»"

ГЛАВА 4

Второе августа властно входило в свои права, когда мы спустились в зал. Свартальф растянулся на широком подоконнике. Солнечные лучи тонули в его гладкой черной шерстке. Он был похож на меховую шапку.

Джинни подошла к нему и пощекотала шею и за ушками. Свартальф открыл один наглый желтый глаз и чуть слышно заурчал. Эдгар, который до сих пор восседал на ее плече, наклонился к коту и внятно произнес:

– Поздравляю, старый засранец.

– Веди себя прилично, птица! – возмутилась Джинни. И шлепнула ворона, не сильно, но многообещающе. Свартальф выпустил когти и заворчал. К счастью, дальше он не пошел. То ли он не расслышал ворона, то ли просто поленился покидать уютное лежбище. Искусство Джинни помогало коту сохранять здоровье, но вернуть ушедших лет оно не могло. Он был не дряхлым, а скорее почтенных для кота годов, во всяком случае, он в каждом вызывал почтение с первого взгляда. И если он все еще доминировал среди окрестных котов, то не благодаря удали, а хитростью и изворотливостью. Конечно, он сильно растолстел, и его уже невозможно было подвигнуть на магические дела, по крайней мере, так заявила Джинни и отправила кота на заслуженный отдых, как почетного пенсионера.

Нельзя сказать, что Свартальф и его преемник ненавидели друг друга. Это можно назвать профессиональной ревностью, которая время от времени приводила к сваре. Все началось с того, что Эдгар нагадил коту на голову. Не сказал бы, что специально, но уж слишком точно он попал. Кот подобрался, прыгнул и едва не смыл позор кровью врага. Джинни предотвратила смертоубийство. Свартальф отступил. Вернулся он с медалью в зубах, одной из тех, что получил в награду от таких прославленных учреждений, как Университет Трисмегиста, армия США, Евангельская лютеранская церковь и Американское Математическое общество. Он положил медаль на пол под насестом Эдгара. Когда ворон хорошенько разглядел блестящую штучку, которые обожают собирать его сородичи, Свартальф унес медаль и вернулся со следующей. Потом показал следующую, следующую, и так до конца. Эдгар был раздавлен.

Я подошел к другому окну и выглянул на улицу. На нашем заднем дворе росло старое хлопковое дерево, которое давало густую тень, за ним виднелся сад. Но сразу за лужайкой коричневатой травы начиналась дорожка, выводившая на асфальтированную дорогу, над которой дрожало жаркое полуденное марево. По ту сторону дороги теснились дома, похожие на фермерские ранчо, вокруг которых вырубили все деревья. А над ними синело яркое безоблачное небо. Их куклы-эскимосы наверняка уже устали охлаждать воздух…

Нам повезло, что мы переехали сюда. Наш дом, сложенный из рыжеватого кирпича и покрытый красной черепицей, долгое время стоял на самом краю города. Добротное, на славу выстроенное жилище. Вокруг него, как грибы после дождя, возвелись пригородные домишки. Только грибы не растут на цементе, под аккомпанемент молотков и дрелей.

Грант застроили вообще под завязку, поскольку он расположен неподалеку от Твердыни и всего, что к ней прилагалось. Мы решили поселиться в Галапе, в пятидесяти милях к западу. Плевать на расстояния. Сверху видны величественные пейзажи, которые люди превращали в черт знает что такое. В Галапе сохранились черты прежнего Юго-Запада, было довольно места для детей, а Джинни получила прекрасную базу для того, чтобы вернуться к работе консультанта. Дело в том, что в этой местности проходили ежегодные религиозные церемонии индейских племен. Что давало великолепную возможность исследовать и обучаться их видам магии, даже для бледнолицой женщины. При условии, конечно, если у нее есть на то способности. Не последнюю роль сыграло и то, что неподалеку на юге находилось пуэбло зуни.

– Какая мирная картина, – я постарался выразить свои чувства. – Прошлая ночь кажется теперь кошмарным сном.

– Ты перепутал, – ответила Джинни. – Мир вовсе не является нормальным состоянием. Твое собственное тело – это поле для битвы, которая происходит каждое мгновение. Чего же еще ждать от мира и любой другой точки вселенной, кроме Небес – если только Небеса не находятся в другом измерении, в чем я лично сомневаюсь, – неужели они должны как-то отличаться? Я полагала, что ты чему-то да выучился.

Странно, обычно она никогда не читала мне нотаций.

– Ты волнуешься? – спросил я.

– А ты уже все забыл?

– Нет, конечно. Но, оглядываясь назад, я думаю, не столкнулись ли мы с чем-то посерьезнее старикашки Койота. Есть в этой ситуации легкая доля юмора – черного, грубоватого, но не злого.

Уже договаривая, я пожалел, что не смолчал. Мои беспечные слова напомнили, как однажды мы с женой боролись с самым настоящим абсолютным Злом.

Джинни заметила, как я вздрогнул, и встала рядом.

– Койот и сам по себе тяжелый случай. Но он не смог бы сломать защитные заклятия и наделать всех бед в одиночку. Если причина действительно кроется в нем, значит, кто-то направлял его и помогал. Кто? Как? Почему? Последний вопрос – самый важный. – Воодушевление, которое охватило Джинни минуту назад, начало спадать. Голос дрогнул. – Что же мучает Уилла?

Я обнял ее за талию. Мы стояли, не говоря ни слова. Время от времени по дороге громыхали телеги, над домами проносились метлы, а вдоль тротуара шагали прохожие или собаки. Затем на нашу парковочную площадку степенно опустилась «Вольво».

– Это он! – вскрикнула Джинни и бросилась к парадной двери.

Я пошел следом и повнимательней пригляделся к брату моей жены. Он был на пару дюймов ниже меня, к пятидесяти отрастил солидный живот, но сохранил быструю и пружинящую походку. Сейчас он шел тяжело, безвольно опустив плечи. С его круглого, горбоносого лица, казалось, слетела последняя искра жизни. Внезапно я заметил, как сильно он поседел: в коротких волосах и бородке на манер Ван-Дейка стало куда больше серебра.

Но когда он пожимал мне руку, она была твердой и надежной, а зеленые глаза ярко горели за стальной оправой очков. Над вездесущими джинсами красовалась желтая шелковая рубашка и кулон долголетия, что делало его внешность почти вызывающей. Грейлока, среди всего прочего, интересовали Китай и его культура. Он знал историю Поднебесной, ее язык, несколько раз посещал эту страну как известный астроном и как турист и завел там много знакомств с коллегами и людьми других профессий.

– Заходи, – пригласил я. – Присаживайся. Кофе, лимонад, пиво? Надеюсь, что ты останешься на ланч.

– Спасибо, ничего не надо, – тяжело промолвил он. – Разве что закурю, вы не возражаете?

– Пожалуйста, – хором ответили мы: стандартно вежливый ответ на стандартно вежливый вопрос. Подставили пепельницу.

Мы с Джинни бросили курить много лет назад, но не стали косо смотреть на заядлых курильщиков. Главное, не дымите нам в лицо, а тем более на наших детей.

Уилл опустился в кресло, вытащил трубку и кисет, набил ее. Честно говоря, мне очень нравится аромат табака, который он курит.

– Я не помешал? – осведомился Уилл. – Мне казалось, что в это время вы будете заняты.

– Напротив, – возразила Джинни. – Прежде чем лечь спать вчера ночью, вернее, сегодня утром, я послала всем клиентам сообщение, что сегодня приема не будет. Да их и было трое или четверо, так что ничего страшного.

Клиентам она сказала, что должна помочь мне.

– Ну, а инженерные работы пока приостановлены, – сказал я. – Так что мы оба в твоем распоряжении, Уилл.

– Любезно с вашей стороны, – вздохнул он. – Свалился я на вас со своими печалями, как снег на голову.

– Ерунда, – фыркнула Джинни. – Надо было сразу приходить.

– Тем более, – заметил я, – ты сказал, что они могут быть как-то связаны с нашими печалями.

Он выпустил облачко голубоватого дыма и нахмурился.

– Возможно, это просто дурацкое совпадение. – Минуту помолчал. – Правда, мой доктор осмотрел меня и ничего не нашел, как и колдун, к которому я обратился.

– Я могу попробовать, – замялась Джинни.

– Милочка, во-первых, я знаю, что ты не станешь брать с меня денег, а мы, Грейлоки, привыкли платить по счетам. Если только не прижмет как следует. Во-вторых, и в-главных, меня обследовал Остин Яззи – Певец Навахо, поскольку я считал, что мог подвергнуться какому-то местному воздействию.

– А, Яззи! Он хороший человек. Охотно признаю, что в магии Юго-Запада я почти что полный профан, после всего-то пары лет здесь. Я кое-что узнала от зуни, но ничего определенного, что можно тебе посоветовать.

– А еще полно других навахо или хопи, с кучей разных богов, божков, духов и гоблинов, – внес и я свою лепту.

Уилл не удержался и поправил меня:

– Несмотря на языковые различия, я установил, что все эти народности придерживаются одной веры. В наше время это означает, что все они обладают одинаковой «степенью понимания». Но поскольку я как раз был в резервации навахо, к югу от Рамы, когда все… когда это случилось… ну и, естественно, я пошел посоветоваться с местным шаманом.

Джинни даже подалась вперед.

– Ты никогда нам об этом не рассказывал.

– Я не думал, что вам это интересно. И сейчас не думаю. Так, догадки, faute de mieux (За неимением лучшего (фр.). ). Но, если ты помнишь, где-то год назад я сказал вам, что узнал одну вещь, которая переворачивает все мои изыскания вверх дном.

Я кивнул.

– Это после того, как ты усовершенствовал свой прибор, да?

Я имел в виду его спектроскоп, изобретение Уилла, которое десять лет назад потрясло современную астрономию и неимоверно усилило общественный интерес к космическим полетам – когда открылось, что на Луне обитают невидимые живые существа.

– Не совсем. Еще раньше я обнаружил признаки того, что эти Создания, кем бы они ни являлись, далеко не такие хорошие, как представлялось вначале. Несколько знакомых исследователей в разных странах пришли к одинаковому результату. Мы ничего не стали публиковать, а сохранили это в тайне, поскольку не имели точных доказательств. Характеристики поляризации лунного света чертовски трудно измерить, отделить друг от друга и выявить изменения во времени, а потом еще расшифровать. – Трубка Уилла задрожала в руке. – Но это вы от меня уже слышали или читали в «Магической Америке» и «Паранормальной Истории». Чего вы не знаете, так это того, что изменения хаотичны и фрактальный анализ близок – близок! – к тому, что эти Создания имеют дьявольскую природу.

Я забыл, как дышать. Джинни закаменела.

– Потому ты и сделал спектроскоп с большей чувствительностью? – догадалась она.

– Да. Ну, мне он и так был необходим. Проем побольше, драконья шкура дает лучшую дифракцию и…

Уилл сел на своего любимого конька, на мгновение даже расцвел, но Джинни грубо оборвала его:

– Без подробностей. Почему ты не дал мне взглянуть на результаты? У меня такой нюх на дьявольщину, что сама иногда жалею.

– Я же сказал, они слишком недостоверны. Информация обрабатывалась бессчетное количество раз, ошибки всегда возможны, а результаты с тем же успехом могут свидетельствовать и о том, что лунные Существа построили казино и универсальный магазин. У меня есть только догадки, что у них там что-то идет неправильно. Некоторые мои коллеги согласились, некоторые нет. Все сошлись на том, что нам нужны более точные сведения. Он помолчал.

– У меня были средства, были кое-какие идеи. Я работал в одиночку и в тайне, потому что вам известно, как дураки умеют портить все дело. К этому июлю я построил новый прибор и настроил его по анху, тетраграмматону и перевернутой пентаграмме. Очевидно, придется повозиться, чтобы вызвать оттуда кобольдов. В полнолуние, когда Луна находилась ближе всего к Земле, я поехал с ним в пустыню для проверочных тестов.

Уилл запнулся. Его трубка дымилась, как погребальный костер Зигфрида. Он собирался с силами, чтобы продолжить, но

Джинни подогнала его:

– И что произошло?

Он снова вздохнул.

– Не знаю точно. Может, э-э, пузырек горчичного газа, или что там Скрудж сказал призраку Марли… Прежде такого не бывало… – У него сорвался голос. – Понимаешь, Вирджиния, это было что-то другое!

– Расскажи, – мягко попросила его сестра. – Будет легче.

– Едва ли я могу все пересказать, я и сам не очень понял, в чем дело. Возможно… о, я как раз размышлял о японской принцессе Тамако. Да и кто тогда о ней не вспоминал?

Я, например. Я воспринимал те несколько дней мировой скорби и печали, как повальную истерику. Вправду, такой страшный конец бурной и горькой судьбы – настоящая трагедия, но трагедии случаются каждый день, а мы их чаще всего не замечаем.

Уилл заставил себя вернуться к рассказу.

– Ну, я провел такие же наблюдения, как и раньше, потом залез в спальный мешок, чтобы вздремнуть и вернуться к исследованиям до захода луны. Вокруг все было серебристое под ее светом – песок, трава, камни. Звезды казались такими чужими и холодными, вдалеке… Неважно. Я заснул. И увидел кошмар. Наверное, я крутился и дергался во сне, потому что, когда проснулся, обнаружил, что скатился с надувного матраса. Продолжать исследования я больше не мог. У меня тряслись руки, я делал ошибку за ошибкой. И с тех самых пор, вот уже два месяца, моя работа летит коту под хвост. Мне не хватает сил, все мысли из головы куда-то вылетают, я гублю эксперимент за экспериментом…

Он зябко передернул плечами.

– Доктор считает, что это депрессия, и даже выписал мне рецепт. Не помогло. Певец сказал, что это похоже на проклятие или какое другое недоброе влияние, и попробовал Путь Врага. Тоже не помогло, так что он отступился.

– Путь Красоты не применишь до самой зимы, – задумчиво сказала Джинни. – Слишком долго ждать, и может статься, что он тоже бессилен. – Она прищурилась. – Ты помнишь эти кошмары?

– Смутно. Страшные, злые твари и… и китайские иероглифы, которые сплетаются, как клубок змей… Но то… та гадина, что ко мне приходит, кричит на разных языках. Похожа на женщину, в хламиде с широкими рукавами, волосы развеваются. Она раскрывает рот, полный зубов… – Уилл содрогнулся. – Примерно так. Остин Яззи ничего из этого не вытянул.

– Может, это не его профиль… Ладно, что было прошлой ночью?

Уилл нахмурился. Я прямо почувствовал, как он осторожно копается в своих страхах и переживаниях перед тем, как выудить их на свет.

– Я уже говорил, что весь день ощущал себя последней развалиной. Под конец я свалился в кровать и заснул. Повторился тот же кошмар с этой отвратительной женщиной. Она… она ездила на мне, как на лошади…

– Как гаитянские оби скачут на молящихся? – я попытался продемонстрировать свои познания.

– Нет-нет, – возразила Джинни, – это так говорят, а на самом деле никто ни на ком не скачет. К тому же оби – существа добрые.

– А я выразился буквально, – продолжал Уилл. – Что до молитв, я не ощущал ни восхищения, ни экзальтации, ничего хорошего. Было холодно, как в могиле, дул ветер, она погоняла меня хлыстом… Пока у меня не помутилось в голове.

Он встряхнулся. Голос его окреп.

– Хватит. Мне уже не стыдно за свои жалобы. Если вчера мы видели происки Врага, а это наверняка его происки, неудивительно, что он нападает на меня. Я ведь имею прямое отношение к проекту.

– Самое прямое, – пробормотал я.

– Но ты полагаешь, что они действуют еще коварней, – предположила Джинни.

– Гм, когда я проснулся, встал с постели и отправился в ванную… Не считая того, что я чувствовал себя избитым до полусмерти, я заметил пыль у себя на ногах. Приглядевшись получше, обнаружил следы пыли и на ковре. Я страшный аккуратист, Вирджиния, ты знаешь. Да, в обед я выходил на прогулку, надеялся, что свежий воздух пойдет на пользу моим нервам. Возможно, в том жалком состоянии духа я не обратил внимания, что наследил. Одним словом, не помню. Исходя из нависшей над нами угрозы, я все вам рассказал. Возможно, что это полнейшая ерунда.

– А вы, ученые, постоянно твердите, что не бывает лишней информации, – улыбнулась Джинни. Улыбка получилась кривой, как и сложившиеся обстоятельства. – Ты был абсолютно прав, что решился все рассказать. Все, что у нас есть, так туманно…

Зазвонил телефон.

– Личный разговор с доктором Матучек от известного ей лица, – объявил аппарат.

– О, черт! Простите.

Джинни встала и подошла к телефону. Естественно, экран она не включала, а трубку поднесла к уху. Мы с Уиллом не отличались любопытством, но, кажется, разговор касался только моей жены. Мы сидели, а в голову никак не шло начало непринужденного разговора.

– Да… – услышал я. – Правда? Так вы в порядке? А, понятно. Да-да, я понимаю… Противные газетчики осаждают ваш дом… Давайте сделаем так. Вы выходите и говорите им: «Никаких комментариев». Конечно, они увяжутся за вами, но… Знаете салун Сипапу на Шошонской улице? Ага. Возьмете такси. Будете там в… двенадцать пятнадцать. Закажите пиво или еще что, отхлебнете и выйдете в туалет. Даже дамы-репортеры едва ли рискнут потащиться за вами туда. Я буду вас там ждать с шапкой-невидимкой. Мы доберемся ко мне, где и попробуем решить вашу проблему. А потом мы вызовем такси, и вы спокойно отправитесь домой… Всегда рада помочь. В такой неразберихе всегда нужно искать конкретные решения… Хорошо, в пятнадцать минут первого в салуне Сипапу.

Она положила трубку и повернулась к нам.

– Извините, мальчики, но я вынуждена вас ненадолго покинуть. Надеюсь, вы отнесетесь снисходительно к леди, которую я привезу, – не станете любопытничать и сплетничать. Пойду займусь своим снаряжением.

Эдгар вспорхнул со спинки кресла и опустился на ее плечо. Джинни ушла. Свартальф дремал, Валерия дулась, а Бен с Криссой играли в детской. Я остался наедине со своим незадачливым родственником.

ГЛАВА 5

Первым молчание нарушил я.

– Эй, как насчет чашечки кофе? Или ты, кажется, предпочитаешь китайский чай? У нас есть «Лапсанг Сучонг», который тебе так нравился.

– Спасибо. Неплохо бы. – Он потопал следом за мной на кухню. В нем проснулось обычное, несколько профессорское чувство юмора. – Было бы лучше, если бы я «остался у зеленых берегов, курил смешную трубку, пил чай и слушал глупые советы с глупою улыбкой»? Китс не прав.

Понятия не имею, откуда он выдрал эту цитату, а спрашивать не стал. Я рос в маленьком городишке, меня заприметил талантливый голливудский режиссер и предложил роль в фильмах вроде «Зова предков» и «Серебряного вожака». Потом случилась война с Халифатом, и армия нашла лучшее применение моим способностям. После войны я учился инженерному делу на свою солдатскую пенсию, потом начал работать на «Норны» на Среднем Западе, а после перевелся сюда, на Юго-Запад. Я полагал, что чему-то научился, пока меня бросало по свету, но никто не оказал на меня такого влияния, как жена. Конечно, она заставила меня проштудировать гору книг, изучать историю, мировую литературу и тому подобное. Но я до сих пор любил возвращаться в родной городок на День Благодарения, когда весь клан собирается вместе, и вести обычные разговоры обычного городишки. Джинни всегда держалась там на высоте, бывала мила и очаровательна и постоянно уверяла меня, что ей это интересно и она нисколечко не скучала. Я держал свои подозрения при себе и был ей благодарен.

Неудивительно, что нью-йоркские Грейлоки – семья с укоренившимися интеллектуальными традициями, и Матучеки из калифорнийского Уотсонвилля им не чета.

Мы зашли на кухню.

– Жаль, что это не мой дом, – заметил Уилл.

Сам он жил в маленьком домике в старой части Галапа, приспособленном на одного жильца и совершенно не рассчитанном на книжные завалы. Комнат там было раз-два и обчелся. С тех пор как Уилл пристрастился к кулинарии, он иногда приезжал к нам и закатывал банкет на всю нашу братию.

Его слова свидетельствовали, насколько он измотался, ведь Уилл обычно не повторялся, а эту фразу я от него уже слыхал. Я оглядел испанский кафель, полированную эмаль и деревянные панели и наконец нашелся, что сказать на отвлеченную тему.

– Да, здесь хорошо. Только, признаться, я скучаю по домовому, который у нас когда-то жил.

– Так вы говорили, что он озорничал, – отозвался Уилл, стараясь поддержать непринужденный тон беседы.

– Не особо, в основном дразнился, пока мы не запретили Свартальфу гоняться за ним. Бывало, он играл с Вэл, а потом и с Беном, когда они были маленькими. Соседские дети лопались от зависти, у них-то не жил никто из таких Созданий. Жаль, что Крисса не застала его. Тогда я и приучился перед отъездом ставить плошку с молоком для домового, потому возвращался быстро.

Уилл усмехнулся.

– Да, я помню наших, с Лонг-Айленда. А разве у индейцев нет маленького доброго народца?

– Никогда не слыхал. Злые есть. Джинни тебе много чего о них расскажет. В этом смысле европейцам сильно повезло.

Я слышал о планах по перевозке маленького народца. За морем их развелось бог знает сколько. Только вот кому это надо? Наши американские феи, оборотни, домовые и другие Создания прибыли сюда в начале столетия, сразу после Пробуждения. Для них это был новый чудесный мир, и если человеческая семья, к которой они привязались, ехала за океан, Создания отправлялись следом. В то же время многие приноровились к новым условиям и на старом месте. Например, гномы пришлись очень кстати в индустриальных районах.

То же можно сказать и о «мифических» животных. Такие полезные тварюшки, как единороги, встречаются повсеместно, но вот в канадских лесах вы скорее натолкнетесь на вендиго, чем на лешего; нескольких выживших огнедышащих драконов больше не используют в военных целях – да и пользы от них кот наплакал, – так что их поместили в разные зоопарки Европы. И так далее.

Тут я сообразил, что снова впал в дурную привычку мысленно отталкиваться от неприятной реальности. Я завозился с чайником, заварочным чайничком и печкой. За моей спиной зазвучал голос Уилла:

– Да, древний народ может быть иногда милым или забавным. Но далеко не все, которые Проснулись.

Наверное, он вспомнил о своих с Джинни родителях – чудесных, талантливых людях, которые не вернулись из отпуска за границей. На них напал злобный, недавно пробудившийся, а потому ничего не соображающий грифон, слетел с балканского пика и сбил их метлу. Я не знал, чем утешить это старое, въевшееся горе. Но когда он снова заговорил, стало ясно, что он мыслил шире:

– Нет, злые существа никогда не вызывали особых затруднений, мы смогли усмирить их, как когда-то усмирили тигров и волков.

Он запнулся, и печаль в его голосе сменилась смущением.

– Ой, не обижайся, Стив. Ты понимаешь, о чем я говорю. Тем не менее злой разум – включая и человеческий, особенно теперь, когда к людям вернулись древние силы…

Я поставил чайник на огонь и повернулся к нему. Так, подумал я, сказываются ночные кошмары. Его потянуло в отвлеченные, умозрительные рассуждения, чего раньше не случалось. А раз он уверился, что существует связь между его кошмарами и катастрофой в Твердыне, то и давление на него должно усилиться, а ведь Уилл уже два месяца живет как в аду.

Возможно, капля здравого смысла прочистит ему мозги.

– Послушай, – начал я, – мы знаем, что Враг проник во все закутки Вселенной, по крайней мере туда, где обитает павшее человечество. И если сейчас его агенты, демоны или еще кто, выступают почти открыто, впервые за многие века, то нам следует встретить их во всеоружии и побороть. Любыми средствами, будь то экзорцизм или волшебство. Что до человеческих грехов – да, кое в чем демоны преуспели, но кое до чего и не дотянулись. А ведь могли. Например, тибетские молитвенные колеса, которые вращаются и не допускают применения ядерного оружия… Надеюсь, и не допустят.

– Гм-м, правда, – признал он.

– А наука и производство? – не унимался я. – Чем бы ты занимался, если бы не магия?

– О, я все равно стал бы астрономом. – Он мгновение поколебался. – А может, и не стал.

Тут уже я запнулся. Насколько мне известно, он всю жизнь бредил небесами. Женился поздно, а когда его супруга умерла бездетной, он остался вдовцом, хотя и провожал взглядом хорошеньких женщин. Исследования отнимали все его силы и время. А отцовские инстинкты он удовлетворял, исполняя роль дядюшки Уилла для наших детей.

Или мне так казалось? Я уже начал сомневаться.

Я не хотел совать нос в его дела, а просто собирался направить его мысли в более радостное русло.

– А Джинни? Конечно, ей привелось попасть в иную реальность и едва остаться в живых, но разве она достигла бы таких высот, если бы не было магии?

Истинно высот. Когда они с Уиллом осиротели, он нанял адвокатов, нашел нужные связи и оттягал право стать опекуном сестры. Поступив в Гарвард, он, правда, не мог ничего сделать, кроме как отдать ее в лучшую школу-пансионат. Одиночество, талант и целеустремленность, как раздутые паруса, пронесли Джинни через годы в школе и колледже, так что свою магистерскую степень она получила в семнадцать. Жажда знаний не уходила, и она заставила брата снова потеребить старые связи и на следующий год устроилась на работу в нью-йоркском рекламном агентстве, которое специализировалось в стихийных и других паранормальных областях. Помешала война, которая научила Джинни независимости. Тем не менее после войны она вернулась к учебе и получила степень доктора философии. Замужество и дети снова увели ее от науки. Но мне интересно, сколько высоколобых профессоров смогли бы выжить в самом сердце Пекла, откуда мы с победой вернулись домой? Теперь она твердо стоит на ногах, помогая людям решать их проблемы. Получает она несравнимо больше меня. Но я не ревную, а горжусь. Однажды она сказала со смехом, что самцы волков никогда не сомневаются в своей мужественности.

– Молодец девочка, – кивнул Уилл. – Если какой демон перейдет ей дорожку, боже спаси того демона.

Больше он не шутил. Но я хотя бы смог поднять ему настроение настолько, чтобы он начал смотреть на вещи философски.

– Да, спорный момент, – задумчиво произнес он. – А что, если бы Джеймс Ватт никогда не родился? Есть же бессчетное число планет Земля, где его не было.

Чайник свистнул и выдал струю пара. Я залил заварочный чайничек.

– Но научная революция все же неизбежна – начиная хотя бы с примитивных паровых двигателей для откачки воды в шахтах, – заговорил во мне инженер. – Работы Карно по термодинамике, выводы Максвелла о том, как базовые принципы кардинально меняют результат. Нужно еще учитывать Фарадея, и Кельвина, и Герца… Длинный выходит списочек.

– Но ты же знаешь историю параллельных пространств и их отражений, целую череду совмещенных реальностей. Ты даже побывал в одной такой.

Я скривился.

– Нижний Континуум – это кое-что иное. Там все отличается от нашего мира – геометрия другая, все искажено и вывернуто наизнанку.

И Создания там мерзкие. Демоны.

– Да, я просто неудачно выразился. Я имел в виду миры, которые почти похожи на наш.

– Джинни считает, что мы никогда не установим с ними связь. Слишком незаметная разница.

Меня как-то втянули в один такой эксперимент. Пустая трата времени. Мы так и не получили ответа на свои телепатические послания. Возможно, те, кто их получил, просто не знали, как ответить.

Заварочный чайник нагрелся. Я вылил воду, засыпал чай и залил свежим кипятком.

– Я пытался представить себе, как они могут выглядеть, – сказал Уилл.

– Многие пытались. – Нужно поддерживать разговор. – А о чем именно ты думал?

– Ну, представь… есть же миры, где такое бывает… представь, что Эйнштейн и Планк не встретились в 1901 году. И стали каждый по-своему объяснять парадоксальные открытия в физике последних лет девятнадцатого столетия. Вместо релятики мы получили бы отдельные теории релятивистского движения и квантовой механики и не смогли бы свести их вместе. Или вообрази, что Моусли через несколько лет не применил бы новые способы исчислений у себя в лаборатории и не вывел бы свойства холодного железа, которое высвобождает магические силы… Мы бы получили мир, где господствует бензин и электричество. Железные дороги были бы такими же, как наши, но люди ездили бы в основном на безлошадных каретах и летали бы на дирижаблях.

– И ты бы анализировал спектр, а не спектры.

– Если бы я вообще пошел бы в астрономы, – пробормотал он. Потом спохватился и громко добавил: – Сомневаюсь, что на Луне вообще что-то обнаружили бы. Все, что осталось от пара-природы, не Пробудилось бы, осталось бы скрытым. А ведьмы и колдуны не были бы уважаемыми специалистами, а поголовно одними мошенниками и шарлатанами.

– А биологи недоумевали бы: к чему нужны некоторые части ДНК у таких, как я. Точно!

Я взял поднос, расставил чайничек, чашки, блюдца и тарелочку с миндальным печеньем. Уилл пил чай как китаец – без молока и сахара, даже если сам напиток и рядом не стоял с китайским собратом.

– Политические и исторические параллели не менее интересны, – продолжил Уилл. – Думаю, что до 1900 года европейская война была неизбежной, но то, во что она вылилась и чем закончилась…

– Гм, да. – Сам-то я о таком не задумывался, так что мне стало даже интересно. – Вот у нас как было. Неожиданно народности, которые поддерживали, э-э, так сказать, магические традиции, обнаружили, что они работают. Они резко выдвинулись вперед, если не в теории, так на практике. Африканцы, австралийцы и наши индейцы, особенно местные племена. Да, они далеко ушли и как следует утерли нос бледнолицым. Утереть кому-нибудь нос – это же самое главное. Должно быть, там было бы совсем не так. – Я взял поднос. – Идем обратно.

Мы вернулись в гостиную. Я разлил чай. Мы пили и обсасывали косточки неизвестному миру. Сердце радовалось, глядя, как Уилл снова становится самим собой.

Тут появилась Джинни. Мы с Уиллом вскочили, поскольку за ней вошла еще одна женщина – Куртис Ньютон.

Выглядела она чудесно. Без сомнения, голова у нее была перевязана, но Куртис скрыла повязку под тюрбаном. Она сразу направилась ко мне и обеими руками сжала мою ладонь.

– Не было возможности поблагодарить тебя, Стив, за то, что спас мне жизнь, – пылко произнесла она. – Разве можно выразить это словами! И все равно спасибо!

– А, ничего героического сроду за мной не водилось. Рад, что смог помочь.

Я всегда испытывал стеснение рядом с ней – такой высокой, плечистой, рыжеволосой, как и моя Джинни, хотя Куртис всегда носила короткую стрижку. Вероятно, потому, что вся моя работа в астронавтике сводилась к инженерии, да и то по большей части мне магически помогала жена. А Куртис была одной из избранных, из тех, кто полетит!

Если только мы воскресим проект «Селена», .. или добьемся существенных, именно существенных результатов в операции «Луна». Если, если, если.

Какое-то время мы вчетвером вежливо болтали ни о чем, но я отчетливо ощущал напряженность и вовсе не удивился, когда Джинни сказала:

– А теперь, если вы нас извините, мы с Куртис отлучимся. Ненадолго, а потом сообразим что-нибудь к ленчу.

И ушли в ее кабинет. Мы с Уиллом остались. Он проводил их долгим взглядом, а потом тихо выдохнул, так, что я еле услышал: