Текст книги "Страдаю, но остаюсь. Книга о том, как победить созависимость и вернуться к себе"

А теперь давайте двинемся вперед!

Часть первая
Слияние

Все, чего мы не замечаем

…Как-то летом 2022 года мне позвонили из организации «АтомЭнергоСбыт». Оказалось, деревенский домик моего папы, в котором он вот уже лет тридцать любит с удовольствием проводить летние месяцы, имеет долг по электричеству. Видимо, отец неаккуратно передал показания в прошлом году. Я была всецело готова уладить недоразумение и стала просить звонившего направить мне долговую квитанцию на электронную почту. Но выяснилось, что он не уполномочен решать этот вопрос и мне нужно записать телефон другой организации, в которой-то как раз и смогут изменить настройки уведомлений и сделать так, чтобы квитанции больше не терялись. Я изготовилась записывать…

– 212-48, – сказал человек.

– Такой короткий номер? – встревожилась я.

– Ну и код Кашина, естественно, – добавил звонивший не без удивления. – 48-234.

Он произнес это «48-234» с такой интонацией, с какой бы мы с вами сказали: «Москва – столица РФ» или «Затуши сигарету, ты же на заправке!»

Я забыла про этот эпизод. И вспомнила о нем вчера, когда мой отец (автор и соавтор более 300 книг и монографий) прочитал первые три части этой книги и пожурил меня за отсутствие простых и понятных житейских иллюстраций к повествованию. Мне кажется, «48-234» как раз годится для такой иллюстрации механизма слияния. Код Кашина – нечто, в чем я не сомневаюсь, если всю жизнь живу в Кашине. Какой же еще может быть код города, в самом-то деле?

Слияние – не просто близость к чему-то или с чем-то. Слияние – это близость, которой не замечаешь. В этой части книги я расскажу, что в этом плохого (и хорошего тоже).

Слияние – это целый комплекс психических феноменов, понимание которых полезно для обсуждения темы созависимого поведения. Я буду говорить об этом как гештальт-терапевт: психотерапевт и ведущий тренер МГИ, преподаватель базовых программ обучения гештальт-терапии, которые я веду с конца прошлого века. А также – как человек, которому все это ни капли не чуждо.

Временами может показаться нудновато. Зато потом внезапно станет ясно, зачем вы мучились. Поверьте, ваше терпение будет вознаграждено: я подготовила уйму практических примеров, упражнений и экспериментов, направленных на понимание того, ради чего вы читаете эту книгу. Ведь вы читаете, чтобы понять:

• Что такое созависимое поведение?

• Как оно устроено?

• Что с ним вообще делать?

Я вам клянусь, все эти и десятка три других вопросов закрываются этой книгой. Но чтобы чтение было максимально полезным (включая упражнения!), нужно прочесть нудную главу про слияние. Нудную, но поэтичную (смайлик).

Слияние: это вообще что?

Встречаются в океане три рыбы: две молодые и старая. Старая рыба, обращаясь к молодым:

– Как вода?

Молодые рыбы, переглядываясь:

– Какая вода?

Американский анекдот

Вы замечали, что верить/доверять гораздо приятнее, чем не верить/сомневаться? Что принадлежать кому-то или чему-то гораздо приятнее, чем быть отдельным? В новой обстановке или перед лицом неожиданности мы сначала встревожены, напряжены и охотнее не верим происходящему, чем верим. Но на самом деле до того мы всегда верим (долю секунды), потом не верим, а затем уже верим, если все идет хорошо. Потому что сначала всегда было… слияние. А возвращаться к началу всегда приятнее, чем внезапно оказаться одному на холоде и ветру.

Слияние – это выход из небытия в бытие через ощущения. Первая фаза всего. Начало любого начала. По ощущению оно похоже на безопасную перемешанность меня с кем-то, чьими ресурсами я пользуюсь. Поэтому слияние – это еще и знак лояльности кому-то. А также способ оставаться маленьким и ни за что не отвечать. Удобство регресса, скажут психологи. Вспомните: «Ты же умная, придумай что-нибудь», «Жираф большой, ему видней». Это ведь такое знакомое чувство: уменьшиться рядом с кем-то, позволив ему решать за нас. Что решать? Да не важно. Все. (Разумеется, я не могу в этом состоянии ответить, что именно отдаю решать другому, ведь для дифференцировки нужно выйти из слияния, поэтому мой ответ: «Решайте за меня все»).

Термин «слияние» в психотерапевтическом контексте предложил Фредерик Перлз, создатель гештальт-терапии – направления, в котором я училась, лечилась, работаю, супервизирую и преподаю больше двадцати лет. Понимать термин «слияние» можно на многих уровнях. Перлз в первую очередь имел в виду взаимоотношения человека с миром и своими потребностями. Я расскажу и об этом, и о некоторых других способах использовать концепцию слияния для улучшения понимания себя. Потому что есть много контекстов, где это может быть удобно, и один из них – созависимые отношения. Да, в них люди страдают. Они жалуются, они несчастливы. Но зато они не должны ничего выбирать и принимать сложные решения. Поэтому люди остаются в созависимых отношениях всю жизнь.

Слияние и (само)восприятие

Любая тема возникает из ничего. То, что волнует нас, не волновало нас когда-то. И когда-то оно не будет нас волновать. Слияние – это самое начало любого понимания. Слияние – это любое Ничто в своем переходе в любое Что-то:

• Слияние – это первый миг, когда из тумана возникает силуэт и вы еще не поняли, знаете этого путника или нет.

• Возможно, это силуэт новой темы, когда вы пришли к психологу и еще не знаете, о чем будете говорить.

• Или вы знаете, о чем будет разговор, но не понимаете, как говорить об этом.

• Слияние – это первые ощущения, появляющиеся на ровном фоне. А точнее – это процесс перехода ровного фона в смутные ощущения, а уже их – в ясные очертания. А их – в уверенный образ.

• Вы в слиянии, когда не уверены, в чем суть вашей нарастающей головной боли: вы голодны, устали или голова раскалывается от невыносимо тяжелого разговора, который сейчас происходит? В данном случае слияние – это начало нового понимания.

• Слияние – это отсутствие границы. Границы как перехода от одного процесса к другому. От одного чувства к другому чувству. От одного желания к другому желанию. От своего решения/предпочтения к чужому/другому решению/предпочтению. Когда мы еще не можем разобраться в себе и отделить одного себя от другого себя (например, понять, что с нами происходит в моменте).

• Мы в слиянии, когда собираемся что-то сказать/сделать не потому, что так хотим/чувствуем, а потому что поторопились из тревоги или страха потерять какие-то важные отношения.

• Мы обычно в слиянии сразу (и какое-то время) после того, как занимались любовью с кем-то, кого любим и хорошо знаем. Телесный процесс продолжает течь перемешанным. Некоторое время спустя появятся отдельные потребности: один захочет есть, второй заснет или начнет болтать без умолку. Но это позже, а пока вы оба – одно целое.

• Мы в слиянии, когда искренне не понимаем, кто из нас хочет идти гулять/остаться дома, или этот красный автомобиль, или голосовать за эту конкретную партию: я или партнер. Мы в слиянии, когда моя потребность, мои предпочтения сложно отделить от потребностей и предпочтений другого, очень важного для меня человека. Или если потребность быть слитым с кем-то, не потерять эту связь (а вместе с ней – защиту от одиночества) сильнее, чем моя потребность в отдельности или чем моя потребность остаться дома/гулять.

• Слияние может быть не только пассивным, но и активным. Вы можете очень бояться одиночества, сепарации, автономии и именно поэтому активно настаивать на своей точке зрения, чтобы не остаться со своим мнением одному. В этом случае люди сомневающиеся и не примкнувшие к вашей точке зрения переживаются как опасные. И кажется, что всех сомневающихся нужно срочно переубедить. В следующем видеопримере вы увидите супругов в слиянии: активный убеждает, желая уничтожить противоположное ему мнение, а партнерша соглашается, принося свое мнение в жертву.

https://codependency-book.info/active-fusion/

• Именно в случае слияния с кем-то (когда отдельные индивидуальные потребности приносятся в жертву/в уплату за лояльность, безопасность, верность кому-то, за цельность пары или за расположенность коллектива), именно в этом случае слияние по своему внешнему рисунку… может выглядеть как уверенность. Так возникает, например, школьный буллинг. Дети поддерживают деструктивные действия негативного лидера ради сохранения отношений с ним и группой и очень уверенно… травят других детей. О, люди в слиянии могут быть очень жестокими! Скандирующая толпа, идущая по телам упавших, – это люди в слиянии.

Что общего у этих таких разных примеров? Мы, гештальт-терапевты, говорим о слиянии всегда, когда исчезла граница между явлениями, которые должны бы быть отдельно. Или когда граница как бы целенаправленно убирается ради поддержания слияния. Обычно это означает, что кто-то очень боится остаться один, боится изоляции, отдельности, ответственности. И в таких отношениях я перестаю существовать и замечать:

• Мое отдельное мнение, желание.

• Мое решение, мое «да» или мое «нет», мое «хватит».

• Мои вещи, мое расписание, мои вкусы, мои предпочтения.

• Мое будущее, мои планы.

• Мою отдельную жизнь.

• И даже мое отдельное тело и телесные нужды.

Остается только «мы». И если слияние первого рода – скорее здоровый и естественный феномен нашего восприятия, когда я еще не до конца разобрался, что я вижу/слышу/чувствую, чего в моменте хочу и как реагирую, то слияние второго рода – феномен скорее проблемный, привлекающий внимание уже как признак стабильной перепутанности наших границ с границами других людей/групп людей и др. Вот отличный пример такой ситуации.

https://codependency-book.info/passive-fusion/

Гештальт-терапевты также говорят о слиянии, имея дело с инфантильной верой человека в собственное всемогущество. В этом случае мир выглядит лишенным здоровых ограничений. Все кажется возможным. А отсутствие или невозможность чего-то, чей-то отказ воспринимаются с обидой или возмущением. Узнаете поведение трехлетнего ребенка? «Мама, останови дождь!»

Увы, детство порой затягивается. Иногда лишь к тридцати годам мы начинаем догадываться, что мир не прогнется ни под нас, ни под Макаревича. В нездоровом слиянии важны не сами (не)достижимые ресурсы – важна вера в бессмертие. Эта мысль сейчас звучит очень странно, но она станет яснее по ходу моего повествования.

ЭКСПЕРИМЕНТ

Проверьте себя: насколько вы слиятельный человек? Бывало ли с вами, что вы…

• Шли на фильм, на который не хотели идти, потому что не могли отказать кому-то?

• Шли на фильм/гулять/в гости с кем-то, с кем не хотели идти, лишь потому, что идти одному уж совсем невыносимо? Но получалось все равно плохо?

• Хотели слушаться кого-то/соглашаться не потому, что согласны, а просто потому что этот человек вам нравится? Будто авторитет отменяет логику?

• Соглашались на невыгодное/неприемлемое предложение, потому что боялись за отношения?

• Соглашались на что-то из-за страха потерять расположение?

• Обнаруживали много раз подряд, что с определенным человеком/людьми у вас все происходит не по-вашему?

• С людьми, которых любите, вы не помните своих предпочтений? Всегда соглашаетесь и жалеете об этом позже?

• С людьми, которых любите, вы всегда очень настаиваете, чтобы было по-вашему, и не можете допустить расхождения во вкусах и мнениях?

• Безоговорочно верите кому-то во всех вопросах?

• Требуете, чтобы вам верили, и сердитесь, если это не так?

• Испытываете необъяснимый страх, когда близкие не согласны или расходятся с вами во мнениях?

• Очень переживаете и нервничаете, когда близкие не могут согласиться друг с другом, и требуете, чтобы они договорились и пришли к единому мнению?

• Верите, что человек, оставшийся один, обречен на несчастье?

Если вы отвечаете «да» на большинство вопросов, в этом нет ничего страшного. Но все, что будет написано ниже, – для вас.

В конце этой части есть опросник для самоисследования, объединяющий все вопросы из глав. Он будет называться «Большой слиятельный опросник». И мы еще не один раз обсудим, что со всем этим делать.

Семейные традиции. Интроекты

Говоря про слияние, нужно начинать с родительства и детства. Подробнее о диаде «мать—дитя» поговорим в главе о телесных границах, а сейчас я объясню, как слияние выглядит в более широком семейном контексте.

Семьи бывают более или менее слиятельные. В одних больше поддерживается ранняя сепарация детей и отдельность членов семьи в смысле досуга, интересов и мнений. В других жизнь домочадцев сильно объединена и перемешана. Они проводят вместе много времени. Дети поздно покидают родительскую семью, это происходит сложно и зачастую после конфликтов. Вырастание детей и их отсоединение от родителей – нередко процесс и без того довольно сложный, а в слиятельных семьях он может превращаться в настоящую драму. Родители не отпускают детей, а те устраивают предкам «веселую жизнь», демонстрируя своим поведением, что дешевле оставить их в покое.

Напоминаю, слияние – взаимный процесс. Если чадо из слиятельной семьи, которое рвется на свободу во взрослую жизнь, отпустить, оно довольно быстро явится обратно с какой-нибудь «неразрешимой» проблемой – разбитое сердце или внезапно просроченный кредит. На волне решения данной трудности обычно происходит временное воссоединение семьи в прежнем составе. Символически это означает, что страх независимости у подросших птенцов на время перекрывает радость свободы. А затем естественные процессы берут свое, и молодежь снова отсоединяется (зачастую – после очередного скандала). Символически слияние с родительской семьей означает для детей временный возврат в детство. А для родителей – паузу, во время которой можно забыть о старении и вновь отложить возможность заняться своей жизнью без необходимости заботиться о детях.

Слияние в семье – практически обязательная вещь. Семья создает новых людей из собственного материала и считает их своим продлением. Дети, эти маленькие копии нас, наших мам и пап, бабушек и дедушек, являются самым ценным для родителей и долгое время живут целиком и полностью за счет их ресурсов. Родители чистосердечно передают детям все самое лучшее – еду, тепло, внимание, безопасность и, конечно, убеждения. Это происходит абсолютно естественно: если я хочу, чтобы мой ребенок жил долго и был счастлив, я, разумеется, буду ему настойчиво рассказывать и показывать, как устроен мир и как нужно в нем жить. Ведь мне удалось выжить, а значит, я что-то в этом понимаю.

До поры до времени (ха-ха) дети будут нас слушаться. Но потом, к счастью, перестанут. В слиятельных семьях лояльность семейным ценностям и убеждениям (в гештальт-терапии любые неосознанные убеждения называются «интроекты») довольно сильно связана с готовностью семьи поддерживать своих членов. И, напротив, демонстративный нонконформизм, следование собственному пути легко прощаются в домах, где меньше слияния, зато в слиятельных подобное поведение может привести к сильному охлаждению отношений и даже к их разрыву.

Слияние бывает тотальным и драматическим, а порой насильственным. Так, например, дети с выраженными художественными или артистическими способностями становятся врачами и физиками, потому что «у нас все врачи» или «художник – не профессия» (так звучат типичные интроекты). Так один из супругов всегда руководствуется мнением второго, поскольку «у нас папа/мама решает, куда мы едем». Да, слияние как бы лишает инициативы и воли, но не стоит как демонизировать тех, кто в слиянии играет активную роль, так и романтизировать тех, кто пассивен. Быть в слиянии – значит отдавать ответственность, а это в чем-то выгодно, удобно и не страшно. Не отвечать за выбор – значит всегда иметь доступ к ресурсам того, кто за него отвечает, ведь «ты сам хотел сюда поехать!». А всегда решать самому, куда едем, – значит принимать решения, отвечать за их последствия и в случае чего быть виноватым и за себя, и за других. В общем, слияние – это парная работа. В этом его суть. Невозможно «приклеиться» к тому, кто против.

Слияние бывает фрагментарным и очень забавным, но оно тоже многое говорит о нас как о социальных существах, оберегающих себя от возможного одиночества ценой потери индивидуальности. Так я, человек весьма лояльный к разным религиям, но не религиозный, никогда со спокойным сердцем не могу заказать себе что-то рыбное или мясное, дважды в год обедая со своим давним другом-веганом. Однажды я пробовала съесть при нем панини с пастромой. Ему было совершенно нормально, а я так растревожилась, что вся извертелась на стуле. Мне было настолько неспокойно, что с тех пор я с удовольствием обедаю с ним, как и прежде, дважды в год, но только в веганских заведениях. Там тоже вкусно, а мне не приходится нервничать. Что же меня беспокоило, спросите вы? Потерять его симпатию. Ответ парадоксальный, поскольку тридцать пять лет нашей дружбы доказывают, что его симпатия ко мне не зависит от того, с чем у меня бутерброд. Но слияние – бессознательный и даже физиологический механизм. А бессознательное не знает логики.

Слияние и зеркальные нейроны

Человеческая нервная система снабжена таким множеством восхитительных приспособлений, что, погружаясь в изучение их функционирования, нет-нет да и начинаешь отмечать в себе наплывы религиозного чувства. Типа, как такое чудо могло возникнуть без божественного промысла? Справедливости ради, подобного рода приходы лично у меня очень скоротечны. Сегодня (в мае 2022 г.) мне достаточно почитать новости, как всякое божественное меня тут же оставляет: все происходящее в мире порой пропитано такой концентрацией ненависти и слабоумия, что ни один самый захудалый бог этого бы не допустил.

Вернемся к нервной системе. Одной из таких чудесных штук являются, без сомнения, зеркальные нейроны, открытые еще в 1990-х годах итальянскими учеными Джакомо Риццолатти, Лучано Фадигой, Витторио Галлезе и Леонардо Фогасси в университете города Парма. Это особый тип нервных клеток, встречающихся в разных зонах головного мозга – и у животных, и у человека. Помните эти ситуации: «Перестань ржать, ты меня смешишь, нас застукают!» или «Хватит зевать, мне еще работать!»? Это они, зеркальные нейроны, вынуждают нас подражать ближним, порой даже тогда, когда мы не хотим. Хотя нам эта способность, разумеется, дана не для того, чтобы зевать или смеяться целыми опенспейсами.

Существует два типа зеркальных нейронов – чувствительные и двигательные. Первые отвечают за распознавание эмоций другого человека и являются основой эмпатии. Именно поэтому нам грустно, когда грустно всем, мы пугаемся, когда все испуганы, и злимся, когда злятся все / злятся на нас. Разумеется, у каждого из нас любое переживание имеет уникальную внутреннюю картину, и порой мы злимся, когда грустим, и пугаемся, когда злимся. Но суть эмпатии в том, что мы РЕАГИРУЕМ друг на друга и изначально – бессознательно.

А двигательные зеркальные нейроны дают возможность обучаться двигательным действиям у соплеменников. Котята ловят мышей как кошка-мама, щенки охраняют дом вместе со старшими собаками, а ваш пятилетний сосед Павлик кивает и здоровается с вами точь-в-точь как его отец. В совокупности система зеркальных нейронов помогает выживанию вида. Младшие особи учатся жить у старших, и вся стая пугается и бежит наутек, если один ее представитель испугался и побежал: повторять за большинством иногда важно для сохранения жизни.

Именно потому, что работа зеркальных нейронов происходит вне нашего сознания, в воспитании они помогают нам лишь отчасти. Дети редко просто делают то, что им говорят делать родители. Дети повторяют за родителями действия и слова параллельно, то есть повторяют слова за словами, а дела за делами, не вникая (иногда всю жизнь), насколько это порой абсурдно. И впервые замечают, что слова расходятся с делами, только в кабинете психолога. Еще до открытия зеркальных нейронов об этом шутил американский психолог Эрик Берн (цитирую по памяти):

У Мэри было одиннадцать детей, и она всегда повторяла, что одиннадцать детей слишком много, что достаточно девяти. Угадайте, сколько детей было у ее старшей дочери Сью? Девять? Нет, у Сью было одиннадцать детей, и она всегда повторяла, что одиннадцать детей слишком много, что достаточно девяти.

Чем это важно для нас в контексте разговора о созависимом поведении?

Во-первых, полезно помнить: мы склонны реагировать друг на друга комплиментарно. Находясь с другими людьми, нужно учитывать, что их эмоциональное состояние влияет на наше и наоборот. Помните типичную ситуацию «все побежали, и я побежал»? Если сейчас в ваши планы не входит синхронизация с толпой, необходимо прилагать волевые усилия к сохранению собственной линии поведения. В особенности мы склонны перенимать поведение тех, чье расположение нам не хотелось бы потерять, поэтому в сплоченных семьях порой бывает очень трудно оставаться собой.

Во-вторых, некоторые люди склонны быть удобными и услужливыми более других[5]5
  Есть исследования (Wells M., Glickauf-Hughes C., Jones R. Codependency: A grass roots construct, relationship to shame-proneness, low self-esteem, and childhood parentification // Published online: The American Journal of Family Therapy, 30 Nov 2010), показавшие определенную связь между созависимым поведением во взрослом возрасте и опытом парентификации у детей.


[Закрыть]. Иными словами, люди, имевшие в детстве опыт обслуживания взрослого, который должен был бы заботиться о них, но по каким-то причинам не мог или не справлялся, и пережившие множественные ситуации смены ролей (когда ребенок выступает родителем для своего родителя), во взрослой жизни чаще создают созависимые отношения. По понятным причинам таким людям привычнее и проще быть удобными и заботливыми, чем нуждающимися и принимающими заботу. Такие люди быстрее и внимательнее замечают, что в их помощи нуждаются. Они более чем в среднем способны на опережающее внимание, на чуткость и склонны подстраиваться и обслуживать. Собственные потребности никуда не деваются, но остаются незамеченными.

И, к сожалению, именно поэтому созависимые люди склонны к аутоагрессии, пассивной агрессии и манипулированию окружающими. По понятным причинам в детстве иных способов получить хоть какой-то кусочек желанного и нужного у них не было. Позже, в главе «Простые чувства: злость» будет очень подробно про агрессию, в том числе про пассивную агрессию.

Зеркальные нейроны незаменимы в социальном взаимодействии. Они дают начало любому замечанию другого человека.

История моего знакомства с университетской подругой Таней Медведовской (она еще будет упоминаться в книге) насчитывает сейчас тридцать лет и начиналась так. Толпа нервных абитуриентов изнывала в тесном дворе московского психфака жарким (наверное) летом 1992 года в ожидании результатов вступительного экзамена по математике. От этой оценки зависело поступление, поэтому вид у толпы был максимально драматичный. Вчерашние школьники с прозрачными от параметрических уравнений лицами стояли неестественно тихо, сбившись в небольшие статичные группы. Согласитесь, очень нетипичное поведение для толпы подростков. Я сидела на бордюре (у питерцев это был бы поребрик). Таня стояла в толпе одна и ела маленькую круглую белую булку за две копейки. Кто помнит эти булки, согласится, что они имели такой глубокий «паз» посередине, будто были созданы для разламывания пополам.

Я заметила Таню и булку. Видимо, в моем взгляде (несмотря на то, что я старалась выглядеть как приличная девушка, поступающая в МГУ) как-то считывалось, что я не завтракала. Таня прошла сквозь толпу прямо ко мне и сказала: «Будешь?». Я мгновенно согласилась, и Таня разломила булку и отдала мне половину.