Текст книги "Ребёнок для бывшего"

Часть 4

Прошло два дня с тех пор, как я увлеклась изучением сайта, который показала мне Надя. За это время я не особо продвинулась в том, чтобы решить свои проблемы. Лишь только созвонилась с адвокатом, обрисовала ему ситуацию и договорилась с ним встретиться позже, когда я приму самое важное решение в своей жизни. Именно от того, решусь ли я оставить ребёнка или нет, зависело если не всё, то почти всё.

С жильём всё тоже было туманно. Единственный вариант, который я пока могла потянуть в данный момент финансово – кроха-студия в спальнике, далеко от того района, в котором я прожила последние несколько лет. Впрочем, это было даже к лучшему.

То же, что касалось Славы, можно было охарактеризовать лишь одним словом – тишина. И если бы не нюанс в виде браслета, о котором я не могла не думать, это тоже было хорошо. Я не рассчитывала на то, что Теплов вдруг передумает, поймёт, каким козлом был, и как-то себя проявит. Напротив, этого не желала. Однако молчание было весьма красноречивым. Я перестала быть ему нужна в каком бы то ни было качестве. Вот так вот просто, почти что по щелчку пальцев.

– Всё же поедешь, – констатировала Надя, когда я одевалась в прихожей, готовясь ехать в клинику.

Местная женская консультация отпадала по причине того, что там меня могли увидеть общие знакомые. Да хоть вон та же Веро. Поэтому пришлось записаться в частное лечебное учреждение.

– Поеду, – вздохнула я, старательно не думая о том, что мне предстоит. – И больше ни слова. Мне и так рыдать хочется.

Надя просто кивнула и обняла меня, после чего, пообещав приехать сразу же, если вдруг она мне понадобится, проводила и закрыла за мной дверь.

Через час, входя в стеклянные двери, приветливо открывшиеся передо мной, я уже знала, что сегодня ни на что не решусь. Но хотела поговорить обо всём с врачом, чтобы тот лично описал мне процедуру.

Надев бахилы и сняв куртку, которую сдала в гардероб, я поднялась на лифте на третий этаж и на несколько секунд застыла, оглядываясь. Отчаянно колотящееся сердце, которое едва ли не выпрыгивало из груди, я усиленно игнорировала тоже. И уже направилась в ту сторону, где находился нужный кабинет, когда меня окликнул мужской голос:

– Ксюша? Лукинская?

Я резко обернулась и не сразу поняла, кто стоит в паре метров от меня. Высокий, в белом халате, в ультрамодных очках с простыми стёклами. Он походил на какого-нибудь голливудского актёра, участвующего в съёмках фильма про врачей.

– Матвей? Сибиряков? – эхом откликнулась я, и мой бывший растянул губы в улыбке, после чего шагнул ко мне.

– Я рад, что ты меня узнала, – сказал он и нахмурился.

Окинул взглядом коридор, как будто тот мог дать ему ответ на невысказанный вопрос.

– У тебя что-то случилось? – наконец спросил Сибиряков.

Перевёл взгляд на меня, а я едва удержалась от того, чтобы горько не усмехнуться. Если бы он знал, насколько прав, когда задавал этот вопрос.

С Сибиряковым мы встречались недолго, но роман наш был бурным. Даже крышесносным. Матвею было двадцать четыре, когда он поступил на журфак. Там и встретил меня. Интерес проявлять стал сразу, с первой же студенческой вечеринки. Тогда он казался мне чересчур взрослым, основательным и серьёзным. А когда я познакомилась с Тепловым, и вовсе забыла о том, что Сибиряков существует на свете.

В тот момент казалось, что можно просто сказать правду – о том, как влюбилась в другого. О том, как жизни без этого другого не мыслю. Матвей тогда, кстати, оставил учёбу и поступил в другой ВУЗ. И мне это было только на руку.

– У меня? – переспросила я, делая глубокий вдох. – Да ничего не случилось. Просто на приём пришла.

– К кому? – потребовал Сибиряков ответа.

– К Калининой. А что? – уточнила я.

– Ничего, – улыбнулся он.

Посмотрел на часы. И опять был таким серьёзным, что мне рядом с ним стало как-то не по себе.

– У меня немного времени есть. К Валентине Анатольевне потом лично отведу, а сейчас СМС напишу, что ты не придёшь, – вдруг ошарашил Матвей, и не успела я сориентироваться и понять, чего он хочет, добавил: – Выпьешь со мной кофе? И ты же уже не Лукинская?

Я смотрела на бывшего, не понимая, к чему он клонит. Даже дурацкое желание вдруг появилось соврать. Сказать, что я Лукинская и что у меня нет времени. Вместо этого я произнесла:

– Нет. Я Теплова. И ты вот так просто можешь заставить врача, к которому не сразу по записи попадёшь, перенести приём?

По правде говоря, это был риторический вопрос. Я уже каким-то чутьём понимала, что Матвей Сибиряков здесь не последний человек.

– Угу. Могу. Заведующих у меня обычно слушаются.

Он, так и продолжая хмурить брови, что-то написал в смартфоне и, отправив сообщение, сосредоточил всё своё внимание на мне. Теперь на лице Матвея была искренняя, полная неподдельной радости улыбка.

– Ну, выпьем кофе? – повторил он своё предложение.

– А у меня разве есть выбор? – вскинула я брови, впрочем, не удержавшись от ответной улыбки.

Рядом с Сибиряковым мне было как-то… уютно. Давно я не испытывала этого чувства. Даже когда жила с мужем и мне казалось, что моё существование – совершенно безоблачно.

– Выбора нет, – озвучил мой приговор Матвей и, кивнув в сторону лифта, добавил: – Идём ко мне в кабинет.

Наш путь занял от силы минуты две, которые мы провели в абсолютном молчании. Я шла подле Сибирякова, бросала на него взгляды искоса и гадала о том, зачем он всё же выказал мне чуть больше внимания, чем обычным пациентам.

Нет, конечно же, я вполне могла причислить себя к тем, кто имел для Матвея какое-то значение. Но совершенно не представляла себе, о чём мы с ним станем говорить.

– Жена настояла, чтобы у меня была эта машина-зверь, – ошарашил меня Сибиряков, кивнув мне на диванчик, на котором я и устроилась.

Сам же подошёл ко внушительной кофемашине, возле которой и начал «колдовать».

– Ты женат? – зачем-то уточнила я очевидное, после чего, стушевавшись, опустила голову и усмехнулась собственной глупости: – Прости, само вырвалось.

Матвей же обернулся и посмотрел на меня так, что я пожалела о невозможности тотчас провалиться под землю.

– Женат. И тебе не за что извиняться.

Он сделал кофе и, подойдя ко мне, протянул чашку. Странно, но именно в этот момент у меня мелькнула мысль – а можно ли беременным такие напитки? А ведь шла сюда со вполне конкретной целью.

– Рассказывай, как ты, – мягко попросил Сибиряков, отойдя к столу и опираясь на него бедром.

Отпил из крохотной чашечки, очевидно, американо и посмотрел на меня выжидательно.

Я поджала губы и, сосредоточив всё внимание на порции капучино, промолчала. А потом меня как прорвало. Я и сама не могла толком пояснить, почему вдруг из меня извергся весь этот поток слов. Просто сидела и говорила, говорила, говорила… О том, как узнала, что беременна. Как обрадовалась до небес. О том, как приехала раньше домой и столкнулась с тем, что до сих пор казалось несовместимым с моей жизнью. Я просто рассказывала, а Матвей… он просто слушал.

Действительно слушал и слышал. Делал то, что в моей жизни, могли, пожалуй, лишь он и Надя. А я с каждым произнесённым словом ощущала облегчение. Впрочем, оно было очень тесно связано с тем, что я не понимала, как мне действовать дальше.

Как дальше жить.

– К Калининой идёшь, чтобы обговорить с ней…

Матвей, дослушав, сразу перешёл к главному.

– Да, обговорить с ней, как сделать так, чтобы этого ребёнка не было.

Я сказала ужасные слова и с силой сцепила зубы, чтобы только не расплакаться. Не здесь и не сейчас. Всё будет потом, когда вернусь обратно к Наде и смогу прореветься по этому поводу.

– Понял…

Он обошёл свой стол, отставил чашку и, устроившись на стуле, сцепил перед собой руки в замок. Посмотрел на меня поверх своих ладоней. Глядел цепко. Так, что у меня возникло ощущение, будто я на экзамене, который мне не суждено сдать.

– Если я попрошу у тебя время… немного, пару-тройку дней… а взамен ты должна будешь отказаться от своих планов… что ты скажешь? – наконец проговорил Матвей.

Я посмотрела на него с недоумением, которое явственно ощущала внутри. Не понимала, о чём толкует Сибиряков и чего просит. Для чего ему понадобилась отсрочка?

– Поясни, – просто велела я.

– Пока досконально не могу, – покачал головой Матвей. – Но расскажу всё подробно позже. Скажем, послезавтра?

Он вновь поднялся со своего места и, подойдя ко мне, присел рядом.

– Ты ведь хочешь оставить этого ребёнка, – озвучил он то, что было на поверхности.

– Да. Но я не вижу повода…

Я не договорила, когда Матвей повернулся и, взяв меня за руку, заговорил:

– Просто дай мне время. Это всё, чего прошу.

Он тяжело вздохнул, когда я посмотрела на него с непониманием. Что он задумал? К чему клонил? Для чего ему требовалась пауза?

– Два дня. Вот всё, что мне нужно, – сказал он с нажимом прежде, чем я бы засыпала его вопросами.

Его ладонь сжала мою. Я напряглась, но руки не отняла. Хорошо знакомое прикосновение отозвалось чувством безопасности.

– Хорошо, – всё же ответила после небольшой заминки.

У меня сейчас имелось то, чего мне так не хватало. Ощущение, что не одна. Что могу рассчитывать на помощь. Это ведь так важно – ощущать, что рядом есть чьё-то плечо. Какими бы сильными мы сами себе ни казались, бывают моменты, когда нужда в поддержке столь сильна, что от этого, кажется, зависит сама жизнь.

– Вот и хорошо. Тогда я позвоню Калининой и скажу, что Лукинская… то есть, Теплова, к ней не придёт, – отпустив мою ладонь, сказал Матвей и, тоже с облегчением выдохнув, взялся за телефон.

А мне оставалось лишь гадать, чем он обрадует меня через пару дней. Ну, или не обрадует.

Перед тем, как вернуться домой, я отправилась в парк. Мне нужно было упорядочить мысли, расставить всё в голове по полочкам. Эта неожиданная встреча сделала то, что, пожалуй, мне было сейчас нужнее всего. Дала передышку. Такую нужную, на которую я сама бы не решилась. Ибо чем больше времени проходило, тем больше я рисковала. А такой дилеммы, которую передо мной поставила жизнь, я не пожелала бы и врагу.

Матвей Сибиряков же сегодня дал мне не просто отсрочку. Он подарил надежду на то, что мой малыш родится. Только за одно это я была безумно благодарна бывшему.

– Дядя Женя?

Я ошарашено уставилась на родственника, обнаружившегося… возле подъезда Нади. В голове вихрем промчались мысли о том, как он мог здесь оказаться? И почему не позвонил и не сообщил, что прилетает?

– Привет, дочка, – чуть смущённо проговорил дядя. – А я тебе как раз звонить собирался.

Он взял со скамейки внушительную сумку, и я бросилась к нему, чтобы перехватить багаж.

– Ну-ну, не стоит, – остановил меня дядя Женя. – Тебе же сейчас тяжёлое нельзя поднимать.

Он посмотрел на меня выразительно, и я отвела глаза. Теперь примерно было понятно, что к чему. Наверняка мама позвонила брату, чтобы тот прибыл и как-то повоздействовал на меня в вопросе развода со Славой.

– Надежда твоя не против будет, если мы пару часов у неё посидим? – спросил дядя, кивая на дверь подъезда.

Я нахмурилась.

– А как ты тут очутился? Откуда знаешь, что я живу у подруги?

Теперь уже настала пора дяди отводить взгляд.

– Идём, поднимемся, обговорим всё, – предложил он и я, вздохнув, кивнула.

Меньше всего на свете мне хотелось спорить с дядей. Я уже предвидела, как он начнёт убеждать меня в том, что я тороплюсь с решениями. И хотя дядя Женя вкладывал бы в это исключительно заботу обо мне, последнее, чего бы мне хотелось – чтобы наши отношения стали прохладными.

– Ну, садись, потолкуем, – сказал он, когда Надя, сделав вид, что ей нужно в магазин, отбыла из квартиры, предварительно сообщив нам, что мы можем чувствовать себя как дома.

Я устроилась за столом напротив и, чтобы чем-то занять руки, обхватила ладонями чашку горячего чая.

– Дядь Жень… Это же мама тебя… ну, побеспокоила? – спросила я, прямо посмотрев на родственника.

– Мама, – кивнул он. – И правильно сделала. Ты бы сама навряд ли мне позвонила по такому поводу?

Он как в воду глядел. Волновать дядю Женю я совершенно не желала. Но прежде, чем сказала бы ему об этом, он проговорил:

– Вот мой порядок действий и спорить с ним не нужно. Квартиру свою я продаю. Здесь покупаем тебе небольшое жильё. А мне – комнату. На что уж денег хватит. Я в Петербург переезжаю, помогать тебе буду, чем смогу, сколько бог мне ещё отведёт.

Он смотрел на меня своими мудрыми голубыми глазами, а я удивлённо глядела в ответ, чувствуя, как в носу у меня щиплет и как хочется просто взять и разрыдаться.

Передо мной был тот человек, который всего парой слов дал понять – у меня, наконец, есть опора и поддержка.

– Но тебе же в этот климат нельзя… – шепнула я, стирая слезинку, которая помимо воли покатилась по щеке.

– Нельзя-можно, какая разница, если ты в беде оказалась? Да и много ли мне осталось? Я себя до последнего вздоха корить буду, если сейчас тебе не помогу. Вам не помогу, – кивнул он на мой живот.

– Тогда лучше нам к тебе…

– В крохотный городок без перспектив, где у тебя через две недели начинает давление стремиться к бесконечности?

Дядя Женя покачал головой, но на губах его при этом была полуулыбка.

– Вот этого точно лучше не делать. Особенно сейчас.

Мы посидели в молчании. Я не знала, как выразить словами всё, что сейчас ощущала, но, похоже, этого и не требовалось. Дядя Женя прекрасно понимал меня и так. Я же пыталась пораздумать об этом трезво. Знала, что раз дядя решил, то всё равно сделает по-своему. И действительно, лучшим выходом было бы жить рядом друг с другом, если бы не чувство, что сейчас ради меня самый родной человек рискует всем. И отдаёт тоже всё.

– Тогда вот мой порядок действий и тоже с ним не спорь, – произнесла я после паузы. – Никаких сиюминутных решений мы принимать не будем. Возможно, мне поможет один человек… Матвей Сибиряков, помнишь такого?

Дядя нахмурился, кивнул.

– Помню, хороший парень. Зря ты его на своего Славика променяла… Муж твой меня сегодня…

Дядя не договорил, а я округлила глаза и прикрыла рот ладонью.

– Ты что, виделся с Тепловым? – ужаснулась, мысленно представляя самые худшие варианты развития событий.

– Виделся – громкое слово. На работу к нему съездил. Слушать он меня не стал, а я с ним потолковать хотел.

Моё сердце сначала пропустило удар, а потом забилось так быстро, что в ушах зашумело.

– А что ты на меня так смотришь? Мать твоя наговорила всякого, говорит, пусть Ксения даже думать не думает ерунду творить. Ну, изменил… Всякое бывает. А у меня всё внутри кипит!

Дядя так раздухарился, что ударил ладонью по столу. Стоящие на нём чашки жалобно звякнули.

– Дядечка Женечка, ну ты что? – Я вскочила и, подойдя к родственнику, погладила его по плечу. – Слава, конечно, поступил как… очень нехороший человек. Но всё уже в прошлом. И я надеюсь, ты о ребёнке ему не сказал? – запоздало сообразила я, испытывая новую порцию ужаса.

– Не сказал, – помотал головой дядя Женя. – Нечего ему знать. Сами воспитаем, я помогу, чем могу. Теперь у меня ещё один повод потоптать эту землю подольше.

Я слабо улыбнулась, снова на глазах появились слёзы. Дядя же вскинул голову и посмотрел на меня, прищурившись.

– А Матвей этот что от тебя хочет? – задал он тот вопрос, которого я ждала, но на который ответа пока не имела.

– Не знаю. Он не сказал, – пожала плечами и, вновь устроившись за столом, посмотрела на дядю.

– Ты же не собираешься… – начал он, но не договорил.

– Нет, не собираюсь, – помотала головой, понимая, что речь об избавлении от ребёнка. И добавила увереннее: – Не собираюсь.

– Вот и славно, – кивнул дядя. – Даже не думай о таком. А сейчас давай помыслим, что делать станем дальше. Квартиру пока какую-никакую снять придётся. В отелях я сплю плохо, а тебе тоже у подруги несподручно жить.

Через пять минут мы с ним погрузились в изучение рынка недвижимости, сдаваемой в аренду.

Снять квартиру удалось быстро. Дядя настоял на том, чтобы я добавила к своим скромным средствам деньги, которые он привёз с собой.

«Похоронные мои. Пусть уж без дела не лежат, а пользу приносят», – сказал он, отдавая мне накопленное.

Теперь у нас была двухкомнатная, полностью оборудованная для проживания квартира, пока снятая на два месяца с возможным продлением. Располагалась она в спальном районе в другом конце города, но, как я считала, это было только к лучшему.

– Ксень! Ксюх, слышишь? – окликнул меня слишком знакомый голос, когда я приехала к Наде, чтобы забрать оставшиеся вещи.

Я застыла на месте, когда поняла, кто именно ко мне обращается. Слава Теплов собственной персоной, прибывший к дому моей подруги с какой-то целью.

– Слышу, – обернулась я к нему. Застыла на месте, готовясь к худшему.

– А я тебе звоню-звоню, – усмехнулся он, подходя ближе.

– Телефон разрядился, – ответила коротко, молясь всем богам, чтобы они помогли мне, если случилось непоправимое.

Но они не услышали. Размеренно и даже как-то лениво Слава проговорил, подойдя ко мне вплотную:

– Нам нужно многое обсудить, – сказал он и прежде чем я бы запротестовала, прибавил: – Я знаю, что ты залетела.

Чего мне стоило сохранить хорошую «мину», знали только небеса. Муж полоснул по мне ледяным взглядом с нотками стали. Я же смело встретила его взор и пока промолчала. Но видела, что с каждой пройденной секундой Слава начинает закипать. Видимо, в его представлении моя реакция должна была быть иной.

– С чего ты это взял? – усмехнулась, держа подбородок прямо.

– Мне звонила твоя мама. Передать, что говорила? Или ты дала ей инструкции, что именно нужно было сказать?

Как же мне хотелось размахнуться и влепить звонкую пощёчину тому человеку, которого я так любила раньше. И которого начинала ненавидеть всеми фибрами души. Но я сдержалась. Минимум эмоций, каждый шаг – продуман. Теперь это мой путь в том, что касалось борьбы за собственное счастье.

– Я бы послушала, – кивнула в ответ. – И сравнила, совпало ли с моими инструкциями.

На лице Славы отобразилось такое неподдельное изумление, что я буквально приказала себе держаться, чтобы нервно не хихикнуть. Он смотрел так, словно видел меня впервые. Впрочем, это длилось совсем недолго.

– Ты беременна. Залетела от меня. Почему-то это скрыла. А то, что Веро тоже в залёте – фигня. Потому что ты моя законная супруга и нас разведут не раньше, чем ребёнку исполнится год. Если ты не захочешь разводиться. Как-то так.

Славик даже зубами скрипнул друг о друга, когда произносил свою речь. Я же сцепила челюсти, чтобы не выругаться. Хотя, за теми словами, что он повторил, вполне узнавалась мамина «рука». Судя по всему, ей настолько претила мысль, что я могу продолжить настаивать на прописке в студии, что она шла ва-банк.

– Это всё? – вскинула я бровь и сложила руки на груди в бесплодной попытке защититься.

– Это всё. Суть я уловил. Ты брюхатая и теперь будешь тянуть с разводом до победного. Вот только…

Он сделал ещё один шаг, стирая то крохотное расстояние, что оставалось между нами, и я отступила. Просто не могла продолжать находиться на исходных позициях, иначе бы столкнулась со Славой в прямом смысле этого слова.

– Вот только? – уточнила, намереваясь выставить руки перед собой, если бы муж снова сделал попытку ко мне приблизиться.

– Вот только я готов тебе дать бабла и так. Говорил уже. Ты же ничего другого не получишь. Квартира моя, ты и так в ней жила припеваючи всё это время.

– Не забывай, сколько я в неё вложила!

– И что? – Слава фыркнул и покачал головой, как бы говоря «Ну не идиотка ли моя жена?». – Ты в ней жила, свои вложения считай платой за комфорт. На ком я женился, может вспомнишь? На бедной студентке, у которой ни кола, ни двора. И что ты вообще в нашу совместную жизнь принесла? Жрала от пуза, крыша над головой моя у тебя была. А сейчас хочешь снова на моём горбу в рай въехать?

Пока я стояла, переваривая услышанное, Слава выудил из кармана куртки конверт. Бросил его на лавку в полуметре от меня и отчеканил:

– Здесь бабки на аборт. И небольшая компенсация за неудобства. Избавься от этого приплода. Он мне не нужен. Тебе в твоём положении наверняка тоже. Так что выскреби его и дело с концом.

Неужели я и вправду считала Славу достойным кандидатом на то, чтобы называться моим мужем и отцом моего ребёнка? Как прожила с ним столько лет, не замечая, какой он… чудак на букву «м»? Или он таким не был? Способен ли вообще человек настолько притворяться? Или так быстро измениться?

Последние сказанные мужем слова словно по щелчку пальцев отрезвили, избавили от всего того, что я испытывала во время нашего незапланированного рандеву.

– Я соврала маме про ребёнка.

Ложь сорвалась с моих уст легко, как будто для меня это было самым обычным делом – сочинять на ходу.

– Ты – что?

Слава вновь подался ко мне, я сделала ещё один шаг назад.

– Я соврала маме про то, что беременна, – ответила спокойно. – Так что можешь забирать свои гроши, никакого «выскребания» не будет. Просто некого выскребать.

Растянув губы в улыбке, я отступила к двери в подъезд. Слава, немного помедлив, метнулся к конверту и, схватив его, быстро запихал обратно в карман.

– На этом всё? Теперь встретимся в ЗАГСе и разведёмся? – спросил он, когда я входила в дом.

В голосе его при этом слышалось явственное облегчение.

– Думаю, да, – добавила к имеющейся лжи ещё одну.

После чего скрылась в подъезде и, прикрыв глаза и приложив руку к плоскому животу, шепнула:

– Прости, маленький.