Текст книги "По ту сторону горизонта"

Глава 5. Аукцион

Реджинальд Комптон покидает поместье Бентлея, недовольно хмурясь. Вся его фигура выражает напряжение. Проходя мимо солдат, он ощущает на затылке презрительный взгляд, но то, он уверен, не унылые солдаты провожают его, а отпечатался взгляд лорда Кеннета – его дорогого кумира.

С того самого дня, как Комптон впервые увидел лорда Кеннета в конторе, куда пытался наняться на службу, тот стал для него, выходца из низшего сословия, подобием Бога. Молодой, амбициозный и предприимчивый Бентлей энергично раздавал служащим поручения, распоряжаясь активами семьи Кеннет. И до того органично он вписывался в царящую в конторе атмосферу, что Реджинальд поклялся себе когда-нибудь стать таким же успешным, найти своё место в мире. Или занять место Бентлея, если судьба дарует ему такую возможность.

Много лет он наблюдал за работой Кеннета, интересовался самыми свежими новостями из его жизни и всё пытался улучить момент, дабы встретиться лично и попытать счастья во второй раз стать человеком, хотя бы юристом, работающим под протекцией такого влиятельного и умного дельца. Но лорд Кеннет всё не появлялся в Лондоне – его планы простирались намного дальше.

Успехи Ост-Индской торговой компании под руководством Бентлея говорили о том, что тот заберётся ещё выше, чем есть сейчас. Если бы Кеннет смог, а Реджинальд до последнего был уверен, что тот сможет, он бы и старого короля, с которым был в хороших отношениях во все времена, сместил с трона. Однако смерть распорядилась иначе.

Новость о крушении «Приговаривающего» и кончине своего кумира Реджинальд Комптон воспринял болезненно остро, как воспринимает влюблённая девушка измену джентльмена, пообещавшего на ней жениться.

Но горевал Комптон недолго, он быстро понял, что жизнь даёт ему шанс и возможность забраться выше, сколотить капитал, получить статус лорда. Поместье Кеннета, прекрасный особняк, достроенный не до конца, должен был стать доказательством того, что он смог стать кем-то наподобие Кеннета, а может, и им самим.

Кучер спешит открыть дверцу экипажа, но Реджинальд останавливает его тростью, намеренно болезненно ударив по рукам. Он забирается в карету и садится напротив Люси, ударяя набалдашником по крыше несколько раз.

– Подумать только, мертвецы воскресают. Не ровен час, судный день настанет, – с каким-то горьким ехидством говорит Люси. Она разглаживает своими грубыми ладонями с неаккуратными ногтями ткань юбки, после чего обхватывает ими одно колено. В серых глазах кузины, неизменно пустых и глупых, Реджинальд читает насмешку.

– Никакой он не мертвец. Просто пережил крушение корабля и, вероятно, пил с отребьем столько лет. Знала бы ты, с кем он связался, сейчас бы так не улыбалась. Но я правда до последнего думал, что О'Райли с ним покончила.

Люси ведёт плечом.

– И что ты собираешься делать? Это подрывает все твои планы, верно?

– Милая Люси, – на губах Джеймса появляется гаденькая улыбка, – ты ещё не знаешь, насколько я могу испортить ему жизнь.

* * *

Постепенно дом наполняет жизнь, но ещё только в отдельных его уголках: таких как гостевая спальня на втором этаже, декорированная в голубых тонах, под стать вкусам леди Кеннет, заправлявшей поместьем в последние годы жизни Лоуренса Кеннета; в кабинете Бентлея, где хозяин перебирает накопившиеся бумаги; в малой гостиной. И всё же это лучше, чем тишина, царившая здесь много лет. Только от движения жизни становится не намного спокойнее. Бентлей чувствует, как над ним дамокловым мечом висит аукцион. И решать что-то с ним нужно немедленно. Рассчитывать на помощь короля Англии не приходится, ведь Валерия только-только закончила писать письмо, и хоть его отправили, неизвестно, как долго его величество сочтёт правильным томить Кеннета ожиданием. Может пройти не одна неделя, и с домом придётся попрощаться. Они не окажутся на улице, но положение их будет крайне плачевным. В первую очередь потому, что Бентлей будет воспринимать поражение как плевок в и без того растерзанную Морганой душу.

Потирая переносицу, Кеннет тяжело выдыхает, когда в его кабинет заходит Девон. Мужчина выглядит даже слишком бодрым и счастливым для одиннадцати часов вечера, хотя и скрывает радость, соблюдая некоторую официальность отношений между дворецким и его господином. Хоть Бентлей и вырос на глазах Девона, тот с учтивым поклоном и вежливым «на ваше имя, сэр» передаёт ему конверт.

Почту привозят поутру, но то, что доставляет Девон лорду Кеннету в кабинет, не почта. На пухлом конверте, запечатанном красным, словно венозная кровь, сургучом, не значится ни отправитель, ни даже адрес получателя. Лишь правильный титул и его фамилия с инициалами. Бентлей уверен, что в конверте нет ничего хорошего.

Нетерпеливо отодрав печать ногтем, Кеннет достаёт листок, внутри идеально выверенные ровные буквы складываются в слова:

«Уважаемый лорд Бентлей Кеннет,

Наше знакомство не заладилось с самого начала. И мне очень прискорбно осознавать сей факт. Потому что Вы всегда были кумиром для меня, тем человеком, на которого очень хотелось равняться, чьих высот я всегда желал достичь. Но я не буду томить, дабы Вы не сожгли это письмо прежде, чем дочитаете до конца.

К сожалению, у Вас больше нет власти в Лондоне. И я был бы рад помочь Вам её восстановить, если бы не сегодняшний инцидент. Посему, если не хотите, чтобы я очернил Вашу и так не чистую репутацию, рекомендую вовсе не являться на торги.

Иначе, смею заверить, король в ту же секунду, как Вы посмеете переступить порог аукционного дома, получит письмо с информацией, что лорд Кеннет пропал на долгие одиннадцать лет, связавшись с хорошо известной пираткой и мошенницей – Морганой О'Райли, сбежавшей в 1756 году с эшафота в г. Лондон.

Я надеюсь, Вы будете благоразумны, лорд Кеннет. Иначе я буду вынужден действовать радикально.

Искренне Ваш,

лорд Джеймс Реджинальд

Комптон».

Бентлей готов был выбросить письмо в камин ещё на первом предложении, но терпеливость играет ему на руку. Пока он читает текст, невозмутимое лицо, не выражающее практически ничего в обычное время, багровеет от злости с каждым словом. Надменный выскочка решил прибегнуть к шантажу, чего никак нельзя допустить. Реджинальд Комптон не доживёт до понедельника, Кеннет готов задушить его во сне, как уже однажды он это сделал с членом экипажа «Приговаривающего». Перо в руке Бентлея ломается от той силы, с какой он его сжимает, пачкая чернилами ладонь.

Внутри конверта лежит ещё один листок. Его Кеннет узнает из тысячи других, сам он когда-то подписал не один десяток подобных документов – распоряжение на арест. Благо, арестовать хотят не его.

«Миссис Моргана Кеннет».

Бентлей не успел подарить ей свою фамилию, да и она вряд ли отказалась бы от той, под которой прославилась в море. Но слова, выведенные старательно на такой некрасивой бумажке, подобны ножу, вонзившемуся под рёбра. Чем больше он смотрит на надпись, тем старательнее незримый убийца проворачивает лезвие, загоняя его всё глубже, норовя проткнуть отравленным кончиком сердце.

И сердце Бентлея отзывается, как отзывается и его память, воскрешая Моргану. Вновь и вновь. От неё нет спасения, перед глазами – серьёзное лицо, рассечённое шрамом, который временами, когда О'Райли была особенно смурной, напоминал унылую дорожную колею, но никогда не портил красоты, не влиял на то, что Бентлей ощущал по отношению к ней.

Реджинальд Комптон подготовился, надо это признать. И почему Бентлей думал, что по возвращении в Лондон ему станет легче? Столица не тот город, где жизнь всегда текла размеренно своим чередом. Нет, здесь каждый будет драться за место под солнцем, моститься друг у друга на головах, вгрызаться зубами в плоть и отдирать её от белоснежных костей. И это будет происходить всегда, пока человечество, вся их цивилизация, в конечном счёте не пожрёт сама себя же.

Но пока, чтобы удержать и отвоевать уже когда-то сданные не им самим позиции, Кеннету придётся вспомнить то, что завещали римляне, – «Divide et impera»[6]6
  Разделяй и властвуй (лат.).


[Закрыть].

– Мистер Девон! – Бентлей поднимает взгляд на дворецкого, молчаливо стоящего перед столом.

– Сэр?

Выдохнув, Бентлей поднимается из кресла и подходит ближе к камину. Его голос звучит спокойно, хоть он и находится в шаге от объявления официальной войны Комптону:

– Наш противник пожелал быть уничтоженным. Созовите всех, кто на данный момент руководит Компанией. Всех. Без исключения. Мне всё равно, какой на дворе час и чем они заняты: спят ли в своих мягких постелях, проигрывают ли деньги в салонах или совокупляются со служанками. Все они должны быть здесь.

У него не так много союзников, кто может действительно ему помочь. Ещё меньше тех, кто захочет посодействовать. Кеннету нужно здраво оценивать свои силы и собственное шаткое положение на шахматной доске политических интриг. Его слишком долго не было в Лондоне. Потому самое разумное: воздержаться от поспешных и опрометчивых решений, которые могут послужить причиной конфликтов, с шквалом которых Бентлей может просто не справиться.

Но ему нужны люди, нужны деньги, нужен его дом – то, что будет оплотом непоколебимости и надёжным тылом. Бентлей бросает письмо в огонь. Он смотрит, как бумагу охватывает пламя, представляя, как в нём горит сам Реджинальд.

– Сэр, позвольте спросить, но что было в письме?

– То, что я предпочёл бы не читать.

Людям требуется немало времени, но спустя четыре часа члены совета директоров Ост-Индской торговой компании собираются за длинным столом. Их жаркий спор и бурные обсуждения превращают большой зал, построенный Кеннетом специально для подобных случаев, в поле битвы, на котором Бентлей пытается настроить всех против Комптона. Это оказывается сложнее, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Комптон, как надоедливый сорняк, очень крепко пустил корни, и теперь его так просто не выдрать.

Будто следуя пути Бентлея, Реджинальд уверенными шагами год за годом, пока Кеннет покоился на дне морском, захватывал всё то, что ему не принадлежало. Небольшие вложения превратились в целый капитал. Теперь он не просто пешка, потерю которой не заметит старшая фигура, он приблизился к положению ферзя, что лорда совершенно не радует, как не радует присутствующих то, что он столь бесцеремонно нарушил их покой.

Для толстосумов, порядком располневших и обленившихся за столько лет его отсутствия, всё, о чём рассказывает Бентлей, пытаясь выставить Реджинальда негодяем, лишь суета, не стоящая и крупицы внимания. Кеннета раздражает подобное равнодушие, но ожидать чего-то иного от людей, которых он привлекал изначально лишь из-за их капитала, – величайшая глупость.

– Реджинальд вложил в Компанию большие средства. Если мы их отзовём, наши облигации, акции, да любые ценные бумаги не будут стоить и фунта. К вашему сведению, лорд Кеннет, пока вы отсутствовали, мистер Комптон спонсировал. И благодаря ему, в том числе, Ост-Индская торговая компания продержалась столько времени.

Не слушая слова мистера Кобблпота, Кеннет окидывает присутствующих взглядом. В прошлый раз их было явно больше, были и те, кто точно поддержал бы его. Бентлей хмурится, обращаясь к гостям:

– А где ещё трое?

Их должно быть десять, включая самого Бентлея, но он может насчитать лишь семерых. Присутствующие поджимают губы, бегая взглядом друг по другу, не решаясь сообщить неприятные новости. Но Кеннет и так весь день только и получает дурные вести, так что вряд ли что-то ещё его удивит.

– Сэр, мистер Кантуэлл умер два года назад, оставив долю в Ост-Индской компании своему сыну, но тот продал её мистеру Комптону. То же самое с Финчем и Уэсли. Они постепенно отошли от дел, часть их акций мы разделили между собой.

Бентлей сцепляет руки в замок за спиной. И как только сам не догадался. Прежде он – самый молодой акционер компании, член совета директоров – амбициозно следовал таким же схемам. Он вытеснил Томаса Янга, Марка Бэйли запугал, наняв людей, перевернувших его карету. И в целом шёл по головам, не сомневаясь в успехе.

Кеннет не сильно, но ощутимо прикусывает кончик языка.

Сначала это показалось всего лишь войной за поместье – сад и дом с несколькими десятками комнат, но теперь Бентлей хорошо видит – дом всего лишь предлог, ему придётся вести войну за себя самого, за свою личность и репутацию. И если Реджинальд, пришедший из ниоткуда, хочет отправиться обратно в никуда, то Кеннет обязательно устроит ему путешествие в один конец. Бентлей не надеется на тех, кто сидит перед ним. Ещё можно было бы заручиться поддержкой Финча. Но с того света он вряд ли чем-нибудь поможет. Однако даже глупцы способны направить мысли умного человека в нужное русло.

Глядя на этих людей, можно сделать только один вывод: они все дорожат лишь своими деньгами. Ничто их не интересует, кроме возможности набить кошельки и поживиться чем-нибудь роскошным. Бентлей жалеет, что сейчас рядом с ним нет банкира его конторы. Сколько он мог потерять от контрольного пакета акций за одиннадцать лет своего отсутствия? Учитывая все последствия и возможные падения, где-то около сорока процентов. Какая-то часть могла пойти на покрытие жалованья служащим, на содержание солдат, кораблей и самого поместья. В конечном счёте он всегда искал пути сохранить богатство, и доля его капитала при любом случае отошла бы матери.

– Вот как? Что же… тогда не стану мешать Компании разваливаться без талантливых людей.

Бентлей подзывает к себе Девона, тот подносит стопку бумаг и письменные принадлежности, но Кеннет отрицательно качает головой.

– Позовите Валерию, пусть пишет она, – лорд берёт с маленького столика чашку с чаем и делает глоток. Война будет безжалостной. Если всё сделать правильно, у него наверняка получится найти лазейку. Раньше это ему удавалось почти всегда.

Дворецкий приводит заспанную испанку. Валерия несколько секунд топчется в дверях, неловко убирая от лица спутанные пряди, но Бентлей подзывает её ближе к себе и протягивает руку.

– Извините, что подняли вас в столь ранний час, но без вашей помощи мне не обойтись.

Лорд усаживает Валерию в кресло, которое занимал ранее, придвигает к ней бумагу и перо.

– Пишите с моих слов, Валерия. Я, лорд Бентлей Кеннет, отзываю весь свой капитал из Ост-Индской торговой компании, включая средства, полученные от регулярных инвестиций конторой семьи Кеннет, все средства, вложенные в акции, облигации и иные ценные бумаги. А также я требую вернуть все корабли, состоящие на службе во флоте Ост-Индской торговой компании, которые документально закреплены за мной как за единственным владельцем. В случае, если корабли были ликвидированы, списаны или утрачены по иным причинам, я требую возмещения номинальной стоимости на момент поступления на службу каждого судна.

Лица присутствующих вытягиваются в недоумении. Но Бентлей не собирается отказываться от своего капитала. Если всё будет сделано правильно, то в понедельник утром на одного богатого человека в Лондоне станет меньше.

Такая дерзость может дорого обойтись ему. Экономика Великобритании, и так пошатнувшаяся с начала войны, может треснуть и разойтись по шву, если содрогнётся Ост-Индская торговая компания, но иногда, чтобы победить противника, приходится пойти на жертвы, даже если на дело была положена вся твоя жизнь.

– А теперь, джентльмены, – Кеннет шепчет на ухо Валерии тихое «спасибо», пока капает воском на угол бумаги, чтобы поставить свою печать и подпись, – возьмите самых быстрых лошадей и поспешите продать акции, потому что в скором времени они не будут стоить ни единого фунта.

* * *

И всё же у него ещё есть время. Воскресенье тянется умопомрачительно медленно. Бентлей и раньше терпеть не мог безделье и праздное времяпрепровождение, теперь же он словно утрачивает рассудок. Так много дел, но от них его отвлекает ожидание неминуемого крушения. Словно маятник, он шатается из стороны в сторону, хватаясь то за одни документы, то за другие. Отчёты по поместью хоть и не в самом ужасающем состоянии, но цифры выглядят неутешительно. Будто он вернулся во времена отца, когда тот особо тщательно следил за всеми расходами и был особенно ревнив к каждому фунту в своём кошельке.

Можно ли назвать Лоуренса Кеннета скрягой? Пожалуй. Прижимистость и расточительность – две одинаково паршивые крайности. Деньги должны работать, и Бентлей обязан постараться заставить их это делать.

Девон приносит Кеннету газеты за последние несколько недель и складывает их на краю стола. Стоит потратить время на ознакомление со слухами, чтобы узнать всё о светской жизни общества. За десять лет уже могло смениться целое поколение, места в парламенте разыграли по-своему те, кого он не знает. Лишь король ещё на троне, и это внушает Кеннету надежду, что после аукциона он справится и добьётся его аудиенции. В любом случае ему придётся предстать перед монархом, если он собирается продолжать вести свои дела и надеется, что имя его вновь будет иметь вес.

– Благодарю вас, Девон. – Кеннет берёт в руки чашку и делает глоток чая. Он не может не наслаждаться, казалось бы, такой простой вещью. Жизнь вообще ему кажется теперь удивительной. Столько новых оттенков и вкусов, он будто заново родился.

– Если вам хотелось бы что-то узнать, лорд Кеннет, я с удовольствием расскажу. Все сведения, какие вам будут угодны.

Если бы только Бентлей знал, что спросить. Произошло многое, а выбрать из множества событий одно и обсудить – не так уж и просто. Спросить о Компании? Девон не был включён в дела Ост-Индии. О Колониях? Лучше позже поговорить с людьми, которые там бывали, доверять пересудам не дело. О матери?

С мыслей Бентлея сбивает скрипнувшая дверь. На пороге Валерия – чистенькая, одетая в новое шерстяное платье, сжимает конверт. Новое письмо? И почему оно оказывается у неё? Кеннет протягивает ладонь, встаёт из кресла. Но да Коста сначала присаживается в глубоком реверансе. Кеннет ошарашенно моргает. Его будто огрели веслом по голове, но он старается принять её вежливость как должное.

Кеннет подходит к девушке, Валерия отдаёт ему конверт.

– Благодарю. – Бентлей распечатывает письмо.

* * *

Как бы Кеннет ни старался, уснуть в эту ночь он не смог. И потому с пяти часов утра при полном параде, облачившись в самый дорогой из уцелевших камзолов, расхаживает по кабинету, меряя шагами то ковёр, то комнату от угла до угла. Он и выходил на балкон, и брался пить кофе, и даже стоял перед картиной, но вплоть до десяти часов утра – времени отбытия из поместья – не находил себе места.

– Валерия, готовы стать свидетелем того, как жизнь влиятельного человека рушится? – интересуется лорд у девушки, когда помогает ей забраться в экипаж. Валерия лишь неопределённо улыбается и кивает. Слишком много потрясений для столь короткого пребывания в Лондоне. Молодой особе просто страшно, и Бентлей может её понять.

Получив большую часть своих средств, вложенных в Компанию, Бентлей чувствует себя увереннее. И всё же подъезжая к аукционному дому в роскошной карете, он дрожит всем нутром. Проблема вовсе не в уверенности торгов, а в распоряжении об аресте, приказе расправиться с Морганой, вздёрнув на виселице.

И хоть никто уже не убьёт О'Райли, от злости и раздражения не избавиться. Под руку с Валерией Бентлей поднимается по лестнице. Он замечает Комптона. Тот пунктуален, как и любые уважающие время люди.

– Мистер Комптон, я вижу, вы удивлены меня видеть?

Реджинальд слащаво улыбается, глядя на Бентлея. Он опирается руками на трость, проводит указательным пальцем по набалдашнику в виде головы змеи с разинутой пастью. С лёгкой грустью Кеннет отмечает – его старая трость великолепной ручной работы, пережившая с ним сон под водой, была потеряна в суматохе во время побега от остатков его призрачной команды.

– А, лорд Кеннет, доброе… – он кидает взгляд на часы, – доброе утро. Вижу, вы решили ослушаться моих рекомендаций. Видимо, жизнь вас ничему не учит, да? Знаете, я уже было подумал, что вы мудрый человек, но, – он оборачивается к сопровождающей его блондинке, – вероятно, я вас переоценил.

Будь его воля, Кеннет с удовольствием стёр бы всё самодовольство с лица Реджинальда. Протёр бы им ступени, а затем вытер бы подошвы об спину наглеца, но Бентлей лишь отвечает:

– Полагаю, вам совершенно нечем заняться, кроме как думать о том, что я сделаю, а что нет.

Он сдерживает себя, лишь бы не потерять лицо. Ему нужно сохранять спокойствие и думать холодной головой, потому что лишь от его стойкости и бесстрастности зависит, какие слухи поползут по столице после аукциона. Комптон, очевидно, ожидал не этого, он морщится недовольно. Дама рядом с ним разделяет его настроение.

Но Бентлей не собирается дальше продолжать разговор. Он входит в аукционный дом, словно на плаху. Моргана убьёт его при встрече на том свете, если он сдастся и примет поражение. Если она позволила всадить себе в грудь шпагу, значит, она знала что-то неизвестное всем остальным. А она всегда знала больше других.

Лорд держится ровно, пока Валерия, вцепившись в его локоть, как в спасительную соломинку, бормочет под нос:

– Какой отталкивающий тип…

Но «отталкивающий» не то прилагательное, которым стоит характеризовать Комптона. Его можно назвать «омерзительным», «гнилым», «ненавистным» и «постылым», но точно не отталкивающим.

– А ведь когда-то я на вас равнялся, – доносится со спины. Бентлей не поворачивает головы. Комптон его раздражает, а потому Кеннет не будет реагировать ни на одну фразу, произнесённую им.

Им приходится миновать коридор, прежде чем они доходят до резных дверей в большое помещение. Наверное, хотели созвать больше людей и превратить аукцион в настоящее представление, как то бывает со всем, что происходит в Лондоне. Но в просторном зале никого, кроме них да джентльмена, отвечающего сегодня за аукцион. Зал с длинными рядами из аккуратных стульев выглядит уныло и пусто. Бентлей помогает Валерии устроиться в первом ряду, пока худосочное щеголеватое чудовище демонстративно садится подальше от них, не скрывая своей брезгливости.

Солдаты, что сопровождали экипаж Кеннета, остаются у дверей.

Кеннет окидывает взглядом тёмные стены зала, обитые деревянными панелями, – всё в лучших традициях аукционных домов.

– Джентльмены, думаю, что больше никого нам ждать не следует. Поэтому начнём. – Мужчина за низкой трибуной неловко поправляет на голове парик, явно ему мешающий. Он сверяется с часами, прежде чем ударяет небольшим молоточком, чем знаменует начало торгов. На войне и то спокойнее, чем сейчас на душе у Бентлея. – Сегодня мы здесь, чтобы с разрешения Короны выставить на продажу имущество лорда Бентлея Кеннета. В которое входит… – аукционист делает паузу и сверяется с документами перед собой, – коллекция картин в размере сорока полотен общей стоимостью сто пятьдесят тысяч фунтов, поместье «Утренняя Звезда» в стиле барокко, с прилегающим к нему садом, оранжереей, конюшней и тремя постройками неизвестного назначения, а также линейный корабль первого ранга.

Потеря доли имущества не сделает Кеннета беднее, весь вечер воскресенья он пересчитывал свой капитал и уверен в этом. Однако лишиться всего этого – значит остаться без истории, потерять часть себя самого. Кеннет переживает о том, что будет дальше, но его научили не сдаваться. Никогда. Ни перед чем. Даже когда судьба ехидно намекает, что он в положении лежащего в грязи, а не сидящего на белом коне.

– Стартовая цена пятьсот тысяч фунтов.

Не очень-то много, если вспомнить, что двести пятьдесят тысяч фунтов составляет ежегодный доход герцога Вестминстера от лондонских владений, но Бентлей и не рассчитывал, что его владения оценят по достоинству.

Бентлей поджимает губы. Он не обязан и не должен платить за землю и дом, принадлежащие ему по праву, просто потому, что он сын Лоуренса. Кеннет вернулся в Лондон. И часть проблем должна была решиться сама собой исключительно из-за одного факта – он жив.

– Пятьсот одна тысяча, – с ласковой улыбкой произносит Комптон, кинув взгляд на Бентлея, но тот сидит смирно. Даже повести бровью равно поддаться на провокацию.

– Пятьсот одна тысяча раз, пятьсот одна тысяча два…

Бентлей поднимает указательный палец и бесцветным, совершенно спокойным голосом произносит, хотя кишки у него, по ощущениям, сворачиваются и завязываются в тугой корабельный узел:

– Пятьсот одна тысяча двести пятьдесят.

Даже направленное в лоб дуло пистолета не вызывало такое волнение, даже близость к смерти и сама смерть отзывались в сознании лишь онемением конечностей и болью в кончиках пальцев. Аукционист даже не успевает начать отсчёт, как Реджинальд уже выпаливает:

– Пятьсот две тысячи… и один фунт.

В Реджинальде вскипает его нетерпеливость. Может, он и научился ждать удобного момента, но сохранять самообладание, чувствуя превосходство над противником, ему тяжело. Он готов демонстрировать своё великолепие, лишь бы пустить пыль в глаза. Когда-то Кеннет был таким же. Может, проблема была исключительно в его молодости, может, в том, что его до этого не макали головой в грязь.

– Шестьсот тысяч. – Бентлей переводит взгляд на Комптона и добродушно добавляет: – Чего мелочиться, верно, мистер Комптон?

По виску аукциониста скатывается крупная капля пота. Бентлей не может его винить, мужчина даже не успевает начать отсчёт. Снова. И потому нервно поправляет очки на переносице.

– Вы правы, мистер Кеннет. Нечего мучить несчастных людей, исполняющих нашу прихоть. Шестьсот восемьдесят тысяч. И закончим на сегодня. Дом всё равно будет за мной.

Люси поднимает взгляд на Джеймса, на её бледном лице, украшенном рубцами старой болезни, искреннее и неподдельное изумление, но Реджинальд лишь элегантно откидывает сюртук, стискивая ладонью в перчатке набалдашник трости. Хмыкнув, Бентлей поднимается со стула и скрещивает руки за спиной. Если он продолжит и дальше сидеть, то все увидят, особенно Валерия, как лорд нервно стучит носком туфли по полу, а коленка ходит вверх-вниз. Кеннет не кусает губы только потому, что зуб на зуб не попадает от нервного озноба.

– Шестьсот восе…

– Семьсот тысяч. – Бентлей не узнаёт своего собственного голоса. Настолько он кажется ему треснутым и надломленным, неестественно звучащим. Слова падают на пол с грохотом обвалившегося с башни колокола и ещё несколько секунд отдаются в ушах у Кеннета.

– Восемьсот тысяч и два процента от контрольного пакета акций Ост-Индской торговой компании. – В голосе Реджинальда есть торжество успеха, тщеславие, власть и нахальство – всё то, что было в самом Кеннете. Но смерть очень сильно меняет человека, особенно если это его собственная смерть.

Бентлей не улыбается, но он доволен. Вот для чего он обвалил акции, вот для чего он устроил суматоху в Центральном банке и вот почему вся площадь сегодня с утра ревела, пока его люди сундуками вывозили все его деньги, вложенные когда-либо в контору. То ли ещё должно произойти в будущем, ведь с ним рассчитались лишь по чистому капиталу и ценным бумагам, а впереди оценка стоимости судов. Весь риск ради того, чтобы удержаться на твёрдой земле.

– Два миллиона.

Он знает, что говорит, но вот аукционист впадает в ступор. Мужчина несколько раз моргает, смотрит на Реджинальда, затем переводит взгляд на Кеннета. Проплаченный человек не успевает и слова сказать, как Комптон поднимается с места, вытягиваясь и гордо задирая голову.

– Лорд Кеннет, вас не было десять лет. Но я и подумать не мог, что вы разучились считать. Моя ставка больше.

На это Кеннет рассчитывал, и он не ошибся. Легко предсказать действия противника, который пытается играть против тебя твоими же фигурами. Валерия стискивает двумя руками веер, не зная, что ей делать. Пока ещё никто не осознал, но победа уже опьяняет Бентлея. Осталось красиво завершить представление.

– Вашу ставку перебил фунт, который я дал мальчишке-газетчику, чтобы он не приносил вам сегодня газет. И дружба с главой лондонского банка. Но не переживайте, – Кеннет достаёт из-под камзола газету и бесцеремонно небрежно швыряет её в ноги Комптону. На первой странице крупными буквами чернеет заголовок: «Обвал бумаг Ост-Индской торговой компании. Акционеры отзывают капиталы. Биржа в панике». – Возвращаю. И, кажется, время для ставки вышло.

– Да… да… – Аукционист прочищает горло, ударяет молотком по крохотной деревянной подставке с медным кружочком на ней и объявляет: – Продано. За два миллиона фунтов стерлингов лорду Бентлею Кеннету.

Из рук Комптона ускользает мечта. Но если решил бороться со львом, то нужно учитывать не только его когти и грозный рёв, но и большие острые зубы. А клыки Бентлея впились в артерии Лондона. Валерия подскакивает с места, и слабые аплодисменты раздаются на весь зал.

– Дом по праву ваш, Кеннет. Надеюсь, вы этому рады. – Реджинальд делает несколько шагов к Бентлею, пока Люси подбирает папки и бумаги. Мужчина протягивает руку, хотя бы здесь Реджинальд не забывает о манерах, но вместо рукопожатия Бентлей опускает свою ладонь тому на плечо.

– Полагаю, увидимся в другой раз? Вам есть где заночевать? В моём поместье есть прекрасная гостевая комната.

Двери зала с грохотом распахиваются, и порог переступают офицеры в красных мундирах.

– Лорд Бентлей Кеннет. Именем короля, вы арестованы за пособничество и сделку с пиратами.

– На три минуты раньше. – Бентлей щёлкает языком и разворачивается на пятках, чтобы направиться к ожидающей его толпе с поднятой головой, словно на ней покоится вовсе не треуголка, а королевский венец. – Валерия, милая, заберите документы и верните их в моё поместье.