Текст книги "Последней главы не будет"

13

На личном деле Селезневской отсутствовал год рождения, стояли только число и месяц.

Сначала я хотел было прямо так и подкатить с этим к управляющей клубом, с которой у меня были теплые и давно уже не протокольные отношения, но потом прикинул, что тот вопрос, который меня интересует, вызовет, конечно, с ее стороны встречный.

При оформлении членства и подписании договора клиенту необходимо иметь с собой паспорт.

А как же!

Договор – необходимый для отчетности документ. Договоры хранились отдельно, в кабинете нашей управляющей Виктории, но общая информация дублировалась на первой странице личного дела каждой клиентки.

Тут много таких женщин, которым на самом деле давно уже за полтинник перевалило, но благодаря баблу мужей и параноидальному стремлению выглядеть всю жизнь на тридцать некоторым из них действительно удавалось выглядеть на сорок – сорок пять.

Реальный возраст клиентки нам, инструкторам, необходимо было знать совсем не из любопытства, а для того, чтобы грамотно распределить нагрузку на организм. Внутренние органы ведь ботоксом не обманешь.

Но при чем тут Алиса?

Ей и было максимум тридцать, да и то – выдавали ее только временами уставший взгляд, мелкие морщинки вокруг глаз и еще жизненный опыт, озвученный в некоторых коротких и циничных оценках ситуаций или людей, которые она время от времени бросала вслух.

Но когда она заходила в клуб в своих больших солнцезащитных очках, больше двадцати пяти ей вообще бы никто и не дал!

К чему бы ей скрывать свой возраст?

На параноидальную больную, которой вечно должно быть восемнадцать, она вроде не похожа.

Небрежности со стороны заполняющих анкеты администраторов быть не могло, абсолютно у всех моих клиенток была проставлена полная дата рождения.

Ладно, будет удобный повод, спрошу у Виктории.

И чего же мне все так любопытно?

У меня что, от разгадки этих тайн что-то в жизни может поменяться?

Нет…

Но теперь я стал ждать этих двух дней в неделю, тех, когда она приходила в клуб, так, как не ждал зарплату!

Анализировать все это не получалось. Никак.

А я пытался, честно пытался разобраться с собой, точно так же, как и наладить отношения с Гришей.

И чего он все дуется, зачем выстроил эту стену, он же знает, что я не только не буду, но и не хочу ничего делать с этой его Селезневской!

На наших с Алисой занятиях мы разговаривали только по делу, но я явственно ощущал, как постепенно, сантиметр за сантиметром, с каждым разом теплеет ее тело, заключенное в мои руки.

У нее было хорошее чувство юмора.

Быстрое, острое, не дающее возможности ни на секунду потерять бдительность. Пару раз я задумался, тормознул, и она посмотрела на меня так снисходительно и насмешливо, как смотрят на ребенка, наделавшего в штаны.

И меня это стало сильно беспокоить.

Больше всего я не хотел выглядеть перед ней глупым и слабым.

14

Козырь у меня был только один – дальше Сочи, где мы были всего только раз, мы никогда не путешествовали: профессор не мог летать на самолетах.

Сосуды, давление, хроническое предынфарктное состояние.

Сапожник без сапог, одним словом.

Сколько я ему говорила, что вовсе не за мной надо так тщательно следить, а самому ему уже давно пора лечь на обследование – он все откладывал и откладывал…

А еще у профессора не было такого понятия, как праздник.

Захочет кто-то оперироваться прямо Восьмого марта (а я думаю, дур много и кто-то обязательно захочет!) – значит, это будет у него обычный рабочий день.

Зная Николая Валерьевича, я думала о том, что вряд ли он мог испытывать по отношению к кому-то ревность чисто физического характера, но я прекрасно понимала, что он точно не захочет жить без меня целых десять дней, а еще и здоровье мое являлось для него поводом для ежедневного беспокойства.

А я была здорова как лошадь.

По крайней мере, так я себя ощущала с тех пор, как прекратились операции и я стала регулярно ходить в клуб.

Я сказала ему, что он гений, что он лучший, что он самый великодушный. Я напомнила ему о том, что, кроме него и сестры, у меня никого в целом мире нет!

Услышав мою просьбу, озвученную между вторым блюдом и десертом, под сухое белое французское, он сначала оплыл, как растаявший вафельный рожок, а потом, усилием воли собрав лицо обратно, обещал подумать.

Вообще-то, эта была не просьба, это был вопрос.

Просят рабы, а я, кем бы я теперь ни была, я все же – человек, личность, давно достигшая совершеннолетнего возраста!

Ну что ж, чрезмерно давить на него я не буду, на все воля Божья…

Если честно, эта поездка нужна была мне только для того, чтобы хоть ненадолго отвлечься, подумать, заставить себя читать книги и наконец-то начать активно вести свой блог в Интернете!

Ну, в этом я себя убедила…

А Платон странный.

Он будто одной ногой находится в другом измерении.

Он вроде и здесь – и не здесь.

Я поняла, почему меня к нему тянет.

Мы оба – оборотни, которые упорно пытаются представить публике что-то совсем другое, не то, что есть на самом деле!

Да, он не пытается меня клеить, не лезет в душу и вне занятий не проявляет ни малейшей инициативы для того, чтобы расширить границы нашего общения.

Но женским, глубинным, я все же чувствовала, что совсем ему небезразлична…

В общем, если Платон на Кипр не поедет, я тоже, да хоть в последний момент, возьму и откажусь!

– Я слышал, ты в марте на Кипр хочешь поехать?

Ну где еще можно встретить Гришу? Конечно, за «колонной курильщиков», которую, сколько я помню, то тут, то там подкрасят и все никак не докрасят.

– Возможно…

Я закончила сет с Платоном, а сразу за мной у него была другая клиентка, поэтому я, располагая свободным временем, решила немного поболтать со своим бывшим инструктором.

– Угу… Платон в этом году едет, знаешь?

– Я в курсе.

Мы помолчали. Гришка добил сигарету, аккуратно затушил окурок об урну, хмыкнул нарочито равнодушно, а потом, словно прикинув что-то в голове, вдруг бросил напоследок:

– Ну что ж… Желаю счастья и хороших эмоций!

– В смысле?

– Ну как… Ты же такая… женственная, мужчин настоящих должна любить, – он мерзко хохотнул, – вот я и желаю тебе отлично провести время на Кипре с настоящим мужчиной!

«Гаденыш какой, с чего бы это?»

Я расплющила недокуренную сигарету об урну, приложив к этому столько силы, что край запястья испачкался в краске.

Мгновенно затрещала голова. На душе стало гадко.

А ведь еще каких-то пять минут назад у меня было чудесное настроение.

Но все-таки, что же хотел донести до меня этот поц?!

15

Вот эта тревожная, подружка Алисина, которая была в тот вечер в фиолетовом, помнится, все сыпала тогда какими-то известными именами.

По обрывкам того разговора я понял: она занималась дизайном.

Ну, раз она пришла вместе с ней на вечеринку, значит, была очень близка Алисе!

Насколько я заметил, моя подопечная была достаточно замкнута и ни с кем из других клиенток клуба почти не общалась.

Эх, надо бы мне мою девушку сегодня погуглить!

Богемные люди обожают где-то засвечиваться и оставлять за собой следы в Интернете, и, по-моему, большую часть своих телодвижений они направляют как раз таки именно на это!

Маша уснула. Я пошел на кухню, включил ноутбук.

Набрал в поисковике: «Алиса Селезневская».

На первой странице тут же выскочили ссылки на героиню фильма «Гостья из будущего».

Я внимательно просмотрел заголовки: да нет, все пустое, только про этот персонаж родом из детства. На второй странице – все то же плюс еще прибавилась улица Селезневская.

Жаль, я не знал, как величали ту словоохотливую фиолетовую даму, может, если ввести их имена в тандеме, то и вышло бы что-нибудь путное.

На третьей и четвертой странице появились предложения приобрести книгу «Алиса в Стране чудес» в новом издании, мелькнула какая-то Анька Селезневская из «Одноклассников», Селезневская Марина Вячеславовна, доктор высшей категории.

В правом нижнем углу монитора появилась птичка – мне пришло сообщение.

Сообщение было от моей бывшей любови, плотской, тайной, болезненной, с которой я волевым решением прекратил встречаться после того, как родился и стал подрастать Елисей.

Глядя на разбросанные по полу разноцветные игрушки, над которыми сосредоточенно склонялась белобрысая макушка сына, я, раздираемый мучительным желанием изнутри, ненавидел и презирал себя за то, что испытываю.

Мне дико хотелось вновь бежать туда, где мне было пусть недолго, но хорошо!

И хорошо только по одной простой причине – я был там нужен… Меня желали там таким, каков я есть.

С депрессиями, со слабостями, с прорехами в образовании.

Там мне не нужно было играть в мужчину!

Я был бесполое, почти лишенное мыслей существо, но легкое, невесомое, свободное от условностей и штампов.

Но я понимал, что, если опять сорвусь, побегу за этими ощущениями, я предам сына.

Первый год после свадьбы я все еще туда наведывался.

Но после того, как малыш стал нуждаться именно во мне, в моих сильных руках, в моих плечах, в моем смехе и шутках, я стал себе это запрещать.

Получилось не сразу, но как-то получилось…

А там до сих пор скучали, даже страдали, вроде бы как…

Надо что-то ответить.

Сколько бы ни прошло времени с момента нашей последней встречи, но эти сообщения до сих пор меня волновали.

Нельзя, нельзя этого показывать!

«Все хорошо. Нет, не забыл. Очень сожалею о твоих проблемах со здоровьем, держись! Нет, ни на этой, ни на следующей неделе подъехать не смогу. Очень много работы».

Все же там не заслужили того, чтобы я так, между делом, равнодушно посылал куда подальше.

Маша просила не курить в квартире хотя бы тогда, когда ребенок находится в доме, но я открыл настежь окно и все равно закурил.

Ничего, до утра проветрится.

«Платон! Как ваша нога?»

Ага. Это уже Алиса.

Какая еще нога?

Ах да, нога… вчера на занятиях я сказал ей, что у меня обострилась старая травма голеностопа.

«Спасибо, намного лучше».

Она ведь не просто так у меня обострилась.

И что там, на другом конце города, все мне душу бередят?!

Ведь сколько времени уже прошло…

«Платон! На днях я готова внести предоплату за поездку!»

Угу, счастье какое…

Так, надо закрыть окно, а то вон уже на подоконник лужа от дождя натекла, и просто необходимо на что-то срочно переключиться!

Я вернулся к «Гуглу» и пошел искать дальше.

Селезнева Наталья, актриса, с ссылками на допотопные интервью заполонила почти целую страницу.

Селезневская Клавдия Ивановна, целительница. Недорого и стопроцентная гарантия.

Я промотал уже пять страниц, сам не понимая, зачем я это делаю. Ну не вхожа девушка в высшее общество, не продаются и не выставляются ее картины, она даже не почетный член нашего клуба, а то бы в Сети можно было бы найти ссылку на сей замечательный факт.

Селезневские. «Волоколамское шоссе, девушка осталась жива, она находится в тяжелом состоянии».

Я кликнул на ссылку.

Открылась страница газеты «Мой Дедовск». Выпуск более чем двухлетней давности.

Прямо в центре была размещена цветная фотография разбитого вдребезги автомобиля. Далее шел текст:

«Двадцать второго мая, в восемь часов утра, между 50-м и 51-м километрами Волоколамского шоссе произошла страшная авария. Джип марки «БМВ», принадлежащий 32-летней москвичке Алисе Селезневской, по неясным пока причинам не справился с управлением и на большой скорости вылетел на обочину дороги, врезавшись в дерево. При осмотре места происшествия было обнаружено, что сработала только одна подушка безопасности. В машине также находились мать и отец девушки, оба погибли на месте. Владелица автомобиля осталась жива, при ударе получила множественные травмы. Пока что женщина находится в шоковом состоянии и помещена в ближайшую областную больницу».

Я до боли в глазах вглядывался в фотографию. На ней была запечатлена «Скорая помощь» и край носилок, с которых свешивалась прядь медных волос. Точно такой же редкий цвет волос был и у моей клиентки.

Я перечитал статью раз десять.

Выключил комп, покурил еще.

В эту ночь я больше ни о чем другом думать не смог.

16

Я лежала на руке Николая Валерьевича.

Было раннее утро понедельника.

Плохой день, ведь сегодня у меня нет занятий в клубе.

Мы с профессором исправно, со средней периодичностью раз в неделю, удовлетворяли друг друга, но к половому акту как к таковому давно уже прибегали крайне редко.

У него – сердце, а у меня раньше постоянно были «свежие» швы, а теперь это просто вошло в привычку.

Никакой виагры профессор, разумеется, употреблять не хотел (очень вредно для сосудов!), а мне и не надо было: в той, прошлой, жизни не сказать, чтобы уж очень много мужиков у меня было, но все же погулять я успела. Нагулялась ли?

Да я и не думала давно об этом…

Когда боишься своего тела, мало думаешь о сексе.

Срослись мы с профессором за это время.

Опустошаем друг друга, потом питаем друг друга, чем можем, и испытываем от этого зависимость.

Профессор дал мне другую жизнь тогда, когда я не хотела вообще никакой, а я взамен давала ему возможность не думать так часто о приближающейся старости.

Но все это было от лукавого: там, где нет истинной любви, люди придумывают ей замену!

Я его уважала, я его боялась, я уже смирилась с тем фактом, что он – мой творец.

И еще я старалась не показывать виду, что испытываю все вышеперечисленные эмоции по отношению к нему. Вела себя так, будто одолжение ему делала, но то были необходимые правила игры: покорное мясо ему не нужно, он же все-таки мужик, ему надо бороться и укрощать.

Вот я и не давала ему расслабляться.

– Золото, ты и вправду уехать от меня хочешь?

«Ну вот, началось…»

– Нет, не хочу. Но уеду.

Я поправила грудь, до сих пор не могу привыкнуть, что теперь буду с ней жить до конца своих дней, как будто поносить мне ее дали.

Перевернулась к нему лицом.

– Лисенок, ну, меня ваши недоумки-аниматоры не волнуют, черт бы с ними, я ж не из-за ревности… ну ты же должна будешь лететь на самолете, потом куда-то тащиться в пыльном автобусе, и солнце там наверняка активное… и как я это переживу, с твоим-то количеством общих наркозов?

Я слабо себе представляла, как и сама это переживу, ведь после аварии, кроме того единственного раза в Сочи (и то – поездом), я больше нигде не была…

– Послушай, ну год же уже почти с момента последнего прошел…

Я вытянула одну ногу. Если профессор вошьет мне весной в попу специальные нити, мне нельзя будет целый месяц сидеть, только ходить или лежать. Хорошо хоть, люди танцуют стоя, боюсь, правда, что и про танцы на этот месяц придется забыть…

– А в Бразилии делают жопы всего за пятьсот долларов, во‐о-т…

Когда мы были в постели, Николай Валерьевич становился заметно проще в общении.

Скажи я «жопа» за завтраком, посмотрел бы тогда печально, а здесь и сам мог нет-нет да и вставить крепкое словечко!

– Послушай, ну далеко не каждая туда поедет! И делают они все на коленке, поди, через одну нагноения, а то и сепсис.

– Да ну, о чем ты! Наша хирургия – самая лучшая в мире! Ура! Слава русским докторам!

Все, пора вставать и прекращать этот разговор.

Судя по всему, он начинает привыкать к тому, что я уеду. Вот и чудненько, продолжать развивать тему – это сейчас лишнее. Теперь осталось только выбрать момент, чтобы «вытрясти» с профессора деньги, а так, на крайняк, поеду в банк, сниму свои.

17

В начале сентября, пока она еще была клиенткой Гришки, ей должно было исполниться тридцать пять лет. Ну, если, конечно, та, из жуткой истории в Интернете, была она.

Не знаю почему, но я был практически в этом уверен…

Значит, она на полтора года старше меня.

Почему у нее до сих пор нет детей?

С кем же она живет?

Как ей, пережившей такую страшную трагедию, удается так хорошо выглядеть?

В моей голове роилось дикое количество вопросов, но всех их перебивал один и самый главный: «А почему мне-то есть до всего этого какое-то дело?»

Детектив сраный. Ишь, не поленился, перелопатил чуть не весь Интернет…

Да, может, это вообще не она, а я просто взял и, чтобы как-то оправдать ее необычность, на ходу сочинил для нее жутковатую историю, почерпав информацию из областной газетенки.

А если все же это она?

Это с каким же чувством безысходности и вины нужно жить все это время?

Алиса, завидев меня, вскочила и как-то совсем по-детски мне улыбнулась.

Такой сияющей я еще никогда ее не видел.

– Платон! Я вам все сейчас расскажу, – подошла совсем близко и зашептала куда-то мне в грудь.

– Что такое? Нашли время по вечерам упражнения делать?

– Лучше!

– И что же?

– Я только что внесла предоплату за поездку!

Господи, она говорила об этом так, словно ей билет в рай только что выдали!

Я-то, уже ездивший в такие туры, прекрасно понимал, что все это – «все те же у рояля», что называется, только антураж другой. Те же яйца, только сбоку. Да еще и дорога хрен знает сколько времени отнимает. И денег с них за это еще нехило дерут…

– Здорово.

– Вы не рады? – Она вдруг померкла и затеребила свои часики.

– Я очень рад…

– Правда?

– Правда…

– И я.

После тренажеров, перед танцами, у нас был пятнадцатиминутный перерыв.

Алиса переоделась и вышла в черном платье. Все как обычно: широкая юбка ниже колен, спереди на груди скромный вырез лодочкой. Платье шелковое, дорогое, оно ей очень к лицу.

Я глупо хмыкнул, глядя на нее, затем быстро отвел взгляд и засунул его куда-то в стену с натюрмортами.

– Идем?

– Конечно. – Я открыл перед ней дверь в зал.

Не знаю, что на меня нашло.

– Алиса, – я приблизился к ней сзади вплотную, – Алиса… вам бы очень пошло сейчас, если собрать волосы в хвост.

Она остановилась и, не оборачиваясь, застыла.

Я прикоснулся к ее волосам, собрал их в своих ладонях. На ощупь они были тяжелые, сегодня гладкие и пахли каким-то неизвестным мне терпким цветком.

– Да, конечно, – выдохнула она. – Но у меня нет заколки…

Мне вдруг показалось, что не она меня старше, а это я ее старше, на целую вечность.

Нет заколки у нее… Господи, как же она одинока… Может, ей и поговорить лишний раз не с кем.

Мне вдруг дико захотелось держать ее всю, целиком, в своих руках.

Я не могу.

Я не могу себе позволить выпустить наружу это наваждение…

Ничего особенного, я же не последняя сволочь, я живой человек, и мне просто стало очень, очень жаль молодую и привлекательную женщину, перенесшую такую трагедию!

Алиса обернулась. Мне передалась ее дрожь.

«Я не могу. Я не могу тебя хоть чем-то обнадеживать… Надоело спать, с кем живешь, – беги, спи с Гришкой. А со мной не получится…»

Я отскочил к столу с аппаратурой и начал искать нужную музыку.

Ну как, ну что мне сейчас сделать?!

Я же не могу ей прямым текстом сказать, что я совсем для нее не вариант, потому что я…

Потому что я гей, да еще и женатый.

18

– Лисенок, ты чего задумчивая такая сегодня?

Ада любила пить шампанское до, во время еды, между переменой блюд и после. И, конечно, с каждым бокалом она закуривала очередную сигарету.

Да уж, здоровья ей было не занимать!

– Хм, ладно, тебе кажется.

Я полезла в сумочку за противозачаточными, чуть не забыла выпить, блин. Еще мне не хватало дебила какого от профессора родить, я где-то читала, что от старых мужиков часто неполноценные дети получаются…

Так вот я и живу: в одной руке всегда банка с какими-то пилюлями, в другой – сигаретка с ментолом.

– Солнышко, ну я-то тебя хорошо знаю… Влюбилась, что ли?

Черт. Я потянулась за пепельницей и длинным рукавом нового бархатного платья задела тонконогий фужер с водой. Он опрокинулся, но хорошо хоть не разбился – ресторан был дорогой, Ада пригласила.

– Да нет, какое там… что ты! Влюбленность, она требует продолжения и, само собой, должна перетекать в физическую близость, а куда мне-то, творению Франкенштейна?! Спать со мной имеет право только мой создатель…

У меня была милая привычка вот так запросто говорить о тяжелых для меня вещах. Но только с сестрой.

– Ну, ну… Началось опять!

Сестра нежно посмотрела на меня.

– Лисенок, ты безупречна! Вон как на тебя мужики пялятся!

– Угу. Пусть пялятся, они и на тебя пялятся…

В ответ Ада снисходительно и самодовольно разулыбалась.

– Но здравый смысл в твоих словах все же есть. Мужчины и должны на нас пялиться. Флирт – это прекрасно, это святое дело для поддержания себя в тонусе, а серьезный роман – это тебе ни к чему. Профэ-э-эссора обижать нельзя!

Вот оно как! Ха!

Конечно, нельзя. Как бы сестра меня ни жалела и ни любила, мои отношения с ним были для нее более чем выгодны: типа пристроила проблемную родственницу, а самой спать стало куда спокойней. Я все это прекрасно понимала, но чувство безмерной благодарности к ней от осознания этого факта у меня до сих пор нисколько не уменьшилось.

Аде было сорок с маленьким хвостиком.

И подавляющему большинству «наших» клубных баб – тоже за сорок. Но ей, никогда и ничем не занимавшейся для поддержания формы тела, каким-то сверхъестественным образом до сих пор удавалось выглядеть просто сногсшибательно!

Ада была очень худой, но не противно костлявой, а такой, что называется, «во французском стиле»: особенный шарм острых коленок и локтей, небольшой, но заметной груди и красивой осиной талии. У нее даже целлюлита до сих пор почти что не было, уж я-то точно знаю!

Замужем моя Ада так толком ни разу и не была, по юности родила от любовника единственного своего ребенка, работая достаточно востребованным дизайнером, давно обеспечивала себя сама, а для души и тела предпочитала мужчин существенно моложе себя.

Я ловко соскочила с темы влюбленности и начала развивать тему тетушек из клуба: дуры, стервы, деньги некуда девать, бла-бла-бла.

Про Кипр, конечно, пока ни слова.

Чувствую – сейчас не надо…

Не понравится ей это.

…Я боготворила сестру всегда, с самого детства.

Хоть мы и не были родными, не росли в одном доме, но летом на даче наших общих бабушки и дедушки я могла ее часто видеть, и это время было таким счастливым для меня!

А в свете последних событий, так и вообще говорить не о чем.

Я была у нее в неоплатном долгу, ведь это именно она вытащила меня из липкого мрака!

Я могла бы отдать ей все: шелковое платье, любимые духи, родительскую квартиру, профессора…

Но вот только почему-то сейчас мне совсем не хотелось делиться с ней этим хрупким, пока еще совсем безосновательным, тем, что едва уловимо трепыхалось между мной и Платоном.

Просто у меня давно уже не было ничего своего.

Прошлое – закрытая книга.

Настоящее – путь от точки А до точки В.

А о будущем я вообще предпочитала не думать.

Даже моя задница теперь принадлежала не мне.

А это новое, то, что пугливо пряталось в самой глубине, – это было только мое…