Текст книги "Авва. Очерки о святых и подвижниках благочестия"

«Счастлив тот, кто в старости своей успеет уронить слезу покаяния на увлечения юности своей» – это и есть объяснение поступку святителя Игнатия в юности. Что же делать, когда сердце взыскует горнего? Что наиболее применимо к нашему времени?

«Нашему времени, – отвечает святитель, – дан другой подвиг, сопряжённый с многими трудностями и преткновениями. Нам пришлось совершать путешествие – ни днём, ни при солнечном ясном свете, а ночью, при бледном свете луны и звёзд. Нам даны в руководство Священное Писание: это прямо говорят святые отцы позднейших времён. При руководстве Писанием полезен и совет ближних, именно тех, которые сами руководствуются Писаниями отцов.

Не думайте, чтобы подвиг наш лишён был скорбей и венцов: нет! Он сопряжён с мученичеством. Это мученичество подобно томлению Лота в Содоме: душа праведника томилась при виде непрестанного и необузданного любодеяния. И мы томимся, отовсюду окружённые умами, нарушившими верность истине, вступившими в блудную связь с ложью, заразившимися ненавистью против писаний, вдохновенных Богом, вооружившихся на них хулою, клеветою и насмешкою адскою. Наш подвиг имеет цену пред Богом: на весах Его взвешены и немощь наша, и средства наши, и обстоятельства, и самое время.

Некоторый великий отец имел следующее видение: пред ним земная жизнь изобразилась морем. Он видел, что подвижникам первых времён монашества даны были крылья огненные, и они как молния перенеслись чрез море страстей. Подвижникам последних времён не дано было крыльев: они начали плакать на берегу моря. Тогда дарованы им были крылья, но не огненные, а какие-то слабые: они понеслись через море. На пути своём, по причине слабости крыл, они часто погружались в море; с трудом подымаясь из него, они снова начинали путь, и, наконец, после многих усилий и бедствий, перелетели через море.

Не будем унывать! Не будем безрассудно стремиться к блестящим подвигам, превышающим наши силы, примем с благоговением смиренный подвиг, очень соответствующий немощи нашей, подавемый как бы видимо рукою Божией. Совершим этот подвиг с верностью святой Истине – и среди мира, шумною, бесчисленною толпою, стремящегося по широкому пространному пути вслед своевольного рационализма, пройдём к Богу по стезе узкой послушания Церкви и святым отцам. Не многие идут по этой стезе? Что до того! Сказал Спаситель: не бойся, малое стадо: яко благоволил Отец ваш дать вам царство. Входите узкими вратами: ибо пространные врата и широкий путь ведут к погибели, и многие идут этим путём. Узкие же врата и тесный путь, ведёт в жизнь вечную, и мало тех, кто обретает её» (Лк. 12, 32; Мф. 7, 13–14) (стр. 356–358).

Так что значит послушание Церкви и святым отцам? Послушание Церкви – исполнение заповедей Божиих, участие в таинствах: исповеди, причастия, соборования и так далее. Послушание святым отцам – это чтение тех из них, которые наиболее близки нам по духу и советы их можно применить к нынешней жизни. То, что невозможно применить, отложим. Величайшее заблуждение, что свет миру – иноки. Свет миру – Евангелие и писания святых отцов. Благословение – не смирительная дубина. Тот, кто требует к себе послушания, находится в тягчайшей прелести. Если тебя не хотят слушаться – загляни в свою душу.

«№ 231

Всякий духовный наставник должен быть только слугою Жениха небесного, должен приводить души к Нему, а не к себе, должен возвещать им о бесконечной, неизреченной красоте Христа, о безмерной благости Его и силе: пусть они полюбят Христа, точно достойного любви. А наставник пусть, подобно великому и смиренному Крестителю, стоит в стороне, признаёт себя за ничто, радуется своему умалению пред учениками, умалению, которое служит признаком их духовного преуспеяния. Доколе плотское чувство преобладает в учениках – велик пред ними наставник их, но когда явится в них духовное ощущение и возвеличится в них Христос, они видят в наставнике своём только благодетельное оружие Божие.

Остерегитесь от пристрастия к наставнику. Многие не остерегались и впали вместе с наставниками своими в сеть дьяволу. Совет и послушание чисты и угодны Богу только до тех пор, пока они не осквернены пристрастием. Пристрастие делает любимого человека кумиром: от приносимых этому кумиру жертв с гневом отвращается Бог. И теряется напрасно жизнь, погибают добрые дела, как благовонное курение, разносимое сильным вихрем или заглушаемое вонею смрадною. Не давайте в сердце Вашем места никакому кумиру.

И ты, наставник, остерегись от начинания греховного. Не замени для души, к тебе прибегшей, собою Бога. Последуй примеру святого Предтечи: единственно ищи того, чтоб возвеличился Христос в учениках твоих. Когда Он возвеличится – ты умалишься: увидев себя умалившимся по причине возраставшего Христа, исполнись радости. От такого поведения чудный мир будет навеваться на сердце твоё: в себе увидишь исполнение слов Христовых: «смиряяй себе, вознесется».

Блаженны те, которые с самоотвержением следуют истинному Евангельскому учению, которые отреклись от удовлетворения нехотениям тела и похотениям души! Похотения падшего тела – греховны: греховны и похотения падшей души. Она всюду ищет осуществить своё я, соделаться каким-то отдельным, самостоятельным, первенствующим существом, для которого должно существовать всё прочее. Евангелие требует, чтоб такая жизнь была умерщвлена, чтоб человек признал Бога Богом, а сам встал на своё место: в разряд созданий. По умерщвлении безумной, мечтательной, на самом деле не существующей жизни, может явиться истинная жизнь с преизобильным ощущением существования – жизнь о Боге» (стр. 362–363).

«№ 543

Монах Авель, предсказавший взятие Москвы французами, говорил, что наступит время, когда монахов сгонят в несколько монастырей, а прочие монастыри уничтожат. Надо понимать дух времени и не увлекаться прежними понятиями и впечатлениями, которых в настоящее время осуществить невозможно. Важность – в христианстве, а не в монашестве; монашество в той степени важно, в какой оно приводит к совершенному христианству. И самые церковные бедствия без попущения Божия совершаться не могут. «Аскетические опыты» и «Аскетическая проповедь» должны составить чтение крайне полезное для современных истинных христиан, крайне нужное для них по духу и настроению современным. Надо каяться, молиться и охраняться от прелести, потому что в настоящее время большая часть желающих благочестиво жить и мнящих о себе, что они живут благочестиво, разгорячены вещественным разгорячением и находятся в большем или меньшем самообольщении». (655)

А теперь вернёмся в Площанскую пустынь.

3

Выходы молодых подвижников были только в церковь и на трапезу; в субботы исповедовались они и приобщались Святых Христовых Тайн. Редко кто из братии нарушал их уединение. И они уже думали, что так будет всегда. Но прожили они в уединении только зиму. Между строителем Площанской пустыни и старцем Леонидом возникли неудовольствия, вынудившие последнего со своими учениками в апреле 1829 года переселиться в скит Оптиной пустыни Калужской губернии. Брянчанинов с Чихачёвым, жившие отдельно от старца Леонида, думали, что их не тронут, но строитель предписал объявить им, чтобы они немедленно выбыли из обители и «отправлялись куда угодно».

И тогда молодые люди направили свои стопы в Белобережскую пустынь, где встретили настоящего делателя умной молитвы, иеросхимонаха Афанасия, ученика преподобного Паисия Величковского. И хотели бы там остаться, но их выдворили из монастыря.

И в мае 1829 года они поселились в Оптиной пустыни так же уединённо вдвоём в отдельной келье. Настоятель и братия смотрели на это с подозрительностью и неудовольствием. К тому же пища, приправленная некачественным постным маслом, стала расшатывать здоровье Брянчанинова. И тогда они с Чихачёвым решили готовить пищу в келье. Насилу выпросили в трапезной кастрюлю, крупы, картофеля. Ножом служил топор. Но от такой скудной пищи вскоре оба так ослабели, что только вмешательство отца Брянчанинова спасло их от неминуемой смерти. Отец прислал за ними крытую бричку. Горе-подвижники были доставлены в родовое имение Покровское, где в результате заботливого домашнего ухода вскоре поднялись на ноги. Но и в родном имении друзья всё время пытались устроить что-то вроде монастыря во флигеле дома, а в конце 1830 года оказались в Семигородней Успенской пустыне. Там будущий святитель написал «Плач инока».

28 июня 1831 года епископом Вологодским Стефаном Брянчанинов был пострижен в монашество с именем Игнатий в честь священномученика Игнатия Богоносца.

5 июля был рукоположён в иеродиаконы, а 20 июля – в иеромонахи.

В конце 1831 года определён настоятелем Пельшемского Лопотова монастыря.

28 мая 1833 года возведён в сан игумена.

В ноябре 1833 года митрополит Филарет предложил игумену Игнатию настоятельство в Николо-Угрешском монастыре, но император Николай I поручил своему любимцу управление пришедшей в запустение Троице-Сергиевой пустыни под Петербургом.

1 января 1834 года в Казанском соборе игумен Игнатий был возведён в сан архимандрита. В должности настоятеля пустыни он оставался до 1857 года и за это время ему удалось привести её в порядок как в духовном, так и в хозяйственном отношении.

Ну, а теперь о гонителях… В вышеупомянутом «полном житии» святителя по этому поводу говорится буквально следующее.

«Высшее духовенство, за весьма немногими исключениями, неприязненно относилось к архимандриту Игнатию. Эта неприязнь стала выражаться в различных требованиях, которыми стеснялась его настоятельская деятельность, начавшая привлекать в монастырь множество богомольцев и обращать на себя благосклонное внимание многих влиятельных особ из петербургского общества. Вскоре от Консистории последовали один за другим три указа в вышеупомянутом характере. Они поставили настоятеля в весьма затруднительное положение. Первым указом требовалось послать из монастыря трёх иеромонахов на флот, тогда как всех их было только шесть, несмотря на то, указ был исполнен, посланы были люди благонадёжные, но в числе их был один престарелый, так как третьего молодого из недолжностных иеромонахов не было. Второй указ объявлял настоятелю выговор за посылку на флот престарелого иеромонаха. Третьим указом предписывалось архимандриту и братии пустыни не иначе ездить в город, как только испросив предварительно отпускной билет из Консистории. (стр. 119).

Почему это происходило? Сам святитель по этому поводу опять же в одном из частных писем пишет следующее:

«Ныне во многом люди дерзнули в установления Святого Духа ввести свои установления. По этой причине сделались установления небесные земными, духовные плотскими, святые греховными, мудрые нелепыми. Видят несообразность, видят текущее из нее разрушение, но не видят начала, из которого текут бедствия, потому что смотрят при свете собственного падшего разума, а не при свете Божием. Начало бедствий заключается в непозволительном и гордом презрении велений Святого Духа, в заменении их своими уставами. Вот где причина всеобщего расстройства, причина падения христианства, падения нравственного, всегда предшествующего расстройству гражданскому, предвещающего это расстройство. Есть в частности христиане, но утрачено общее одинаковое знание Истины, которым бы всё соединялось в одно духовное тело, с одним образом мыслей, в одном духе, под одною общею главою – Христом. Ныне всякий имеет более или менее свой образ мыслей, свою религию, свой путь, принятые произвольно или случайно, признаваемые правильными или только оправдываемые. Это бесчисленное стадо, потерявшее связь и единство в истине и духе, представляет духовному наблюдателю вид величайшего беспорядка: каждая овца бредёт в свою сторону, никто о ней не заботится; люди уже более не слышат – так отяжелел слух их – спасительного гласа истинного пастыря, раздающегося из Его святой Церкви, Который ещё громко обличает их неправду, возвещает им о пути правом, указывает его. Оглушил их шум земных, лютых попечений, шум увеселений чувственных, шум земного преуспеяния. Прильпе земли душа их, неспособна к восприятию впечатлений духовных» (стр. 367–368, С.С., т. 7).

«В высших пастырях её (Церкви) осталось слабое, тёмное, сбивчивое, неправильное понимание по букве, убивающей духовную жизнь в христианстве, уничтожающей христианство, которое есть дело, а не буква…» (№ 549, стр. 649–650).

Биографы святителя объясняют нападки таким образом:

«По причине сословного несходства большая часть высшего духовенства, за немногими исключениями, чуждались архимандрита Игнатия. Они объясняли его поведение гадательно, с самой неблаговидной стороны: духовные совершенства человека объясняли страстными движениями падшего естества, его духовную свободу, его прямоту считали гордостью, более, оскорбительной дерзостью, его внешнюю обстановку, его сдержанное обхождение и изящный во всём вкус, эти видимые выражения сословного навыка, называли тщеславием и роскошью, строгую дисциплинарность порядков, это наследие военной школы, странным нововведением» (стр. 180).

«Вследствие такого несходства в научном образовании вообще и в богословском в частности, было недоверие в значительной массе учёного духовенства к сочинениям архимандрита Игнатия как не сходящимся с духом академической образованности, несмотря на их чисто православный характер. По распоряжению высших лиц духовенства было приказано цензорам духовным так исправлять сочинения, которые будет представлять архимандрит Игнатий, чтобы отбить у него охоту отдавать в печать свои духовные творения. Это распоряжение было сделано по поводу вышедшей из печати брошюры «Чаша Христова». Она разошлась моментально – платили под конец по десяти рублей за экземпляр, но второго издания уже не было возможности сделать по причине цензурных исправлений, исказивших статью неузнаваемо. Об этом распоряжении духовного начальства цензор архимандрит Аввакум сказывал в интимном кругу, оправдываясь в ответ на вызванные по этому поводу укоризны. С трудом, при личном старании Сенковского, прошли тогда две статьи, напечатанные в его журнале «Библиотека для чтения»: «Иосиф Прекрасный» и «Валаамский монастырь». Затем долгое время все труды архимандрита Игнатия ходили в рукописях между лицами, пользовавшимися его духовными советами» (183–184).

«Нерасположение митрополита Антония к архимандриту Игнатию не было тайной для окружающих. Зависть работала, чтобы разжечь это настроение петербургского владыки. Отовсюду строились ковы, везде искали потемнить, очернить доброе имя архимандрита, чему немало благоприятствовало то, что в пустыни в это время были, кроме настоятеля, ещё два Игнатия, из них тогда особенно заметен был Игнатий, прозванный в обители «большим», наместник пустыни, впоследствии архимандрит и настоятель Никандровой пустыни Псковской губернии» (стр. 181).

«По инициативе митрополита Антония в Синоде был составлен протокол о переводе настоятеля Сергиевой пустыни архимандрита Игнатия настоятелем в Соловецкий первоклассный ставропигиальный монастырь, чтобы под видом возвышения выслать его из Петербурга как лицо, подающее повод к соблазну. Но архиепископ Псковский Гедеон (Вишневский), бывший тогда на чреде в Синоде, остановил это предприятие, сказав: «Мы хотим похвалу и украшение нашего монашества сослать по каким-то земным изветам и, подобно Синедриону, приговорить праведного к казни за то, что он по отношению к нам действует несогласно с нашими понятиями, не ждёт нас по несколько часов в прихожей, когда не застанет дома, и делает тому подобные оскорбления нашему понятию о нашем достоинстве, понятию, которое не сходится с его понятиями о его обязанностях относительно нас». Этот протест преосвященного Гедеона повлиял, и постановления не состоялось.

Когда предложение митрополита Антония перевести или, вернее, сослать архимандрита Игнатия в Соловецкий монастырь не состоялось, тогда желание выжить его из епархии повело епархиальное начальство: в беспрерывной привязчивости, в обвинениях по слухам лживым и в сущности мелочным, но болезненно отзывавшимся в душе мученика-настоятеля, потому что общее направление этого образа действий клонилось к расстройству самой обители, к воспрепятствованию развития её духовно-нравственного строя. Митрополит Антоний заболел и передал управление епархией своему викарному епископу Нафанаилу, лично ненавидевшему архимандрита, который, принимая чашу страданий, как чашу Христову, в терпении и молчании, не вынес телом тех мучительных скорбей, перед которыми дух его не только не падал, но и не преклонялся.

С ноября 1846 года болезнь приковала архимандрита к одру, к келье, в которой он провёл безвыходно всю зиму. В конце зимы 1847 года он подал прошение об увольнении по болезни на покой в Николо-Бабаевский монастырь Костромской епархии. Это было то, чего желали и митрополит и его викарный. Неблагорасположение епархиального начальства к настоятелю Сергиевой пустыни не могло быть тайной по настойчивости самого преследования» (стр. 187).

«Вместо увольнения на покой архимандриту Игнатию разрешён был только 11-ти месячный отпуск для поправления здоровья в указанном им монастыре… По отъезде архимандрита в отпуск государь император, встретив однажды Чихачёва, спросил о здоровье его товарища и приказал написать ему, что он нетерпеливо ожидает его возвращения. Такое милостивое внимание государя имело благодетельное влияние на общество иноков Сергиевой пустыни, волновавшихся недоумением, какой будет исход отъезда архимандрита Игнатия в отпуск.

Летом 1847 года архимандрит передал управление монастырём наместнику своему иеромонаху Игнатию (большому) и выехал в Бабаевский монастырь через Москву, откуда заезжал в Бородинский девичий монастырь по приглашению тогдашней игуменьи Марии, вдовы генерала Тучкова, убитого в 1812 году на этом самом поле в знаменитом Бородинском бою» (194).

Находясь на покое в Бабаевском монастыре, будущий святитель рассказал брату такой случай. Однажды он приехал навестить местного митрополита. Тот, встретив его и пригласив сесть, сказал: «Не знаю, сознаться ли?» – «В чём?» – «Да вот, опасаясь возношения по причине почестей от человеков, ради смирения сшил я себе мухояровый подрясник и сегодня обновил». Архимандрит взял полу подрясника, плюнул в неё, растёр и сказал высокопреосвященному: «Ходите в золоте, но думайте о Церкви. В этом послушание Ваше и смирение Ваше». И по его совету митрополит снял мухояровый подрясник» (226).

Какие удивительные слова! И осуждаемым, и осуждающим наше высшее духовенство за излишнюю роскошь к ним стоит прислушаться. Другое дело, если «облачённый в золотые ризы нетления», не печётся «о малых сих», о прихожанах, отнимая от приходов их любимых пастырей, гоняя их с места на место единственно из своих личных соображений и амбиций. И ничего с таким самодурством поделать нельзя, хотя святитель и утверждает, что «никакие земные саны, никакие высшие призвания, начиная с апостольского, не остались неоскверненными падением человечества, а потому Православная Церковь никогда не останавливалась заменять личность недостаточную или недостойную – другою личностию, более удовлетворительною. Этой участи подвергались и патриархи, и митрополиты, и епископы, словом сказать, все чины церковной иерархии, но самое чиноположение, как установление Божие Церковию всегда свято сохранялось» (266).

Почему же такое происходит? В чём причина архиерейского произвола?

Опять же в одном из писем святитель к Н.Н. Муравьеву-Карскому даёт на это ответ:

«Коренной Церковный Закон повелевает избирать епископа для города в самом городе собором епископов и обществом христиан города и области. Несмотря на ясный закон, благочестивые цари и правители нередко избирали лицо для епископского сана, признаваемое ими способным и достойным; Собор епископов никогда не останавливался посвящать избранного. Особливо много тому примеров у нас в России. Святой Димитрий Ростовский в речи, при вступлении в управление паствою, сказал, что он вступает на престол митрополии Ярославской и Ростовской по изволению Божию, по повелению Царя, по соизволению и благословению всего Священного Собора. Так как закон церковный в сущности стремится к тому, чтобы избиралось в епископский сан лицо достойное и способное, то некоторые изменения в буквальности, для достижения сущности никогда не отвергались».

Это было сказано по поводу обращения Николая Николаевича Муравьёва-Карского, хлопотавшего о рукоположении в епископы архимандрита Игнатия, к митрополиту Петрбургскому Никанору. Н.Н. Муравьёв-Карский (1794–1866 г.г.) принадлежал к числу образованнейших людей своего времени. Профессиональный военный, участвовал в войне 1812 года, с 1816 года служил на Кавказе под начальством А.П. Ермолова, участвовал в русско-иранской (1826–1828 г.г.) и русско-турецкой (1828–1829 г.г.) войнах; совершил ряд дипломатических поездок в Среднюю Азию, в Турцию, в Египет; с конца 1854 по 1856 г.г. был Главнокомандующим и Наместником на Кавказе. Брянчаниновы были в родстве с Муравьёвыми, что способствовало сближению ещё в молодые годы будущего святителя и его брата Петра Александровича со старшим по возрасту Н.Н. Муравьёвым. С годами их отношения переросли в глубокую дружбу, оказавшую влияние и на их жизненный путь. Так вот этот человек и обратился к Государю с просьбой. По поводу его обращения архимандрит Игнатий писал:

«Сличённое с фактами Церковной Истории и с духом Церковного Законодательства Ваше действие – безукоризненно. Сверх того оно и верно по отношению к современным условиям. Заключаю так из следующего: я слышал, и этот слух признаю довольно верным, что Государь, может быть, вследствие Вашего отзыва Статс-секретарю, говорил о мне митрополиту Никанору, удостаивая и собственного милостивого отзыва. Но митрополит противопоставил Государю недавно сделанное постановление Синода не возводить в сан епископа лиц, не получивших образования в Духовных академиях. Лица необразованные и без того не возводились в этот сан. Очевидно, что постановление сделано с целью заградить путь в этот сан образованному дворянству. Скажу более: постановление сделано графом Протасовым и ныне – именно для меня.

Я не удивился отзыву митрополита Никанора и не мог обидеться им; по усвоившимся мне понятиям я признаю себя вполне недостойным сана, для которого нужен Ангел или и человек, но равноангельный, а я – грешник. Также не могу не признать себя невеждой перед великой наукою богословия, несмотря на тридцатилетие непрерывных занятий этим предметом. Бог бесконечен, и наука о Нём бесконечна; человек – ограничен и потому естественно не способен стяжать полное и совершенное познание Бога. Действием Никанора доказывается верность Ваших действий. Если б Вы взошли формальным представлением прямо в Синод, не введя в участие Государя, то можно наверно сказать, что от Вас отделались бы тою же отговоркой. Каков бы ни был исход Ваших забот обо мне, я принимаю их с глубоким чувством признательности.

Архимандрит Игнатий

1856 года 26 января.

Сергиева Пустынь».

К этому надо непременно добавить следующее: если бы не заступничество обоих Государей и приближённого к трону дворянства, почитавшего архимандрита Игнатия за угодника Божия, ещё не известно, каким образом сложилась бы его судьба.

О своём душевном состоянии за всё время пребывания в Сергиевой пустыни, помышляя только об увольнении на покой, а не об архиерейском сане, тому же Муравьёву-Карскому архимандрит Игнатий напишет буквально следующее:

«Оптина Пустыня есть один из многолюднейших Российских монастырей по количеству братии и конечно первый монастырь в России по нравственному качеству братии; особенно это достоинство принадлежит её Скиту, в котором живёт много дворян. Некоторые из них очень образованны, знакомы с новейшими и древнейшими языками, занимаются духовною литературою, преимущественно же переводами самых глубоких сочинений Святых Отцов. Духовным назиданием братства занимается, так именуемый старец их, иеромонах Макарий, 68-ми лет, из дворян, с юности монах, обогащённый духовным чтением и духовными опытами; он живёт в Скиту; ему обязана Оптина Пустыня своим нравственным благосостоянием. Много монахов из других монастырей, много монахинь, множество мирских людей, удручённых скорбями и нуждающихся в наставлении, стекается в Оптину Пустынь к отцу Макарию за спасительным советом и словом утешения. Его непринуждённость, простота, откровенность совсем противоположны той натянутой и жёсткой святости, за которою ухаживают различные графини и княгини. Скитская семья иноков подобна, в религиозном отношении, корням дерева, трудящимся во мраке неизвестности и добывающим, однако, для дерева необходимые жизненные соки. На заглавных листах трудов скитян нет имени автора; оно заменено скромною строкою: издание Оптиной Пустыни. В самом монастыре устав общежительный, то есть общая трапеза, общая одежда, общая библиотека, церковная служба ежедневная и продолжительная, общие и специальные труды. В Скиту служба церковная отправляется дважды в неделю, в субботу и воскресение; в прочие дни недели производится денно-нощное чтение псалтыри братиею поочерёдно; трудятся братия по кельям, но труды их преимущественно умственные. Женскому полу запрещён вход в Скит; да и из Скитской братии кто нуждается выйти из Скита каждый раз должен просить на то благословения у старца; монастырской братии предоставлен вход в Скит во всякое время дня для удовлетворения их духовных нужд. Трапеза в Скиту самая постная.

Из этого описания Вы можете видеть, как близок мне Скит! Тщательное чтение и изучение самых глубоких Писаний святых отцов привело меня в монастырь, поддерживало, питало в нём. В Скиту я нахожу свой род занятий, свой род мыслей; в Скиту я вижу людей, живущих в точном смысле для человечества в духовном, высоком его назначении; вижу людей, с которыми могу делиться мыслями, ощущениями, перед которыми могу изливать мою душу. Начальник Оптиной Пустыни и главные иноки оной знакомы со мною около З0-ти лет; а с отцом Макарием я нахожусь, смею сказать, в самых дружеских отношениях. Наконец, здешний климат благодетелен для моего здоровья. Все причины вне и внутри меня соединяются для того, чтоб заставить меня употребить все усилия к перемещению моему в Скит. Чтоб хотя бы конец моей жизни провести на правах человека и для человечества в духовном и обширном смысле этого слова.

Напротив того, все причины, внутри и вне меня, заставляют меня употребить все усилия, чтоб вырваться из Петербурга и Сергиевой Пустыни. Что требуется там от духовного лица? Парадёрство, одно парадёрство; не требуется от него ни разума, ни познаний, ни душевной силы, ни добродетели. Всё это вменяется ему в порок: его внимание должно быть сосредоточено на одно парадёрство, на одно человекоугодие, между тем, как то и другое соделывается, по естественному, психологическому закону, чуждыми уму и сердцу, занятым рассматриванием глубоким… Парадёрство и духовное созерцание не могут пребывать в одной душе; они в непримиримой вражде; одно другим непременно должно быть вытеснено.

Каким было моё положение в Петербурге в течение 23-х летнего пребывания моего там?

Оно было положением движущейся статуи, не имевшей права ни на слово, ни на чувство, ни на закон. Если я слышал несколько приветливых слов, то эти слова были слабее тех, которые произносятся любимому пуделю или бульдогу и на которые по необходимости отвечается молчанием, сохраняющим достоинство статуи в молчащем. По непреложному закону праведного воздаяния в области нравственности, те, которые обращают человеков в статуй, сами обращаются в статуи, лишаясь развития ума и сердца, и заковываясь в одну чувственность. Представьте себе: каково душевное положение человека, оставившего всё для развития в себе усовершенствованного христианством человечества и лишаемого в течение 1/4 столетия морального существования, всех прав и всякой надежды на него!

К тому же, климат Петербургский разрушает остатки сил моих и здоровья.

Написал я Вам так подробно о себе, чтоб Вы видели мой образ суждения о человеках, так как всякий человек судит о ближних по самому себе.

Архимандрит Игнатий

1856-го года 12-го июня

Сергиева Пустынь».

Однако благодаря заступничеству Государя Александра II 27 октября 1857 года в петербургском Казанском соборе архимандрит Игнатий был хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского.

4 января 1858 года он прибыл в Ставрополь. Обустройство епархии потребовало больших трудов, у архиерея не было даже своего дома, половина населения епархии (линейные казаки) была выведена из ведения епархии, Синод не выделял достаточных средств, значительное число раскольников проявляло враждебность по отношению к епископу. Активным помощником владыке в это время стал его родной брат Пётр Александрович Брянчанинов (1809–1891), занимавший должность вице-губернатора.

За недолгий четырёхлетний срок владыке удалось наладить жизнь епархии. Здесь им была написана книга «Приношение современному монашеству», статьи «О различных состояниях естества человеческого по отношению к добру и злу», «О чувственном и духовном видении духов», «О спасении и христианском совершенстве», «Учение Православной Церкви о Божией Матери».

Болезнь (а скорее всего, желание принести пользу в иной области) заставила владыку, как когда-то святителя Григория Богослова, подать прошение об увольнении на покой. Прошение было удовлетворено. И 13 октября 1861 года владыка прибыл в Николо-Бабаевский монастырь под Костромой. В это время им были написаны «Слово о смерти», «Отечник». Находясь в монастыре, он вёл постоянную переписку с духовными детьми. Первые 2 тома сочинений святителя Игнатия под названием «Аскетических опытов» были изданы в 1865 году.

Не ошибёмся, если скажем, что время пребывания владыки в Бабаевском монастыре было судьбоносным для будущей церковной России. Тут были закончены и приведены в полный порядок его сочинения. Но не менее важна для нас, немощных, его переписка с духовными детьми и гражданскими лицами. Она собиралась длительное время. А некоторые письма были обнаружены совсем недавно в том же архиве в Петербурге. Из них, а так же из тех, что были изданы в семитомнике («Ковчег», М. 2005) и отдельной книгой «Письма о христианской жизни» (Издательство Свято-Елисаветинского монастыря, Минск, 2004), мы приведём выдержки ниже, расположив не по времени написания, а по сути подымаемых в них жизненно важных для каждого человека и для России в целом вопросов и проблем.