Текст книги "Евангельская история. Книга вторая. События Евангельской истории, происходившие преимущественно в Галилее"

Третий пример. Речено быстъ: яко иже аще пустит жену свою, да даст ей книгу распустную. Аз же глаголю вам: яко всяк отпущаяй жену свою, разве словесе любодейнаго, творит ю прелюбодействовати, и иже пущеницу поймет, прелюбодействует. По закону Моисееву (Втор. 24, 1) муж мог дать жене своей разводное письмо и отпустить ее от себя. Такой закон, данный иудеям по жестосердию (Мф. 19, 8), т. е. во избежание чего-нибудь худшего, Господь ограничивает и, предохраняя его от злоупотреблений, возводит брак к чистоте первоначального установления его Богом (ст. 6, 8). Только нарушение супружеской верности, которое и в Ветхом Завете наказывалось смертью (Втор. 22, 22), может служить, по заповеди Господа, достаточною причиною расторжения брака.

Четвертый пример. Паки слышасте, яко речено быстъ древним: не во лжу клянешися, воздаси же Господеви клятвы твоя. Аз же глаголю вам не клятися всяко, ни небом, яко престол есть Божий, ни землею, яко подножие есть ногама Его, ни Иерусалимом, яко град есть великаго Царя, ниже главою твоею клянися, яко не можеши власа единаго бела или черна сотворити; буди же слово ваше: ей, ей; ни, ни; лишше же сею, от неприязни есть.

Господь, очевидно, разумеет заповеди закона Моисеева: не клянитеся именем Моим в неправде (Лев. 19, 12); аще обещавши обет Господеви Богу твоему, да не умедлиши воздати его (Втор. 23, 21), – и в Своих словах желал не отменить клятву, но оградить ее от злоупотреблений. Когда исчезла строгость нравов и возросла между иудеями взаимная недоверчивость, они уже не довольствовались в сношениях между собою простыми уверениями. В делах житейских и маловажных, часто без всякой нужды, для целей предосудительных и нечистых, иудеи легкомысленно прибегали к клятве, которая являлась в устах народа покровом лжи и обмана. Но, справедливо опасаясь нарушения третьей заповеди, воспрещавшей призывать имя Божие напрасно, они изобрели клятвенные уверения, в которых, с умолчанием о Боге, делалось указание на разные предметы: так, клялись небом, землею, Иерусалимом, даже головою своею. Таким злоупотреблениям клятвою Господь противопоставил Свою заповедь: не клятися всяко. Эта заповедь воспрещает клятву во взаимных маловажных сношениях между собою, в обыкновенных делах житейских, где никто не должен требовать и никто не обязан давать клятву: нужно довольствоваться одним словом: да или нет, а что сверх этого, то от лукавого. Спаситель осудил и те клятвы, в которых не употребляется имя Божие, ибо и эти клятвы имеют свое основание в могуществе имени Божия и не должны быть пренебрегаемы. Кто, свидетельствуясь небом, землею или Иерусалимом, оставляет без внимания пребывание в них вездесущего Бога и считает эти клятвы менее обязательными, тот оскорбляет достопокланяемое имя Божие. И в клятве головою или жизнью своею нельзя забывать о Том, без Которого не падает ни один волос с головы человека (Лк. 21, 18). Вообще Господь внушал смотреть на клятву как на дело священное, воспрещая приступать к ней легкомысленно или ослаблять ее силу неразумным и суеверным изменением существенного выражения ее, где имя Бога вездесущего, всеведущего и правосудного поставлено в основание ее (Втор. 6, 13). Как у иудеев распространена была привычка злоупотреблять клятвою, видно также из послания апостола Иакова, писанного к обращенным из иудейства христианам. Святой апостол, увещавая их к обузданию языка, почти буквально повторил слова Господа: прежде всех, братие моя, не клянитеся ни небом, ни землею, ни иною коею клятвою; буди же вам еже: ей, ей, и еже: ни, ни, да не в лицемерие впадете (5, 12). Но выводить из слов Иисуса Христа и святого апостола мысль о безусловном воспрещении клятвы и присяги было бы несогласно с истиною. Не отменяя древнего закона о клятве (Втор. 6, 13; 10, 20), но обновляя дух его, Господь напоминал, что свидетель всякой клятвы – Бог, и что не избежит наказания и осуждения и тот, кто клянется, не называя имени Божия. Что клятва законная и необходимая в общественной и частной жизни не есть грех, Иисус Христос подтвердил Своим примером, когда впоследствии на клятвенный вопрос первосвященника отвечал: ты рекл ecu (Мф. 26, 63, 64). В Священном Писании Ветхого Завета встречается много указаний как на клятвенные обетования Самого Бога (Быт. 22, 16; 26, 3; Пс. 88, 4, 5, 36; 131, 11), так и на клятвы патриархов, иногда соединенные с особенными знаменательными действиями (Быт. 14, 22, 23; 21, 23; 26, 28, 31, 44; 47, 29, 31; Втор. 4, 26; Нав. 14, 9; 1 Цар. 24, 23; 26, 10; Пс. 118, 106). Вообще клятва честная и истинная, благонамеренная, ясно обдуманная, благоговейная, данная с решимостью исполнить то, что утверждается ею, не противоречит словам Господа, а посему «не только позволено, но и должно нам в важных и необходимых случаях по требованию законной власти употреблять клятву и присягу, как обет» (Православный катехизис).

Пятый пример. Слышасте, яко речено быстъ: око за око и зуб за зуб; Аз же глаголю вам не противитися злу, но аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую, и хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти отпусти ему и срачицу, и аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два; просящему у тебе дай и хотящаго от тебе заяти не отврати, или, как у евангелиста Луки, – от взимающаго твоя не истязуй (Лк. 6, 30). По закону возмездия (Исх. 21, 24. Лев. 24, 20. Втор. 19, 21) дозволялось наказывать за повреждения членов тела повреждением тех же членов, чтобы «опасением потерять то же самое предотвратить злое дело». Но цель эта не всегда достигалась, отмщение иногда служило, по замечания святого Отца, «не концом, но началом новых бед, не прекращением прежних худых дел, но вызовом новых более ужасных, когда один раздражался и делал зло вновь, а другой усиливался отмстить за старое и не знал никакого предела во зле», (прп. Исидор Пелусиот).

Евангелие кротостью страждущего препятствует пороку простираться в худшее. Христианская любовь отвечает на обиду не местью, а готовностью принять новую обиду, сугубо удовлетворяет излишней притязательности и всегда готова помочь нуждающимся. Впрочем, терпение обид и уступчивость не должны простираться до поощрения зла, а поэтому не представляются излишними ни общественные меры к ограничению зла и наказанию обидчиков, ни частные усилия и заботы каждого об устранении обид и соблюдении правды. Сам Господь впоследствии защищался против напрасной обиды (Ин. 18, 23). Равным образом христианское милосердие должно быть направлено к удовлетворению только истинных и законных нужд просящего с тою целью, чтобы принести ему пользу, а не вред.

Шестой пример. Слышасте, яко речено есть: возлюбишь, искренняго твоего и возненавидиши врага твоего. О любви к ближнему заповедано в законе Моисея: возлюбиши ближняго своего, яко сам себе (Лев. 19, 18). Считая ближними только присных друзей и, может быть, соотечественников своих, иудеи думали, что эта заповедь не распространяется на иноплеменников, язычников, особенно же на ненавистных притеснителей – римлян. Но Христос пришел проповедать любовь всеобъемлющую, не связанную никакими расчетами, – такую, которая уподобляла бы людей всеблагому Отцу Небесному: Аз глаголю вам: любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгоняющих вы; аще бо любите любящих вас, кую мзду имате? Не и мытари ли тожде творят? – И аще благотворите благотворящим вам, кая вам благодать есть? Ибо и грешницы тожде творят. И аще взаим даете, от них же чаете восприяти, кая вам благодать есть? Ибо и грешницы грешником взаим давают, да восприимут равная. – И аще целуете други ваша токмо, что лишше творите? Не и язычницы ли такожде творят? Источник всех этих видов любви, дружбы и благотворительности есть самолюбие, которое особенно сильно действует в поврежденной грехом и необлагодатствованной природе человека, а где примешивается самолюбие, там нет любви к ближнему чистой, бескорыстной и совершенной, и такая любовь, не составляя подвига и основываясь на простом естественном чувстве, примечаемом и в животных бессловесных, не представляет достоинства добродетели и не заслуживает высокой награды. Не такой любви Христос требует от Своих последователей: обаче любите враги ваша, и благотворите, и взаим дайте ничесоже чающе, и будет мзда ваша многа, и будете сынове Всевышняго – Отца вашего, Иже есть на небесех, – яко Той благ есть на безблагодатныя и злыя, – солнце Свое сияет на злые и благия и дождит на праведныя и неправедныя. Будите убо милосерды и совершени, якоже Отец ваш Небесный милосерд и совершен есть.

4) О милостыне, молитве и посте Указав в заповедях закона высший, духовный смысл, Господь заповедал для всех обязанностей человека к Богу, ближнему и самому себе тайну смирения и удаление от всякой тени тщеславия и хвастовства. По учению Господа Иисуса Христа, искреннее нелицемерное смирение должно сопутствовать всем добрым делам человеколюбия, благочестия, самоотвержения и умерщвления плоти.

Внемлите милостыни вашея не творити пред человеки, да видимы будете ымы; аще лы же ны, мзды не ымате от Отца вашего, Иже есть на небесех, т. е. Господь наставлял «не искать и не домогаться от людей похвалы и славы за добрые дела, но ожидать сего от единого Бога, у Которого как слава истинна и вечна, так и бесчестие вечно» (прп. Ефрем Сирин). Егда убо творышы мылостыню, не вострубы пред собою, якоже лыцемеры творят в сонмыщах ы в стогнах, яко да прославятся от человек; амынъ глаголю вам: воспрыемлют мзду свою. Тебе же творящу мылостыню, да не увестъ шуйца твоя, что творыт десныца твоя, яко да будет милостыня твоя в тайне, и Отец твой, видяй в тайне, Той воздаст тебе яве, – в день праведного воздаяния на Страшном суде. Изъясняя эти слова Господа, святитель Иоанн Златоуст замечает, что «здесь Он не руки разумеет, но усиливает Свою мысль, т. е. если возможно и себя самого не знать, и если возможно скрываться от самых служащих тебе рук, то постарайся о сем». Не воспрещается и явно подавать милостыню, только бы при этом не было желания выставить себя напоказ, потому что, как говорит тот же святой Отец, «Бог наказывает или увенчивает не самое дело наше, но намерение: и перед людьми делающий добро может делать не для того, чтобы его видели, равно как и не делающий перед людьми может делать с тем, чтобы его видели», или, как выражается преподобный Нил Синайский, «поступок тогда бывает тщеславным, когда сердце имеет в виду сделать это напоказ, а пока не обращает оно взоров на уловление человеческой славы, хотя добродетель сияет яснее света, дотоле в произволении остается желание быть неизвестным и незаметным и оно делает угодное только одному Богу».

Тот же дух тщеславия и хвастовства, который отнимал у благотворительности фарисеев всякое нравственное значение, помрачал дела их благочестия: они нарочито избирали для молитвы места людные – синагоги, городские улицы, площади, чтобы быть видимыми народом. Но Господь преподал Своим последователям такое наставление: егда молишися, не буди якоже лицемеры, яко любят в сонмищах и в стогнах путий стояще молитися, яко да явятся человеком: аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою – «от тех, от которых желают сами» (свт. Иоанн Златоуст), т. е. от людей. Ты же, егда молишися, вниди в клеть твою и, затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне, и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебеяве. В этих словах Спасителяь, с одной стороны не порицал общественной и всенародной молитвы, если она совершается, по выражению блж. Феофилакта, «с чистым намерением, а не с тем, чтобы то видели люди», а с другой – не безусловно одобрял и тайную молитву, потому что, «если, – говорит Иоанн Златоуст, – и в комнату войдешь, и затворишь за собою двери, то, коль скоро сделаешь сие по тщеславию, затворенные двери не принесут тебе никакой ползы».

Далее Господь показал, что «похвала молитвы не одно ее количество, но и качество» (прп. Нил Синайский), и при этом опять не воспретил продолжительных молитв, а требовал только, чтобы они были теплыми, сердечными и искренними, и имели предметом своим истинно полезное для души: молящеся не лишше глаголите, якоже язычницы, мнят бо, яко во многоглаголании своем услышани будут; не подобитеся им: весть бо Отец ваш, ихже требуете прежде прошения вашего. По изъяснению святителя Иоанна Златоуста, Господь, осуждая многословие, «внушал, что молящиеся не должны просить скоропреходящего и погибающего, – всего того, что бесполезно для них». Засим Христос Спаситель преподал самый образец молитвы, который Он впоследствии повторил по просьбе одного из учеников (Лк. 11, 1–4), а условием благоуспешности молитвы о прощении согрешений поставил прощение ближним согрешений их против нас: аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный; аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших.

Пост – это естественное выражение глубокой скорби о грехах и действительное средство обуздания плотских страстей – служил для лицемерных фарисеев личиною, которою они обманывали доверчивых и простодушных. Неумытые и унылые лица, нечесанные и неумащенные волосы, разодранные и нечистые одежды, – все эти признаки строгого воздержания выставлялись ими напоказ тем охотнее, что истинные свойства поста, заповеданного Богом (Ис. 58, 3-10), оставлены были в полном пренебрежении. Предостерегая Своих последователей от такого лицемерия, уловляющего лишь земную славу, Иисус Христос заповедал соединять наружный пост с внутренним, который – даже и без внешних знаков воздержания – имеет цену перед очами Божиими: егда поститеся, не будите якоже лицемери сетующе, помрачают бо лица своя, яко да явятся человеком постящеся; аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою. Ты же постяся помажи главу твою – «показывай себя радующимся» (блж. Феофилакт) – илице твоеумый – «очисти душу и чувства омой слезами», – яко да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, Иже в тайне, и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве.

5) О нестяжателъности С лицемерием фарисеи соединяли также крайнее сребролюбие (Лк. 16, 14): выказывая себя праведниками перед людьми, они были на самом деле так алчны, что не щадили даже убогого достояния вдов и снедали их домы (Мф. 23, 14). Иисус Христос поучал Своих последователей остерегаться этой пагубной страсти, не привязываться к земле и тленным благам ее до забвения о небе и вечности: не скрывайте себе сокровищ на земли, идеже червь и тля тлит, и идеже татие подкопывают и крадут; скрывайте же себе сокровище на небеси, идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкопывают, ни крадут. Небесные сокровища – добродетели – прочны и вечны, похитить их никто не может, и тогда как земные сокровища увеселяют человека только в жизни временной, сокровища небесные сопровождают его в жизнь вечную и доставляют блаженство не престающее. Причиняя печаль в случае утраты, земные стяжания вредят также умножением своим, приковывая и порабощая сердце: идеже, – продолжал Спаситель, – есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше. А какой вред происходит от этого порабощения земному и тленному для сердца – средоточия душевной жизни, Он объяснил следующим выразительным сравнением: светильник телу есть око: аще убо будет око твое просто, все тело твое светло будет, аще ли око твое лукаво будет, все тело твое темно будет. Аще убо свет, иже в тебе, тма есть, то тма колъми? Как повреждение очей оставляет все тело в беспомощном положении, так помрачение сердца страстью любостяжания оказывает вредное влияние на все силы души, на всю деятельность ее. Другой наглядный пример, представленный Господом, доказывает, как несовместимо пристрастие к тленным благам с заботами о сокровище небесном: никтоже может двема господинома работати: любо единаго возлюбит, а другаго возненавидит, или единаго держится, о друзем же нерадити начнет, – не можете Богу работати и маммоне. Сирийское божество – маммона, покровительствовавшее богатству, у евреев означало самое богатство (Лк. 16, 9), а посему служение маммоне есть то же, что чрезмерная, подавляющая все другие высшие стремления заботливость о приобретении и умножении стяжаний. «Если будем работать маммоне, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – то не будем уже оставаться под владычеством Божиим: пристрастие к богатству свободных делает рабами и даже хуже рабов, – рабами не людей, но ужаснейшей из страстей и болезней души». Впрочем, по изъяснению того же святого Отца, правильное употребление богатства не препятствует служению Богу, и это он доказывает примером Авраама, Иова и других праведных мужей, не пристращавшихся к земным сокровищам, не услаждавшихся ими, но пользовавшихся как даром Божиим.

Научая нестяжательности, Господь предостерегал от излишней заботливости об удовлетворении телесных нужд и при этом указывал на Промысл Божий, пекущийся о всем сотворенном и тем более о человеке, венце творения. Глаголю вам: не пецытеся душею вашею, что ясте или что пиете, ни телом вашим, во что облечетеся, – не душа ли болъши есть пищи и тело одежды? «Кто дал большее – душу и тело, неужели Тот не даст пищи и одежды?» (блж. Феофилакт). Воззрите на птицы небесныя, яко ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их: не вы ли паче лучши их есте? И в природе, и в жизни человека все идет в том порядке, какой указан волею Творца, и при всей заботливости никто не в состоянии произвести какую-либо существенную перемену, например, в своем теле: кто же от вас пекийся может приложити возрасту своему лакотъ един? «Тело возращает не пища, но Божий Промысл» (свт. Иоанн Златоуст). И о одежди что печетеся? Смотрите крин селъных, како растут: не труждаются, ни прядут. Глаголю же вам, яко ни Соломон во всей славе своей облечеся, яко един от сих. Аще же сено селъное, днесь суще и утре в пещь вметаемо, Бог тако одевает, не много ли паче вас, маловери? Но ограничивая чрезмерную и беспокойную заботливость об удовлетворении житейских потребностей, Господь не воспретил трудиться и работать для приобретения пропитания и одежды, как изъясняет святой Отец: «сказав: не сеют, Христос возбранил не сеяние, но излишнюю заботу о пище, а также словами: не труждаются, ни прядут, запретил не самое занятие, но излишнее попечение об одежде» (свт. Иоанн Златоуст).

Исключительные заботы о пище, питии, одежде, с пренебрежением других важнейших обязанностей в отношении кдуховной стороне человеческой природы, не соответствуют горнему и небесному призванию учеников Евангелия: они приличны скорее язычникам, которые «весь труд свой ограничивают настоящею жизнью, нимало не рассуждают о будущности и не мыслят о небесах» (свт. Иоанн Златоуст). Притом, какой отец не захочет доставить необходимого своим детям? А христиане имеют Отца Небесного, Который знает нужды их даже прежде прошения (Мф. 6, 8), – и подает им все потребное. Не пецытеся убо, глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеждемся? Всех бо сих языцы ищут; весть бо Отец ваш Небесный, яко требуете сих всех. Не изнуряя себя заботливыми помыслами о благах временных, христиане должны искать прежде всего Царства Божия и правды Его, в той уверенности, что праведник всегда будет доволен своим состоянием и даже при видимой скудости не почувствует существенного недостатка: ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам. Итак, – заключил Господь Свое наставление о нестяжательности, – не пецытеся на утрей, утрений бо собою печется: довлеет дневи злоба его, – довольно для каждого дня тех забот, какие он приносит. Заповедуя оставить попечение о завтрашнем дне и научая не забывать о дне настоящем, Он запрещал уноситься излишнею заботливостью в будущее с ущербом и вредом для ежедневных, насущных обязанностей и предостерегал от мечтательности и рассеянности.

6) О неосуждении ближнего В мирном и святом обществе Христовых последователей нет места не только лицемерию, пользующемуся наружными делами благочестия для приобретения славы у людей, но и другому пороку, весьма вредному по своим последствиям в жизни общественной и домашней. Этот порок – злобное осуждение ближнего по ненависти, зависти, гордости и другим нечистым побуждениям. Не судите, да не судими будете; имже бо судом судите, судят вам, и в нюже меру мерите, возмерится вам. «Сими словами, – по тоЛк.ванию святителя Григория Нисского, – Господь не воспрещает суда благонамеренного: здесь под именем суда разумеется осуждение немилосердое». Оно бывает тогда, когда направлено к обиде и унижению, и произносится людьми, не призванными законом или должностью и не знающими всех обстоятельств дела. Но осуждающие других без необходимости и права и сами, в свою очередь, подвергаются суду Божию и людскому и получают достойное возмездие за тот вред, какой наносят ближним. Эти непризванные судьи бывают часто виновнее тех, которых они судят, потому что, порицая других за малые погрешности, не замечают своих тяжких грехов: что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бервна же, еже есть во оце твоем, не чуеши? Или како речеши брату твоему: остави, да изму сучец из очесе твоего, – и се бервно во оце твоем? Лицемере, изми первее бервно из очесе твоего, и тогда узриши изъяти сучец из очесе брата твоего. «Спаситель не запрещает судить, но прежде велит изъять бревно из собственного глаза, и тогда уже исправлять согрешения других, а посему кто сам подвержен многим порокам, тот не должен быть строгим судьею погрешностей других людей, и особенно когда они маловажны» (свт. Иоанн Златоуст).

7) О хранении святыни Последователи Христовы при благоразумном и осмотрительном обращении с другими должны быть особенно осторожны в сообщении им святых истин веры, чтобы вместо ожидаемой пользы не произошел пагубный соблазн, т. е. чтобы люди нечестивые и злые не осквернили святыни и не сделали вреда подающим ее. Не дадите святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиниями, да не поперут их ногами своими и вращшеся расторгнут вы. Под святынею и драгоценным жемчугом Господь разумел Евангельское учение, таинства и заповеди христианства, и в частности, по тоЛк.ванию святителя Афанасия Александрийского, пречистые Тайны Тела и Крови Своей. Псы и свиньи – животные нечистые и злые – означают людей, погрязших в чувственности, нравственно извращенных, неспособных к принятию священных истин и таинств веры. Это иносказание заимствовано Господом из пословицы, бывшей в то время в употреблении и понятной народу, и из Писания (2 Пет. 2, 21–22).

8) О терпении и постоянстве Предначертывая высокие правила нравственности для участников Своего царства, Христос Спаситель требовал от них терпения и постоянства на избранном ими спасительном пути. Много на этом пути опасностей и соблазнов, затрудняющих странствование к небу, но Господь указал Своим последователям и средство для преодоления сих препятствий в усердной, непрестанной молитве к Отцу Небесному, подающему просящим благодатную помощь. При этом Он увещевал неослабно иусиленно стремиться к предуказанной цели – Царству Небесному, не соблазняясь льстивыми речами лжепророков, но на деле и в жизни исполняя проповеданное Им учение. Просите и дастся вам, ищите и обрящете, толцыте и отверзется вам: всяк бо просяй приемлет и ищай обретает, и тоЛк.щему отверзется. Под этими образами, взятыми из повседневной жизни, Иисус Христос представил усердную, непрестанную молитву к Богу, Подателю всех благ. Хотя Всеведущий и прежде нашего прошения знает все наши нужды и по Своему милосердию готов нам подать все потребное, но искренние и смиренные молитвы наши необходимы как свидетельство веры и любви к Нему: «не просящий от Бога благодати, – по выражению святителя Филарета Московского, – не способен принять ее, имея заключенное сердце». Если же иные бывают не услы-шаны, это потому, – объясняет святитель Иоанн Златоуст, – «что просят бесполезного; в таком случае быть неуслышанным лучше, нежели быть услышанным, тогда от самого неполучения того, чего просим, мы получаем пользу». Что иначе и быть не может, Иисус Христос объяснил подобием отца, удовлетворяющего желанию своего сына: или кто есть от васчеловек, егоже аще воспросит сын его хлеба, еда камень подаст ему? Или аще рыбы просит, еда змию подаст ему? После сего, назвав «отеческую любовь злобою для различия от Своей благости» (свт. Иоанн Златоуст), Господь продолжал: аще убо вы лукави суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, колъми паче Отец ваш Небесный, «знающий, когда давать и что давать», даст блага просящим у Него.

Вся, елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им; се бо есть закон и пророцы. Это – «кратчайший путь к добродетели: в сем случае и Закон Божий и пророки говорят то же, что повелевает нам и закон естественный» (блж. Феофилакт). Но, несмотря на то, что добродетель так сродна нашему сердцу, так естественна и близка нам, она имеет свои трудности, потому что неизбежно сопровождается скорбями, искушениями и лишениями, которые невыносимы для людей беспечных, погрязших в чувственности. Посему Господь и назвал путь добродетели тесным и узким, противоположив его широкому пути порока: внидите узкими враты, яко пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящий им. Что узкая врата и тесный путь вводяй в живот, и мало их есть, иже обретают его, – немногие находят, но еще менее могущих пройти этот путь до конца: «одни в самом начале, другие в середине, а иные даже у самой пристани тонут» (свт. Иоанн Златоуст). Путь длинный и лежит, по выражению святителя Филарета, митрополита Московского, «там через воды слез: блажени плачущий (Мф. 5, 4), здесь чрез пустыню, в которой должно потерять все, чем когда-либо думали обладать в самих себе: блажени нищии духом (ст. 3), инде через дебри уничижения: блажени изгнани (ст. 10); должно иногда напряженнейшими усилиями восходить на высоту совершенства: Царствие Божие нудится (11, 12), иногда преданностью веры повергаться в смертные опасности, чтобы достигнуть спасительного упования на Бога: иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия, той спасет ю (Мк. 8, 35), – и то, что споспешествует в путях плоти, часто даже препятствует на пути духа».

Спасительный путь, кроме тесноты, внушающей особую осмотрительность, представляет еще опасность соблазна и уклонения. Посему Господь предостерегал Своих последователей от лжеучителей, указав признаки, по которым можно распознать их: внемлите от лживых пророк, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы. Овечья одежда – это личина простоты и кротости, которою пользуются лицемеры для того, чтобы удобнее обольстить и погубить людей неопытных. Они узнаются по плодам своим, т. е. «по делам жизни» (блж. Феофилакт): от плод их познаете их; еда объемлют от терния грозди или от репия смоквы? Тако всяко древо доброе плоды добры творит, а злое древо плоды злы творит; не может древо добро плоды злы творити, ни древо зло плоды добры творити. После сего Господь направил речь против иудеев и сказал им то же, что говорил святой Иоанн Предтеча фарисеям и саддукеям (Мф. 3, 10), возвещая будущий грозный суд Божий и вечную муку за обольщение и соблазн: всяко древо, еже не творит плода добра, посекают е и во огнь вметают; темже убо от плод их познаете их. Поясняя мысль этого иносказания, Иисус Христос в следующих словах представил, как необходима для истинного последователя Евангелия добрая жизнь: не всяк, глаголяй Ми: Господи! Господи! внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего, Иже есть на небесех. Не спасают и чудеса, если к ним не присоединяются добрые дела, как свидетельство и внешнее выражение живой и спасительной веры: мнози рекут Мне во он день – в день страшного суда: Господи! Господи! Не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас, – не знал такими, какими вы себя выставляете, т. е. истинными проповедниками, – отыдите от Мене, делающий беззаконие. Примеры Ветхого и Нового Заветов показывают, что иногда и недостойные, по особенному смотрению Божию, получали дары благодати: так, по словам святителя Иоанна Златоуста, «Бог действовал и через Валаама, открывал будущее фараону и Навуходоносору, и Каиафа пророчествовал, сам не зная, что говорил, и некоторые изгоняли бесов именем Христа, хотя сами не были Христовы». «Иуда также совершал знамения, изгонял бесов, воскрешал мертвых, очищал прокаженных, и однако лишился Царствия Небесного. Это доказывает, что знамения без доброго поведения, без жизни чистой и строгой не могут спасти, а добрая жизнь, не получающая утешения от знамений, и без их помощи, сама по себе, может с дерзновением вводить людей в Царство Небесное» (свт. Иоанн Златоуст).

Господь Иисус Христос, желая слова Свои глубже запечатлеть в умах и сердцах слушателей, заключил Нагорную проповедь следующим выразительным сравнением: всяк, иже слышит словеса Моя сия и творит я, уподоблю его мужу мудру, иже созда храмину свою на камени: и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и нападоша на храмину ту, и не падеся, основана до бе на камени. И всяк слышай словеса Моя сия и не творя их уподобится мужу уродиву, иже созда храмину свою на песце: и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася храмине той, и падеся, и бе разрушение ея велие. Ветер, дождь и реки означают, по объяснению святителя Иоанна Златоуста, нападение искушений, скорбей и бедствий: храмина души, незыблемо утверждающаяся на камне деятельной веры во Христа, остается непоколебленною от напора этих бурь, и даже «человек твердый, бодрый и трезвенный от этого испытания еще более укрепляется, и чем более умножаются скорби, тем более возрастает его мужество, а нерадивый и беспечный, лишь подует на него какой-нибудь легкий ветерок искушения, тотчас колеблется и падает». Это падение бывает велие, потому что опасность угрожает душе, и притом лишением неба и нетленных благ.

Когда Христос Спаситель окончил Нагорную проповедь, народ дивился учению Его, – «дивился не только красоте речей» (блж. Феофилакт), но властной силе, которая давала себя чувствовать в словах Его. Как Бог, Он прямо указывал в Себе Законодателя Нового Завета: Аз глаголю вам, и предлагал учение возвышенное, Божественное, между тем как учение книжников и фарисеев состояло в бесплодных словопрениях и мелочных вымыслах. Когда же Он сошел с горы, за Ним последовало множество народа, слушавшего Его наставления, и вот, подошел прокаженный и, кланяясь Ему, сказал: Господи, аще хощеши, можеши мя очистити. – Хощу, очистися, отвечал Господь, – и больной очистился от проказы. Виждъ, – продолжал Господь, – никтомуже повеждъ, но шед покажися иереови и принеси дар, егоже повеле в законе Моисей, во свидетельство им. То же самое Господь сказал и при другом случае исцеления прокаженного (Мк. 1, 40–45; Лк. 5, 12–16).