Текст книги "Евангельская история. Книга третья. Конечные события Евангельской истории"

Ликование народа, прославлявшего спасителя, было неприятно всегдашним завистникам Его – фарисеям. вмешавшись в толпу, они внимательно наблюдали за всем происходившим. Хитрые лицемеры, не смея обнаружить себя перед народом, решились обратиться к самому господу и, улучив минуту, среди шума восклицаний сказали Ему тоном упрека и угрозы: Учителю, запрети учеником Твоим. они как будто хотели дать понять, что такая восторженная встреча, оказанная Ему, может вызвать подозрение со стороны языческого правительства и навлечь кару на увлекшийся народ. Господь видел, из какого источника проистекает эта мнимая заботливость о благе народном, и отвечал им кратким, но многознаменательным присловием (авв. 2, 11), показывавшим, что настоящее событие совершается по непреложному определению свыше и что конечная причина его в тайнах Божественного Промысла, употребляющего в служебное орудие для себя и одушевленную, и неодушевленную природу: глаголю вам, яко аще сии умолчат, камение возопиет. когда смолк голос воплощенной истины, это свидетельство вопиющих камней, которые расселись во время крестной смерти Богочеловека (Мф. 27, 51), враги Христовы могли наблюдать собственными глазами.

Шествие, подвигаясь по склону Елеонской горы, приближалось к городу. с покатой возвышенности, где теперь находились путники, Иерусалим представлялся во всем величии: на первом плане, за потоком кедрским, возвышался храм; около него уступами виднелись величественные портики с исполинскими колоннадами и многочисленные пристройки для помещений богослужебных принадлежностей и служащих лиц, а на северо-западной стороне храма, как свидетельство того унижения, какое римские орлы принесли израилю, выдвигалась крепость антония с высокою башнею, господствовавшею над всею окрестностью. влево от храма, за глубоким рвом древние стены и башни, венчавшие сионскую гору, служили памятником счастливых времен царей иудейс ких. При виде города, сохранявшего еще следы своей вековой славы, Божественное лицо господа выразило глубокую скорбь. взорам Его под покровом наружного великолепия ясно представлялось приближающееся запустение Иерусалима и отвержение богоубийственного народа. окруженный ликующею толпою, среди радостных криков, всеведущий зрел, что настоящий день посещения, который мог бы составить славу и счастье израиля, сделается для него началом ужасных бедствий. он знал, что торжественное осанна через несколько дней сменится яростными воплями: возми, возми, распни Его! (Ин. 19, 15), знал, что дщерь сионова, приветствующая своего Царя, скоро перед лицом чужеземной власти отречется от него: не имамы царя! (ст. 15), знал, что, по выражению святителя Филарета Московского, «Царствие небесное, как молния, открывшееся над Иерусалимом, и поглотится, как молния, областью темною». а за сим он уже видел исполнение грозного суда Божия над отверженным городом и народом, – и из очей Его потекли слезы, обильные слезы беспредельной любви, желающей спасения заблуждающим и встретившей упорное сопротивление. обратив взор свой к городу, спаситель произнес голосом, в котором слышалось искреннее участие к судьбе его: яко аще бы разумел и ты, в день сей твой, еже к миру твоему! Ныне же скрыся от очию твоею, яко приидут дни на тя, и обложат врази твои острог о тебе, и обы-дут тя, и обымут тя отвсюду, и разбиют тя и чада твоя в тебе, и не оставят камень на камени в тебе, понеже не разумел ecu времене посещения твоего. Многим из спутников господа суждено было видеть исполнение этого пророчества во всей поразительной точности. Еще не успело одно поколение смениться другим, как под стенами Иерусалима явились римские легионы (в 70 г. по р. X.), чтобы сломить последний оплот возмутившихся иудеев. тит окружил город окопами, обвел его стеною и сильно стеснил осажденных, вынуждая их к сдаче голодом. несмотря на упорную защиту, Иерусалим был взят и предан совершенному разорению: все здания его были сравнены с поверхностью земли, и плуг пахаря прошел по тому месту, где стоял преступный город.

По вступлении господа Иисуса Христа в Иерусалим весь город пришел в движение. При виде многочисленной толпы, сопровождавшей Его и громко выражавшей свое восторженное настроение, жители города, а также богомольцы, собравшиеся на праздник, спрашивали: кто есть Сей? народ говорил: Сей есть Иисус Пророк, Иже от Назарета Галилей-ска. При этом пришедшие из вифании и знавшие все подробности воскрешения Лазаря рассказывали любопытным, как он вызвал четверодневно-го мертвеца из гробовой пещеры и возвратил его к жизни. слава чуда, переходя из уст в уста, возбуждала во всех непритворное удивление. одни только завистники Христовы – фарисеи – не разделяли общей радости народа. в крайнем смущении от всего, чего пришлось им быть невольными свидетелями, они говорили друг другу: видите, яко ни-каяже польза есть, – се мир по Нем идет.

Шествие направилось туда, куда стремились бла гочестивые израильтяне всеми желаниями сердца (Пс. 41, 2, 3), – к храму, составлявшему славу и величие святого города. Здесь, в святилище иеговы, подобало всенародно явиться предвозвещенному пророками Мессии и в знаменательный день посещения своего еще раз засвидетельствовать чудесами о своем Божественном посланничестве. Много раз во время общественного служения своего приходил Господь в храм, но настоящее пришествие Его напоминало иудеям внушительнее, чем когда-либо, древнее пророчество: внезапу приидет в церковь Свою Господь, Егоже вы ищете, и Ангел завета, Егоже вы хощете, – се грядет (Мал. 3, 1). когда Владыка храма вступил в священную ограду, он увидел здесь то, против чего еще в начале своей проповеди выражал праведное негодование (Ин. 2, 13–17), увидел, как в месте молитвы и богомыслия приютилась злая страсть корысти: воспылав ревностью о славе отца небесного, он очистил святилище от всех продающих и покупающих, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: писано есть: храм Мой – храм молитвы наречется, вы же сотвористе и вертеп разбойником. слова сии читаются у пророков Исаии (56, 7) и Иеремии (7, 11). Присутствие господа храма тотчас сделалось ощутимым, и к милосердому Целителю недугов собрались все чаявшие получить от него не простой дар, а тот, который только он мог дать – исцеление: слепые, хромые окружили Его и получили то, чего ожидали – исцеление. Эти чудеса увеличили общую радость дня, к которой присоединились даже малые дети. в невинном детском восторге от всего виденного и слышанного поспешив за Иисусом Христом в храм, они огласили дворы и портики святилища своими криками: осанна Сыну Давидову! не понимая смысла слов, они повторяли только то, что недавно слышали при торжественной встрече господа. но и эта, не вполне сознательная, хвала не была отвергнута тем, кого славословят все дела рук Его, и даже самая неодушевленная природа (Пс. 18, 2). Первосвященники и книжники, приведенные в негодование чудесным исцелением недужных и восклицаниями детей, прославлявших Иисуса Христа, обратились к нему с насмешливым упреком: слышиши ли, что сии глаголют? Господь отвечал своим завистникам словами псалма, в котором изображается величие Божие, видимое во всем мире, в великих и малых творениях, даже в неразумных младенцах и грудных детях: ей, несте ли чли николиже, яко из уст младенец и ссущих совершил ecu хвалу (Пс. 8, 3)? так, замечает святитель Иоанн Златоуст, «дети, еще не достигшие зрелого возраста, вещали великое и достойное неба, а мужи говорили слова, исполненные всякого безумия».

В числе богомольцев, пришедших в Иерусалим на праздник Пасхи, были также елли-ны – язычники, заимствовавшие от иудеев веру в единого творца мира, и по всей вероятности, так называемые прозелиты врат, которые, не принимая обрезания и не подчиняясь обрядовому закону во всей подробности, считали однако своею обязанностью являться в храм на великие праздники. строго отличаясь во мнении народа от прозелитов правды, принимавших все иудейские верования и обряды, начиная с обрезания, они могли иметь доступ только к вратам храма, не далее внешних притворов святилища. некоторые из этих прозелитов, привлеченные славою господа, пожелали видеть Его несколько ближе и, если можно, вступить с ним в беседу. но они сами не смели приблизиться к Иисусу Христу, и, подойдя к одному из учеников господа – Филиппу, просили содействия его: господи, хощем Иucyca видети. как ни просто и невинно само по себе было желание этих полуязычников, но исполнение его представило апостолу немало затруднений. Памятно было наставление господа, обращенное к двенадцати апостолам при отправлении их на проповедь: на путь язык не идите, идите же паче к овцам погибшим Дому Израилева (Мф. 10, 5, 6); не забыты были слова, сказанные им о себе самом: несмь послан, токмо ко овцам погибшим Дому Израилева (15, 24).

«ясно, – мог думать Филипп, – Учитель желает ограничить свою деятельность пределами народа избранного, и домогательство еллинов не соответствует видам Его, а поэтому не может быть принято благоволительно». святой апостол счел за лучшее посоветоваться с андреем, первозванным учеником, происходившим из одного с ним селения – вифсаиды Галилейской (Ин. 1, 44) и вместе с ним пользовавшимся перед господом особым дерзновением (6, 7–10). они оба, по совещании, решились рассказать Иисусу Христу о желании ел-линов.

Это случайное, по-видимому, появление ел-линов представилось взору Богочеловека событием глубоко знаменательным. три с половиною года служения спасению погибших чад израиля прошли; предстояло великое крестное служение спасению всего падшего человечества. настал час страшный, но спасительный час всемирной Жертвы; пришло время прославления сына Человеческого через смерть, и смерть крестную, и распространения веры в него между всеми языками (Флп. 2, 8–11). Пора, оставив иссыхающую смоковницу – дщерь сионову, обратиться к дикой маслине (Рим. 11, 17) – язычникам, жаждущим истины и правды; и привить их к единой плодоносной Лозе (Ин. 15, 5). Пора доброму Пастырю положить душу Свою за овцы (Ин. 10, 11) и послужить многоплодным семенем для Царства небесного, вознестись через крест в предвечную славу свою (Лк. 24, 26; ин. 17, 5) и, собрав крестом всех верных своих последователей, привлечь их горе – в светлые обители отца небесного (Ин. 14, 2, 3).

Язычники у дверей Царства Божия: это, по мысли господа, – знамение и для него самого (ст. 23–30), и для всего мира (31–33), и в частности, для израиля (34–36). не отвечая прямо на желание еллинов, переданное андреем и Филиппом, он мысленно созерцает перед собою спасительный крест, открывающий всему человечеству путь новый и живый (Евр. 10, 19). Прииде час, да прославится Сын Человеческий. Аминь, аминь глаголю вам: аще зерно пшенично пад на земли не умрет, то едино пребывает, аще же умрет, мног плод сотворит. Лю-бяй душу свою погубит ю, и ненавидяй души своея в мире сем в живот вечный сохранит ю. Аще кто Мне служит, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет, и аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой. Эти слова, сказанные в такой торжественный час, с величием, подобающим сыну Божию, должны были глубоко напечатлеться в умах и сердцах апостолов, не вмещавших еще мысли о страданиях и смерти господа. теперь они слышат, что крест для Учителя есть путь к прославлению, – что смерть Его необходима для распространения Евангелия во всем мире, подобно тому как зерно, истлев в земле, дает растению жизнь, – что, наконец, и для последователей Его нет другого пути к вышней почести, как путь самоотвержения, лишений и страданий.

Но этот крест, предопределенный в Предвечном совете Пресвятой троицы и добровольно воспринятый сыном Божиим, приводит в смущение человеческое естество, ипостасно соединенное с Божеством в лице Богочеловека. Иисус Христос, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «был не чужд человеческих ощущений, и душа Его до того была возмущена, что он даже искал бы избавления от смерти, если бы только можно было ее избежать». Безгрешная душа Его скорбит и смущается при мысли о смерти, потому что смерть есть следствие греха (Рим. 6, 23), а искупитель наш чужд всякого греха (Евр. 4, 15), но это смущение быстро сменяется глубоким чувством самоотверженной преданности воле отца небесного, пославшего Его совершить дело спасения людей (Ин. 4, 34). Эта воля отца небесного, при едино-сущии отца и сына (10, 30), есть вместе изволение сына, а посему Богочеловек, проявив в себе то, что свойственно человечеству, в торжественной молитве к отцу небесному указывает на свои страдания и смерть как на неизменное определение, которое должно совершиться, и как на славу самого отца в сыне (Ин. 14, 13; 17, 1, 4, 5, 24). Ныне душа Моя возмутися, и что реку? Отче, спаси Мя от часа сего, но сего ради приидох на час сей. Отче, про-слави имя Твое. тогда пришел громоподобный глас с неба: и прославих, и паки прославлю, – прославих, изъясняет святитель Иоанн Златоуст, «в предшествовавших событиях», прославлю – «после креста». страшный час есть переход от одной славы, в тесных пределах израиля, к другой всемирной, между всеми народами земли, и к той предвечной, которую он имел у отца прежде мир не бысть (Ин. 17, 5) и в которую ввел, по совершении искупления, и свое человечество.

В третий раз глас отца небесного свидетельствует о сыне Божием. При начале общественного служения Иисуса Христа, когда он выходил из воды после крещения, небесный глас уверял, что крестившийся от Иоанна есть возлюбленный сын, в котором все благоволение Бога отца (Мф. 3, 17), и в другой раз, на горе преображения, тот же глас приглашал избранных учеников внимать сему возлюбленному сыну (17, 5). теперь небесный глас был обращен ко всему народу, окружавшему господа, но произвел на него неодинаковое впечатление: одни, стоявшие в отдалении, слышали только звуки и говорили, что это – внезапный гром; другие же, находившиеся вблизи, могли различить, что это не раскаты грома, а слова, и не понимая значения их, утверждали: Ангел глагола Ему. различие впечатления зависело также от различного духовного состояния и настроения иудеев, «людей грубых, плотских и беспечных». видя, что слушатели не вразумились этим Божественным гласом, спаситель прямо объявил, что такое чрезвычайное свидетельство нужно было не для него самого, а именно для народа, который должен понять важность наступающего часа. Это будет час великого переворота в мире – решительный час низвержения власти князя тьмы над падшим человечеством, – победный час восстановления на земле Царства Божия крестной смертью искупителя. Не Мене ради глас сей бысть, но народа ради: ныне суд есть миру сему: ныне князь мира сего изгнан будет вон. И аще Аз вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе, привлеку не только иудеев, но и язычников, «т. к. их держит тиран и сами по себе они не могут прийти и освободиться из рук его, потому что он не пускает их». Вознесением же Господь и прежде называл свою крестную смерть (Ин. 8, 28), а также и теперь, по замечанию святого евангелиста, этим выражением давал разуметь, коею смертию хотяше умрети. Поняв, что Господь говорит об отшествии из мира, народ отвечал Ему: мы слышахом от закона, яко Христос пребывает во веки: како Ты глаголеши, вознестися подобает Сыну Человеческому? Кто есть сей Сын Человеческий? возвышенные вещания древних пророков, в которых царство Мессии представляется непоколебимым и вечным (2 Цар. 7, 16; Пс. 88, 37, 38; ис. 9, 6, 7; Мих. 5, 2), народ объяснял о земном владычестве Мессии, которое, возвратив иудеям утраченное могущество, сделает их навсегда обладателями мира. речь господа Иисуса Христа о вознесении от земли, о смерти и притом позорной – на кресте, ясно и резко противоречила мечтательным ожиданиям, льстившим народному самолюбию, а посему слушатели Его пришли в крайнее недоумение: они не знали, как согласить предсказание о смерти сына Человеческого, т. е. самого Христа, с Его достоинством Мессии. Быть может, они думали, что этот сын Человеческий отличен от Христа, который называл себя Мессиею, или же сам Христос не более, как предтеча Мессии. но теперь не время уже было рассматривать и исследовать вопрос, который в течение трех с половиною лет служения Христа спасителя был окончательно решен проповедью Его и чудесами. Поэтому, не отвечая прямо своим совопро-сникам, Господь преподал им нравственное наставление, в котором они, как видно, нуждались. светлый день Христов (Ин. 8, 56) приближался к концу: тем, которые еще блуждали в отчуждении от Христа и лишены были животворного света истинного Солнца Правды (Мал. 4, 2), нужно было пользоваться сиянием этого солнца, чтобы найти верный путь ко спасению. Еще мало время свет в вас есть: ходите, дондеже свет имате, да тма вас не имет, и ходяй во тме, не весть, камо идет. Дондеже свет има-те, веруйте во свет, да сынове света будете.

Упорство иудеев было так велико, что вразумление господа и на этот раз, как и прежде (Ин. 7, 33), бесследно коснулось их отяжелевшего слуха. святой евангелист Иоанн, передав слова Божественного Учителя, горько жалуется на неверие народа, не обращавшего внимания даже на самые поразительные доказательства Божественного посланничества Его: толика знамения сотворшу Ему пред ними, не вероваху в Него. При этом евангелист вспоминает сетования древнего великого пророка и над своими современниками видит исполнение предсказаний его: да сбудется слово Исаии пророка, еже рече: Господи, кто верова слуху нашему и мышца Господня кому открыся? Пророческое слово, взятое из 53-й главы (ис. 53, 1), изображающей в самых поразительных чертах уничижение Мессии, дает понять, как мало будет верующих проповеди и чудесам Его. Другим выражением, заимствованным у того же пророка (ис. 6, 9, 10) и приведенным не по букве, а по смыслу, святой евангелист объясняет причину неверия народа крайними ослеплением и ожесточением, потерею всякой способности к восприятию откровенной истины: сего ради не можаху веровати, яко паки рече Исаия: ослепи очи их и окаменил есть сердца их, да не видят очима, ни разумеют сердцем и обратятся, и исцелю их. к этому святой евангелист присовокупляет, что даже из уверовавших многие, и притом люди, облеченные начальственною властью, быть может, члены синедриона (Ин. 3, 1, 2; 7, 50), скрывали свою веру из опасения подвергнуться преследованию фарисеев: и от князь мнози ве-роваша в Него, но фарисей ради не исповедоваху, да не из сонмищ изгнани будут, возлюбиша бо паче славу человеческую, неже славу Божию.

Чтобы еще глубже запечатлеть в умах своих учеников и ближайших последователей мысль о непреложной истине своего учения и Божестве лица своего, спаситель произнес речь, в которой соединил и сопоставил прежние изъяснения, высказанные в разное время (Ин. 3, 17–19; 6, 63; 7, 16, 28–29; 8, 12, 19, 26, 28; 9, 5; 10, 30, 38). Веруяй в Мя не верует в Мя, но в пославша-го Мя, и видяй Мя видит пославшаго Мя, – такими словами Господь начал речь, внушая о своем еди-носущии с Богом отцом. Это видение, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, духовное или «умственное», и «если, по словам учителя Церкви кирилла александрийского, отец виден в сыне, то, конечно, познается в нем как в равном себе, ибо только существа равные объясняют себя взаимно», так что сын есть образ Бога невидимаго (кол. 1, 15), по изъяснению святителя василия великого, «образ живый, лучше же сказать, самосущая жизнь, образ не в подобии очертания, но в самой сущности всегда сохраняющей неразличимость». Через это видение, к которому приводит вера, Господь делается светом души. Аз свет в мир приидох, да всяк веруяй в Мя во тме не пребудет. откровение отца через сына спасительно людям, а посему неверующий, отвергая Евангелие, сам становится виновником своей погибели: аще кто услышит глаголы Моя и не верует, Аз не суж-ду ему: не приидох бо, да сужду мирови, но да спасу мир. Отметаяйся Мене и не приемляй глагол Моих имать судящаго ему Слово: еже глаголах, т. е. Евангелие, – то судит ему в последний день, яко Аз от Себе не глаголах, но пославый Мя Отец, Той Мне заповедь даде, что реку и что возглаголю, и вем, яко заповедь Его живот вечный есть. Яже yбо Аз глаголю, якоже рече Мне Отец, тако глаголю.

День клонился к вечеру, и время было позднее. осмотрев все, Господь оставил храм и город и с двенадцатью учениками опять удалился в Вифанию, которую он избрал местом ночного отдохновения на все время – до самой последней ночи, проведенной в Гефсиманском саду. в этом тихом селении, в кругу дружественного Ему семейства, вдали от многолюдной толпы, наполнявшей город в дни праздника, он мог спокойно предаться молитвенной беседе с отцом небесным, а также в доверенных беседах с учениками запечатлеть в умах их величие и важность последних дней своей земной жизни.