Текст книги "Девять кругов. Сборник"

5. Мёртвое молоко

– А вдруг проснётся?

– И что? Проснётся и уснёт. Ничего с ним за полчаса не случится. Поплачет и уснёт… Давай, сто лет вместе не выходили.

– Хорошо, хорошо, одеваюсь.

Женщина быстро переоделась для прогулки. Стараясь двигаться бесшумно, заглянула в детскую. Их шестимесячный сын мирно сопел во сне, хмуря редкие светлые бровки.

«Всего полчаса» – напомнила она себе. – «Ничего не случится».

Они с мужем вышли на заснеженное крыльцо. Был конец января. Их коттедж стоял на отшибе, остальных домов посёлка отсюда видно не было.

Муж взял её под руку, и они медленно пошли по узкой, расчищенной от снега дорожке к магазину на том берегу маленькой речушки. Снега в эту зиму навалило много. Редкие фонари, стоявшие далеко друг от друга, светили тускло и жёлто. Ночное небо из-за снеговых туч казалось неправдоподобно светлым: то ли оранжевым, то ли розовым. Двое шли, наслаждаясь редкими, после рождения ребёнка, минутами наедине, перебрасывались короткими фразами. Единственными освещёнными пятнами перед ними были мост и магазин за ним. Оба издалека заметили, что на мосту топчется какая-то, похоже не вполне трезвая, компания. Женщина невольно замедлила шаг, но муж уверенно потянул её вперёд. Едва они ступили на мост, как путь им преградил один из пьяных.

– Сосед, займи до среды? – просипел он, протягивая мужчине широкую, как лопата, ладонь. Видели они этого «соседа» впервые в жизни.

– Ребят, дайте пройти, – дружелюбно сказал муж и попытался двинуться дальше. Пьяный толкнул его в грудь протянутой рукой:

– Брезгуешь, паааааскуда? – прошипел, обнажив жёлтые зубы в бессознательном оскале. Женщина обнаружила, что остальные уже обступили их. Она растерянно потянула мужа назад, но тут кто-то влетел в него сбоку, вывернув его руку из рук жены и едва не сбив с ног. Женщина отступила на шаг, бестолково глядя, как муж зажимает рукой бок, где по синему его пуховику расползается тёмное пятно. «Что это такое?» – в заторможенной панике подумала она. Пьянчуга тем временем ещё несколько раз сунул кулаком с зажатым в нём чем-то под рёбра её мужу.

– Обоих вали теперь! – рявкнул кто-то у неё над ухом, и она ощутила страшный удар по голове, от которого как будто лопнул череп. Она ещё чувствовала, как шарили у неё по карманам в поисках денег, как переваливали через перила моста, сбрасывая в реку. Последняя картина встала у неё в сознании, прежде чем настала полная темнота: маленький мальчик, спящий один в комнате.

Он просыпался несколько раз за ночь от голода и жажды и кричал, звал Больших. Обычно Большая или Большой подходили к нему сразу же, как только он начинал звать. Но в эту ночь они не пришли ни разу. И он засыпал, не находя отклика. Когда солнце осветило всё вокруг, было тихо, так тихо, как ещё никогда не было, и он снова закричал. Сил у него осталось мало и кричал он недолго. Ему было мокро и холодно. Обычно Большая сразу об этом заботилось, но теперь она не пришла. Мохнатый тоже звал хозяев – долго и протяжно. Потом Мохнатый пришёл к нему и проскользнул через прутья. Большие не позволяли Мохнатому лежать рядом с ним, но тот пользовался любой возможностью, чтобы залезть к нему. Мохнатый понюхал его и облизал его пальцы.

По полу медленно скользили солнечные полосы. Он не спал и не кричал, сидя рядом с мурчащим Мохнатым. Через прутья, на ковре он видел яркую штуку. Это была его любимая штука, он бы хотел, чтобы Большая пришла и дала ему штуку, но она не приходила. Он пытался выбраться сам, но у него не вышло. Солнечные полосы исчезли, и в углах стала скапливаться серая, неразличимая муть, она чего-то ждала, ждала от него. Ему стало страшно, и он заплакал. Мохнатый проснулся и облизал его щёку, тогда он опять уснул.

Его разбудил страшный грохот: бах-бах-бах, потом что-то тяжёлое упало. Мохнатый зашипел и сбежал под кровать. Он уже почти не мог двигаться, не мог кричать, не знал, снится ему звук или нет. Кто-то прошёл по коридору, потом над ним склонилась Большая. Она странно выглядела, и от неё странно пахло, но это была она. Она молча взяла его на руки. Он бы, наверное, кричал от страха, если бы мог. Мохнатый истошно орал из-под кровати. Большая сделала несколько неуклюжих шагов по ковру и кое-как села в кресло. Очень долго она расстёгивала свою грязную одежду, но он уже почувствовал еду и, хотя был почти в обмороке, крепко присосался к ней. Теперь его ничто не тревожило.

Человек в пальто вышел из машины, поднял воротник, укрываясь от колючего мороза, и, кивнув охране, почти побежал к коттеджу. Однако, внутри оказалось не теплее, чем в могиле. Работа шла полным ходом, комнаты были расчерчены на секции, фотограф делал снимки. Крупный лысый мужчина курил прямо в комнате и безотрывно смотрел в одну точку. Человек в пальто проследил его взгляд. Опять щёлкнула вспышка.

– Что тут? – спросил он, подходя ближе и тоже глядя на женщину, застывшую в кресле. Выглядела она как восковая статуя из дома ужасов: порванный, грязный пуховик, расстёгнутый на груди, руки в земле, пальцы с обломанными ногтями. Она сидела так, как будто держала ребёнка. Длинные волосы слиплись от крови, сбоку головы зияла дыра. Глаза у женщины были открыты, но затянуты мутной плёнкой, как у мёртвых птиц.

– Женщина, двадцать пять лет, – монотонно рапортовал кто-то. – Сутки с момента смерти…

– Первый раз такое вижу, – заговорил лысый мужчина. – Установили, что сутки мертва. А следам в комнате не больше часа… Влажные. Соседи вызвали полицию – кто-то проходил мимо, когда ломали дверь.

– Кто ломал? – человек в пальто протянул руку за сигаретой.

Мужчина в ответ пожал плечами.

– Неизвестно. Похоже, что она. Прошли по её следу до реки, снег-то не шул… Вылезла из воды в километре от посёлка и шла пешком. Мужа её выловили ниже по течению… Со стороны печени множественные колотые раны.

Человек в пальто закурил, скользнул взглядом по комнате, увидел погремушку на ковре.

– Ребёнка забрали?

– Её нашли с ребёнком у груди…

– Мёртвую мать?

– Да. Ребёнка увезли в реанимацию в тяжёлом состоянии, почки отказывают, врачи говорят, от обезвоживания. Грудные дети умирают без жидкости быстрее взрослых…

– Хочешь сказать, она это знала, сюда дошла от реки, выломала дверь, чтобы покормить его? Мёртвая? С трупным окоченением?

– Я ничего не хочу сказать, – помолчав, отозвался лысый.

Оба снова посмотрели на женщину в кресле.

Молоко с груди медленно капало на её колени.

6. Сын своей матери

Когда Аня пришла в себя, её сильно тошнило. Едва шевельнувшись, она поняла, что крепко привязана к какой-то холодной и твёрдой лежанке. В глаза ей с серого бетонного потолка светила лампа дневного света. Это не было похоже ни на одну из комнат Лёшиного коттеджа, куда они приехали отметить Новый Год.

Она повернула голову, едва не потеряв сознание от дурноты. Алексей стоял к ней вполоборота и деловито щёлкал ногтем по шприцу.

– Лёша, – слабо позвала она, хотя страх колючим комом перехватил горло. – Что случилось?

– Помолчи и послушай меня, – ответил он, не поворачиваясь. Шприц дал крутую тонкую струю в воздух. – Не бойся, всё идёт по плану.

Но Аня боялась. На самом деле она боялась Алексея с первого взгляда, с первой встречи. Со временем она стала забывать, что боится его, но теперь всё встало на свои места. Она всегда знала, что он ненормальный.

Алексей был старше её на пять лет, они познакомились в институте, где он читал лекции по патологической физиологии. Войдя в аудиторию впервые, он так и представился – Алексей, так и просил себя называть, без отчества. Аню он покорил с первого слова, смесь животного безотчётного ужаса, который он вызывал в ней, и животного притяжения, которое он источал сам, были сильнее всего, что она переживала когда-либо. Алексей не был особенно красив или уродлив, но мало кого оставлял неравнодушным. На курсе и по кафедрам расползались фантастические истории. Соседка Ани по комнате утверждала, что у Алексея «чёрная энергия и плохая карма». Старые тётки на кафедре были уверены, что он убивает жён, как Синяя Борода. Аспиранты считали, что он голубой и что открытие, сделавшего его известным и богатым, совершил, «трахнув и завалив» настоящего изобретателя. Аня понимала, что всё это чушь, но глядя на Алексея легко было поверить как в то, что он может убить человека, так в то, что он очередной непонятый гений не от мира сего. Доподлинно было известно только то, что уже год печатали в научных и коммерческих журналах – Алексей в возрасте двадцати пяти лет совершил невероятный прорыв в науке – синтезировал вещество, которое значительно замедляло процесс старения. Ажиотаж среди фармацевтических фирм тогда начался сумасшедший. Вещество было названо атлантином. Всего за несколько месяцев Алексей стал самым молодым миллиардером в России. Но, ко всеобщему удивлению, не уехал из страны. Более того, не бросил научную и преподавательскую деятельность. Почти все студенты считали, что Алексей относится к ним высокомерно: он действительно был всегда довольно холоден в общении и замкнут. Но Ане казалось, что это просто свойства его характера, и к своему успеху он относится также равнодушно, как к университетским обязанностям.

Она не пропускала ни одной его лекции, а в конце семестра попросила Алексея стать её научным руководителем. Ей показалось, что он при этом посмотрел на неё с лёгким удивлением, Аня внутренне ликовала – раньше он практические не проявлял эмоций перед студентами.

– Я не беру дипломников, – ответил он, постучав ручкой по плану лекций.

– Но мне бы очень хотелось, чтобы именно вы были… – запинаясь, проговорила Аня. – Ведь моя тема диплома касается способов влияния атлантина на мёртвые ткани…

– Не подумал бы, что вам интересна такая тема, – спокойно заметил Алексей и как-то иначе взглянул на Аню. Он помолчал. Аня не дыша, смотрела на него.

– Хорошо, я буду вашим руководителем, – наконец объявил он. – Но на кафедре скажите, что вас ведёт другой руководитель, иначе я потом не отобьюсь от них. Там где один диплом, там ещё десять.

И он улыбнулся. Аня мгновенно влюбилась в его улыбку, а позже и в её обладателя. Алексей не проявлял никакой снисходительности – всю практическую часть она проделала под его руководством от и до. Постепенно она лучше узнавала своего руководителя. Алексей был довольно жесток с животными. Если по условиям эксперимента животное нужно было убить без наркоза, он не моргнув глазом, сворачивал шеи крысам и кроликам. Ане всегда было немного жутковато наблюдать за ним при этом. Большинство коллег и учеников, как поняла Аня, не вызывали у него уважения и приязни. Ане немного льстило, что к ней он явно благоволил. Зато, когда им пришлось сходить за тканями в морг, оказалось, что к мёртвым Алексей относится куда лучше, чем к живым, с какой-то, казалось, неосознанной нежностью.

– Мёртвые никогда не совершают ошибок, – говорил ей Алексей, беря пробы ткани. – Смерть делает величественным и мудрым любого. Они уже знают то, чего не знаем мы.

Аня слушала его, кивала, а внутренне содрогалась и восхищалась одновременно. Алексей стал для неё пророком, идолом, путеводной звездой, идеалом. Он тоже знал то, чего не знает никто, так думала Аня.

По теоретической части Алексей гонял её ничуть не меньше. Во сне Аня видела графики и диаграммы изменения потенциала действия разных тканей под влиянием атлантина. Могла назвать по памяти любые данные каждого эксперимента. Она очень втянулась в работу, исследования захватили её. Не всё шло гладко, она ошибалась в выводах, трактовала итоги не так, как было принято, забывшись, спорила с Алексеем до потери голоса. Диплом едва влез в верхнюю границу дозволенного объёма. Ане было жаль, что работа закончена. Защитилась она на «отлично», получила рекомендацию писать кандидатскую от аттестационной комиссии и роскошный букет цветов от Алексея. Это вызвало взволнованные шепотки в зале и новую волну самых разных слухов. Из-за этого Аня пошла в аспирантуру другого вуза. Там с кандидатской ей тоже помогал Алексей. Они сблизились, начали много общаться. Через год после окончания аспирантуры Аня уже жила у Алексея. Аня познакомила его с родителями. К её огорчению, отцу Алексей совсем не понравился, и это было заметно. Родители Алексея, как узнала Аня, умерли, когда он был ребёнком. Вначале институтские подруги, да и родители, постоянно отговаривали её от этих отношений. «Каким отцом и мужем может быть приютский?» – говорила мама. «Он такой странный, себе на уме, как ему можно доверять?» – причитали подруги, но Аня только отмахивалась от этих слов, ведь с ней Алексей был совершенно другой, никто не мог знать его таким – нежным, открытым, с тонким чувством юмора. Его постоянное уверенное спокойствие её тоже радовало, потому что опыты отношений с весьма бурными эмоционально юношами у неё были не самые радужные. Со временем у подруг появились работы, дела, свои отношения, семьи и встречаться стало всё труднее, разговоры о том, что Алексей ей не пара, прекратились.

Ане казалось, что она живёт в сказке, скоро ей уже не хотелось общаться с кем-то кроме Алексея, он умело поддерживал в ней это состояние. Он полностью разделял её страсть к науке, они работали бок о бок в научно-исследовательском институте. Зарплаты там были не ахти, но благодаря деньгам Алексея, они оба могли вообще не работать, хватило бы и их внукам, поэтому они полностью отдавались любимому делу, не забывая, впрочем, о хорошем отдыхе. Им всегда было о чём поговорить и поспорить.

Пять лет прошли как в волшебном сне, который немного отравляли только Анины родители, которые смирились с Алексеем, но исправно интересовались, почему они никак не поженятся. Аню и саму это немного смущало, хотя детей она пока и сама не хотела. Но она убеждала себя, что они с Алексеем прогрессивные люди, которые выше каких-то штампов в паспорте и прочих условностей. Например, выше такой банальной условности, как признание в любви. Алексей, которому вообще была чужда романтичность, ни разу не сказал Ане, что любит её, и она тоже стала стесняться произнести эти слова.

Однажды за завтраком Алексей сказал ей:

– Я хочу, чтобы мы отметили Новый Год в доме, где я жил маленьким. Я был там последний раз очень давно, потому что мне всё ещё тяжело находиться там одному.

Аня насторожилась, Алексей никогда не говорил с ней о том, что касалось его детства. Кроме того, что родители его умерли ещё когда он был очень маленьким, она ничего больше не знала. Ни про приют, ни про друзей детства. Казалось, Алексей родился взрослым.

– Там очень красиво, – продолжал Алексей. – Мне бы хотелось, чтобы это место перестало быть для меня чужим и пугающим, хотя мои родители умерли именно там. Не в самом доме, в окрестностях. Хочу, чтобы нам было там хорошо вместе. Но если ты откажешься, я пойму.

Он взял её за руку.

– Конечно я не против, – храбро ответила Аня, хотя её немного пугала мысль о старом доме, с которым связана такая печальная история.

Её опасения о мрачном старом доме не подтвердились – коттедж Алексея было очень уютным и симпатичным, видно было, что в него вложено немало денег, и он поддерживается в идеальном состоянии. Внутри было ещё лучше, чем снаружи. Никакой «плохой энергии» в нём не ощущалось, только спокойствие.

– Я бы тут всю жизнь прожила, – уверенно и обрадованно сказала Аня, поцеловав Алексея. А он только крепко обнял её в ответ.

Они прекрасно встретили вдвоём новый год, Алексей срубил в ближнем леске пушистую ёлочку, они вместе украсили её старыми стеклянными игрушками, которым было, наверное, полвека. Когда они лежали после секса на толстом ковре, прижавшись друг к другу и смотрели на ёлку, Аню охватило такое ощущение покоя, довольства и счастья, что она, не успев поймать себя за язык прошептала:

– Я люблю тебя…

И почувствовала, что Алексей будто окаменел.

– Ты меня любишь? – спросил он со странной интонацией.

– Д-да, думаю, люблю очень давно, ещё с института, – ответила Аня с нарастающим беспокойством. – Помнишь, как…

– Подожди, – перебил он её, вставая. – Я принесу шампанского.

Он ушёл, на ходу бросив какую-то фразу, которую Аня не разобрала – то ли «Это надо отметить», то ли «Это надо проверить».

«Конечно, он сказал отметить» – подумала Аня, ничего не понимая, но чувствуя, что Алексей тем не менее ведёт себя странно. Она села на ковре, внезапно остро ощутив свою наготу, и захотела прикрыться или одеться, но не успела даже руку протянуть к халату, как пришёл Алексей с шампанским.

– Выпьем, – церемонно сказал он и вручил ей один бокал.

– За что пьём? – поинтересовалась Аня, едва сдерживая нервный смешок.

– За то, что ты меня любишь, – ответил Алексей и чокнулся с ней.

Аня едва пригубила шампанское, как у неё закружилась голова, а через несколько секунд она провалилась в черноту. А когда очнулась, увидела Алексея со шприцем.

– Слушай внимательно, – продолжал он. – Я изложу тебе суть эксперимента и его условия.

Аня молча дрожала – в помещении, где они находились, было очень холодно. Ей страшно было даже задумываться о том, что собрался делать Алексей. Он говорил совсем так же, как когда они отрабатывали практическую часть диплома.

– Ты сказала, что любишь меня, – спокойно говорил он. – В этом шприце цианистый калий, я введу его тебе в вену и ты умрёшь.

Аня дёрнулась, испуганно распахнув глаза.

– Тише, я не договорил… Мы находимся в подвале моего дома. Я давно оборудовал его так, как мне нужно. Помещение герметично, дверь на кодовом замке. Код меняется каждые пятнадцать минут. Принтер автоматически выдаёт новый код спустя десять минут, после его смены.

Аня молчала, пытаясь незаметно исследовать свои путы. Это были не скотч или не верёвка – настоящие металлические зажимы, толще наручников, фиксировали они надёжно, но были чуть великоваты Ане и, возможно, она смогла бы освободить хотя бы руки, если бы только Алексей отвернулся от неё хоть на минуту. Но он стоял у изголовья и неотрывно смотрел на неё.

– Ты поняла, что я сказал?

Аня молча кивнула.

– Голова у тебя всегда хорошо работала, – с удовлетворением отметил он. – Слушай дальше. Подвал оборудован вентиляцией, когда будет нужно, я подключу к ней подачу угарного газа. Концентрация его рассчитана таким образом, что среднестатистический человек, в данном случае я, потеряет сознание через девять минут – на минуту раньше, чем он сможет получить код. Смерть наступит через полчаса после запуска газа, необратимые изменения мозга через двадцать…

Аня окончательно перестала понимать, к чему он это говорит и что может происходить происходит в его голове. Алексей уловил это.

– Лирическое отступление, – объявил он и скрестил руки на груди, осторожно держа шприц двумя пальцами.

– Моих родителей, как ты знаешь, убили, когда я был совсем ребёнком. Если быть точным – шестимесячным грудным младенцем. Когда их убили, я лежал в этом самом доме, в своей кроватке совсем один. Были выходные, и бабушки, дедушки, друзья и товарищи не хватились бы их и меня раньше чем через несколько дней. Знаешь, сколько времени нужно младенцу, чтобы умереть от жажды?

Аня покачала головой, чувствуя новый приступ противной тошноты, смешанной с ужасом и жалостью.

– Двенадцать часов в среднем, – ответил Алексей. – И моя мать знала это. Именно поэтому, она, мёртвая, вылезла из реки, куда её сбросили убийцы, и вернулась в свой дом, к своему сыну. Иначе бы он умер. Иначе бы я умер. Она любила меня, поэтому смогла превозмочь смерть. Ты сказала, что тоже меня любишь. И я должен проверить…

Идея Алексея была настолько логична и безумна, что у Ани отнялся язык.

– Я убью тебя цианидом, и если ты не восстанешь из мёртвых, то я, твоя любовь, тоже умру. И мне незачем будет воскресать.

– Но откуда ты знаешь, что всё было именно так? – прошептала она, едва выталкивая слова. – Тебе было всего шесть месяцев…

Алексей улыбнулся, и от этого Аня едва не расплакалась – так он улыбался, если она допускала ошибку в рассуждениях. Такой знакомой и родной была эта его усмешка. И так дико она диссонировала с тем, что происходило.

– Я провёл ряд изысканий. Ты же меня знаешь, я бы не стал утверждать того, что не доказано. Во-первых, я изучил документы дела, там были фотографии, заключения патологоанатомов. Во-вторых, я разговаривал с операми, которые там были, расследовали дело. В-третьих… Я это помню…

И он снова улыбнулся. На этот раз улыбка вышла жуткой.

– А ещё я эксгумировал могилу матери…

– Атлантин, – вырвалось наконец у Ани. – Мой диплом, его влияние на мёртвые ткани… Ты благодаря своей матери его открыл?

Алексей кивнул, одобрительно глядя на Аню.

– Молодец. Да, это так. Оказалось, что за двадцать с лишним лет она почти не разложилась, большинство тканей было сохранно… И это помогло мне. Вещество выработалось единовременно в процессе сильного эмоционального напряжения. Оно позволило при мёртвом мозге сохранить сердцебиение и обмен веществ в определённых тканях, оно позволило матери достичь заданной при жизни цели. Волшебно, правда? Я не смог найти в генах матери какой-либо патологии, видимо, информация об Атлантине зашифрована в одном из не читаемых участков генома.

Пока Алексей переводил дыхание, Аня лихорадочно думала, что делать.

– Теперь ты всё знаешь, и я приступаю к эксперименту, – прервали её размышления слова Алексея. Он взял её за руку выше локтя и крепко сжал, чтобы вена выступила.

– А ты испытывал это на себе? – быстро спросила Аня, с ужасом глядя на шприц в его пальцах. – Логично предположить, что способность к выработке Атлантина перешла к тебе от матери…

Алексей ослабил хватку и задумался. Аня перевела дыхание. Кровь грохотала в ушах, она чувствовала, как колотится сердце о рёбра. Теперь холод и тошнота были последним, что её беспокоило.

– Я проверял это на нескольких людях до тебя, – наконец сказал он неохотно. – Нет, я не проверял это на себе… Все опыты провалились. Думаю, они лгали мне, или сами ошибались. Они не любили меня как следует… Или дело было в том, что в прежних экспериментах для меня оставалась возможность выжить без помощи.

– Алексей, – с неплохо сыгранной укоризной воскликнула Аня, вспоминая слова преподавательниц о Синей Бороде. – Это же интеллектуально нечестно. Ты обязан был первым пройти тест, почему ж ты этого не сделал?

О, она знала ответ, прекрасно знала почему – потому что он был законченным маньяком, которым двигали вовсе не научный интерес и не высокая цель, им двигало помешательство ребёнка, пережившего ужасный стресс.

Алексей криво улыбнулся.

– Ты совершенно права, моя милая. Только вот это объясняется очень просто – я никого не любил.

Аня похолодела, но лицо Алексея смягчилось, он отложил шприц.

– Но я люблю тебя, это правда. Я понял это не так давно, мне трудно делать с тобой то, что я делаю. Я боюсь, что эксперимент провалится, – хотя Аня слышала горечь и сомнение в голосе Алексея, глаза его, абсолютно безумные, не оставляли ей надежды на то, что он отступится. Алексей продолжал говорить:

– И всё же я не могу упускать такую возможность, я верю в тебя. Но поскольку я тебя тоже люблю, значит, я должен первым пройти опыт, другого шанса, если ты умрёшь окончательно, может не представиться. Если опыт со мной пройдёт успешно, мы продолжим с тобой. Я придумаю, как. Если нет – пообещай, что продолжишь мои исследования.

Аня только кивнула. Она уже не сомневалась в том, что даже если теория Алексея каким-то диким, нереальным образом верна, сейчас с ней это не сработает. Она ясно осознала, что больше не любит его, она просто мечтает, чтобы он умер, умер прямо сейчас, как угодно – пусть он случайно вгонит в себя шприц, пусть поскользнётся и разобьёт затылок о кафель, пусть, Господи, пусть.

Но ничего из этого не произошло. Алексей подошёл к принтеру, который тихо печатал что-то всё то время, пока они говорили.

– Последний код пришёл четыре минуты назад, значит через шесть минут он изменится. Я должен буду спасти тебя. Аня не видела, что он делает, но скоро почувствовала лёгкий сквозняк и услышала шум открывающейся и снова закрывающейся двери.

– Я пустил газ, – сказал вернувшийся Алексей, открывая зажимы на её руках. Ну конечно, доступ к газу был в другом помещении. Аня быстро села, потирая запястья. Её затрясло с новой силой, телу было холодно, но разум был слишком возбуждён, чтобы воспринимать это. – Ты потеряешь сознание быстрее, чем потерял бы я, вес меньше, у тебя будет около семи минут.

Аня подумала, что в плане Алексея есть ещё один пробел – что если, воскреснув, он не будет способен существовать в угарном газе? Но не сказала ему.

– Время пошло, – обыденным голосом сказал Алексей и вонзил шприц себе в вену.

Аня смотрела, как он падает на пол, хрипит, хватаясь за горло, и ничего не чувствовала. Очень скоро он затих, скорчившись в неестественной позе. Аня как по сигналу бросилась к кодовой двери. Пара минут у неё ещё есть. Кнопок было девять, разумеется, ей было не успеть перебрать все варианты. Она не знала, тошнит её от газа, или это продолжается действие клофелина, который Алексей подсыпал ей в шампанское. Она пробовала задерживать дыхание, но ничего не получалось – в слишком диком темпе качало кровь сердце. Мозг её работал как никогда раньше, ища выход. Холод отрезвлял, температура в подвале была такой, что при дыхании изо рта вылетал пар. Это и помогло Ане.

Трясясь, она приблизила лицо к кодовой панели и дохнула на неё. Кнопки, которые недавно нажимал Алексей, немедленно запотели. Запотели неравномерно. Аня смогла различить следы на поверхности трёх кнопок. Трёхзначный код, который ещё не успел измениться! Голова закружилась. Аня, дрожащими пальцами стала нажимать нужные кнопки, перебирая варианты. Всего шесть… Она не знала, сколько времени у неё осталось, перед глазами уже темнело. Ей повезло. На третьей попытке замок щёлкнул и тяжёлая дверь бесшумно отошла в сторону. Аня буквально вывалилась наружу, она хотела бежать, но ноги её не слушали, она поплелась по коридору медленно, как во сне, держась за стену. С трудом поднялась по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке. О том, чтобы остаться в доме не было и речи. Вызвать полицию? Сейчас она хотела только одного – убраться отсюда подальше. Пришлось только зайти в комнату и одеться. Ей казалось, что она целый час шла до комода с одеждой. Давно одевание не казалось ей таким сложным процессом. Лихорадка нервного возбуждения начала отпускать, Аню стало клонить в сон, но она боролась с этим. Иррациональный страх гнал её из дома, ещё вчера казавшимся таким приветливым. Кое-как одевшись (ей показалось, что это заняло несколько вечностей), не взяв с собой ни вещей, ни документов, она потащилась в прихожую. «Пройти шесть шагов, открыть дверь, спуститься с крыльца, зайти в гараж, сесть в машину Алексея и уехать», – повторяла она, как мантру. Вот она сделала эти шесть шагов, взялась за дверную ручку, нажала. Дверь не поддавалась, Аня чуть не закричала от отчаяния и страха. Нажала ещё, дёргала ручку, как сумасшедшая обезьяна. В какой-то момент дверь распахнулась, в лицо Ане ударил морозный ветер. Переступая через порог, она успела услышать позади себя изменившийся до неузнаваемости голос:

– Теперь твоя очередь, моя милая.

Рука, холоднее снега, легла ей на шею и дёрнула внутрь дома.

Дверь закрылась, чуть скрипнув петлями.