Текст книги "Провинциальный апокалипсис"

Катины показания были созвучны моей объяснительной, но всё-таки в них просматривался характер преступления хотя бы со стороны врачей, и я заставил майора дописать, что мы оба лично слышали от хирурга Назарова и заведующего реанимационным отделением Волгина и собственными глазами видели в медицинской карте совсем другой диагноз и не понимаем, каким образом и почему он из новой справки исчез.

8

Когда остались одни, в том числе и во всём коридоре, поскольку час был уже поздний и за окном тьма, Катя стала пересказывать разговор с лечащим врачом и новости, о которых я ещё не знал.

Во-первых, и самое главное, с утра в палату заглянули два запыхавшихся сотрудника полиции и спросили у лежавшего под капельницей Алёшки фамилию принимавшего хирурга. Алёшка не знал. Они ушли. А потом из медицинской справки исчез поставленный, оказывается, всего лишь «перебздевшим» хирургом Назаровым диагноз. Первой об этом, как уже было сказано, узнала Катя по телефону от лечащего врача и, прибыв в больницу, в первую очередь направилась к тому в кабинет.

Что же выяснилось?

После прибытия сотрудников полиции Алёшку срочно свозили на КТ (компьютерную томограмму), и перелом основания черепа на снимках не подтвердился. Скажу наперёд, если бы мы поверили этому и успокоились, то и на сей раз бандитам всё бы сошло с рук, но мы уже были наслышаны не только о продажных или трясущихся за своё кресло хотя бы из-за положительной статистики сотрудниках полиции, но и о беспринципных действиях врачей, и потерять сына или превратить его в «овощ» из-за неправильно поставленного диагноза, а стало быть, и лечения не захотели. Теперь я, конечно, понимаю, почему никому до нас не удалось добиться того, что с невероятными усилиями, душевными, физическими, и ощутимыми для семейного бюджета потерями удалось нам. Пусть – не всего, но хотя бы чего-то, тем более что всему этому вскоре последовало неожиданное и ещё более ужасающее по своей беспринципности продолжение, о чём речь впереди. Удалось же добиться не только по известной пословице – не имей сто рублей, а имей сто друзей, но и потому, что, хотя я и никудышный (из-за такого плохого сына, например, что было высказано мне впоследствии разными лицами в глаза и за глаза), а всё-таки священник, и, несмотря на своё вопиющее окаянство, опять же благодаря своему великому тёзке из Кронштадта, кое-чему всё-таки за двадцать два года научился. Чему именно, станет понятно позже, а пока мы с супругой единодушно решили как можно быстрее перевести сына в областную больницу, а по пути сделать КТ в платном диагностическом центре.

Всё это оказалось не так-то просто.

Договориться с областной больницей удалось сразу, вернее, наши хорошие знакомые пообещали помочь, но для этого надо было направление. Понятно, что получить его из ЦРБ, а тем более от лечащего врача, поскольку зареченская больница находилась в прямом её подчинении, не представлялось никакой возможности, но тут выручило то обстоятельство, что мы жили в селе, в котором чудесным образом ещё не ликвидировали не только поликлинику, но и больницу на несколько коек, хотя уже и не раз пытались. В настоящее время в больнице даже своего врача не было, а только молоденькая фельдшерица Любаша, которую я, само собой, когда-то крестил, а потом не раз причащал, и даже по заведённой традиции был на выпускном вечере, где по обыкновению сказал несколько напутственных слов.

Буквально на следующее утро стоило мне, заглянув в блестевший стерильной чистотой кабинет, высказать просьбу, как одетая в белый халат Любаша тотчас же на специальном бланке написала направление, только и заметив: «Конечно-конечно! Тем более что вы уже договорились». Записав с моих слов поставленный зареченским хирургом диагноз, она поставила печать и, отдавая мне, с искренним участием поинтересовалась: «Как он там?» Я сказал, что неважно, потому и торопимся, и стал благодарить, но Любаша тут же перебила: «Ну что вы, батюшка, уж для вас-то в любое время, всё, что от нас зависит… Выздоравливайте».

Когда вернулся домой, Катя опять привязалась ко мне с этим несчастным талоном. Надя, мол, спросила, а её Антон.

– Я сказала, что тебе опять не дали, тогда Антон велел передать, чтобы ты как можно быстрее летел в дежурную часть, потому что сегодня последний день.

– А ты сказала, что заявление моё было не по форме?

– Не сказала.

Это испорченное радио мне уже надоело, и я попросил номер телефона Антона.

– Здравствуй, батюшка, – словно только этого и ждал, тут же откликнулся на мой звонок он.

Я спросил, может ли он разговаривать, он ответил, что сейчас на дежурстве, но, пока не сильно занят, несколько минут готов уделить. Я коротко рассказал ему главное и попросил помочь составить правильный текст заявления. Антон ответил, что перезвонит минут через пять, надо, мол, подумать и сформулировать, и ровно через пять минут позвонил:

– Записывай.

По его же совету, кстати, в тот же день я завёл специальную папку, куда стал складывать все заявления, объяснения, свидетельские показания, медицинские справки, направляемые в вышестоящие инстанции письма и их отписки, обращения к губернатору, к депутатам Государственной Думы и даже к президенту России. На все эти подвиги меня надоумил тот же Антон, заверив, что хотя результат от этого будет нулевой, но писать всё равно надо. И впредь по каждому поводу я консультировался у него и о всех наших шагах ставил в известность. Он с первого дня включился в работу и время от времени выдавал разные версии, которые мне даже и в голову не приходили, а также доставал оперативную информацию, которую без него я нигде бы не смог добыть. Одно слово – профи. Антон, кстати, был вторым, кто напомнил про адвоката.

Распечатав на принтере заявление, я взял всё необходимое для соборования сына и выехал в райцентр. За ночь ветер растащил вчерашнюю сырость, и утро выдалось ясным.

На этот раз заявление у меня приняли без разговоров и, наконец, выдали этот несчастный талон, который назывался не «куст», а «КУСП» (книга учёта сообщений о происшествиях), за строгим порядковым номером.

По дороге в Зареченск позвонила Даша и сообщила, что к нам выехала съёмочная группа губернаторского канала, что вчерашнюю передачу уже заканчивают монтировать и сегодня в 19–00 дадут в эфир, а завтра утром повторят. Я сказал, чтобы телевизионщиков принимали без меня и что дождусь их в больнице.

Когда поднялся на третий этаж, где находилось наше отделение, в холле, у большого окна, увидел двух врачей: нашего Балакина, я узнал его по фотографии, которую вчера показала на стенде сотрудников больницы супруга, вторым, как выяснилось потом, оказался специально приглашенный из областного центра нейрохирург, поскольку своего ни в ЦРБ, ни в зареченской больнице не было. Они внимательно рассматривали на свету большого размера снимки компьютерной томограммы и по ходу изучения обменивались мнениями.

Я не стал им мешать и прошёл в палату, находящуюся в конце коридора. В палате было светло от яркого солнца, снежной белизны простыней. На кроватях лежали или сидели больные. Алёшкина койка находилась слева. От стены её отделяла прикроватная тумбочка.

Я сказал: «Мир всем!» и стал облачаться.

Выложив на тумбочку из специального чемоданчика всё необходимое для соборования, дал возглас. Пожалуй, это было единственное таинство, которое больше других зависело от силы молитвы. «Болен ли кто из вас, – говорится о нём, – пусть позовёт священников, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит больного, и восставит его Господь… многое может усиленная молитва». Когда я впервые прочитал эти слова, а они входят в чинопоследование таинства, всякий раз, приступая к соборованию, старался возгревать в себе веру в его чудодейственную силу, как можно внимательнее прочитывая слова длинных молитв, извлечений из Апостола и Евангелия, и само собой слова «тайносовершительной формулы» во время помазания больного освящённым елеем. И было немало случаев исцелений. Я не собираюсь о них писать и упомянул лишь потому, что после соборования сыну стало значительно легче. Перед причастием, во время исповеди, что-то побудило меня сказать на ухо сыну, а точнее всё это само собой сошло с языка:

– Это тебе предупреждение. И, может быть, последнее. Знаешь, почему ты живой остался? Маменька потому что вчера ночью споткнулась и упала в коридоре. С её-то весом! Знаешь, какие у неё синячищи? Вся правая рука и правый бок чёрные! Понимаешь, что это значит? Не понимаешь? А тебе скажу. На себя половину того, что тебе должно было выпасть, приняла – вот что это значит. Не веришь, найди потом в интернете стихотворение Тараса Шевченко «Сердце матери», тогда поймёшь. Мало она с тобой говорила? Слушал ты её? То-то, – и, накинув епитрахиль, прочитал разрешительную молитву, затем дал поцеловать распятие, требное Евангелие и причастил запасными дарами.

Теперь предстоял разговор с лечащим врачом. Я нашёл его в кабинете. И, сразу замечу, что не только вчера впервые увидел его фотографию, но, как и полагается на деревне, уже был наслышан о его семейной драме. Лет десять назад его оставила жена, а судя по всему, он был не из тех, кто имел успех у женщин. Было ему около пятидесяти, как и всякий врач, был он со своей особинкой, в его случае уж очень заметно бросающейся в глаза. Но специалист, судя по разговорам, неплохой. А чего ещё для врача надо?

Он выслушал меня с явным беспокойством и, только я замолчал, стал возражать, пытаясь развеять наши подозрения по поводу исчезновения «перелома основания черепа». Зачем, мол, вам это надо? Я сказал, затем, чтобы знать правильный диагноз, а то был уже случай: лечили одно, у человека оказалось другое, в итоге инвалид.

– Да всё у него будет нормально. Не выдумывайте. На снимках ничего такого нет. Мы уже и вдвоём, и втроём смотрели. – И тут он проговорился, что специально для этой цели пригласил из областного центра нейрохирурга.

Я за это сразу уцепился.

– Вот видите, у вас даже таких специалистов нет, а мы хотим, чтобы сын получил квалифицированную помощь и соответствующее лечение. И вообще, это наше право.

Но он продолжал настаивать на своём, не очень убедительно аргументируя это тем, что перевозить больного в таком состоянии опасно, всё-таки он несёт за него ответственность, через недельку, мол, когда станет лучше, пожалуйста, а теперь он на это пойти не может. Даже после того, как я заявил, что готов написать расписку, что всю ответственность беру на себя, он ни в какую не соглашался. Это было в высшей степени странным. Хотя что же тут странного, если его вышестоящая начальница, Червоткина, заявила вчера Кате с Лерой, что другой справки мы не получим? Одним словом – мафия! И я решил: бежать как можно скорее, а то как бы до расхожей поговорки дело не дошло: нет человека – нет проблемы. Поди потом докажи. Мы, скажут, не боги, сделали всё, что могли.

Внизу, в вестибюле, меня дожидались телевизионщики. Они уже взяли у всех интервью, побывали в полиции, в ЦРБ, куда их тоже не пустили, а теперь ещё и в палату к сыну.

Мы выбрали удобное место. Поскольку я знал гораздо больше вчерашнего и про банду, и про бездействие и попустительство полиции, сказал, что по ходу интервью хочу напрямую обратиться к губернатору.

– Хорошо.

И тогда я рассказал всё, что услышал вчера от майора Куклина, в том числе и про отрезанные уши. Говорил эмоционально, убедительно, а в конце заявил:

– Уважаемый Роман Константинович, я знаю, что у вас есть дети, есть внуки, поэтому обращаюсь к вам не только как гражданин одного с вами отечества, но и как отец и дед. Убедительно прошу вас вмешаться в сложившуюся в нашем районе с попустительства правоохранительных органов криминогенную ситуацию. Защитите наших детей, защитите деморализованный страхом народ, помогите отстоять будущее для наших детей и внуков.

Скажу наперёд. Обращение моё в эфир не пошло. Интервью тоже нещадно сократили. Создавалось такое впечатление, что во всей этой жути виноваты одни врачи. Впоследствии это обстоятельство чуть не привело к серьёзному столкновению на столичной телевизионной программе «Пусть говорят». Но не будем забегать вперёд.

Только я вышел из больницы, позвонил Гена и сказал, что со мной срочно желает переговорить Илья.

– Тот самый?

– Да.

Условились встретиться на площади, где каждый год устанавливали и украшали новогоднюю ель. Я знал, что примерно полтора года назад у Ильи умер на зоне от инфаркта отец. Я не был знаком ни с тем, ни с другим, только слышал от зятя, что на зону отец попал впервые в пятьдесят пять лет из-за сына, а точнее, пожертвовал собой ради него. Случай был беспрецедентный, года три назад всколыхнувший всю округу.

Представьте себе тихий, совершенно безлюдный по ночам небольшой городишко, с двумя-тремя основными узкими улицами, от которых ответвляются ещё более узенькие улочки и переулки, более чем на две трети состоящий из деревянных домов, ввиду хрущевского закона о шести сотках тесно прижавшихся друг к дружке. За последние десять – пятнадцать лет на месте некоторых из них воздвигли современные, красивые коттеджи, магазины, кафе, но даже они практически не изменили внешнего облика города. Старожилы говаривали, не так давно по этим улочкам и переулкам бродили коровы, козы, овцы, куры, гуси, бегали ватаги босоногих ребятишек, судачили на лавочках у скрипучих калиток божьи одуванчики.

А теперь представьте, как такую тишину летней ночи взрывает рёв двух мчащихся по центральной улице друг за дружкой легковых автомобилей в сопровождении беспорядочной оружейной пальбы.

Дело заканчивается убийством. И хотя это была защита, отец Ильи получил срок. Я не вдавался в подробности, знал лишь, что после этого Илье пришлось уехать из города, а по какой причине, не поинтересовался. Жил он в областном центре, занимался каким-то бизнесом, изредка навещал школьного товарища, время от времени они перезванивались. Я подумал, видимо, Гена рассказал другу о нашем деле, и у того на этот счёт появились какие-то соображения.

Бывшие одноклассники встретили меня у входа в кафе. Представив нас друг другу, Гена отговорился неотложными делами и уехал на своей патрульной машине.

Илья выглядел богатырём, с модной короткой стрижкой, с иголочки одетым, с начищенными ботинками – не сорок ли шестого размера?

Кафе было практически пустым, основное действо тут начиналось вечером, а сейчас было около четырёх пополудни. Мы сели за отдельный столик, заказали чаю.

– Гена мне всё рассказал, и я вот что подумал, – сразу с самого главного начал Илья. – Надо сообща действовать. Добиваться, чтобы подняли все отказные дела за последние пять-шесть лет.

– А что, и ваша история имеет к этому какое-то отношение?

– Прямое!

– Можешь рассказать?

– Затем и приехал. Как и в вашем случае, начали опять они. Как и ваш сын, я им не поддался. Спасло меня то, что был на машине. В клубе от них отбился, в разодранной, без одного рукава, рубашке выскочил на улицу, прыгнул в тачку и по газам. Они за мной. И сразу стрелять. Из двустволки. Сначала заднее стекло разбили, потом левое боковое на задней двери, кузов изрешетили весь. Оба передних сиденья сзади были изодраны дробью в клочья, а в меня ни одна дробинка не попала. Отец на балкон в это время покурить вышел. Чего-то, говорит, проснулся среди ночи и никак не усну. Подымаюсь, говорит, выхожу на балкон, закуриваю и слышу вдруг: бух, бух! Что за хрень? И всё это к дому приближается. А жили мы в тупике, в низине, с балкона вся улица просматривалась насквозь, ну и фонари. Машину, говорит, нашу узнал сразу. А он у нас охотник заядлый. Хлебом не корми, дай по лесу с ружьём пошастать. Во всех отстрелах участие принимал, к тому же капитан бывший, да не простой, а боевой, Афган прошёл. В чём дело – сообразил сразу. За ружьё и на улицу. Если бы во дворе всё это произошло, совсем бы другая история вышла, а он только одну створку ворот открыть успел, когда я перед ними остановился. Те в пяти шагах за моей спиной. Выскакивают. Трое. Хруня с ружьём, Чика да Лёва-псих. Водила на месте остался. Хруня только приклад к плечу вскинуть успел, когда батя ему половину башки снёс. Остальные обосрались, в машину и ходу. Батя тут же наряд вызвал. Приехали. И скорая. Всё осмотрели, замерили, сфотографировали, записали. А в итоге нас же во всём и обвинили.

– И кто принимал участие?

– Сам.

– Ястребов?

– И бывший прокурор, и бывший начальник вневедомственной охраны, у которого Чика работал, а теперь на обоих пашет.

– В каком смысле?

– Ну как? Девочки, наркота… А вы не знали? Одни организовывают, другие крышуют.

– А что, у нас даже такое есть?

– Как и на всём белом свете.

– Во-он оно что-о.

– Что, страшно?

– Да не больно весело. Нечего сказать, попали.

– Попали не попали, а выгораживать они своих будут всеми доступными средствами, а у них этого добра больше, чем у каждого из нас, а вот если мы сообща, может, чего-нибудь удастся добиться.

– После того, что ты сейчас рассказал, я ещё больше убедился, что Алёшку как можно быстрее надо из зареченской больницы переводить, да вот беда… – и я поведал ему о беседе с лечащим врачом.

Илья внимательно выслушал, тут же достал сотовый, нашёл и набрал номер.

– Андрей Маркович?.. Илья. Как ваше драгоценное здоровье?.. Ничего, спасибо. Я вот по какому делу. – И когда изложил суть, несколько тягостных минут слушал, приговаривая: – Та-ак… Та-ак… Хорошо. Жду. – И, положив телефон на стол, заметил: – Вот, пожалуйста: Карчак, еврей, а человек! Если бы не он, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Председатель еврейской общины, член Общественной палаты при ГУВД. Ну кто я ему? А стоило обратиться, и сразу все в наилучшем виде устроил. А мы говорим: евре-еи! Для начала самим надо людьми стать, а потом других судить. Ястребов, что ли, не православный, или бывший прокурор, или бывший полкан этот? Тоже, поди, со свечками, на Пасху да на Рождество в церквях стоят, а что творят?

– А что сказал-то?

– Сейчас перезвонит.

И через пять минут позвонил.

– Записываю. – Тихонько – мне: – Есть ручка? – Я тотчас вынул из грудного кармана авторучку, блокнот, который стал носить с собой. – Завтра, с 9-00 до 13–00 нас будут ждать в 38-й городской больнице. Сказать: от вас. Как вы сказали фамилия профессора? Найвельт?.. Понятно. Спасибо… Да, видно, потребуется. Я вам, если не возражаете, вечерком перезвоню и всё расскажу подробно… По гроб жизни обязан. До свидания. – И мне: – Лучшей для вашего случая больницы в городе нет. К тому же кафедра, сами слышали, профессор имеется. Не-эт, всё-таки Карчак челове-эк! Я переговорю с ним по поводу вашего дела, вы изложите пока всё на бумаге как можно подробнее, ну и всё, что по этому поводу знаете. Начальник ГУВД, правда, сейчас московский. Чем-то он там проштрафился, ходят слухи, ну и понизили с повышением, как у нас водится. Но это уже не наше дело. Карчак с бывшим начальником ГУВД, Треушниковым, председателем Общественной палаты, на короткой ноге, а у того ещё и не такие связи. Договорюсь о встрече – позвоню. Вы пока всё приготовьте, а я со своей стороны подсуечусь, к одному бывшему фээсбэшнику смотаюсь. Тот ещё дядя! Ну всё, полетел. Да! Завтра, когда будете выезжать из Зареченска, позвоните. У 38-й встречу.

Это уже какой-то театр ужасов получался, и чем дальше, тем больше мы втягивались в его жуткое представление. Не зря, видимо, я вздохнул. Попали мы действительно крепко, и если бы… Впрочем, я опять опережаю события.

Выйдя из кафе, я зашёл в специализированный магазин, купил флешку и поехал к Даше, чтобы скинуть копию видео. Она его уже посмотрела. Сказала: «Маменьке только не показывай – ужас! И передачу бы ей не смотреть. Скоро дадут».

9

После выхода передачи взорвался интернет. Даша копировала отклики и отсылала на мою электронную почту. Привожу малую часть из них.

Рита Мельникова. 19:30

Мы очень редко ходим в «Форвард» и уже зареклись туда ходить! Это не клуб, а просто ужас. Каждый раз драки, а руководству клуба до лампочки! Там не смотрят, кого пускают! У нас однажды тоже друга жестоко избили, а охрана рядом стояла и смотрела на все это! Человек до сих пор зубы восстановить не может, так как необходимы большие средства! В полиции только руки развели! Беспредел!

Танюшка Шахова. 19:33

Что творится в этом «Форварде» каждые выходные!!! Просто ужас!!! Однажды наблюдала, как мальчишку головой били о трубу газовую и ногами человек 10 пинали, но вовремя милиция приехала, и те сразу разбежались. А парень после этого еле живой остался.

Титова Валя.19:35

Полностью согласна. Это уже не первый случай, когда данные лица занимаются своими делишками, избивая и уродуя людей, и им ничего не делается. Где наши правоохранительные органы в данный момент, непонятно, подумали бы, что в один прекрасный день это может случиться с их детьми.

Лариса Кудряшова. 19:37

По халатности наших врачей у меня умер брат от язвы двенадцатиперстной кишки. Несколько дней человек корчился от ужасных болей, истек кровью. Патологоанатом сказал, что просто надо было отрезать кусок больного места и сшить здоровые концы. Речь об этом даже не идет, если не могли назначить элементарно ФГС. Не дай Бог никому серьёзно заболеть и попасть в нашу больницу, считай, ты труп. Почему это все безнаказанно?

Валя Титова. 19:39

Растут дети, за них страшно! Люди, не молчите! Хватит прятаться, это может коснуться каждого!

Ваня Кудрин. 19:41

Не надо было на рога лезть. Подошёл бы к охране, и ничего бы не было.

Рита Мельникова. 19:43

По-вашему, когда на меня нападают, я должна сказать, подождите, сейчас охрану позову?

Очень смешно! Бред! У меня вопросов больше нет!!!

Рита Мельникова. 19:47

Даша, я с вами полностью согласна! У моего брата был перелом скуловой кости и тоже говорить он кое-как мог, хотя ему было очень больно в тот момент! Люди ничего не знают, а судят! Терпения вам и вашей семье! Мы все с вами!

ФОТОГРАФ. 19:50

Не видел сюжета. По вашим словам, драка была за пределами клуба, на парковке. Парковка у клуба чья? Может, я там ларёк поставлю? Клуб ведь ни при чем? Или я ошибаюсь? Если на парковке наркотой торгуют, кто отвечает? Так вот, если я ларек поставлю, вокруг будет чисто. Лично мне не хочется разбираться в каждом случае, кто прав, кто виноват, на это менты есть. Что, позвонить и вызвать наряд нельзя было?… Жопу свою прикрывать прекратите. И раз уж получаете деньги от людей, которые хотят отдохнуть, будьте добры подумать о безопасности этих людей, деньги отработайте, ничего другого от вас не требуют.

Алексей. 19:53

Чего ты несешь?! Как твои слова можно «привязать» в логике топика? Ты будешь около клуба стоять на паперти и тебе там наваляют, а клуб виноват? Что есть люди быдло, в этом страну вини, в которой живешь. У них метки на лбу не стоят, кто есть кто!

ФОТОГРАФ. 19:57

Ты мне не тыкай, салага. И на понял не бери, шестерка. Много я вас таких кашей через жору накормил. Ты, чертила, кто вообще? Если один из хозяев клуба, тогда отвечай за то, что происходит в этом притоне бля. Если нет, тогда пасть закрой.

Алексей. 20:03

Аххаахах))) хамло) разговаривать культурно не умеешь, а туда же!)))

ФОТОГРАФ. 20:05

С тобой, что ли, культурно разговаривать? Ах ты, хмырь! Сколько денег, жид, на здоровье русских людей сделал? Наркотой, сучонок, не торгуешь? Или, чмо трусливое, прикрываешь? Пасть закрой, хрен моржовый!

Алексей. 20:08

Аахахха! Сча! Ты кто вообще? Малолетка или кто? Ага, торгую, а ты не знал, что ли? Каждую пятницу и субботу! Бредятник!

Люба Маркина. 20:12

Я стесняюсь спросить: Даша где своих детей рожала, не у врачей, случайно? Не надо всех равнять под одну гребёнку! Все мы не ангелы. Ведет себя как базарная баба!

Даша. 20:16

Ошибаются все. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Это одно. Тут же речь о другом. Когда вашего сына, брата, отца убьют в клубе, где торгуют наркотой, вы не то запоёте. И когда вашего близкого не примут в больнице, тогда вы сможете понять. А пока я вижу только тупость.

Люба Маркина. 20:23

А ЧТО ОН ДЕЛАЛ В 3 ЧАСА НОЧИ В СОМНИТЕЛЬНОМ МЕСТЕ И В ПЬЯНОМ ВИДЕ? ДА ЕЩЁ, КАК Я ВЫЯСНИЛА, СЫН СВЯЩЕННИКА! У ПАПЫ ДВУРУШНИЧАТЬ НАУЧИЛСЯ?

ФОТОГРАФ. 20:31

Надо клуб проверить на наркоту.

Алексей. 20:35

Да кто ты есть?!

ФОТОГРАФ. 20:37

А ты всё понтуешься, чмо?

Сёма.20:40

Да перестань ты отвечать этому придурю! Не видно разве, что сидит, понтуется, а сам никто! Что-то бы весил, помалкивал бы и не кидал такие необоснованные предъявы! А это вроде во втором часу все было, а не в три.

Люба Маркина. 20:49

СКОРАЯ ПРИЕЗЖАЛА ВРОДЕ БЫ В 3.

Галина Тихонова. 20:51

Посмотрела видео. Врачи, вы позорите своё звание! Ведите себя достойно и ответьте за содеянное преступление! Когда из ушей кровь, что это такое, даже студент знает!

Люба Маркина. 20:53

ВЕСТИ СЕБЯ ДОСТОЙНО НУЖНО НЕ ТОЛЬКО ВРАЧАМ, А И В ОБЩЕСТВЕННОМ МЕСТЕ

ТОЖЕ. ПОЛУЧИЛ РОВНО СТОЛЬКО, СКОЛЬКО ЗАСЛУЖИЛ.

Алексей. 20:55

Когда в марте кукушка Саничева газ пустила, тут сказали, что мне директор заплатил, чтобы я выразил свое мнение, а сейчас оказывается, я наркотой там торгую! Что еще придумаете?

Люба Маркина. 20:57

ДА ЭТИ ЮНЦЫ САМИ И ПРИНОСЯТ!

ФОТОГРАФ. 21:05

Мне 3 уголовных дела пытались повесить на уши, а я сам мусарню по судам-прокуратурам протащил.

Пётр Кудряшов. 21:10

А кто его избил, что за гопники? А ещё надо выставить в «одноклассниках» фамилии врачей, кто не оказал помощь, и фамилии тех полицейских, которые не хотят разбираться в случившемся. Пусть их знает народ.

Олька. 21:15

Это что за гопники такие? Может, вы неправильно выразились? Может, это мажоры местные? Так и на них есть управа, даже в нашем купленном городке!

Даша. 21:20

Вот сейчас написали моему мужу, что нам пиз… Что ноги переломают, что полиция и прокуратура у них куплена!!! Это что за беспредел???

Дмитрий и Марина Рудаковы. 21:29

Девушка, мой совет вам написать в областную прокуратуру, там точно помогут, я вас уверяю! Возьмите выписку у врача и все прочие документы и не откладывайте, а то, возможно, угрозы будут реальны, все «смс» сохраните!

Стас. 21:31

Может, и куплена прокуратура с полицией, но, когда пахнет серьёзным, будут разбираться, я вас уверяю. И потом, вы сами пишете, что свидетелей было больше чем достаточно.

Дмитрий и Марина Рудаковы. 21:35

А вы уверены, что свидетели будут говорить то, что видели? Сомневаюсь.

Стас. 21:37

Там камеры видеонаблюдения есть.

Дмитрий и Марина Рудаковы. 21:39 И что? У наших знакомых ларёк трое из этой банды вскрыли. И тоже камеры стояли. Самые крутые! Видно как днём. Вся тройка в кадре как на ладони, а в полиции на полном серьёзе заявили, что личности установить не представляется возможным.

Баринов. 21:40

Мой совет родным пострадавшего. Будьте спокойны и уверенны. Внутренняя уверенность и сила со спокойствием вам помогут больше, чем метания. Не обращайте внимания на угрозы, ВЫ ПРОСТО СИЛЬНЕЕ СЕЙЧАС, ПОЙМИТЕ, ЧТО ЭТИ КРУТЫЕ СЕЙЧАС БОЯТСЯ ИМЕННО ВАС, ПОЭТОМУ И ПЫТАЮТСЯ УГРОЖАТЬ. ОПОВЕСТИТЕ ПРОКУРАТУРУ, ЧТО ИДУТ УГРОЗЫ.

Александр Буланов. 21:45

Верно, если самим не суетиться, то запросто могут дело развалить. По своему опыту знаю. Я уже 3,5 года воюю, чтобы дело о мошенничестве против меня довели до суда. Наконец-то зашевелились, хотя все доказательства я сам собрал и преступников сам вычислил!

Даша. 22:03

Вы просите имена преступников. Я хотела озвучить, но меня предупредили, чтобы не делала этого, а то нас могут привлечь к ответственности за клевету.

NN. 22:05

Скиньте-ка мне весь расклад. Желательно в подробностях и с фамилиями! Не действуют органы, у нас есть «смотрящие». И на мажоров есть управа!

Даша. 22:07

Может, по телефону?

NN. 22:09

Ок!

Александр Буланов. 22:11

Может получиться такой вариант развития событий (как в моём случае): первая следователь по фамилии Лугина показала кипучую деятельность, написала ооооочень большую кипу ненужных бумаг, но зато сделала все, чтобы запутать следствие и не получить важных доказательств. Удалось через жалобу в Главное Следственное Управление её сменить. Вторая просто ничего не делала: через месяц у неё был отпуск. Третий оказался трусом. Четвёртая (она же была «вторая») опять бумажки поперебирала. Теперь пятая ведёт дело. Похоже, развязка близка. А вы говорите, будут разбираться! Они будут делать всё, чтобы развалить дело. Вот если пьяница медный таз украдёт, они сразу его найдут и посадят, да ещё в газетах про это напечатают, вот, мол, как мы оперативно работаем. Когда же что-то серьёзное, они землю будут носом рыть, чтобы развалить дело. Вот увидите, ни одного свидетеля у вас не будет. Не забывайте, где мы живём.

Баринов. 22:20

РАЗ ЭТИ ЛЮДИ УСТРОИЛИСЬ РАБОТАТЬ, ЧТОБЫ ЗАЩИЩАТЬ НАШИ ИНТЕРЕСЫ, ОНИ ОБЯЗАНЫ ЭТО ДЕЛАТЬ!!!

Александр Буланов. 22:25

ВЫ ИХ КОНТРОЛЁР! Мне пятая следователь сказала: «В моих интересах довести дела до суда». – «Это почему?» – «Иначе вы с нас не слезете!» И вы, Даша, обязаны наказать ублюдков, чтобы другие люди не пострадали в дальнейшем, и, разумеется, за себя постоять, а иначе эта мразь вообще вас загонит в угол!

Надеюсь, этого достаточно, чтобы убедиться, что наша история получила общественный резонанс. А то ли ещё будет после выхода передачи на губернаторском канале!

10

Утром я ещё раз сходил в нашу больницу, и Любаша написала другое направление, хотя Илья о нём вчера не упомянул, но мало ли, вдруг понадобится.

По пути в Зареченск мы обсуждали, каким образом лучше всего вызволить сына. Впрочем, это было не так уж сложно. Чего проще? Алёшка потихоньку выйдет на лестничную площадку, переоденется и под видом обычного посетителя спустится вниз. Однако вариант этот Кате был не по душе. И сколько бы я ни убеждал, она отвечала одно и то же: «Ну не хорошо это и всё». И тогда мы решили сразу же по приезде поставить лечащего врача в известность: мол, вы как хотите, а мы прибыли за тем, чтобы забрать и перевезти сына в 38-ю, тем более что нас там уже ждут.

И что же?

Стоило это озвучить, как Балакин тут же изъявил согласие и даже как будто обрадовался. Разумеется, после вчерашнего разговора это показалось странным, однако и ничего предосудительного в этом не было. Подумал, может, всё хорошенько взвесил и решил, что так будет лучше для всех. Настоящая же причина откроется позже и принесёт очередные неприятности, тогда же мы от радости не знали, как этого Балакина благодарить, а он только умилительно сиял в ответ: «Ну что вы, не стоит».

Оформление документов отняло больше часа. Наконец нам были выданы на руки выписка, анализы, снимки, а вот медицинскую карту почему-то не дали. Когда я поинтересовался почему, Балакин заверил, что в 38-й нам выпишут другую, а эта, мол, по правилам должна храниться у них, поскольку с неё могут потребовать копию и в полицию, и в суд, и в прокуратуру, да мало ли куда. О том, что мы тоже имели право получить копию, я тогда ещё не знал. Не знали мы и о том, что из специального журнала исчезла запись о нашем поступлении. Это случайно обнаружил неделю спустя Гена, когда выпала возможность по службе полистать журнал. Антон объяснил исчезновение тем, что при появлении записи с подобным диагнозом по закону автоматически возбуждается дело по соответствующей статье. И, скорее всего, запись либо не делали, либо каким-то образом убрали, правда, непонятно, как это удалось, поскольку такие журналы прошиты, пронумерованы и скреплены печатью. Забегая вперёд, скажу, каким образом запись могла исчезнуть. Оказывается, подобные записи уже не раз исчезали при помощи такого простого способа: по распоряжению главного врача Червоткиной, например, однажды за ночь был переписан от начала до конца весь журнал. И все.