Текст книги "Охотник"

– А я видела, как над нашим Лулу кружила летучая мышь, – пропищала сестрёнка одного из умерших.

Но её никто и слушать не стал. Мало ли что болтает шестилетний ребёнок. И крестьяне вообразили, что среди малых ребятишек бродит хворь, нападающая на беззащитных младенцев. Жена Арно Жеральдин прикусила губу, и глаза её наполнились слезами – женщина была на сносях, и смерть детей вызвала у неё отчаянный страх. Пришлось мужу и свекрови битый час утешать бедняжку, уверяя, что будущему ребёнку ничего не угрожает. Не успели затихнуть разговоры об умерших младенцах, как пришла новая беда. Вдруг прямо на пустом месте спятил Марциал. Смешливый весельчак стал сам не свой. Бледный и осунувшийся, он стал сторониться прежних друзей и частенько наведываться в лес.

– Однажды Леон нос к носу столкнулся с товарищем, когда тот, крадучись, возвращался домой.

– Эй, приятель. Верно, ты решил перещеголять меня, – добродушно рассмеялся Леон. – Неужели нашёл подружку, что снизошла к твоим рыжим вихрам?

– Ну и дурак ты, Леон, – ухмыльнулся парень. – Такая девушка тебе и во сне не снилась. Вечно ты посмеивался надо мной и гордился, что все смазливые девчонки так и липнут к тебе. Вообрази только, я обрёл настоящее счастье. Моя Лилиан – настоящая красотка, хороша, словно сеньора. И такая нарядная! Да-да, она в шёлковом платье и кружевах, не чета нашим девицам в холщовых сорочках. А какой аромат от неё исходит! М-м-м-м, её нежные ручки благоухают так сладко, что голова кругом.

– Ну и дела, приятель, – подмигнул Леон. – Складно выводишь. Думаю, ты здоров привирать. Дай взглянуть на неё, и тогда я непременно признаю, что все мои любовные победы не стоят и медной монеты.

– Поищи недоумков в другом месте, – буркнул Марциал. – Стану я знакомить такого гуляку с возлюбленной.

Леон состроил скорбную гримасу, но тотчас расхохотался.

– Да ладно тебе, обойдусь. На мой век хватит пылких красоток и без твоей таинственной невесты. Но, сдаётся мне, она та ещё штучка, если ты стал бледным, словно покойник, и еле волочишь ноги. Если она сейчас вытянула из тебя все соки, что станет после свадьбы?

Однако свадьбы ни несчастный Марциал, ни его отец, кузнец Дюлен, так и не дождались. Серым дождливым утром служанка нашла парня повешенным в амбаре. Огромный Теофиль едва не потерял рассудок от горя, и молчаливые слёзы так и струились из его воспалённых глаз. Как же случилось, что он не уберёг единственного сына? Ведь никакой горькой нужды у Марциала не было. Разве что стал немного странным да чересчур бледным. Но Теофиль Дюлен – вовсе не нищий и запросто мог бы оплатить услуги лекаря.

– Чёрт побери! – мрачно бросил Леон, со всей силы ударив по балке амбара кулаком. – Может, его девчонка отказалась выходить замуж, и бедняга помешался от любви?

– Что ты несёшь! – вскинулся Дюлен. – Разве моему славному сынку отказала бы какая-то девица? Да и с чего ты взял, что он собирался жениться. Уж, наверное, мне он непременно сказал бы об этом.

Леон прикусил губу и промолчал. Скорей всего, его несчастный друг встречался с потаскухой, и посему не ставил отца в известность. Он говорил, что его возлюбленная разодета в шёлк и кружева, такая одежда не к лицу простой девушке. А юная сеньора нипочём не станет устраивать свидания с сыном кузнеца.

Похороны Марциала состоялись за оградой кладбища. Что вновь дало повод старухе Дузе прошамкать о проклятье, которое охватило деревню. Надо бы упросить кюре отслужить мессу да окропить дома святой водой. Но мало кто решился расстаться с парой монет. Урожай сильно пострадал от дождливой осени, надо бы приберечь каждый грош. Ведь плату сеньору дю Рамбалю никто не отменял.

Столетнее кладбище за каштановой рощей, что давно заросло травой, а треснувшие могильные камни покрылись плесенью и мхом, ярко заливал лунный свет. Холодная и зловещая луна словно остановилась над проклятым местом. С отвратительным скрежетом сдвинулись со своих мест вросшие в землю плиты, и поляна заполнилась омерзительными существами. Ковыляя полуистлевшими ногами, они двинулись к небольшой насыпи и покорно замерли в ожидании. Внезапно земля насыпи зашевелилась, и начал стелиться густой туман с сильнейшим запахом гнили. Стоило ему рассеяться, как перед мертвецами возник молодой красавец в чёрном бархатном камзоле, украшенном золотой нитью.

– Король… – прошелестело в толпе. – Наш король Дамиан явился…

Мужчина широко улыбнулся, обнажив белые зубы. Но два острых клыка придавали его улыбке зловещий вид и портили красивую внешность.

– Я рад приветствовать вас, мои верные слуги, – бархатным низким голосом произнёс он. – Итак, мои славные, час пробил. Больше мы не станем гнить в тесном склепе. Отныне деревня ваша.

Одобрительный гул послышался со всех сторон.

– Более вам нет нужды принимать свой истинный облик. Вы всего лишь станете погружаться в сон на рассвете и до захода солнца. А ночью ваша власть будет безраздельной. После полуночи вы отправитесь за свежей кровью, а сейчас у нас есть время немного повеселиться.

Дамиан прищёлкнул пальцами, и его свита мигом обернулась людьми. В восторге они поглядывали друг на друга и на свои богатые одежды. Девицы горделиво оправляли пышные кружева, Амалия и Лилиан позвякивали браслетами и нежно оглаживали пальцами рубиновые колье на белоснежных шеях. Марциал так и замер, уставившись в подмёрзшую лужу. Сроду он не носил такого шикарного камзола из тончайшего сукна и таких ослепительно белых шёлковых чулок. А башмаки с позолоченными пряжками! Право же, они так чудесно сверкают при свете факелов. Невесть откуда прямо посреди открытых могил возникли столы, щедро уставленные снедью. Пробки с шумом вылетали из бутылок, и красное, похожее на кровь, густое вино заливало тяжёлые скатерти из парчи. Добрых два часа нечисть веселилась на своём нечестивом празднике, славя короля Дамиана, восседавшего во главе стола и снисходительно поглядывавшего на свиту. А после и вовсе начался настоящий шабаш.

Мужчины и женщины без всякого стыда предавались плотским утехам, пачкая свои шикарные туалеты в земле. К обнажённому бедру Лилиан прилип пожухлый лист, вино пропитало кружевные манжеты сорочки Дамиана. Но Амалия лишь постанывала от удовольствия, целуя его грудь, и прижималась всё крепче, вцепившись острыми ногтями в спину нависшего над ней короля. Низкая оргия, должно быть, продолжалась бы до рассвета, но Дамиан, бесцеремонно отпихнув разомлевшую девицу, вновь прищёлкнул пальцами. На поляне тотчас воцарилась тишина.

– Пора, мои дорогие. Поспешим утолить нашу извечную жажду.

Не прошло и пары минут, как над поляной поднялась целая стая летучих мышей и ринулась в деревню.

Часть третья

За несколько дней до мерзкого шабаша на заброшенном кладбище в замке герцога Мишеля дю Рамбаля встречали гостей. Откровенно говоря, встреча вовсе не была ни торжественной, ни пышной. Прислуга с любопытством оглядывала скромный экипаж и двух дам, что робко вошли через парадный вход. Горничные явно позабавились над давно вышедшими из моды туалетами гостий и отсутствию украшений. Сеньора в летах была довольно полной, и видавшая виды шляпка явно не украшала её широкое румяное лицо с маленькими плутоватыми глазками. Её спутница, напротив, оказалась хорошенькой светловолосой девушкой с гладкой причёской монастырской воспитанницы, облачённая в унылое коричневое платье с узким кружевным воротником. Поражённые роскошью гостиной, обе гостьи так и не решились присесть. Дама оглядывала убранство цепким взглядом, словно прикидывая стоимость каждой вещи. А девушка, опустив голову, теребила край пелеринки. Наконец дверь распахнулась и чопорный лакей объявил, что хозяин прибудет сию минуту. Дама тотчас выудила веер в потёртой оправе и поджала губы. Мишель дю Рамбаль вошёл в комнату, и толстушка поспешно присела в поклоне, дёрнув спутницу за руку.

– Счастлив приветствовать в своём скромном доме столь очаровательных гостей, – произнёс герцог. – Надеюсь, долгая дорога не слишком утомила ни вас, дорогая Фелисия, ни юную мадемуазель.

– Ах, сеньор… – Толстые щёки гостьи стали ещё румяней. – Право же, любая дорога не трудна, когда ведёт в столь райское место.

– Вы весьма любезны, мадам. Ну что же, я распорядился, горничная проводит вас в ваши покои, где вы сможете переодеться к ужину. Хотя я наслышан о вашей достойной семье, но мы с сыном сгораем от нетерпения познакомиться поближе.

Фелисия вновь неловко присела в реверансе, а девушка ограничилась кивком, и обе поспешили за вертлявой горничной. Оказавшись в богато убранной спальне, девушка нахмурилась и, не сняв пелеринки, обернулась к спутнице:

– Боже милосердный, тётушка! Что мы тут делаем? Скажу по совести, меня никогда не угнетала моя скромная жизнь, но в этом доме, кажется, прислуга богаче нас. И вы ждёте расположения от такого важного человека, как герцог?

– Знаешь, Анжелик, ты ужасная дурочка! Да-да, не поджимай свои губки. Я достаточно потратилась на тебя, и если подвернулся случай, то будь уверена, что я его не упущу. Такое предложение выпадает раз в жизни! Ты же понимаешь, что сын герцога – достаточно завидный жених.

– Знаю, тётя. И мне тем более не понятно, отчего столь богатая семья решилась сосватать ему сироту-бесприданницу. Тут дело нечисто. Может быть, сын герцога…

– Нет, ты точно не в своём уме, несчастная, – покраснела от гнева Фелисия. – Да будь его сынок шелудивым псом, с таким богатством и положением можно вполне закрыть на это глаза. И запомни, я не собираюсь и дальше тратить свою жалкую ренту только оттого, что ты имеешь наглость противиться. В твоём случае выбирать – слишком большая роскошь. Да, Господь наградил тебя смазливым личиком и складной фигуркой, но это есть и у других девушек. Так что бери свой кусок с благодарностью, где бы его ни положили. И не забывай, я намерена вернуть всё, что потратила на твоё обучение в монастыре, всё, вплоть до нижних юбок и носового платка. Если ты так горда и спесива, можешь убираться, но ты уйдёшь в одной сорочке, милая. И в придачу босиком. Так что нацепи любезную улыбку и будь поласковей с женихом. Если он откажется от свадьбы из-за твоей кислой физиономии, мы отправимся домой пешком, у меня осталась всего пара экю. Между прочим, я заплатила портнихе пятнадцать монет за два новых платья, три экю за атласные туфельки и целых восемь за кружевную шаль. Только чтобы ты имела приличный вид. Вообрази, Анжелик, я пошла на такие жертвы вовсе не ради твоих прекрасных глаз.

Девушка прикусила губу. Голубые глаза наполнились слезами. Но гордость не позволила ей разреветься.

– Тётя… – выдавила она. – Но ведь мне ещё семнадцати не исполнилось. А вы торопитесь спихнуть меня, словно старую деву.

– Подумаешь, – вздёрнула голову Фелисия, отчего шляпка едва не съехала ей на нос. – Исполнится через каких-то четыре месяца. Чем раньше выйдешь замуж, тем лучше. В противном случае хороша же ты будешь без приданого, да ещё в летах. Тогда тебе останется выйти за простолюдина или напроситься в обитель.

– Уж лучше стать послушницей, чем влачить унылую жизнь с нелюбимым мужчиной, – вырвалось у Анжелик.

– Ты точно дура! Где это видано, чтобы женились по любви? – округлила глаза женщина. – Не знаю… Если только нищие могут позволить себе такое. Даже крестьяне смотрят на приданое, что принесёт в дом невеста. И если ты не забыла, твой отец носил титул шевалье. Конечно, денег он не оставил, но, по крайности, титул-то при тебе. Хватит зудеть, переодевайся, да взбей волосы попышнее. Горничные герцога – настоящие нахалки, где их только носит?

Меж тем сам герцог, сидя в кабинете, неодобрительно смотрел, как на его сыне неловко сидит нарядный камзол. Силы небесные, как этот парень умудряется не терять чулок при ходьбе? На тощих икрах они вечно собираются гармошкой и придают неряшливый вид. Впрочем, младшего дю Рамбаля это никогда не занимало. Приоткрыв рот, он сосредоточенно разглядывал мошку, ползущую по краю стола.

– Рауль! – повысил голос отец. – Очнись, наконец! Итак, дело сделано, я приискал тебе невесту. Девчонка чудо как хороша и образованна, и нам не придётся краснеть за неё в обществе. Конечно, она бедна, словно церковная мышь, увы, на это я готов закрыть глаза. Прискорбно, но в нашей провинции ты не пользуешься успехом у юных девиц. Понятно, что за моё богатство они наверняка согласятся на брак, но я не желаю быть посмешищем. Дураку ясно, что любая из них наставит тебе рога на следующий день после венчания. А малютка Анжелик воспитана в строгости. Да и отсутствие денег научило её скромности и отбило всякую охоту лезть на люди и строить глазки. По слухам, она предпочитает уединение и совсем не избалована роскошью. Такая супруга обойдётся куда дешевле. Уверен, она вполне удовлетворится парой платьев и украшений. Словом, лучше и найти было нельзя. После свадьбы я непременно выставлю взашей её тётку, которая, видно, вознамерилась урвать кусок пожирнее.

– Отец… – Рауль поднял рассеянный взгляд на герцога. – Но я не хочу жениться. Право же, я устал от ваших вечных придирок и одёргиваний, а теперь вы хотите, чтобы ещё и жена стала указывать мне, что делать. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, только и всего.

– Ай! – скривился Мишель. – Да тебе, собственно, и делать ничего не нужно. Меня устроит, если ты не оплошаешь в постели с супругой и подаришь мне внука. К сожалению, должен признать, что я не молод, и надо думать, кому оставить наследство. Да, мой дорогой, я привык говорить открыто. Ты по своей глупости мигом пустишь всё по ветру, твоя жена, какая бы порядочная она ни была, мне и вовсе чужой человек. Стало быть, надежда только на ребёнка. Поверь, Рауль. Мысль, что мои богатства останутся – от души надеюсь – смышлёному мальчонке, успокоит моё сердце на смертном одре.

Рауль вяло махнул рукой и пожал тощими плечами. Пусть отец делает что хочет, лишь бы наконец окончил беседу и приказал подавать ужин. И тут он внезапно громко хлопнул по столу и победно рассмеялся. И, глядя в округлившиеся глаза отца, радостно объявил:

– Вот видите, я всё же пристукнул эту мерзавку! Не так уж я неловок, как вы ежечасно твердите.

Множество свечей освещало столовую, пламя весело отражалось в сверкающих приборах и хрустальных фужерах. Туго накрахмаленные салфетки из полотна затейливо украшены вышивкой. Горничные и лакеи едва сдержали смех, уставившись на мадам, что так и пожирала глазами всю обстановку. Стоя позади неё, Анжелик залилась румянцем и опустила голову. Однако когда вошли герцог и его сын, девушка украдкой взглянула на жениха, и мимолётное разочарование отразилось в её прекрасных серых глазах. Молодой человек показался ей ужасно невзрачным. Но, спохватившись, она присела в поклоне и стала утешать себя наивными мыслями, что не стоит судить о человеке по его внешности. Может статься, молодой Рауль – хороший человек. А сам герцог с радостью отметил, что при ярком свете Анжелик просто шикарна! М-да, если эту красотку нарядить в парчу и бархат и украсить нежную шейку дорогим колье, она способна затмить местных девиц. Что ж, на неё не жаль потратиться, право же, малышка Анжелик – настоящее сокровище. Даже жаль, что бедняжка достанется недоумку Раулю.

Герцог вёл непринуждённую беседу и всячески проявлял гостеприимство. Однако взгляд его то и дело устремлялся к девушке, и к сердцу приливала кровь. Чёрт побери, а не повернуть ли дело так, чтобы самому жениться на Анжелик? Но мысль, что он может скончаться раньше, чем обзаведётся наследником, вмиг испортила ему настроение. Тогда придётся делить наследство между тупицей сыном и юной вдовой. И, тяжело вздохнув, он с большим пылом начал расхваливать сына.

Рауль за всё время не проронил и двух слов. И когда по знаку герцога он отправился показывать юной гостье оранжерею, то и теперь не сделался многословнее и бесцветным голосом называл растения, что украшали богатый сад, нудно перечисляя, над какими цветами предпочитаются виться мошки. К концу вечера Анжелик стала испытывать к будущему жениху искреннее сострадание. Она уже поняла, что умом он не блещет, в обществе не нуждается. Вот бедняга! Должно быть, отец вечно тормошит его и принуждает к какой-либо деятельности. Ложась спать, Анжелик шёпотом прочла молитву и задумалась. Не есть ли её христианский долг стать другом несчастному Раулю и избавить его от отцовского гнёта? Монахини в обители научили её во всём видеть провидение Господне. Значит, она зря ссорилась с тётей из-за поездки в замок. Пожалуй, брак с хворым и странным юношей назначен ей как послушание. И, удовлетворившись благочестивыми мыслями, она погрузилась в сон. Но разве сны могут быть подвластны человеку, тем более совсем юной девушке, в которой струится горячая кровь и пылкая чувственная душа, так тщательно скрываемая в суровых рамках скромности и добродетели? И во сне она видела высокого молодого мужчину с широкими плечами и крепкими руками, густыми волосами и открытым взглядом.

Леон проснулся от душераздирающих воплей, что, казалось, охватили всё вокруг. Едва не свернув шею, спрыгнув из окна амбара, он бросился в дом и сразу заметил мать, что с безумным взглядом металась по комнате.

– Силы небесные, матушка… что произошло?

Но женщина лишь мотала головой и заливалась слезами. Вновь послышался отчаянный вопль из комнаты старшего брата, и Леон ринулся туда. Распахнув дверь, парень побледнел. На кровати корчилась его невестка Жеральдин, обхватив живот обеими руками, а рядом покоилось бездыханное тело её супруга. Да, бедняга Арно был мёртв. И видно, давно, тело успело застыть. Огромным усилием воли он заставил себя вернуться к матери и, схватив женщину за плечи, грубо встряхнул:

– Матушка, я знаю, что брат умер, но вам следует помочь его бедной жене, кажется, начались роды. Я разбужу отца и пошлю Готрана за повитухой.

Крестьянка подняла на него болезненный взгляд и, прижав ко рту уголок шали, словно в попытке заглушить рыдания, еле слышно выдавила:

– Беги сам, сынок… Твой отец и Готран скончались…

– Господь милосердный! – Леон отшатнулся от матери и без сил опустился на лавку. Красивое лицо исказило отчаяние. Да как такое возможно? Накануне вся семья была здорова, и никто не жаловался на хвори. Но ему так и не довелось погрузиться в скорбные мысли. Крики горя и ужаса успели охватить всю деревню. Выскочив на улицу, ошарашенный парень едва не поседел. Хватило и нескольких минут, чтобы понять – нынче ночью смерть собрала щедрый урожай. В каждом доме было по два, а то и три покойника. Люди бестолково метались из дома в дом в надежде найти хоть какое-то объяснение произошедшему, и Леон с добрых полчаса, поддавшись всеобщей панике, следовал за ними, пока не наткнулся на рыдающую повитуху Анн-Мари. Тут он мигом вспомнил о невестке и с огромным трудом уговорил плачущую женщину, потерявшую мужа и дочку, отправиться на помощь к Жеральдин.

Только к полудню двое крестьян с трясущимися руками и сжатыми губами отправились в город за доктором. К его приезду Жеральдин благополучно родила мальчика и успела впасть в забытье. Что, впрочем, было только на руку. Иначе молодая женщина выплакала бы все слёзы, убиваясь по мужу. Удивлённый доктор навестил один дом, затем другой и не нашёл ни единой причины для столь поспешной гибели. Разве что все покойники были бледны до синевы, и у каждого по две крошечные ранки на шее. Но жалкие царапины вряд ли могли привести к смерти. У третьего дома господин доктор и вовсе прикрыл рот платочком и вошёл явно нехотя, стараясь не подходить к усопшим слишком близко.

– Хм… Думаю, эта хворь заразна, вроде чумы, – закатив глаза, изрёк он. – Что я могу сделать? Только сообщить бальи. В вашу деревню пришлют солдат, не хватало ещё, чтобы эдакая зараза расползалась по всей округе.

Доктор так резво запрыгнул в экипаж, что огорошенные крестьяне и моргнуть не успели.

Опёршись на свою неизменную клюку, старуха Дузе зловеще прошамкала:

– Чума? Как бы не так. Я же говорила, что летучие мыши – не к добру. Это проклятье, проклятье! Помяните моё слово, всех, кто не уберётся отсюда, ждёт смерть!

Эти фразы вызвали у без того растерянных крестьян куда больше веры, чем слова доктора, и спустя час у каждого дома стояли повозки, в которые уцелевшие жители тащили свой немудрёный скарб.

– Святой Франциск… – простонал Дюлен. – Но куда же нам идти?

– В замок герцога, – решительно бросил Леон, – Куда же ещё идти арендаторам, как не к своему хозяину? Он должен защитить нас. По крайности, женщин, детей и стариков. А уж оставшиеся мужчины хоть как-то смогут постоять за себя.

Крестьяне переглянулись и сочли предложение младшего Эдуэна вполне разумным. И вот скорбная процессия торопливо двинулась в путь. Надо успеть покинуть деревню до приезда гвардейцев. Иначе бравые вояки никого не выпустят.

Они добрались до замка сеньора ещё засветло, и Леон постучал в ворота. Надо ли говорить, что выслушав сбивчивый рассказ, дю Рамбаль категорически отказал просителям. Вот недоумки! Кто станет слушать бредни выжившей из ума старухи о проклятье? Скорее всего, доктор прав. Надо быть умалишённым, чтобы пустить за ворота замка тех, кто наверняка уже успел заразиться. Ещё чего? Они решили нести чуму прямиком своему господину? Никакие мольбы и слёзы женщин не помогли, кованые ворота захлопнулись, и расторопные слуги мигом подняли мост.

– Чёртовы хворые бараны! – выругался герцог, глядя в окно. – Надо приказать окурить двери.

– Сеньор дю Рамбаль, – тихо проронила Анжелик, привлечённая суетой и громким разговором прислуги. – Разве Господь не обязал сеньоров заботиться о своих арендаторах? Ведь этим бедняжкам некуда идти, они могут погибнуть.

– Как ты наивна, дитя моё, – всплеснул руками Мишель. – Да пусть помирают, только подальше отсюда. Я понимаю, что ты воспитывалась в монастыре, но тебе следует кое-что позабыть из учений святош. Скоро ты станешь герцогиней и, поверь, тебе найдётся более интересное занятие, нежели сострадать беднякам.

Анжелик нахмурилась и промолчала. А столкнувшись на лестнице с тёткой, отрывисто произнесла:

– Тётя Фелисия, я хочу уехать. И немедленно. Я не стану жить в доме столь жестокосердных людей.

– Тише! Замолчи, неблагодарная! – Широкий подбородок мадам задрожал от еле сдерживаемого гнева. – Ты останешься и выйдешь замуж за Рауля. И не вздумай спорить, я уже говорила, что не упущу такой случай поправить наше положение. Да и ко всему, милая… – Фелисия ухмыльнулась. – Как ты успела заметить, герцог приказал закрыть ворота и поднять мост. Неужто готова броситься со стены в ров и пуститься вплавь через заросший грязный пруд?

Толстушка вздёрнула голову и направилась к себе.

Анжелик прикусила губу и помрачнела. Стало быть, она пленница? Но при всей внешней мягкости девушка обладала решительным характером и достаточной долей упрямства. С минуту постояв на лестнице, она направилась вниз и вскоре оказалась во внутреннем дворе, где расположились хозяйственные постройки. Побродив более часу, к своему искреннему огорчению, она не нашла других выходов из замка. И, присев возле конюшни, задумалась.

– Эй, Фернан! – послышалось позади неё. – Седлай лошадь, хозяин приказал отправиться к интенданту.

– Зачем ещё? – лениво раздалось в ответ.

– Хочет, чтобы прислали гвардейцев охранять подходы к замку. Говорят, в деревне чума, видать, опасается, что крестьяне начнут помирать прямиком за оградой.

– Вот дьявол! Как я проскочу мимо этих несчастных? Сеньору наплевать, что я и сам могу подхватить хворь.

– Не будь дураком, Фернан. Проберёшься старым заброшенным ходом. Правда, тебе придётся вести лошадь под уздцы, ход здорово присыпало землёй и верхом не проехать. Согласись, не слишком большое неудобство в сравнении со смертью от чумы.

Анжелик едва не подпрыгнула от радости. Значит, выход всё-таки есть. И она, спрятавшись в тени одинокого платана, стала следить за увальнем Фернаном, что, чертыхаясь, натянул куртку и начал седлать лошадь.