Текст книги "Посредник"

Интерлюдия IV

– Илона, вы меня слышите?

– Да.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Нормально.

– Голова не кружится?

– Нет… да, немножко кружится.

– Слышите музыку?

– …Да. Кажется, да. Тихо очень.

– Расслабьтесь. Подумайте о чем-нибудь хорошем. Вспомните что-нибудь приятное.

– …Да, вспомнила…

– Я начинаю считать. Когда я скажу «пять», вы уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

Илона бродила по квартире, принимаясь за всякие дурацкие дела и тут же бросая их. Она даже начала мыть посуду, но мать посмотрела на нее с таким удивлением, что пришлось оставить тарелки и чашки в покое. Родители собирались часов триста, не меньше. Когда Илоне уже стало казаться, что они никогда не уедут, отец наконец-то подхватил огромную сумку и скомандовал:

– Все, Таня, поехали, а то засветло не доберемся.

И еще полчаса, стоя на пороге, пичкали дочь советами и нотациями: краны закрывай, долго телевизор не смотри, на телефоне не виси, а то тетя Люся из Бологого будет звонить, спать ложись не позже двенадцати и т. д. и т. п. Илона слушала вполуха, поглядывая на часы. Вот-вот должны прийти девчонки, а предки все никак не уберутся на дачу. У нее с самого утра подсасывало в животе от того, что они задумали, и вот теперь все может сорваться. Фу-у, укатили. Буквально через пять минут ввалились девчонки.

– Илонка, знаешь, кого мы сейчас встретили? – с порога заорала Юлька. – Серегу! Ну что ты вылупилась на меня? Серега Длинный, из десятого «Б»! Ему Петрович помогал в магазине сухое покупать! Они с ребятами на Ленинские горы едут! Пикник устраивают! И нас звали!

– Тьфу, Юлька, чего ты так орешь? – Илона поморщилась. – При чем тут какой-то Серега? Мы же… Ты что, забыла? А может, струсила?

Юлька пожала плечами:

– Да нет, просто я подумала, может, как-нибудь в следующий раз…

– Точно – струсила. – Илона не хотела признаться, что и у нее самой трясутся поджилки. – Как хочешь, можешь и не тянуть жребий.

– Ладно, девчонки, перестаньте, давайте лучше смотреть, кто что принес. – Ирка уже тащила свой пакет в комнату.

Ух, прямо глаза разбегаются! Алинка даже белье кружевное приволокла!

– Сеструха сказала: бери что понравится, – небрежно пояснила Алина. Ее двоюродная сестра Кристина два года назад переехала к тетке в Москву, якобы учиться. Начинала на «Пушке», а теперь уже почти своя в «Интуристе» на Горького. Шмотки у нее! Но у Иркиной матери косметика все равно лучше. Илона почти каждый день сталкивается в подъезде и вежливо здоровается с этой жуткой лошадью в парике.

Все тут же бросились краситься и мерить все подряд. Юлька впялилась в блестящее платье на тонких лямочках и стояла у зеркала, прищурившись. Роковую женщину из себя изображает. Нет, судя по всему, как сказала Илонина мама, Юленька пойдет в отцовскую породу – широкозадых и коротконогих.

– Ну, все. – Илона командовала не только потому, что находилась в своей квартире. Просто и в классе, и во дворе она всегда была лидером. – Давайте жребий тянуть.

– Рано еще, – заскулили девчонки, только-только вошедшие во вкус.

– Ни фига, нужно прийти пораньше, забыли, какая там очередь! Можно весь вечер простоять и не попасть!

Это точно. Попасть в «Метелицу» просто с улицы всегда было проблемой. Илона быстро вырвала из отцовского блокнота четыре листка, на одном из них нарисовала большой крест, сложила в несколько раз и побросала в свою вязаную шапку. Идея была проста и заманчива: в кабак сегодня пойдет не разномастная команда девчонок, одетых кто в лес, кто по дрова, а только одна из них, но зато упакованная по высшему классу.

Все быстро расхватали бумажки. Илона подумала, что было бы страшной несправедливостью, если бы жребий достался не ей, ведь это она все придумала. А работу какую титаническую провела, чтобы предки на дачу без нее уехали! Нет, удача и сегодня была на ее стороне!

– Иду я! – Илона запрыгала по комнате.

Как ни странно, но сожаление она заметила только на лице Алины. Ну конечно, Ирка с Юлькой, хоть им и хочется казаться крутыми, все равно настоящие мамины дочки. Они и курят-то для виду: дым в рот наберут и выпускают. А потом конфетами давятся – заедают.

Красили и одевали Илону долго и тщательно. А вот с туфлями вышла заминка: ну просто ничего подходящего! Или страшные, или по размеру не подходят. И Алинка, сучка, уперлась:

– Криста свою обувь никому не дает!

Ладно, хоть белья кружевного не пожалела. Хорошо, у ее сестры фигура модная – вешалкой, даже лифчик почти впору оказался.

В последний момент Илона вспомнила, что отец недавно принес с работы итальянские туфли, какая-то сотрудница, сказал, продает. Мать уже надевала их раза два, но все равно хранила в большой серебристой коробке, завернутыми в приятно шуршащую бумагу. Ух, как Илона ненавидела эту родительскую страсть к порядку! Ничего не скажешь: пыль регулярно вытирается, постельное белье в стирку сдаем, рубашки у папы всегда чистые и выглаженные… А вот спросить у него: с чего это мужику женские туфли предлагают? Видела Илона эту «сотрудницу», в кафе с отцом сидела, глазки строила.

Готово! Классная телка восхищенно смотрела на Илону из огромного зеркала в прихожей. Ноги от ушей, колготочки ажурные, глазки невинные, ресницы по полметра. Сумочка клевая на цепочке, жалко маленькая, только-только косметика поместилась, даже сигареты не влезли. Ну, ничего, стрельнем.

В последний момент окончательно струсила Юлька:

– Девчонки, может, не надо…

– А ну ее, – отмахнулась Алина, – она же просто завидует. С ее ногами и в баню не пустят!

В другое время Юлька живо бы завелась: ноги у нее действительно дрянь. Вот и ходит всегда в джинсах, зато футболочки надевает в обтяжку – у нее самый большой бюст в классе. Но сейчас на Алинину подколку даже внимания не обратила, стояла и ныла:

– Илоночка, ты только ни к кому в машину не садись, еще завезут куда-нибудь…

– Тьфу, дура, ну что ты каркаешь! Волков бояться – в лес не ходить! – Илона уже стояла в дверях с ключами.

Все вместе вышли на Арбат, посидели на скамеечке, покурили на дорожку. На Илону оглядывались, один парень с портфелем чуть шею не свернул.

– Иди, иди, – хихикнула Ирка, – уроки учи!

Все засмеялись, и Илоне сразу стало жарко и весело.

– Все. Пошла. Дальше со мной не ходите, я – проходным, на Калининский. – И удалилась, элегантно покачиваясь на каблуках.

Даже через час стояния в очереди хорошее настроение и предчувствие какого-то необыкновенного приключения не покинуло Илону, хотя ноги уже начинали противно гудеть. Компания подобралась веселая. Несмотря на то что ее наряд немного потускнел на фоне расфуфыренной толпы, она явно выделялась. Кто-то уже звал ее присоединиться, но Илона небрежно отказывалась. Все это было не то. Обычные мальчишки. Наизусть знаю: пара коктейлей, мороженое, бесконечные школьные (ну, максимум институтские) истории, прижимаются во время медленных танцев, губы слюнявые…

Эту «тачку» Илона заметила сразу. Ее предпоследний парень, Илья, все мозги ей забил машинами. Такой зануда – караул! Книжки ее заставлял читать. А сам как начнет говорить – уши от тоски вянут. Вот и сейчас Илона глянула и прямо голос его услышала: «Чувствуешь, как звучит: джип „Чероки“!» Точно: он. А уж мужик оттуда вышел – закачаешься. Немолодой, под тридцатник, наверное. Высоченный, загорелый, штаны белые, рубашка черная, волосы до плеч. Лениво так к дверям подошел, как будто никого в упор не видит. То есть нет, прошелся по очереди глазами (у Илоны аж сердце екнуло), но ни на ком взгляд не остановил, вошел внутрь. Ах, как хотела бы Илона пройтись рядом с этим меном, вот так же глядя сквозь всех!

Ну, чудеса! Толстомордый на входе зашебуршился, заерзал, выскочил за дверь, подбежал к Илоне, чуть не в пояс кланяется:

– Вас просят…

Наверное, так чувствует себя победительница конкурса красоты «Мисс мира». Илона вплыла в «Метелицу», ощущая спиной завистливые взгляды. В очереди тоже не дураки стоят, все поняли, КТО просит. Запылали щеки, ноги начали заплетаться, почему-то она испугалась, что сейчас тривиальным образом споткнется и растянется посреди зала. Но вот уж застенчивость никогда не была ее чертой. Тут же Илона вспомнила, как Алинкина сестра учила ее походке манекенщицы. «Берешь пятак, – говорила Криста, затягиваясь дорогой сигаретой, – да-да, обычный медный пятак. Зажимаешь половинками попы и идешь. Задача: пройти и не уронить. Поняла?» Илона чуть не расхохоталась, представив себя с пятаком. Сразу стало легко. Поэтому к столику подошла не испуганная десятиклассница, а просто красивая девушка. Сверкая улыбкой (ни зубами, ни ногами Бог не обидел), она села напротив смуглого красавца.

– Привет, – сказал он, глядя ей прямо в глаза.

– Привет. – Илоне показалось: протяни она сейчас руку, он обязательно ее поцелует.

С официантами он общался какими-то неуловимыми знаками. Сразу двое резко полюбезневших халдеев сновали туда-сюда. Илона не подозревала, какие потрясающие штуки, оказывается, могут подавать в «Метелице». Шампанское – как будто из одних сладких пузырьков.

– Ужасно вкусно! – зажмурилась Илона. – Я, наверное, могу выпить ведро!

– Не стоит, малыш. Шампанское – вещь коварная. А я не хочу, чтобы наш вечер быстро закончился.

Она совершенно не обиделась на «малыша», потому что сказано это было ПРАВИЛЬНЫМ тоном: никакой снисходительности, только нежность. И потом он сказал «наш вечер», и он не хочет его быстро заканчивать.

Было уже около одиннадцати. Вокруг шумели, смеялись, обнимались, курили. Илона тоже достала из пачки сигарету («MORE», между прочим), в ту же секунду перед ней заплясал огонек зажигалки.

– Знаешь, – она придвинулась к нему поближе, чтобы не кричать через стол, – теперь я представляю, какое должно быть настроение, чтобы танцевать на столе…

Он наклонился и, почти дыша Илоне в ухо, спросил:

– А какая музыка тебе больше нравится?

– Мне? Си Си Кетч, знаешь, такая…

– Знаю. – Он легонько поцеловал ее в щеку.

Буквально через три минуты вдруг наступила тишина. И тут же из всех динамиков, навешанных по углам, зазвучала самая популярная этим летом песенка Си Си Кетч. Илона не знала английского, но каждый раз подпевала, как слышала. Ей показалось, что внутри раздувается какой-то разноцветный счастливый пузырь и она вот-вот взлетит к потолку. Он широко улыбнулся, подмигнул, встал… И резким движением сдернул со стола скатерть.

– Танцуй!

Ну уж это мы умеем! И не только дома перед зеркалом. Илона не видела ничего вокруг, но прекрасно понимала, что у стола собралась толпа. Никогда еще она так здорово не чувствовала свое тело. И, черт возьми, как эффектно (как будто так и задумано) на последнем аккорде упала лямочка с плеча. Публика вопила и стонала от восторга.

А он снял ее со стола и прямо на руках понес к выходу. «Как невесту», – мелькнуло в голове. И он не спрашивал, поедет она с ним или нет, просто поставил у машины и открыл дверцу.

Ах как они мчались по ночной Москве на джипе! И ни одного красного светофора, и гаишники только провожают уважительными взглядами, как будто на спидометре не 120 кэмэ!

В Кунцеве перед ними распахнулись ворота самой шикарной дачи. Огромный дом стоял темный, только теплым оранжевым глазом светилось полукруглое окно на втором этаже. Все это было красивей и романтичней, чем в любом кино. Уже у двух или трех Илониных одноклассников дома стояли видики, а Ирка давно обнаружила родительский тайник с запрещенными кассетами. Поэтому вся их компания прекрасно знала всю теорию отношений мужчины и женщины. Илона представила себе комнату с огромной кроватью. Может быть, они вначале пойдут в ванну… Или нет, он сразу поставит медленную музыку и будет раздевать ее… Несмотря на выпитое шампанское, голова была ясная и легкая.

Никакой кровати. Просто пушистый ковер на весь пол, разбросанные подушки и чудовищных размеров телевизор.

– Садись, – сказал он, и Илона села прямо на пол. – Смотри. – И вложил в видеомагнитофон кассету.

Снова неожиданность. Никакая не эротика – на экране появилась степь со странными деревьями. Он лег, положив Илоне голову на колени, и тихо произнес:

– Смотри, как это делают дикие звери.

И в кадре появились львы. Тревожная тягучая музыка заполнила комнату. Огромные кошки прыгали на мягких толстых лапах, покусывали друг друга, потом львица как-то странно выгнула спину, лев оказался на ней сверху, а у Илоны сразу заныло в животе и пересохло в горле. «Сказка, самая настоящая сказка». Она не помнила, как оказалась раздетой, и уже не чувствовала ни рук, ни ног, а только горячие настойчивые объятья… Два сплетенных тела на полу. И львиный рык.

Они заснули обессиленные, когда за окном стало совсем светло. «Странно, – закрывая глаза, подумала Илона, – я так и не знаю его имени… – И еще одно, но это скорей всего уже во сне: – У него на смуглой шее под длинными волосами – очень необычная татуировка: маленькое ухо с вылезающей из него змеей…»

Часть II

Интерлюдия V

– Ты только сразу не пугайся. Если что – просто стань и не двигайся. А главное – молчи.

– Что – «если что»? – У Вомбата реакция однозначная: оружие на изготовку, карабин наперевес, даже уши словно торчком стоят. – Ты можешь по-нормальному говорить, без своих гнилых выкрутасов, сталкер хренов?

– Сейчас долинка будет небольшая, нам ни справа, ни слева ее не обойти. Пойдем низом. Там со звуком что-то неладно.

– С каким звуком?

– Черт, да с любым. Я тебе могу час в самое ухо орать, ты ни фига не услышишь. – Штрипок еще раз близоруко прищурился на сползавший вниз туман и, неожиданно хихикнув, продекламировал: – Фу-фу-фу! Пойдем расскажем всем: фу-фу-фу! Туман исчез совсем!

Словно порыв ледяного ветра коснулся щеки Вомбата. Он слегка поежился и сразу же понял, что холодно не снаружи, а внутри. Занемел мизинец, начало покалывать мочку уха, вся левая сторона тела словно погружалась в снег. Откуда-то всплыло неуютно-больничное: «новокаиновая блокада». Через минуту перестал моргать глаз, свело вниз угол рта.

– Чего стоишь?! – заорал Штрипок, глянув на перекошенное лицо Вомбата. – Падай, псих! – И с силой рванул его за руку.

Оба не удержались на ногах и кубарем покатились по склону. От удара головой об рельс зазвенело в ушах. Вомбат открыл глаза и увидел лежащего рядом Штрипка. Тот ощупывал ногу и беззвучно шевелил губами. Однако голос его с большим опозданием доносился откуда-то слева:

– Ух, холера, ногу, кажись, подвернул. – Неуклюже встал, поковылял куда-то, знаком показав: давай со мной.

Что-то не припоминаю я эту долинку. Не раз здесь с мужиками ходили, все вроде спокойно было. Э, здесь, да не здесь, напутал ты, Командир. Впереди, чуть справа, из тумана показалась какая-то темная туша, похожая на слоновью задницу, и Вомбат сообразил, что они подошли к самым Вагонам. Точно. Длиннющий состав закопченных цистерн и несколько платформ с контейнерами слева. Где-то он слышал, что в этих контейнерах живут Синие Уроды – ужас и загадка всей Железки. Никто из Команды, за исключением, может быть, Сани, в них не верил, но Горелые Вагоны всегда обходили стороной.

Штрипок как-то странно помотал рукой и неожиданно нырнул под цистерну. Краем глаза Вомбат успел заметить движение слева, но рассматривать не стал, полез следом.

Здесь, брат, правило одно: если бывалый человек знак дает – хоть в дерьмо ныряй, не раздумывай. Да, в общем, не такой уж этот Штрипок и бывалый, если разобраться. Просто нашел парень свое место. Живет, как старичок-лесовичок, на своей полянке каждую травинку-былинку знает да на чужую просеку не суется. Зеленый тоже молодец: «Задание из Центра!.. Оружие и противогазы даем!..» А потом оказывается, что эти резиновые намордники нужно самим вызволять из какого-то «левого» хранилища за Железкой. А проводника привел: ну кадр – закачаешься! Росточка махонького, ни бровей, ни ресниц, зато вся башка в косичках оранжевых. Позже выяснилось, что он еще и стихи поминутно читает. Вслух. Вот приваливает такой хмыренок, весь на понтах, и сразу – права качать: мол, Команду не поведу, только одного человека, а не хотите – как хотите, наше дело – предложить, ваше дело – отказаться. И гонорар заломил – три пачки сигарет! Тут Зеленый заморгал у него за спиной, загримасничал: соглашайся, соглашайся! Хрен с ним, пришлось Вомбату самому идти с этим Штрипком, хотя сердце не лежало, ох как не лежало ко всему этому мероприятию…

Всю дорогу про себя гундел: и мужичонка подозрительный, и Команду разделять не люблю, куда идем – неизвестно, на сколько – тем более, а Гаражи ведь не самое удачное место для пикников. Зеленый – мужик неплохой, но не наш, у него свои заморочки и погремушки. Поэтому, как ни лез из кожи вон, за старшего ему остаться не удалось.

Оказывается, нужно было не просто пролезть под цистерной, а еще и бежать после этого. Оранжевые косички мелькали уже метрах в пятидесяти. Гнусная долинка продолжала радовать своими фокусами со звуком. Вомбат совершенно не слышал своих шагов, зато позади постоянно мерещился шум погони. Несколько раз обернулся – никого. Чуть не налетел на Штрипка. Тот стоял как вкопанный, будто и не собирался вовсе бежать, так, разминался.

Вагон был цельнометаллический, похожий на рефрижератор и совершенно новенький. Сильно портила вид неаккуратно заваренная дверь. Апельсиновый придурок стоял прямо перед ней, приоткрыв рот. Вомбат, если честно, никогда в жизни не видел, как бараны смотрят на новые ворота, но при виде Штрипка решил, что именно так.

– Чего стоим? – спросил Вомбат, радуясь звукам своего голоса.

– Пришли, – лаконично ответил проводник.

– А почему бежали?

– Надо было.

– А теперь не надо?

– Не, они сюда уже не заходят.

Поговорили, называется. Выражение лица Штрипка тем временем изменилось. Он положил на землю рюкзак, расставил ноги, отвел руку в сторону и откашлялся. Ясно. Опять на нас поэтическое настроение накатило:

Лошади умеют тоже плавать.

Но нехорошо. Недалеко.

«Глория» – по-русски значит слава.

Это вам запомнится легко.

Фиг с тобой, но зачем завывать-то так? Вомбат пытался вспомнить, кого же все время напоминает этот местный продукт? То ли из Шекли, то ли из Тарковского… Кого-то он все время наигрывает, но очень ненатурально. Отвлекся. А наш оранжевый любитель поэзии, оказывается, в это время вполне грамотно и ловко собрал взрывное устройство. Ага. Это мы вот так сейчас дверку раздолбаем и противогазы-то повынем… Мило. Очень мило. Пожалуй, посмешней, чем презервативы вилами разгружать.

Штрипок оказался не так прост. Он установил несколько небольших магнитных мин по периметру сварного шва, что-то покрутил в маленькой коробочке и мотнул головой – сваливаем.

Грохоту было… Казалось, весь вагон взлетел на воздух. Резкий порыв ветра отогнал дым в сторону, и Вомбат увидел, что вагон стоит целехонький, а вывороченная дверь лежит на земле. У пацана явно задатки медвежатника.

«Это я удачно зашел, – подумал Командир, глядя на крепкие новые ящики с боекомплектами. – Эх, жаль, с собой много не утащишь, этот хлюпик, конечно, не носильщик». Пока Вомбат укладывал в мешок противогазы, Штрипок, как ребенок, рассовывал по карманам шоколад.

Усталые, но довольные, они возвращались домой. Черт его знает, где этот дом, но Вомбат был действительно доволен. Штрипок оказался вполне деловым парнем, а что до причуд… У кого их нет? Мужики из его Команды хоть стихов не читают, но тоже со своими прибамбасами. Стармеху, например, дай волю – круглые сутки стрелять будет, хоть по группсам, хоть по пустым бутылкам. У него принцип: сначала стреляй, потом разберемся. Жестковато, но Команду он выручал не раз. А Саня? Загадочная русская душа… От каких в веках затерянных предков приходит к нему эта тоска при звуках азмуновской кунгахкеи? Почти каждый вечер: сядут рядком, Цукоша свой музыкальный инструмент зубами зажмет, за язычок дергает – у Вомбата зубы сводит, а Саня слезы рукавом вытирает.

Снова показались цистерны. Туман облизывал их черные бока, но не становился грязнее. Штрипок шел немного впереди, похрумкивая шоколадом. Вомбат только успел подумать, что хорошо бы дорогу запомнить да наведаться сюда еще разок, когда проводник внезапно остановился. Теперь уже можно было догадаться, что означают приоткрытый рот и осоловелый взгляд: Штрипок думал. Вомбат глянул на ручеек коричневой сладкой слюны, стекавший у парня по подбородку, и отвернулся. Тьфу, урод… Опять закинулся звук. Когда проводник повернулся и начал говорить, его голос, как в огромной трубе, многократно отражался от невидимых стенок, слова накладывались друг на друга, и Вомбат не сразу понял, что нужно поворачивать назад.

– Почему? – удивился он.

«Почему… Почему… Почему… Почему…» – загудело со всех сторон. Из объяснений Штрипка понять что-либо было невозможно: мешанина слов пополам с соплями. Единственное, что удалось уловить, – назад и влево. Несколько раз повторилось что-то вроде «свалки». Вомбат кивнул: понял. Опять заметил движение рядом с цистернами и опять не оглянулся. Точно знал, что нельзя. Метров через сто Штрипок решительно устремился в глубокую канаву. Вомбат прыгнул за ним и не успел еще выругаться по поводу вонючей жижи, доходившей до колен, как получил сильнейший удар по ушам. От неожиданности чуть не плюхнулся лицом в грязь, но удержался. Оглянулся в поисках коварного врага и понял, что никого в канаве, кроме них со Штрипком, нет, а долбануло его децибел 120, не меньше. То, что творилось вокруг, трудно было назвать просто шумом – по голове будто паровой молот прохаживался. У Вомбата аж глаза заслезились. А Штрипок как ни в чем не бывало порылся в карманах, достал пакетик, протянул, показал на уши. Кретин, а раньше не мог свои затычки предложить? Эластичные тампоны плотно залепили ушные раковины, и сразу стало полегче. Чего ж здесь шумно-то так? Вомбат уныло брел за проводником по канаве, не имея в голове ни одной мысли, а лишь слабо удивляясь, например, тому, что проводник идет впереди, не обращая внимания на окружающий грохот. Оч-чень странный лесовичок, да и полянка у него – не ягодки с грибочками собирать. Прошлепали так метров триста, когда Штрипок опять встал. Что теперь? Опять стихи? Жаль, дружище, что я их не услышу. Или снова курс меняем? Может, теперь вплавь?

Вомбат понял, что рыжий проводник до смерти ему надоел. Вроде и не чужой, – а как бы это? – чуждый. Вот. Правильно. Словами поиграл, а мысль верная. Ну, чего, чего тебе? Затычки вынуть? На хрена?

– По-моему, это для тебя.

Снаружи уже не так шумело, Вомбат даже смог услышать Штрипка. И тут же забыл обо всем на свете. Сквозь непонятные шумы и завывания четко различались голоса. «Дима, прикрой!» – орал Цукоша. Выстрелы. Еще. «Саня, уводи Пургена!» – это уже Стармех. Несколько непечатных слов его же голосом. Теперь, кажется, пулемет. Хрипы. Звонкий вскрик Двоечника. Опять Цукоша: «Уходи-им!» И стрельба, стрельба.

Дико озираясь, Вомбат попытался выбраться из канавы. Со второй попытки ему это удалось. Фокус-покус. Никого. Ничего. То есть кусты, рельсы, ошметки тумана – на месте. Но ни человечка и ни единого звука. Как отрубили.

Из канавы вылез Штрипок и тихо заметил:

– Там что-то случилось.

– Где?! – не стесняясь, заорал Вомбат. – Где?! Что ты мне голову морочишь? Где моя Команда?!

– Я думаю, там же, где мы их оставили, – в Гаражах.

– Тогда какого черта…

– Я же объяснял: долинка здесь специальная. Со звуком неладно. А там, – он махнул рукой вниз, – свалка. Что в радиусе километра сказано, все в этой канаве окажется. Да и вообще все окрестные шумы. Я думаю, тебя вначале как раз нашим взрывом накрыло.

Вомбат слушал вполуха. Суть он уловил. Теперь главное – побыстрее добраться до Гаражей и выяснить, что случилось.

«Базовый лагерь» опустел. В углу валялись скомканные кровавые бинты, несколько окурков. Один – его, вчерашний. Выбоины в стенах. Но Командир не помнил, были они накануне или эти следы от пуль появились именно сегодня. Вот. Гильзы у входа. Довольно много. И, конечно, свежие. Вомбат рыскал, как собака, вынюхивая, выслеживая, пытаясь понять, что же произошло в его отсутствие. Стрельба, это ясно. Но с кем? Куда ушли? Есть пострадавшие? Он вспомнил услышанный в канаве хрип. Нехороший хрип, ох нехороший. Но крови нигде нет, бинты явно Ленькины, с перевязки. Еще раз оглядел все стены и наконец нашел. Около выхода, довольно высоко, криво нацарапано: «УХОДИМ О». О? Отсюда? Это понятно, не стали бы время тратить. Опасность? От? От кого? Так. Спокойно. Кто это мог написать? У Пургена изуродованы руки, Саня в критических ситуациях не то что пишет – думает с трудом. Значит, Азмун или Дима. Еще один маленький шажок. Писали карандашом. А карандаш у нас у кого? Правильно, у того же, у кого компас. Стармех. Значит, «О» – это не оборванное слово, а полная информация. Ост. Команда уходит на восток.