Текст книги "Девять кругов. Сборник"

3. Мёртвая голова

Рядом с одной деревней жил колдун. Каждый месяц к колдуну по жребию отправляли юношу или молодого мужчину, а колдун его убивал и пожирал тело, чтобы чёрную ворожбу делать. Боялись жители деревни его ослушаться, обещал он на них напустить чуму и мор с проклятием. Кто ни пытался убить колдуна – назад не возвращался.

Пришёл черёд по жребию Яру, мужу Яры идти к колдуну. Не взял он с собой никакого оружия, а только повязал на голову красную ленту. А жене наказывал:

– Ты не плачь, моя Ярушка, не кручинься, а как пройдёт два дня, ступай к колдуну да попроси у него мою голову. Принеси её домой, положи на стол да полей водой из фляги, что за печью лежит. А уж что потом делать, я тебе скажу.

Сказал так и ушёл.

Проплакала Яра два дня и две ночи, а как настал третий день, так вспомнила, что сказал муж, слёзы утёрла и пошла к колдуну. Подходит к его избе, а вдоль избы на кольях головы мёртвые насажены. Страшно Яре, да делать нечего. Вышел на порог колдун, спросил, чего ей нужно. Говорит ему Яра:

– Отдай мне голову мужа моего.

Расхохотался колдун и говорит:

– Бери, коли узнаешь.

Тут все головы на кольях начали голосить и вопить, чтобы Яра их выбрала и унесла. Чуть не оглохла Яра от их крика, чуть не сомлела от гама. Ничего не различает, все головы одинаковые, страшные, всклокоченные. Вдруг смотрит, на одной голове – красная лента повязана. Указывает она на неё и говорит:

– Вот моего мужа голова, отдай мне её.

Разозлился колдун, да уговор дороже денег. Снял он голову с кола и отдал Яре.

– Только в земле хоронить её не смей, как узнаю, так сожгу огнём всю твою деревню, – сказал он напоследок и ушёл в избу. А головы сразу все умолкли. Понесла Яра голову мужа в дом, положила на стол. Достала из-за печи флягу с водой, полила на голову. Открыла голова глаза мёртвые и заговорила глухо, как из-под земли:

– Брось ты меня в котёл да свари. Кожу скорми собаке, глаза брось в ручей, волосы закопай под яблоней, а кости носи собой в мешочке, да никому не показывай. Как всё сделаешь, потом узнаешь, что будет.

Сделала Яра всё, как он просил. Кожу собаке бросила, глаза в ручей отнесла, волосы под яблоней закопала, а кости зашила в мешок да носила на поясе. Год прошёл так, только мешок с каждым днём всё больше делался, всё тяжелее его носить было, стала Яра его на плечи закидывать, однажды работала она в поле, а мешок возьми и лопни. И выскочил из мешка мальчик, ладный, красивый, поклонился Яре в ноги и говорит:

– Здравствуй, маменька.

Поклонилась ему и Яра, назвала мальчика Неждан, а настоящего имени ему не дала. Рос он не по дням, а по часам. То, что для одного месяц, для него – три года. А соседи стали шептаться, что это ведьмовской ребёнок, которого Яра у колдуна выпросила вместо мужа. Так пришли осенью к Яре да и говорят:

– По жребию твой сын пусть к колдуну отправляется, ничего, что он весной народился, на вид ему уж десятый год. А ежели добром не отдашь, так неволей утащим.

Стала Яра белее белого, думала, хоть обманом, хоть смертью, а не пустит сына к колдуну, но сын сам вышел на середину и говорит:

– Пойду я, люди добрые, не берите греха на душу, не невольте меня.

Стал он собираться, набрал воды из ручья в кувшин, свистнул собаку свою, сорвал с яблони яблоко, простился с матерью и пошёл к колдуну.

Встретил его колдун на пороге избы с кривым ножом в руке.

– Подожди, – говорит мальчик. – Прежде, чем убить меня, испей воды холодной и яблоко съешь с моего сада. Твой дом теперь моим будет, я тебе как гость обязан.

Захохотал колдун:

– Чай, отравить меня хочешь, дурак? Не берёт меня яд!

Выпил из кувшина воды, яблоком закусил и заносит нож над мальчишкой. Раз ударил, другой – отскакивает нож, как будто по кости бьёт. Разозлился колдун, и давай чары творить:

– Плоть на плоть, кровь на кровь, самое себя пожри, самое себя истреби.

Тут взвыла собака, прыгнула и вцепилась колдуну в горло, так что насилу он отбился.

– Отчего, – кричит, – собака твоя на меня напала, а сам ты стоишь, как стоял, моей ворожбе не поддаёшься?

– Оттого, – отвечает мальчик, – что и ты плоть моего отца ел, и собака плоть моего отца ела. У меня же плоти и вовсе нет, и потому нет у тебя надо мной власти.

Закричал колдун страшно:

– А! Вот зачем мать твоя голову мужа просила! Ну, держись же!

– Нет, – говорит мальчик, – теперь моя очередь.

И тоже давай слова колдовские говорить:

– Вы глаза мои, глаза, те, что унесла вода, загляните вы в нутро чёрное, покажите мне его сердце.

Схватился колдун за грудь, завыл:

– Обманула меня твоя мать, грязная девка, в земле не похоронила, так воде отдала!

А мальчик знай себе продолжает слова заветные говорить:

– Оплетите вы, волосы, чёрное сердце да вырвите из груди!

Закричал колдун, захрипел, забился. Головы на кольях глаза да рты открыли. Раскрылась грудь колдуна, белые рёбра обнажились да красное мясо показалось, и выскочило из его груди сердце, русым локоном плотно обвитое. Наступил на него мальчик ногой да втоптал его в землю. А как только он это сделал, так расшаталась, раскатилась по бревну изба колдунская, колья на землю упали, сорвались все головы с кольев да покатились к колдуну и давай его есть, зубами рвать. Пока кости дочиста не обглодали, не остановились. Похоронил тогда мальчик все головы во сырой земле, кресты поставил, имена написал, да не ошибся ни разу, как кого звали в миру. Обглоданные кости колдуна собрал он в мешок да унёс в лес, волкам, барсукам на поживу. С тех пор колдуны да дивы ту деревню стороной обходили, ни засуха её не тревожила, ни мор не брал. А мальчика с собакой больше никто никогда не видел. Тут и сказке конец.

4. Нерождённый

– …второго-то близнечика она не родила, так он ей в живот убёг, вот скоро расти начнёт, так и её разорвёт. Надо вынимать второго-то.

– Бабуль, – Танюша тревожными тёмными глазами смотрела на старуху. – Так ведь Таню доктор смотрел… Она сказала, второй плод не развился… Его первый как бы… поглотил.

– Ништо он не поглотил, дура ты, я получше знаю, подольше живу, – бабуля говорила монотонно и веско. – У нас на селе так девка померла, тоже шибко умной считалась. Нерождённый младенчик у ней в кишках засел, да потом и разорвал её изнутри. А всего и нужно было новым серпом живот разрезать, достать его. И живот шёлковой освящённой ниткой зашить. И жива бы была! Вот помрёт скоро Танька-то твоя, сына да мужа сиротами оставит. На докторов своих молитесь, а им только и нужно денег с вас, дур, а помрёте вы, живёте, это им тьфу.

Бабуля поджала сухие губы. Танюша отвела взгляд.

– Я когда ошибалась-то, дура ты? Никогда.

Танюша смотрела в окно из которого была видна детская площадка. На пустой площадке её подруга Таня вместе с мужем Димкой делала степенные круги, толкая перед собой голубую детскую коляску. Димка там, значит Танюша пока на улицу не пойдёт. Вечно этот Димка ещё с детства им мешался. Как только Таня вышла замуж за этого… этого… Забыла что ли, какой он был гадёныш…

***

– Кондитерская открывается, – деловито раскладывая украшенные камешками и листочками куличики по краю песочницы, объявляла Таня. – Проходите, пожалуйста, говорите, чего вам.

– Скажите, а какие у вас пирожные вкусные? – Танюша изображала покупательницу с ребёнком. – У моей Кати День Рождения, нужны самые вкусные.

– Вот эти с тополиными листочками очень красивые, вам сколько завернуть? Пять рублей, пожалуйста.

И тут же обе завизжали, закрывая глаза от брызнувшего в лица песка: Димка из соседнего подъезда с гоготом прыгнул прямо на «прилавок» с угощением.

– У, дрянь! Опять вредишь! – крикнула Таня, вскакивая на ноги и пускаясь следом за Димкой.

– Не догонишь! – орал он, убегая за дом.

Танюша молча сидела над разрушенным кондитерским магазином и раскачивалась из стороны в сторону.

***

– Вон твоя подружка-чеканушка из окна смотрит, – хмыкнул Димка и щёлкнул зажигалкой, прикуривая.

Таня спокойно вынула из его губ сигарету и выбросила в урну.

– Не при ребёнке.

– Мы же на улице!

– Ну и что! Дым всё равно пахнет, потерпи ты полчаса.

Димка скривился, но подчинился. Таня посмотрела в окно Танюшиной квартиры, но никого там не увидела.

– Чего ты такой злой, Дим. Танюшке в жизни не повезло, это не повод её обзывать. У неё и друзей кроме меня нет.

– Ну и не повод с ней дружить, – фыркнул Димка. – Я злой, потому что ты мне курить не даёшь. А Танька ж сумасшедшая, реально. Не, у меня бы тоже кукуха отлетела, если б на моих глазах мамка папку зарезала, а потом сама…

Таня сжала губы и крепче сжала поручень коляски.

– Ты её не боишься, не?

– Странно, что ты её боишься, это я тебя в детстве лупила, а не она.

– Ничего ты меня не лупила. А она лучше бы лупила… А то как посмотрит, аж мурашки по коже драли.

– Я её с детского сада знаю, Дим. И ты, кстати, тоже. Танюша добрая, хоть и…

– Хоть и чеканушка, – подхватил Димка с готовностью. – И бабка у неё тоже чокнутая, помнишь, как мы её боялись в детстве?

– Помню. Она ведь на самом деле её прабабушка, ты знал?

***

– Ты где взяла? – восхищённо спрашивали девчонки Танюшу, хищно глядя на блестящие часики на цепочке.

– Бабушка подарила, – застенчиво отвечала Танюша и отчаянно краснела.

– А ты дашь мне поносить? До завтра?

– И мне!

– И мне!

Танюша испуганно и растерянно смотрела на девочек. Ей не хотелось отдавать часики. Но ведь иначе жадиной обзовут.

– Отстаньте от неё! – звонко вступилась Таня за подругу. – Подарки не отдарки! Если бабушка подарила, никому нельзя давать! Да, Танюша?

Но та смотрела куда-то мимо расширившимися от ужаса глазами. К ним широким шагом, почти бежала Танюшина бабушка. Девчонки так и брызнули в стороны. Танюша вжала голову в плечи, часики выпали из её дрожащих рук. Бабушка подлетела к Танюше и с размаху влепила ей пощёчину.

– У, воровка, – прошипела она. – Мать с отцом в могилу свела, теперь за меня взялась? Подымай, подымай, я сказала.

Она взяла Танюшу за ухо, вывернув побольнее и потянула вниз. Танюшины глаза наполнились слезами, но она не пикнув, подняла часы. Бабушка, всё так же выкручивая ухо, повела её домой.

Таня молча смотрела им вслед, пока кто-то за спиной не сказал:

– Уууу чёканушкина бабка.

Это был Димка, который, видимо, наблюдал за событиями с веток ближайшей ранетки, а сейчас спустился на грешную землю.

– А знаешь, почему она так взбесилась? Потому что она ведьма, а часы эти – это как смерть Кащея, только часах. – доверительно поведал он Тане.

Задумчиво почесал комариный укус и добавил:

– В секундной стрелке. Чеканушка её убить хотела, а бабка узнала.

– Дурак, – сообщила Таня, но вздрогнула от пробежавшего по позвоночнику холодка.

– Сама ты дура. А бабка чеканушкина – ведьма, будешь с ней водиться, она тебя заманит, зажарит и сожрёт.

Таня замахнулась на Димку и он с хохотом ускакал прочь.

Но в гости к Танюше Таня и правда предпочитала не приходить. Хорошо, что родители Тани всегда были рады гостям.

***

– Привет!

– Привет, – Таня отозвалась тихо и прижала палец к губам, – уснул.

– Ты как себя чувствуешь? – пытливо заглядывая в лицо подруги спросила Танюша. Она выждала, когда Димка уйдёт – может в магазин, а может пиво пить с дружками, неважно, главное подальше от них с Таней:– Живот не болит?

– Болит конечно, – улыбнулась Таня, – у меня же кесарево было. Ну и матка сокращается до сих пор – тянет ужасно. Но это ничего.

Танюша поёжилась, о таких кошмарах говорит, как будто это приятно. «Живот болит у неё, болит».

– Таня, а ты же говорила, у тебя близнецы…

Тень промелькнула в Таниных глазах, улыбка пропала, терпеливо, как говорят с детьми, она ответила:

– Я тебе уже объясняла: доктор сказал, так бывает и даже часто… Второй плод погибает почти сразу, даже если должно было быть два.

– А кесарево – это тебе живот разрезали, да?

Таня кивнула.

– Тань, мы с бабушкой за тебя переживаем, – Танюша даже положила руку ей на плечо. – Бабушка говорит… говорит от этого умереть можно!

– От чего? От кесарева?

– Да от нерождённого-то, от второго близнеца!

Таня тихонько рассмеялась.

– Танюш, ты чего? Это глупости. Видишь же, всё со мной хорошо. Костику скоро месяц… Пойдём к нам в гости? Димка премию получил. Торт купим, хочешь?

– Но живот-то у тебя болит! – выпалила Танюша. Глаза её забегали. – А вдруг ты… вдруг умрёшь?

– Танюш, я не умру. Не болтай ерунду.

Танюша отступила на шаг.

– Ага, ерунду, значит? Может ещё скажешь, что я чеканушка?

– Танюш…

– Димка твой всегда так меня звал, а ты с ним…

– Танюш, я… Ты тише говори, Костик спит.

Из глаз Танюши брызнули слёзы, она отступила ещё на шаг. Таня было сделала движение к ней, но тут всё-таки проснулся и захныкал, закряхтел Костик. И она сразу наклонилась к нему. А когда выпрямилась, Танюши уже не было во дворе.

***

– А ты о чём мечтаешь, Танюш?

Был уже вечер, свет опускающегося солнца стал мягким, оранжевым, как июньский загар, все игры за день были переиграны, они просто сидели рядышком на скамейке под рябиной. Танюша нянчила свою куклу Катю.

– Я… я мечтаю в зоопарк пойти.

– Ну в зоопарк мы с тобой каждую неделю ходим, мечта это что-то большее.

– А это что значит – мечта?

– Ну это значит очень сильно чего-то хотеть, сильно-пресильно.

– А ты о чём мечтаешь?

– Я мечтаю летать! Представляешь, расставить руки и полететь, загляну в окно к маме, вот она удивится!

Танюша задумалась.

– Может, ты мечтаешь, чтобы твои родители были живы?

Танюша вздрогнула:

– Они… они кричали всё время и дрались. Только я не очень помню.

Бабуля говорит, хорошо, что они умерли. Я их боялась.

Таня обняла подругу.

– Не бойся, я с тобой. Я тебя никогда-никогда не брошу.

Танюша сначала замерла, а потом судорожно вздохнула, выпустила куклу из рук и обняла Таню в ответ.

***

– Живот, говорит, болит, – ровным голосом сообщила бабуле Танюша, пока чистила под её внимательным надзором картошку.

– То-то и оно, что болит… А скоро лопнет и кишки наружу, и поминай как звали твою Таньку.

Танюша вздохнула.

– Ээээ, кулёма, что так толсто повела? Миллионерша что ли половину картошки свиньям отдавать?

Никаких свиней у них, конечно, не было никогда. Танюша всё детство набиралась смелости спросить, что за свиньи и где же они, но так и не смогла.

– Танька твоя всегда дурной-то была, бог всё видит, – продолжала бабуля. – Ну схоронят, туда и дорога.

Губы Танюши задёргались.

– Уууу, чего нюни-то распустила? Ну помрёт и помрёт. Небось, я помру, так и слезинки от тебя не дождусь.

Слёзы катились по Танюшиным щекам. Она перестала их утирать, хотя и не видела больше ни картошку ни нож в своих руках.

– Да куда ты! Не видишь, кровь у тебя?

Танюша не заметила, как порезалась.

– Безрукая! Не зря тебя замуж не берёт никто! Да брось ты эту картошку, палец-то замотай, горе. И сопли утри.

Танюша послушно положила нож и открыла шкафчик с аптечкой.

– Бабуль, – заговорила она, заклеивая длинный красный порез пластырем с зелёнкой. – Я не хочу, чтобы Таня умерла. Как мне её спасти?

Старуха долго молчала, глядя в окно.

– Спасти! Тут главное быстро оборачиваться, дело-то такое… – она пожевала губами. – Ей жить-то может неделя осталась, не больше уже… А ты пока найди, кто серп выточит, да ещё нитку шёлковую освятить надо. Ну это уж я сама… в церковь пойду вот.

Танюша усердно кивала, утирая мокрые щёки. В груди теплело: бабушка поможет, они спасут Таню.

***

Тяжёлая сумка с продуктами вдруг стала невесомой.

– Чё прёшь-то сама, дай помогу.

Таня сдула чёлку со лба. Димка одной рукой взялся за сумку – как будто в ней было не десять килограмм, а десять грамм. И когда успел так вымахать, вроде только что был ниже Тани ростом, а теперь смотрит сверху вниз. Глазами своими синими.

Она молча отпустила ручку сумки, они пошли рядом.

– Не жалеешь, что из школы ушёл? – спросила Таня, когда молчать надоело.

– Чё я дурак, жалеть? – фыркнул Димка. – В путяге красота, уроки почти все нормальные, не тупость как в школе. Кузница даже есть, я вот теперь ножи ковать умею.

– Это что, прямо урок такой? – поразилась Таня.

– Да не, ты чо, это просто. Там типа кружка такого. А в школе чё там? Как?

Таня пожала плечами, сорвала травинку с обочины:

– Да всё по-старому, сейчас девчонок больше, чем мальчишек в классе, так что поспокойнее.

– Некоторым-то девкам тоже лучше бы в путягу уйти, – заметил Димка и переложил сумку в другую руку. – Картошку что ли домой прёшь?

Таня рассеянно кивнула.

– Это каким-таким некоторым, Танюше, да?

– Да хоть бы и ей, катается на двойках, а бабка её пи… бьёт, короче. Толку ей с той школы? Так бы профессию получила, от бабки бы своей съехала.

– Танюша свою бабулю никогда не бросит, – серьёзно сказала Таня, которая тоже последнее время думала об этом, особенно, когда Танюша приходила в школу в платьях с длинным рукавом или кофтах – синяки прятала. Бабуля её – даром, что старая, била смертным боем за любую ерунду.

– Ну и дура, – заключил Димка и тут же торопливо добавил. – Ну ты эта, только не сердись. Я знаю, что она подруга твоя. Я ж ей зла не хочу, наоборот. Только как ей добро-то сделать?

Таня вздохнула, подумала и взяла Димку за руку. За другую, свободную от сумки.

***

Освятить нитку проблем не составило. Танюша купила моток белой шёлковой, как паутина, нитки в швейном. Добродушная тётя Галя на кассе передала бабуле привет. А потом они с бабулей поехали на социальном такси в церковь. Батюшка у них даже не спросил, зачем они нитку святят, видно, решил, что для рубашки какому-нибудь малышу.

С серпом было сложнее, но Танюша придумала, что делать.

– Дим, ну что, ты Танюше выкуешь этот серп?

Димка как раз менял памперс Костику и лицо его выражало решимость, свирепость и страх.

– Чего ей всрался этот среп?

– Говорит, бабушке…

– Только если она этим серпом своей бабке горло вскроет.

– Дим!

– Ну а чего я должен своё… хобби на это тратить? Я ж для удовольствия кую, а не на заказ.

Таня вздохнула:

– Ладно, ты же всё равно только ножи умеешь ковать… Серп же сложнее. Спрошу у кого-нибудь в городе.

– Ничего не сложно, – буркнул Димка, присыпая розовую попку Костика тальком. – Чё, думаешь, если гнутый, так сложно? Дилетантка! Там же формы есть для отлива. Чё реально думаешь, не смогу?

Таня пожала плечами, дозированно выражая недоверие – пережать было опасно.

– Посмотрим, – бросил он и поднял свеже переодетого Костика к потолку. Костик удивлённо таращил синие глазки на отца.

Таня поняла точно: Димка серп сделает.

***

Таня слушала её с рассеянной полуулыбкой, хотя Танюша постаралась вложить в объяснения всю душу.

– Таня, бабуля говорит, у них на селе такое было! Нерождённый близнечик мамку изнутри разорвал. Тань, это очень серьёзно! Понимаешь, ты можешь умереть, если меры не принять.

– И что за меры? – весело спросила Таня, покачивая коляску.

Танюша помялась секунду и выпалила:

– Нужно новым серпом его оттуда… достать. А потом ниткой зашить. Ты не бойся, мы к доктору сходим,. Он разрешит. И всё будет хорошо. Пойдём, а, Тань?

Таня рассмеялась:

– Только не говори, что серп для этого у Димки просила… Танюш, так и так всё хорошо. Никакой доктор такие вещи делать всё равно не станет.

– Тогда я… Я сама. – сказала Танюша. И разревелась. – Я так боюсь, что ты умрёшь…

Тут уже в коляске закряхтел Костик.

– Танюш! – укоризненно воскликнула Таня, вынимая сына из коляски. – Ну не смешно уже, Костика пугаешь.

Танюша тоскливо смотрела на подругу. Ну ничего, бабуля что-нибудь придумает. Потому что нельзя просто смотреть, как близкий человек погибает по собственному невежеству.

***

– Танюш, ну пойдём с нами на дискотеку, чего ты. Весело будет, ты же с нами, не одна.

Танюша испуганно смотрела на Таню и мотала головой:

– Бабуля меня прибьёт, ты что. И я… да я сама не хочу.

– Никому я не дам тебя дразнить. И Димка не даст!

При имени Димки лицо Тани стало испуганным.

– Ну Танюш, он же маленький был, когда тебя обижал, глупый. Он теперь совсем другой, он изменился.

– Ты и сама изменилась, – сказала Танюша вдруг и её голос дрогнул. – Ходишь теперь только с ним, а со мной не гуляешь. А говорила, что никогда меня не бросишь.

– Танюш! Так я тебя не бросаю, ты – моя подруга, навсегда-навсегда. А он – мой парень, понимаешь? И у тебя однажды тоже парень будет, а потом замуж выйдем и всё равно будем дружить, да же? И наши дети будут дружить! Ну что, пойдём на танцы? Надо же где-то с будущим мужем знакомиться. Танюш, ну ты чего?

Танюша утирала слёзы и ничего не могла объяснить. Просто зачем Таня эти глупости говорит, это у неё, может, будет муж. Пусть и такой дурак, как Димка. А у Танюши – бабушка. Разве бабушка разрешит? А если разрешит, не зря же она говорит, что Танюша никому не нужна: глупая, некрасивая, неумелая. Недавно картошку сожгла. А ещё она – …чеканушка. Так все ребята говорят, не только Димка. Разве за сумасшедших замуж выходят? Только Тане про такое нельзя говорить – вспомнит ещё, что с сумасшедшими-то вообще-то не дружат. Навсегда.

***

– Так давно я у вас не была, – Таня пила чай на кухне у Танюши и бабули. – Но я ненадолго, Димка с Костиком дольше получаса не выдерживает. Как ваше здоровье, баб Нюр?

– Лучше твоего, – заметила бабуля, прихлёбывая чай. – Ты пей-пей, а то обидимся. Танька, да сядь ты уже, не мельтеши.

Танюша, необычайно оживлённая, раскрасневшаяся, то убирала, то ставила на стол пирожки, конфеты, фрукты, села, наконец, на третью табуретку.

– Конечно давно ты у нас не была, – продолжала бабуля, размачивая в своей чашке пряник. – Чего тебе у нас делать? Жили в нищете, чем тебя угощать было? Ну да и щас не лучше, конечно.

– Таня целую гору нам всего к чаю принесла, – как-то виновато вставила Танюша.

– Все же свои были, – весело сказала Таня. – Я никогда и не сравнивала, кто из подруг живёт лучше.

– А чего сравнивать, у тебя оба родителя инженеры, вы и жили лучше всех… Куда они делись-то? Померли уже что ли?

– Они в деревню на пенсии уехали, – вежливо сказала Таня. Конечно, в детстве она всячески избегала ходить к Танюше в гости в основном потому что боялась её бабулю. А сейчас. Сейчас ей было просто неловко. Понятно, конечно, пожилой человек уже. И всё же… Какая она бестактная, как Танюша с ней всю жизнь…

– Бросили тебя, значит. Ну я вот Таньку-то свою не бросаю. Она никому не нужна, не то что ты, её-то замуж не возьмут, дуру такую.

– Танюша не дура, – тихо, но твёрдо возразила Таня. – Я с ней с яслей дружу. Она не дура.

– Ну да, а замуж не берут, потому что бабка мешает, скажи ещё.

Таня бы и сказала, но Танюша и так сидела ни жива, ни мертва, и пошла какими-то пятнами – как будто бы никак не могла решить, бледнеть ей или краснеть.

– Ну а вот если бы Танюша с каким-нибудь парнем стала гулять, вы бы что сказали?

– Гулять это как? Блядовать что ли? Ну так бы и сказала. Сейчас не то что раньше, вот как ко мне танькиной матери дед, кобель, прости его господи, сватался. Сперва к родителям пришёл, да подарков приволок. А уже потом. Гулять, стыд-то какой. Сейчас разве такие есть?

– Сейчас время другое, баб Нюр. Но это же не значит, что хороших парней не осталось.

По выражению лица бабули Таня поняла, что именно это по её мнению и значит.

– Ох, спасибо, что пригласили, но мне уже пора, – Таня бегло бросила взгляд на телефон – пропущенный от Димки. Она встала со стула, бабуля молчала и как-то странно смотрела на неё. Танюша прятала взгляд. Тут Таню повело, она ухватилась за стул, руки показались далёкими, ноги тоже, взгляд сузился в точку, а потом пропала и она…

Таня пришла в себя в ванной, голова кружилась ужасно, было холодно, её знобило, она попробовала встать, но руки и ноги её совсем не слушались, стали ватными и тяжёлыми.

Она попробовала позвать на помощь, но сама себя не услышала – из горла раздался не то всхлип, не то клекот. Зато она услышала другое.

– От ты дура, не рассчитала дозу, вишь, она уже глазами ворочает.

В поле зрения Тани появилось две головы, склонившиеся над ней.

– Тан… – еле ворочая языком прошептала она. – Тан… что…

– Как резать-то? – всхипнула одна голова.

– Да вон, шов же есть, по нему и режь.

Таня только сейчас поняла, что она голая.

– Не… надо… Тан… Шов з..жил… – ей даже не было толком страшно, всё казалось глупым сном.

…

…

…

– Я не дам тебе умереть!

Резкая боль пронзила живот, Таня задёргалась, хрипнула, даже не могла закричать. Тёплое побежало по ногам.

– Бабуль, а что дальше? – Танюшин голос был необычайно высокий, возможно от напряжения.

Чёрные мушки закружились перед Таниными глазами. «Неужели вот так? Всё?» – мелькнуло в голове прежде чем на неё навалилась окончательная темнота.

***

– И что, так и нашли?

– Так и нашли. Муж хватился, в гости жена ушла и пропала. Ну сразу туда и сунулся. А там старуха сидит на кухне, чай пьёт, а в ванной – ейная племянница или внучка, повесилась, – а в самой ванне девчонка зарезанная, жена его. Жалко её, только сыночка родила.

– А старуху что?

– В дурку отправили, там, небось и померла, старая уже была. А раньше себя в могилу всех своих детей проводила. А парень вроде умом тронулся. Ребёнка-то бабке с дедом отдали, благо живы.