Текст книги "Коплан сеет панику"

Глава 3

Это странное, совершенно неожиданное предложение вызвало у Коплана недоверие и озабоченность. Фредрик уехал из Стокгольма? Тогда почему он, воплощенная осторожность, оставил инструкции, предписывающие эмиссару разведгруппы приехать к нему домой? Или его квартира превращена в мышеловку после того, как его арестовали шведы?

Все эти возможности вертелись в голове Коплана и усиливали его нерешительность. Однако надо было выбирать, и немедленно.

– Напомните мне ваш адрес, я никак не могу запомнить шведские названия, – сказал он извиняющимся тоном.

– Вальгаллаваген, дом сто тридцать восемь, в Лилл-Янсскоген.

– Вы не могли бы повторить?

Женщина повторила по слогам, потом добавила:

– Приезжайте на такси, так будет проще. У меня для вас срочное поручение.

В ее голосе была настойчивая просьба, как будто она опасалась, что была недостаточно убедительна.

– Я приеду к девяти часам, раньше я не смогу, – уверил Коплан.

– Хорошо, я вас жду.

Разговор закончился, и Франсис медленно повесил трубку.

Он вышел из кабины и пошел прямо, наугад, только чтобы дать себе время на размышления.

Что означает эта история?

Некрасов не знал ни фамилии Фредрика, ни его адреса. Следовательно, Коплан даже не знал, действительно ли незнакомка, с которой он говорил, указала ему адрес Фредрика или она вызвала его совсем в другое место.

Что означало это приглашение, полностью противоречащее мерам предосторожности, принятым Фредриком для его связи с советской разведкой?

Франсис уже не раз оказывался в столь же затруднительных положениях и спокойно просчитал риск, которому подвергался, отправляясь в Лилл-Янсскоген.

Отступать было не в его характере. Да и что с ним могло случиться? Попасть в ловушку, расставленную шведской контрразведкой? Это, конечно, было бы неприятно, но могло уладиться: его бы отпустили после того, как он открыл бы свою принадлежность к французской разведке и рассказал всю историю.

А что, если мышеловка была поставлена организацией, о которой Фредрик рассказал эмиссару Москвы?

Коплан поднял глаза и осмотрелся. Увидев площадь, украшенную конной статуей и Королевской оперой, он понял, куда надо идти, чтобы добраться до почтамта.

Дождь лил с наводящей отчаяние монотонностью. Коплан быстро перешел улицу и, подняв воротник, поспешил к широкому проспекту.

Меньше чем за час десять минут он достиг цели. Зайдя в зал, он поискал глазами справочное окошко и подошел к сидевшему там работнику.

Тот, как большинство шведов, говорил по-английски.

– Я нашел связку ключей от машины, прикрепленную к брелоку с телефонным номером, – объяснил Франсис. – Я уже несколько раз звонил, но никто не отвечает. Так что я решил послать эту связку владельцу по почте. Могли бы вы дать мне адрес, соответствующий номеру 25-16-34?

Служащий поскреб висок. Этот иностранный гость, конечно, не мог терять много времени, и его просьба была продиктована похвальными намерениями.

– Подождите две минуты, – попросил служащий.

Он снял трубку телефона, дважды повернул диск, изложил на непонятном языке просьбу пришедшего.

Когда в наушнике послышался голос, он схватил авторучку и набросал несколько слов на листке блокнота.

– Вот, – сказал он, поворачиваясь к Франсису, после того как положил трубку. – Эти ключи принадлежат господину Энгельбректу, Лилл-Янсскоген, Вальгаллаваген, дом сто тридцать восемь.

Он протянул листок. Коплан взял его и рассыпался в благодарностях.

По крайней мере этот пункт был выяснен: женщина назначила ему встречу в доме Фредрика.

Узнав это, Коплан вскочил в такси и велел отвезти себя в посольство Франции.

Было без пяти девять, когда Коплан вышел в сотне метров от места назначения.

Вальгаллаваген была небольшим бульваром, являющимся границей между собственно городом и лесистым пригородом, где богатые виллы утопали в больших садах.

В этот вечерний час большинство людей вернулось домой. Редкие машины и немногочисленные прохожие передвигались по этой великолепно освещенной улице.

Коплан пешком дошел до дома сто тридцать восемь – пятиэтажного здания с широкими окнами, первый этаж которого был занят рядом индивидуальных гаражей. У центрального входа, возле доски с кнопками звонков, находилось переговорное устройство.

Коплан нажал кнопку, помеченную «Энгельбрект», и слишком поздно понял, что он не должен знать фамилии Фредрика. Но у него не было времени сожалеть об этом слишком импульсивном движении, потому что, донесясь из громкоговорителя, искаженный женский голос спросил:

– Мистер Пауэлл?

– Да.

Щелчок. Замок открылся. Коплан толкнул дверь, вошел в маленький холл, где находились два лифта.

Он поднялся на четвертый этаж, заинтригованный тем, что его там ждет, и готовый дать отпор.

Когда он открыл дверь кабины лифта, то заметил женщину, стоявшую на пороге квартиры. Довольно молодая, кругленькая, с красными щеками и встревоженным лицом. Она сделала ему знак войти, не говоря ни слова.

Коплан, держа левую руку в кармане пальто, прошел перед ней в прихожую. Хозяйка тщательно закрыла за ним дверь, потом провела его в гостиную с мебелью светлого дерева, уютную от цветов.

– Я миссис Энгельбрект, – сказала она. – Произошло нечто ужасное… Вчера неизвестные дважды выстрелили в моего мужа из револьвера.

Коплану не надо было притворяться изумленным.

– Я… Я надеюсь, что его не убили? – проговорил он.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Он в «Софияхеммет», больнице возле стадиона, недалеко отсюда. Пули извлекли, и есть надежда, что он выздоровеет.

По приглашению женщины Коплан опустился в кресло. Удивленный новостью, которую ему сообщила супруга Фредрика, он чуть не забыл, что в ее глазах он был советским агентом.

– Вы его видели после драмы? – спросил он, нахмурив брови.

– Да… Утром. Он пришел в себя и имел силы…

Потрясенная, комкая платок, опустив глаза на ковер, она прокашлялась, чтобы договорить:

– …открыть мне вещи, о которых я не подозревала. В частности, что я должна делать, если вы мне позвоните.

Значит, Фредрик догадывался, что эмиссар из Москвы – настоящий – приедет в Стокгольм? Зная время его звонка, Коплан подумал, что опережает этого связного на двадцать часов. Не слишком много.

– Мне совершенно необходимо поговорить с Фредриком, – глухо прошептал Франсис. – Когда я смогу его навестить?

– Он тоже хочет видеть вас, – заявила его по-прежнему встревоженная собеседница. – Вы могли бы прийти в больницу завтра утром, после десяти часов.

– Ваш муж не находится под наблюдением полиции?

Ее фаянсовые глаза округлились.

– Он? Почему?

Фредрик, должно быть, открылся не до конца. Франсис выкрутился:

– Его должны были допрашивать после покушения. Преступник арестован?

– Не думаю, – сказала госпожа Энгельбрект. – Когда инспектор пришел сообщить мне вчера вечером, он спрашивал, были ли у мужа враги, был ли кто-то особенно настроен против него. Значит, они ищут убийцу.

– Какие еще вопросы он вам задавал?

– О… Я думаю, разговор длился целый час: чем он занимался, сколько зарабатывал, политические взгляды, имел ли долги, вел ли правильную жизнь и тому подобное. Но подумайте: Фредрик – инженер на атомной станции… Это отрасль, куда берут людей только с хорошими рекомендациями. Инспектор в конце концов признал, что нападавшие хотели отобрать у него деньги.

Коплан не был уверен в искренности полицейского: когда инженер-атомщик становится жертвой нападения, следователи не склонны подозревать заурядный налет.

– При каких обстоятельствах стреляли во Фредрика? – поинтересовался Коплан.

Несмотря на жару в квартире, женщина вздрогнула.

– Я точно не знаю, – пробормотала она. – Это произошло, когда он ехал на станцию, на ночное дежурство. Я не понимаю, почему он вышел из машины в этом квартале, почти пустынном ночью. В любом случае, две пули попали ему в спину.

Коплан задумался. Возможно, Некрасов все-таки не врал, утверждая, что его пытались убить. И если Фредрик требовал, чтобы советский разведчик пришел к нему в больницу, значит, он должен был передать важное сообщение.

Коплан, вздохнув, сказал:

– Мне действительно жаль его и вас, миссис Энгельбрект. Я осмелюсь дать вам совет: покиньте Стокгольм до полного выздоровления вашего мужа. Я уверен, что он согласится с моим мнением.

У ошарашенной шведки округлились глаза.

– Я? Но зачем?

Он покачал головой.

– Поверьте мне, так будет лучше.

Он не испытывал опасений за жизнь достойной дамы, но хотел, чтобы она отсутствовала, когда приедет настоящий коллега Некрасова.

Под впечатлением от разговора, полного недоговоренностей, женщина почувствовала, что ее заливает волна страха.

– Я… Но… В общем, вы думаете, что… – пролепетала она, сбитая с толку.

– Уезжайте завтра днем, после последнего визита к Фредрику, – отрезал он, вставая. – Вам тоже угрожает опасность.

Он пожал ей руку, поклонился и вышел из квартиры.

Выйдя на улицу, он огляделся по сторонам, прежде чем направиться в центр. В тридцати метрах впереди, на другой стороне бульвара, он заметил стоящий «опель-капитан» светло-желтого цвета.

По его губам пробежала едва заметная улыбка. Судя по всему, он напрасно мобилизовал эту машину посольства.

* * *

Ближе к полудню следующего дня он вернулся в Лилл-Янсскоген и на этот раз остановился перед широким крыльцом больницы.

В регистратуре он узнал, в какой палате находится господин Энгельбрект. Медсестра в безупречном светло-голубом халате и в очень шедшем ей чепце старательно указала ему дорогу на весьма приблизительном английском при помощи плана больницы.

Лифт, коридоры с покрытыми лаком стенами, запах антисептиков, тишина.

Коплан осторожно постучал в дверь с цифрой тридцать восемь на третьем этаже. Не получив ответа, он приоткрыл ее.

Мужчина с седеющими волосами и очень бледным лицом дремал на кровати ослепительной белизны. На ночном столике стояла ваза с несколькими цветами.

Пациент открыл глаза, когда Франсис закрывал дверь. Его глаза блеснули, но он не пошевелился.

– Я вернулся из Копенгагена, – прошептал Франсис. – Моя фамилия Пауэлл.

Фредрик Энгельбрект слегка вздохнул и взмахнул ресницами.

– Садитесь, – шепнул он.

Коплан придвинул стул, устроился рядом с раненым. Опершись локтями на колени, он прошептал по-русски:

– Вы знаете, почему вас хотели ликвидировать?

Инженер облизал губы.

– Я вижу только один мотив, – с трудом выговорил он. – Моя связь с…

Движением подбородка он указал на Коплана, и тот понял, что он подразумевает разведгруппу. Франсис кивнул в знак согласия.

– Вам… будет легко проверить, поэтому я вас и вызвал, – продолжал Фредрик. – Завтра, в три часа дня, у меня встреча с неким Ингваром Скоглундом, в Скансене, перед входом в музей. Если не придет…

Франсис мысленно закончил: если Скоглунд не придет, это будет означать, что он знает, что Фредрика ликвидировали, а значит, он связан с убийцей.

– Опишите мне его.

– Лет тридцати, лицо овальное, черты расплывчатые. Волосы и брови очень светлые, почти белые. Он среднего роста, скорее худой. Обычно ходит в шерстяной шляпе по тирольской моде.

– Ладно, очень хорошо… Но что делать, если он все-таки не придет на встречу?

Бледная улыбка изогнула бескровные губы Фредрика.

– Я знаю, где он живет, – сказал он сквозь зубы. – Я хотел узнать о нем больше… Посмотреть, кто за ним стоит.

Коплан сделал знак, что понимает, чтобы избавить его от излишних усилий.

– В Лидинге, Бромстенгатан, дом пятьдесят шесть, – сказал инженер.

Коплан слегка вздрогнул от удовольствия. Энгельбрект давал ему конец нити.

– Я не в курсе того, чем вы занимаетесь, – сказал Франсис, оставаясь в роли персонажа, которого изображал. – Мне просто приказано привезти ваши последние сведения о происходящем, и я не очень хорошо понимаю, что произошло. Кого представляет этот Ингвар Скоглунд?

Фредрик на мгновение закрыл глаза. Да, конечно, «почтальон», присланный к нему, попал в эпицентр козней, не имея ни малейшего понятия о происходящем в Стокгольме. Для того, чтобы он мог ориентироваться, следовало бы обрисовать ему ситуацию. Тем более что Энгельбрект, несмотря на уверения врачей, не был уверен, что выкарабкается.

– Пить… – попросил он.

Коплан повернулся к ночному столику, налил в стакан немного минеральной воды и поднес ко рту раненого.

Фредрик сделал глоток и подержал воду во рту, прежде чем проглотить.

Неожиданно в палату вошла медсестра.

Ее пристальный взгляд остановился на пациенте, потом на человеке, сидевшем рядом с ним.

Она произнесла фразу на шведском, и Энгельбрект отрицательно покачал головой. Она заговорила снова, глядя на Коплана, но тот не понял ни единого слова из того, что она говорила. Инженер ответил вместо него. Кинув на Коплана суровый взгляд, молодая женщина удалилась.

Коплан, боявшийся, что его выставят за дверь, с трудом поборол свое волнение. Он поставил стакан на столик, бросил на Фредрика вопросительный взгляд.

– Не пить много… Особо не утомляться, – перевел тот с печальной усмешкой.

Болезненная гримаса исказила его лицо, но он быстро взял себя в руки.

– Несколько месяцев Скоглунд меня ненавязчиво зондировал… Сначала я спрашивал себя, не работает ли он на шведскую контрразведку. От одного нашего информатора, занимающего высокий пост в этой службе, я узнал, что это не так… Тогда я поощрил Скоглунда. Наконец он сделал мне предложение, и я его принял. Он хотел знать, как оборудован центр, где я работаю, и где установлен атомный реактор, служащий для изучения материалов, предназначенных для строительства других реакторов. Задохнувшись, он замолчал.

– Я завоевал доверие Скоглунда, – продолжал он шепотом. – Я не понимал его мотивов. Однажды он мне открыл, что собирает данные для исследования об опасностях, которым подвергается население из-за увеличения числа атомных станций. Сверхсекретное исследование, по его словам, ведет всемирная организация общественного здравоохранения. Он мне сказал, что работы уже далеко продвинулись во Франции и СССР и что добровольные информаторы во все возрастающем количестве сотрудничают с этой организацией.

– Я начинаю понимать, – сказал Коплан, чтобы дать раненому небольшую передышку. – Это могло казаться допустимым до того момента, когда вас пытались убить.

Фредрик кивнул:

– Поэтому я не посылал рапортов о тревоге… Я надеялся выяснить проблему собственными силами.

Коплан понял. Роль, которую Энгельбрект играл для Советов, вырисовывалась четко: он не поставлял им научные сведения – в этом они не нуждались, – а информировал о материалах, которые шведам приходилось закупать для своих станций за границей и которые русские могли им поставлять по более низким ценам. Торговое соперничество Восток – Запад. Так что инженер не должен был испытывать угрызений совести, удовлетворяя любопытство Ингвара Скоглунда.

– Вы передали Скоглунду план, который он у вас просил? – спросил Франсис.

– Документ – нет, – проговорил Фредрик. – Никогда. Я просто дал ему устные указания, позволяющие нарисовать набросок. При каждой встрече я сообщал ему новые детали.

– Возможно, вы сообщили все, в чем он нуждался? А после, так как вы становились ненужным…

– Как знать? – вздохнул Энгельбрект. – Теперь вам играть.

Коплан наклонился к нему.

– Я посоветовал вашей супруге покинуть Стокгольм, – заявил он тоном, полным заботы. – Ей может угрожать опасность, когда узнают, что вы не умерли.

Веки инженера поднялись.

– Правда, я об этом еще не думал… Да, она должна уехать. В Финляндию, например… У нас там родственники.

– Скажите ей это, – настаивал Франсис. – А вы что намерены делать, когда выйдете отсюда?

– Остаться. Они не будут повторять. А потом, полагаю, что за них возьмутся всерьез.

– Будьте спокойны…

С этими словами Коплан встал. Он хотел проститься с Фредриком, но дверь открылась, и вошел мужчина в белом халате. За ним следовал другой, в твидовом пальто, державший в пальцах фетровую шляпу.

Последней в палату вошла медсестра.

Врач обменялся одной или двумя фразами с сопровождавшим его штатским, потом обратился к раненому, тогда как другой посетитель посмотрел на Коплана острым взглядом.

Франсис понял, что он лишний, тем более что в разговоре доктора он различил слово, звучавшее близко к «полиция».

Он по-английски пожелал Энгельбректу скорого выздоровления, простился с присутствующими и вышел.

Глава 4

На следующий день, оказавшись в Скансене – юго-восточном районе столицы, – Коплан сожалел о том, что указания Энгельбректа не были достаточно конкретны.

«Перед музеем…» – сказал тот, указывая место своей встречи с Ингваром Скоглундом. Сложность заключалась в том, что их было три на расстоянии примерно в двести метров. Во-первых, Северный музей, большое здание которого тянулось вдоль красивого проспекта. Чуть дальше – Биологический музей, посвященный скандинавской и лапландской фауне. И наконец, в огромном саду Музей под открытым небом, где воссозданы в естественном окружении старые дома, фермы, церкви и мастерские Швеции былых времен.

Инженер, несомненно, не подумал уточнить место, потому что в его глазах Скансен был главным образом фольклорным парком, который летом посещает очень много народа. Но Коплан не мог доверяться этому чувству и решил ходить от одного музея к другому, чтобы быть уверенным, что не пропустит Скоглунда, если тот придет в назначенный час.

У Франсиса было время обдумать откровения Фредрика и сделать из них выводы, но он не мог объяснить удовлетворительным образом нападение, совершенное на советского шпиона, так же как и направленные против Некрасова, поскольку теперь он не сомневался в правдивости танцора.

Пытались ли их убить только потому, что они работали на русскую секретную службу? Или потому, что один из них передал другому информацию, важность которой не понимал ни один, ни другой?

Мысленно рассуждая сам с собой, Франсис шагал по проспекту, не переставая смотреть по сторонам.

Дождя не было, но, поскольку температура опустилась на несколько градусов, это позволяло ожидать первого снегопада. Видимость, к счастью, была хорошей, движение машин умеренным.

Коплан взглянул на часы, когда начал третий рейс между двумя крайними точками. Встреча должна была состояться шесть минут назад, однако он не ослаблял внимания и продолжал рассматривать прохожих.

Несколько раз ему казалось, что он узнал Скоглунда, но всякий раз был вынужден признать, что ошибся.

Через десять минут Коплан начал терять терпение. Он понимал, что после такого опоздания Скоглунд не появится.

Для очистки совести он предпринял последний заход, рассматривая теперь такси, останавливающиеся перед одним из музеев, и заглядывая внутрь стоящих машин.

В половине четвертого ему надоело. Он вернулся в светло-желтый «опель», стоявший в тупике (он выходил на причал), и сказал троим мужчинам, сидевшим в нем:

– Сорвалось, ребята. Надо будет взяться с другого конца. Тип не подал признаков жизни.

Разочарованные, сотрудники французского военного атташе немного поворчали, потому что перспектива выдать себя за шведских полицейских их не сильно забавляла.

– Партия только отложена, – пообещал Коплан, садясь рядом с водителем. – Парень даже интереснее, чем я думал: он мне нужен, и как можно быстрее. И не разрезанным на куски, если возможно.

Коплан предпочел не обращаться за помощью к «мирному отцу семейства», упомянутому Стариком во время их последней встречи. Ему были нужны два-три решительных человека, которых было легко заменить в случае осложнений со шведами.

Дени Равиньян, Поль Мобер и Бернар Раффе, все – сотрудники военной миссии, с энтузиазмом встретили эту командировку, выходившую за рамки их монотонных официальных обязанностей. Прекрасно говоря по-шведски, отлично зная страну и ее обычаи, они имели все качества, чтобы оказать Коплану эффективную помощь.

– У меня есть адрес этого Ингвара Скоглунда, и мы постараемся его сцапать сегодня же, потому что, если стрелявший в Энгельбректа узнает, что его жертва не умерла, вся банда может смыться.

– Отлично. Где же он обретается? – спросил Мобер, сидевший за рулем.

– В Лидинге… Вы знаете, где это?

– О, превосходно! Это район северо-восточного предместья. Мы от него всего в десяти километрах.

– Смешные вы люди, в СВДКР, – пошутил Равиньян. – Приезжаете забрать типа в Лидинге, чтобы узнать, что происходит у нас!

– Вы бы смеялись без передышки, если бы я вам сказал, как обнаружил в Восточном Берлине, чем занималась одна дама, жившая на бульваре Малерб, – возразил Франсис. – В этой работе прямой путь не всегда кратчайший между тайной и разгадкой.

Когда «опель» пересек мост длиной в восемьсот метров и въехал на остров, указанный Мобером, тот попросил точный адрес Скоглунда.

Коплан назвал его и добавил:

– Главное, не останавливайтесь перед его дверью. Маловероятно, что в этот час дня наш человек дома. Мы встанем поблизости, чтобы взять его, когда он будет возвращаться.

Бернар Раффе, до сих пор не сказавший ни слова, произнес:

– Мы рискуем проторчать тут долго и даже пустить корни, если, как вы предполагаете, он сменил место.

– Это, – философски заметил Коплан, – издержки профессии. Если Скоглунд не появится до полуночи, установим сменное дежурство.

Местность была слегка приподнятой. С некоторых участков была видна панорама Стокгольма. Поскольку уже начинало темнеть, в столице и в порту загорались огоньки.

Возле Бромстенгатан Мобер сбавил скорость.

– Почти приехали, – объявил он Франсису. – Где мы остановимся?

– Объезжайте потихоньку квартал, чтобы я мог его осмотреть.

Машина стала одну за другой объезжать стандартные улицы с недавно построенными домами. На маленькой скорости она проехала вдоль Бромстенгатан, и стало ясно, что Скоглунд жил в одной из этих ультрамодных многоэтажек с балконами.

– Ладно, посмотрели, – неожиданно сказал Коплан. – Остановитесь в месте, где стоянка неограничена. Мы разделим работу.

Сблизив головы, пассажиры «опеля» минут десять шепотом совещались. Были выработаны методы бесшумного похищения Скоглунда, а также поведение каждого на непредвиденный случай.

До пяти часов Мобер и Равиньян прохаживались поблизости от машины, готовые броситься к ней, если Коплан и Раффе приведут клиента, а те на тротуаре перед домом пятьдесят шесть как можно более незаметно следили за подходом шведа. После пяти часов они поменялись ролями.

Четверо мужчин заняли свои прежние посты и вели слежку, используя все классические приемы, чтобы остаться незамеченными.

Мысль, что Ингвар Скоглунд мог смыться, терзала Коплана, пока он слонялся вместе с Раффе перед витринами. Что делать, если будет потерян его след?

Местная полиция, он готов был дать руку на отсечение, не сможет найти нападавшего на Энгельбректа, к тому же инженер не упрощал задачу, наоборот.

Около семи часов движение оживилось, и на Бромстенгатан стало больше людей. Зажглись уличные фонари, многочисленные велосипедисты стали ездить осторожнее.

Раффе, не привычный к выявлению подозреваемого в толпе, слишком настойчиво смотрел на прохожих, и Франсис сделал ему замечание.

– Я уже раз десять думал, что засек вашего парня, – заворчал Раффе. – Когда он наконец действительно появится, я не решусь вам сказать из опасения быть снова отчитанным.

– Не расстраивайтесь, – сказал Франсис ровным тоном. – Готовьте вашу речь, Скоглунд в двадцати метрах от нас.

– Где? – спросил ошеломленный Раффе.

– Как раз впереди. Приближается. Следите за его шляпой по последней моде.

Глаза Раффе нашли субъекта среди других пешеходов. Он был всего в нескольких шагах от своего дома.

– Пошли, – сказал Коплан, ускоряя шаг. – Будьте сдержанны, властны и категоричны, как профессиональный полицейский. Он и на десятую долю секунды не должен заподозрить, что это туфта.

Через несколько секунд они преградили Скоглунду путь, и Раффе окликнул его по-шведски.

После первых же слов лицо Скоглунда исказилось. Он с трудом проглотил слюну, губы у него задрожали. Коплан наблюдал за ним, готовый броситься при малейшем подозрительном движении. Раффе, должно быть, велел ему следовать за ними, потому что Скоглунд слабо кивнул и, казалось, ждал, когда ему укажут направление, куда идти. Двое французов встали у него по бокам и заставили шагать к месту, где стоял «опель».

Операция прошла так естественно, что никто на улице ее не заметил. Коплан поздравил себя с успехом. Он эскортировал пленника с чувством, близким к ликованию.

Мобер издалека увидел сцену; он ускорил шаг, чтобы подойти к машине, а Равиньян уже садился в «опель».

Вдруг шляпа Скоглунда взлетела в воздух. Швед покачнулся, его ноги ослабли, и он растянулся бы на земле, если бы две сильные руки не подхватили его.

Коплан подумал, что он разгрыз ампулу с цианидом, но струйка крови, которую он увидел на голове шпиона, убедила его в ошибке. Кроме того, падение шляпы указывало на попадание пули.

Скоглунд так повис, что его телохранители скорее несли его, чем поддерживали. Раффе бросил на Коплана встревоженный взгляд, потому что вокруг них стали собираться зеваки.

– Мы должны его забрать любой ценой, – заявил Коплан еле слышным голосом. – Будьте понахальнее, прикажите им разойтись: вы же полиция.

Одновременно он быстро осмотрелся, чтобы убедиться, что поблизости нет полицейского в форме.

Раффе достаточно энергично отчитывал любопытных и призывал их идти своей дорогой. Он вложил в свои слова столько убедительности, что домохозяйки и два или три мужчины тотчас отступили. Один паренек подобрал шляпу, упавшую на тротуар, и почтительно передал ее Коплану.

Тот надвинул ее на голову Скоглунду, потом схватил его под мышки. Раффе подсунул руки ему под колени, чтобы помочь Франсису перенести тело. Они пересекли улицу со своим грузом, не обращая внимания на продолжавших смотреть на них людей.

Мобер открыл дверцу. Ошеломленный, но не потерявший хладнокровия, он поддерживал ее, пока пришедшие укладывали шведа на заднее сиденье.

– Трогайте, Мобер, – бросил Коплан, садясь в машину. – Смывайтесь, прежде чем кто-нибудь подумает запомнить номер…

Равиньян быстро сел рядом с Мобером. Три дверцы хлопнули одновременно, и «опель» рванул с места.

– Черт возьми! – выругался Бернар Раффе, вытирая лоб. – Что случилось?

Коплан, изучая рану на голове Скоглунда, сквозь зубы процедил:

– В него выстрелили из окна. Возможно, из духового ружья. Я уж думал, нам тоже придется попробовать!

– Он умер? – осведомился Равиньян, сидя боком на своем сиденье.

– Нет, пуля попала в кость, но не думаю, чтобы она ее пробила. Тип просто в обмороке.

– Черт возьми! – выругался Мобер. – Что бы мне догадаться посмотреть наверх!

– Это нам ничего не дало бы, – утешил его Франсис. – Главное, что нам удалось убраться со Скоглундом. Стрелок был наверняка невидим, прятался за занавесками.

Машина въехала на бесконечный мост, ведущий в Стокгольм, и Мобер бесился от необходимости соблюдать ограничения в скорости.

– Где мы теперь его поместим? – спросил он, не поворачивая головы.

Было предусмотрено, что Скоглунда отвезут в частное владение на одном из островов архипелага, но путь на пароме, который можно проделать со здоровым человеком, отпадал с раненым, который был без сознания и которого пришлось бы нести из машины на руках.

– Не знаю, – сказал Коплан. – Необходимый ему уход можем обеспечить мы. Ни у кого из вас нет домика за городом, где мы могли бы подержать его некоторое время?

Наступила тишина, потом Равиньян сказал:

– Я снимаю небольшую виллу в Даларе на лето и уик-энды, но это далеко отсюда.

– Сколько?

– Час езды на машине. Это на балтийском побережье, на юге.

– Мы могли бы без проблем запереть Скоглунда у вас на несколько часов?

– Да, если вы составите ему компанию и при условии покупки лекарств и продуктов.

– Никто не предложит лучшего? – спросил Франсис.

– Это наилучшее решение, – ответил Раффе, бывавший на второй квартире у коллеги. – В это время года там нет ни души. Это Кобур зимой[3]3
  Морской курорт в Нормандии (примеч. перев.).


[Закрыть].

– Ладно, курс на Даларе, – решил Копллн. – После мы посмотрим, что делать с нашим парнем.

* * *

Построенная на скале, у основания которой расстилался полукругом маленький пляж, вилла была отделена от дороги садом, украшенным несколькими строгими пихтами. Она находилась в добром километре от курортных построек, а ближайший дом был скрыт за поворотом дороги.

Скоглунда, который по-прежнему был без сознания, перенесли в гостиную и уложили на диван. Равиньян чиркал спичками, чтобы поджечь хворост в камине. Мобер сложил свои свертки на кухне. Он вернулся с пачкой ваты, эфиром и коробкой стерильных компрессов. Что же касается Раффе, он нырнул к бару, чтобы достать из него бутылку.

Коплан внимательно обследовал раненого.

Направление и глубина раны показывали, что стрелок промахнулся совсем немного: доля миллиметра ниже позволила бы разнести голову шведа. Стреляли, вероятно, со второго этажа, поскольку след, оставленный пулей, был почти горизонтальным.

Когда Раффе протянул Коплану стакан водки, тот сказал:

– Налейте и ему тоже: не повредит!.. Единственное, чего я опасаюсь, что у него сотрясение мозга.

Раффе отпил глоток, потом сказал, глядя на Франсиса с пессимистическим выражением:

– Мы провели не только его: нападавший тоже принял нас за шведских полицейских. Как вы думаете?

– Скоглунд, возможно, был приговорен до нашего вмешательства, – задумчиво произнес Коплан.