Текст книги "Сделать все возможное"

Глава 3

Никто не удивился, когда узнал, что мы с Лукасом выбрали медицинское направление в колледже. А какой еще карьерный путь можно было избрать, кроме медицины? Возможно, юриспруденция? Но никому из нас не нравилось участвовать в разыгрываемых судебных процессах, которые мы едва пережили в девятом классе на уроках истории миссис Пайс. Единственная причина, по которой мы приложили хоть какие-то усилия, была в том, что мы представляли противоположные стороны процесса. И я выиграла благодаря заключительному аргументу, которым бы гордился сам Аттикус Финч. Миссис Пайс пришлось выпить внушительное количество успокоительного в том году.

В выпускном классе Лукас получил приглашение поступить в Стенфорд. Мне, в свою очередь, то же самое предложил Дьюк. Тот факт, что наши университеты находились на противоположных побережьях, только подтвердил правильность нашего выбора. На самом деле я бы прошла весь путь до Новой Зеландии, если бы они предложили мне стипендию.

После отъезда в колледж услышать что-то о Лукасе я могла только от Мэделин. У нас было негласное правило, согласно которому я никогда не спрашивала о нем, а она рассказывала мне о нем так, будто мне было не все равно, что он делает со своей жизнью. Она была единственная, кто говорил мне о его предстоящих визитах домой, и благодаря этому я могла скорректировать свои планы. Убедившись, что он не собирается приезжать, я возвращалась домой на короткое и тревожное время. Из-за мысли о том, что он может внезапно появиться в нашем маленьком городке, я не могла нормально наслаждаться праздниками.

Благодаря тщательному планированию и невероятно подробному календарю Мэделин, я не видела Лукаса одиннадцать лет, даже на фотографиях. Я не пользуюсь соцсетями. Однажды, еще в колледже, я решила больше не отвлекаться на них и удалила аккаунт. Правда ранее, той же ночью, Лукас был отмечен на фотографии с красивой блондинкой во время зимнего бала в Стенфорде, но это никак не было связано с моим решением. Просто глупо тратить свое время на такую ерунду.

Я не могу нормально спать из-за того, что мне предстоит встретиться лицом к лицу с Лукасом после стольких лет разлуки. Но меня это не беспокоит. На рассвете я встаю с кровати и начинаю собираться на работу. Надеваю узкие серые брюки, черную блузку и подходящие балетки. Выглядит профессионально, и в то же время в такой одежде будет удобно принимать пациентов. Когда я завершаю прическу и макияж, сажусь на велосипед и доезжаю до кофейни Гамильтона. Она находится прямо через дорогу от клиники, поэтому я занимаю место у окна, чтобы понаблюдать за Лукасом, когда он появится. Мне важно увидеть его до того, как он увидит меня, это даст мне преимущество.

Бариста приносит два кофе (один для меня, другой для доктора Маккормика) и шутит насчет выбора моего утреннего чтива: «Американский медицинский журнал». Это, конечно, не «Космо», но статьи могут меня немного отвлечь. Хоть во мне нет еще ни капли кофеина, мое сердце бешено стучит, и я виню в этом поездку на велосипеде.

– Дэйзи Белл, это ты?

Я поворачиваюсь и замечаю девушку, которую не видела со времен школьного выпускного.

– Ханна? – говорю я в надежде.

Без соцсетей мне приходится полагаться только на свою память.

Она улыбается, и я понимаю, что оказалась права.

– Как дела? – спрашивает она, подходя ближе с широкой и уверенной улыбкой.

Я киваю.

– У меня все хорошо, а у тебя?

Я вижу, как ее рука с бриллиантом на пальце поглаживает уже прилично округлившийся живот.

– Все хорошо. Уже восьмой месяц, правда, сейчас не особо удается поспать.

Это объясняет, что она делает в кафе так рано, хотя обычно в это время его посещают люди, которые работают по сменам, или безумные доктора, преследующие своих врагов.

– Поздравляю, ты замечательно выглядишь.

Она закатывает глаза в недоверии.

– Это вежливо с твоей стороны. Тодд говорит, что я никогда не выглядела лучше, но думаю, он…

– Тодд Бьюкенен?!

Она смеется и кивает.

– Он самый! Мы поженились несколько лет назад.

Мне кажется, что я нахожусь в какой-то сумеречной зоне. Мои одноклассники женятся и заводят детей. Мне двадцать восемь лет, и я никогда никому не признавалась в любви. И единственный, перед кем я в ответе, это мой робот-пылесос. Как такое вообще возможно? Почему я так сильно отстаю?

– Это здорово, – отвечаю я хриплым голосом.

– Боже, ты выглядишь по-другому, – восклицает она, обводя рукой всю меня, от моих светлых волос до носков балеток. – Я имею в виду, ты была красивой в старшей школе, но не знала, что делать с этими волосами и веснушками. Я рада, что ты их не скрываешь.

Я прикасаюсь к щеке, немного шокированная ее откровенностью.

– Спасибо.

– Знаешь, я на днях видела Лукаса, – продолжает она. – Он переносил вещи на верхний этаж.

Мое тело напрягается, скорее всего, благодаря кофеину, хотя я не сделала еще ни глотка. Должно быть, таким же действием обладают и его пары.

– Хм?

Это новость для меня: я думала, он остановился у родителей. Лукас и я жили по соседству всю жизнь. Пока мы были маленькими, это особо не напрягало, но когда мы стали учиться в старшей школе, все изменилось. Не было никакого спасения. Мы знали каждый шаг друг друга. Каждый раз он оказывался снаружи дома в тот момент, когда парни забирали меня на свидание, и портил все впечатление. Он мог проверять почту, косить газон или мыть машину. Этими обычными занятиями он пытался скрыть истинное намерение: залезть мне в голову и испортить момент.

Я не была такой смелой. Когда такое происходило с ним, я сидела в своей комнате у окна и подглядывала. Когда нам было четырнадцать, он целовался с Кэрри Хокер на крыльце, а я наблюдала, прикованная к стеклу, и пыталась подавить рвотный рефлекс. Мне было интересно, как она вообще может это выносить.

Я тянусь за кофе и, крутя чашку в руке, изучаю его молочно-коричневый цвет, а затем снова смотрю на Ханну. Она немного ухмыляется и наклоняется ближе ко мне, чтобы бариста ее не услышал.

– Он до сих пор самый горячий парень из всех, кто учился в нашей школе.

Если бы в этот момент я сделала глоток кофе, то выплюнула бы его прямо ей в лицо.

– Судя по твоей реакции, вы до сих пор не ладите? – недоверчиво спрашивает она.

Я не удивлена, что она помнит нашу вражду. Мне кажется, однажды даже администрация Буша была проинформирована о наших выходках.

– Разве может нормальный человек поладить с кем-то настолько высокомерным? – шучу я, пытаясь возложить всю вину на Лукаса.

Она смеется.

– Ты была единственной, у кого с ним были проблемы. Мы никогда этого не понимали. Ходили даже слухи, что…

Я смеюсь громко и чересчур агрессивно. Мне необходимо, чтобы она замолчала и пошла уже рожать ребенка.

– Ну, я не хочу тебя задерживать, и мне нужно вернуться к чтению.

Она понимает намек и отступает. Я желаю ей удачных родов и делаю вид, что продолжаю читать журнал. Только когда она уходит, я понимаю, что не спросила о том, что она имела в виду, когда сказала, что он переносил вещи наверх.

Я слышала, что в этом здании перестроили второй этаж под лофт, но, конечно, он же не может быть прямо сейчас надо мной. Меня охватывает дрожь, и я медленно поднимаю глаза к потолку, ожидая, что, как в фильмах ужасов, капельки крови начнут капать мне на лицо.

Вместо этого я вижу только открытые воздуховоды и проводку и чувствую себя дурой. Я думала о Лукасе больше, чем хотелось. Такое чувство, что я уже проигрываю соревнование, которое даже еще не началось, так что следующие несколько минут я притворяюсь, будто вернулась в Дьюк, за миллион миль от Лукаса. Эта мысль потихоньку успокаивает нервы, и я почти представляю мир, в котором его не существует.

Как только достигаю спокойствия, достойного Оскара, которое собираюсь сегодня излучать, я вижу, как открывается соседняя с парадным входом в кафе дверь. Я морщу брови и наклоняюсь ближе к окну, медленно наблюдая, как на тротуар выходит мужчина. Мужчина, которого я надеялась избегать всю жизнь, или, по крайней мере, еще пять минут. Мужчина, который является главным проклятием всей моей жизни.

Глава 4

У меня пересыхает во рту, руки дрожат. Мой желудок скручивает, а затем начинает выкручивать кульбиты, как на американских горках на максимальной скорости. Технически мое желание исполняется: я вижу его до того, как он видит меня, но теперь мое намерение изменилось, и я хочу, чтобы он исчез, вернулся в свою нору и остался там навсегда.

Он стоит ко мне спиной, и я начинаю оценивать его – с научной точки зрения, конечно. Его волосы темно-каштановые, густые и подстриженные кем-то, кто точно знает свое дело. На нем темно-синие брюки и белоснежная рубашка. А его коричневые кожаные часы подходят к ремню и туфлям. Видимо, какая-то женщина за долгие годы все-таки смогла научить его правильно сочетать цвета, правда после этого он, скорее всего, жестоко с ней разделался.

Прежде чем перейти улицу, он смотрит по обе стороны дороги. Делает это не потому, что мама так научила, а потому, что ищет меня. Он хочет убедиться в том, что я не подстерегаю его на новеньком «Форд Бронко», готовая сбить в любой момент. На несколько секунд моему взору предстает его профиль. Ну, конечно. Про себя я проклинаю время и тестостерон: одиннадцать лет отшлифовали его пухлые щечки в острые скулы. Они вытянули его тело и раздули его, как мускулистый воздушный шар. Без сомнения, он употребляет протеин и регулярно ходит в спортзал.

В старших классах он предпочитал контактные линзы. Теперь на нем очки в толстой черной оправе, как будто после работы он собирается на пробы для нового фильма про супергероев и заранее пытается вжиться в роль. Слишком пафосно, но они ему идут.

Как только Лукас удостоверяется, что ему ничего не угрожает, он делает шаг на дорогу. Беззвучно я поднимаюсь со стула, продолжая следить за ним, как коп под прикрытием. Когда я тихонько выхожу из кафе, Лукас не оборачивается, но сразу замечает меня в отражении витрины здания, которое стоит перед семейной клиникой доктора Маккормика: мои волосы слишком яркие, чтобы остаться незамеченными. Наши глаза встречаются на зеркальной поверхности, но никто из нас не поворачивается и не колеблется. На улице только мы, и в моей голове мелькает мысль: вылить на него кофе, который я несу доктору Маккормику, и заявить, что это был несчастный случай. Его слово против моего, он бы не смог ничего доказать, ведь я очаровательна. Но у этого кофе другое предназначение.

Наши шаги звучат в унисон: левой, правой, левой, правой. Я жажду первой прикоснуться к дверной ручке, но это будет возможно, только если я побегу. А это слишком отчаянно даже для меня. Так что он первый подходит к двери, и я предполагаю, что, войдя внутрь, сразу закроет ее за собой. Вместо этого он отступает и придерживает ее для меня.

Я знаю, что это просто игра. Благородство погибло, Лукас убил его.

Когда я уже в шаге от него, он лениво улыбается и выставляет ногу, чтобы сбить меня с толку. Не нарушая темп, я перешагиваю через нее.

– Тебе понравились цветы? – спрашивает он.

Его голос глубже и мягче, чем был по телефону: как терпкий алкоголь, который вызывает неприятное похмелье.

Я улыбаюсь.

– Они гниют в мусорном баке.

– А карточка?

Его злобный тон подтверждает, что цветы и открытка были не подарком, а засланным в мою душу троянским конем.

– Она красиво горела.

Это первая встреча за столько лет, и она оказывается достаточно резкой. Я не удивлена, что мы продолжаем с того места, на котором остановились одиннадцать лет назад.

Мы входим в вестибюль, где доктор Маккормик ждет нас с остальным персоналом. На их лицах сияют улыбки, и я осторожно отворачиваюсь от Лукаса, чтобы он не заметил мою.

Все кричат «Добро пожаловать!», указывая на самодельный баннер, висящий за стойкой регистрации.

Моя улыбка становится все шире, когда наш босс двигается нам навстречу.

– Всем доброе утро! Доктор Маккормик, я принесла вам кофе, как вы любите. Что касается остальных, первый кофе-брейк сегодня за мой счет.

Они приятно удивлены, Лукас – нет. Я протягиваю кофе боссу и наконец поворачиваюсь, чтобы взглянуть на спутника. Моя улыбка кажется искренней, потому что еще секунду назад она такой и была. За эти годы я научилась кое-каким трюкам.

Лукас оценивающе смотрит на меня. Его темный взгляд скользит от кончиков моих балеток до блестящих волос; уверена, он задается вопросом: достойный ли я все еще соперник? Когда уголок его рта медленно приподнимается в ухмылке, я понимаю, что он в восторге вновь встретиться со старым врагом и мечтает отделить мясо от моих костей.

Доктор Маккормик представляет нас другим работникам, и пока Лукас пожимает всем руки и улыбается, я делаю кое-что позначительнее. Я запоминаю их имена и начинаю разрабатывать план давления на каждого из них.

Итак, два фельдшера, медсестра и администратор. Все, кроме последнего, выглядят молодо, примерно моего возраста, но все они женщины, поэтому сразу влюбляются в Лукаса. Это биология, и с ней я не могу конкурировать, поэтому прибегаю к другой тактике.

– Какие здесь восхитительные комнатные цветы, Кейси!

Медсестра начинает светиться от моего комплимента.

В то время Джина – администратор – обходит стойку регистрации и снимает с вешалки два белых халата. Один для Лукаса и один для меня. Лукас забирает оба и разворачивает мой, чтобы я смогла его надеть. В его руках он смотрится смехотворно маленьким.

– Я не знал, что их стали шить в детских размерах, – говорит он, озаряя меня дьявольской ухмылкой.

Я стискиваю зубы и молчу, в то время как другие сотрудницы смеются, как будто его шутка смешная.

«И с этими людьми мне придется работать».

С неохотой я просовываю одну руку и поворачиваюсь к нему спиной. Он делает шаг вперед, когда моя вторая рука оказывается в рукаве, мы оказываемся ближе, чем за все одиннадцать лет. Он касается пальцами моего затылка, расправляя воротник на халате.

Это бесполезная попытка выбить меня из колеи. В белом халате я чувствую себя устрашающей и полной решимости. На нем вышиты с одной стороны – логотип клиники доктора Маккормика, а с другой – «Доктор Дэйзи Белл».

Доктор Маккормик смотрит на нас глазами, полными слез. Он очень сентиментальный человек.

– Я так горжусь вами.

Я подхожу немного ближе к нему, и Лукас следует за мной.

– Итак, время для небольшого отступления. Думаю, дам вам испытательный срок, чтобы вы смогли приспособиться. Вы оба жили в больших городах и поймете, что ведение практики в маленьком городе отличается. Здесь на пятьдесят миль вокруг больше нет специалистов. Вы это увидите, и мне нужно знать, что вы оба справитесь.

– А если один из нас не справится, что тогда? – невинно спрашиваю я.

Возможно, у меня все еще есть шанс получить собственную практику. Моя мечта не совсем умерла.

– Ох, я сомневаюсь, что это произойдет. Вы оба способные врачи. Этот испытательный срок больше для меня, чем для вас. Все-таки эту работу будет трудно отпустить.

Он ходит вокруг да около, но факт в том, что он действительно думает, что Лукас и я будем делить практику. Кажется, кто-то подсыпал ему в завтрак таблетки, которые сделали его сумасшедшим.

– Я заметил, что у вас, кажется, есть сомнения по поводу совместной практики. Я не хотел вас разыгрывать, не думайте, поэтому сейчас я не буду настаивать на подписании контракта на случай, если вы захотите принять работу в другом месте. Как я понимаю, у вас обоих было много предложений.

Он совсем меня не знает, если думает, что я сдамся только из-за того, что Лукас Тэтчер – мой коллега. Теперь я предана этой работе больше, чем когда-либо прежде.

– Конечно нет. Спасибо за такую возможность, – говорю я искренне.

– Я отнесусь к этой работе со всей серьезностью, – вторит Лукас.

Слышатся вздохи облегчения среди присутствующих.

Доктор Маккормик смеется и вытирает со щеки слезу. Затем, кивнув головой, переводит клинику обратно в рабочий режим.

– Хорошо, давайте продолжим. Сегодня будет напряженный день. Мы заранее уведомили пациентов о вашем появлении. Я приму их, если они будут настаивать, но рано или поздно им придется привыкнуть к тому, что теперь это ваша работа.

Нет, им придется привыкнуть ко мне, и они будут счастливы. У меня замечательный врачебный такт. Я нежная и понимающая. И я хороший слушатель, в отличие от Лукаса. Держу пари, он тяжело вздыхает и смотрит на часы во время приема. А еще торопит пациентов, когда они хотят рассказать ему все в подробностях.

– Пойдемте со мной, – зовет Джина. – Я провожу вас в ваши кабинеты.

Она указывает на дверь возле стойки регистрации, мы начинаем идти, и Лукас завязывает с ней беседу. Я держусь позади, надеясь, что Джина видит его очевидную попытку влюбить ее в себя. Судя по блеску в глазах, подозреваю, что она счастлива быть пешкой, если он займет позицию короля.

Наши кабинеты небольшие: почти все пространство занимают два шкафа, которые стоят вдоль одной стены. Их освободили для нашего пользования. Я отмечаю, что мне нравится то, я что вижу. Думаю, Джина относится с подозрением к моему энтузиазму, ведь я с трудом могу развернуться в таком маленьком пространстве, а коробки, которые стоят у дверного проема, почти блокируют вход.

– Хорошо. Ну, а там кухня, – указывает она на помещение за ее спиной. – Я варю кофе по утрам, но, если он будет заканчиваться, дайте знать, я приготовлю еще. Не оставляйте посуду в раковине и убирайте за собой. Я администратор, а не горничная.

– Я кофейный маньяк и буду счастлив приготовить его сам, – говорит Лукас, демонстрируя свою идеальную улыбку.

Джина кивает, прежде чем отвернуться, по-видимому, оценив его приземленность и открытость. Это фальшь. Как только она поворачивает за угол, обратно в коридор, мы в первый раз остаемся наедине. Мы стоим бок о бок в дверях наших кабинетов без малейших движений. Наши руки скрещены, и я пытаюсь держать спину как можно прямее.

– Ты ничуть не изменилась, – наконец выдавливает он.

– В самом деле? Потому что ты выглядишь намного хуже.

– Ты, вероятно, права.

Он наконец поворачивается ко мне лицом, и я ошеломлена тем, насколько годы сделали его красивым. У него четко очерченная челюсть, прямой нос и соблазнительные карие глаза. Это несправедливо. Он наклоняет голову, и я моргаю, осознавая, что, вероятно, рассматривала его слишком долго.

– Послушай, Дэйзи, я знаю, что у нас были разногласия в прошлом, но мы оба повзрослели, и я просто надеюсь, что мы сможем начать все с чистого листа. Никто из нас не хочет рисковать этой возможностью, так что давай оставим детские шалости позади.

Его сердечная речь звучит искренне, на мгновение я гадаю, так ли это, но затем его злая ухмылка возвращается. Коварно. Любая другая женщина, возможно, поверила бы ему, но я ломаю его оливковую ветвь о свое колено.

– Я очень тронута, Лукас. Ты долго практиковался перед зеркалом прошлым вечером?

Прежде чем он сможет продолжить свои умственные потуги, я поворачиваюсь и закрываю дверь своего кабинета. Комната размером с наперсток, она даже для меня маленькая, а это значит, что по соседству кому-то совсем тесно. Я представляю Лукаса внутри коробки, и от этого на моих губах появляется улыбка.

Я кладу сумку и смотрю на список пациентов, подготовленный для меня. Итак, на повестке дня их двадцать четыре. Восемь посещают доктора Маккормика, а остальные шестнадцать распределяются между доктором Тэтчером и доктором Белл.

В голову приходит идея, и руки начинают дрожать от прилива адреналина. Я вскакиваю из-за стола, распахиваю дверь и почти бегу к стойке регистрации.

Испытательный срок доктора Маккормика – это наш шанс проявить себя перед ним. Я могу продолжать покупать ему кофе и осыпать комплиментами, так я и буду делать, но это только первый этап моего плана «Завоевать любовь доктора Маккормика». Если я хочу реализовать мечту о собственной практике, мне нужно, чтобы Лукас казался странным человеком для двух других групп в этом уравнении: персонала клиники и пациентов. С персоналом, состоящим в основном из женщин, Лукас обязательно одержит верх. По-видимому, большинство из них находят его типаж привлекательным, и, если я не готова изуродовать его лицо, это не изменится. Однако нашими пациентами будут и мужчины, и женщины всех возрастов. Они захотят приятного, сострадательного врача независимо от пола и округлости мышц. Если я смогу склонить пациентов на свою сторону и доктор Маккормик услышит, как они бредят мной, ему придется пересмотреть свое решение о том, чтобы сделать Лукаса частью своего наследия. Персонал и пациенты – избиратели демократии, и я получу их голоса. А Лукас получит от меня билет на автобус из города.

Итак, начинается второй этап – «Завоевать любовь персонала клиники и пациентов».

Я прохожу мимо двух ассистентов, Мэрайи и Бекки, которые готовят смотровые для наших пациентов. Широко им улыбаюсь. Джина и Кейси сидят за стойкой регистрации, работают. Рядом с компьютером Джины находится ящик, заполненный файлами с историями пациентов, которые сегодня придут. Пока из всех мне нужно прочитать только восемь: карточки пациентов, которые находятся на границе между легким раздражением и бешеной яростью из-за того, что их врач уходит на пенсию. Они нервничают, а я возьму их за руку и проведу через этот непростой период. К тому времени, как мы закончим осмотр, они даже не вспомнят, кто такой доктор Маккормик.

Я спокойно просматриваю истории пациентов, когда Мэрайя и Бекки возвращаются к стойке регистрации с только что сваренным кофе в руках. «Этап номер два», – думаю я про себя, прочищая горло.

– Я знаю, что сегодня утром принесла кофе только доктору Маккормику, но надеюсь, что вы все присоединитесь ко мне на кофе-брейке, я угощаю, – сверкаю улыбкой я. – Только мы, девочки…

Звон колокольчиков над входной дверью прерывает мое щедрое предложение. Я наклоняюсь над стойкой регистрации и смотрю на паренька, который тащит два здоровенных пакета. За его спиной висит шляпа, а глаза говорят, что он предпочел бы поспать.

– Ох! Это все для нас? – Джина встает и радостно хлопает в ладоши.

– Ну, уж точно не для меня. – Паренек пожимает плечами, а затем смотрит на записку, которую держит в руке. – Это доставка от парня по имени Лукас.

– Доктора Тэтчера, – Джина, хмурясь, поправляет его.

Он снова пожимает плечами: за семь баксов в час ему явно все равно. Ему нужны чаевые, которые Лукас протягивает из-за моего плеча. Я не заметила, как он подошел, и теперь очень злюсь на него за то, что додумался до такого он, а не я. Я улавливаю аромат пончиков; все любят пончики, особенно я.

– Ох, и еще кое-что от… – паренек снова переводит взгляд на записку, – Дэйзи.

Я смотрю на Лукаса, но его лицо – каменная маска. В какую игру он играет?

– Это так мило с вашей стороны! – восклицает Кейси, обходя стол и забирая два пакета у парня, чтобы тот наконец смог убежать из клиники.

Весь персонал следует за ней на кухню, и мы наблюдаем, как она разворачивает пакеты. В одном из них четыре коробки теплых пончиков с глазурью. От них до сих пор поднимается пар.

– Это от меня, – говорит Лукас с улыбкой.

Из другого пакета Кейси достает хилую композицию из фруктов, и я вижу, как улыбки присутствующих тают на глазах.

– А это от Дэйзи, – подхватывает Лукас. – Находчиво, правда?

Передо мной – отвратительная и совсем не похожая на бренд Edible Arrangement[1]1
  Компания, которая специализируется на производстве фруктовых букетов, корзин с фруктами и различных подарочных наборов (Здесь и далее прим. пер.).


[Закрыть] композиция из печальных обмякших дынь и маленьких странных виноградинок, насаженных на деревянные шпажки. Пока мы разговариваем, фрукты начинают подгнивать, а цвет начинает напоминать побледневшую плоть.

– Ох, эм, какая прекрасная идея, доктор Белл! – говорит Кейси набитым шоколадной крошкой ртом.

Она вытаскивает огромную зубочистку из фруктовой композиции и едва скрывает отвращение.

Я стою в дверном проеме и смотрю, как все сотрудники бегают вокруг шведского стола, наполняя тарелки пончиками и отводя взгляд от печально выглядящих фруктов, доставку которых Лукас приписал мне.

– Ох, сегодня утром я уже ела апельсин, – объясняет Джина, избегая моего взгляда, и выскальзывает из кухни.

– Я… вернусь за фруктами позже, Дэйзи, – тихо обещает Мэрайя.

Когда наступает очередь Бекки, она громко откашливается, проходя мимо фруктовой композиции, и едва подавляет рвотный позыв. Она даже не оправдывается, кладя на тарелку два пончика.

Мы с Лукасом остаемся одни на кухне, и меня трясет от ярости. Я расстроена даже не из-за него, я расстроена из-за себя. Я недооценила его и не позволю этому случиться снова.

Он обходит меня и тянется к маленькому белому бумажному пакетику, который я раньше не замечала. Особая доставка? Он передает его мне.

– С баварским кремом.

Я хочу размазать этот крем по его лицу и заляпать им его очки.

– Я уже позавтракала.

Мой желудок предательски урчит, говоря об обратном, но Лукас не упоминает об этом.

– Хорошо. Я просто оставлю его здесь.

Он держит зрительный контакт, когда ставит пакетик обратно на стол. Глаза светло-карие, цвета грецкого ореха. Теперь понятно, почему я всегда ненавидела именно этот орех.

* * *

Мое утро проходит в неловких встречах с пациентами, в перерывах между которыми я тайно, со злостью поедаю пончик с баварским кремом, который я была вынуждена принять. Лукас проходит мимо моего кабинета и подозрительно смотрит на меня именно в тот момент, когда я съедаю последний кусочек.

– Батончик гранолы, – быстро выдавливаю я, и последние крошки углеводного десерта слетают с моих губ.

– Никто тебя не обвиняет, – отвечает он. – Но, если ты не собираешься есть пончик, который я тебе дал, уверен, доктор Маккормик с удовольствием его съест. Могу я забрать его?

– Ох, мне пришлось его выбросить – пахло так, будто крем испортился, – бормочу я, дожевывая остатки пончика.

В районе обеда доктор Маккормик вызывает нас в свой кабинет. Полагаю, причина в том, что он уже принял решение уволить Лукаса.

– Садитесь, мои маленькие рок-звезды. – Он указывает на изношенные кожаные кресла, которые стоят перед его столом.

Лукас любезно протягивает руку, предлагая мне сесть первой. Я внимательно осматриваюсь, на случай, если он планирует выдернуть из-под меня сидение. Сомневаюсь, что он опустится так низко перед доктором Маккормиком, но после утреннего фокуса я уже ничему не удивлюсь.

– Как бы я ни ценил маленький банкет этим утром, не хочу, чтобы вы думали, что вам нужно приносить угощения каждый день, чтобы получить мое одобрение. – Он похлопывает себя по животу, как будто говорит, что его здоровье не выдержит, если наша игра будет продолжаться в том же духе. – Хотя, если вы хотите быть полезными, мне необходимо заменить масло в грузовике, – добавляет он со смехом.

Лукас закатывает рукава белого халата, как будто собирается сам открыть капот машины доктора Маккормика.

– Обычное или синтетическое?

«Еще в задницу поцелуй!»

– Я скажу, чего действительно хочу от вас двоих: чтобы вы проявили теплоту и уважение по отношению к нашим друзьям-пациентам. Вот в чем дело: я по-настоящему горжусь тем, что веду практику, которая помогает обществу. Слишком часто врачи так увлекаются заработком, что забывают, зачем они вообще пошли в медицину – чтобы помогать людям. Скажите, кто-нибудь из вас помнит четвертую строчку клятвы Гиппократа?

Мы с Лукасом нервно переглядываемся, прежде чем кивнуть.

– Я не ожидаю этого от вас, но для меня эти слова имеют особое значение, поэтому я повесил их прямо здесь. – Он указывает на рамку, которая висит на стене позади него. – «Я буду помнить о том, что в медицине не меньше искусства, чем в науке, и что теплота, сочувствие и понимание могут перевесить нож хирурга или лекарство фармацевта», – цитирует он.

Я почтительно киваю.

– Это моя любимая часть.

Лукас смотрит в мою сторону, и я чувствую, как от него исходят волны презрения.

– Вы, дети, только что окончили ординатуру, и я уверен, вы думаете, будто знаете, как быть семейным врачом. Но будьте уверены – вам еще многому нужно научиться. В таком маленьком городке, как этот, на ваших глазах сменятся поколения. Из этого скромного кабинета я наблюдал, как дети вырастают и начинают воспитывать собственных детей. Я держал за руку стариков, когда те умирали. Я пытаюсь донести до вас вот что: вы станете для этих людей больше, чем просто врачами, вы станете частью их семей. Как думаете, справитесь с такой ответственностью?

Во время его речи я так наклонилась вперед, что чуть не упала с кресла, когда кивнула.

– Да, – говорим Лукас и я в унисон.

– Хорошо. Тогда следующие несколько месяцев я буду вас испытывать. Я хочу видеть энтузиазм, даже когда буду отдавать вам своих самых трудных пациентов. Хочу видеть, как вы применяете в своей работе последние достижения медицины, а не просто плывете по течению, как прочие врачи с частной практикой. Удивите меня! Я хочу, чтобы вы стали лучшими!

Энергия, излучаемая мной и Лукасом, буквально искрится в воздухе. Мы – Титаны, а доктор Маккормик – Дензел[2]2
  Отсылка к фильму «Вспоминая титанов». История темнокожего тренера и его команды по американскому футболу, которые столкнулись с проблемой расовой дискриминации.


[Закрыть]. Я хочу стучать шлемом о стену раздевалки и кричать «ура».

– Я не подведу вас, сэр, – говорит Лукас и встает.

Я вскакиваю на ноги и подхожу к столу, протягивая руку.

– Всю жизнь я шла к этому моменту.

Доктор Маккормик улыбается каждому из нас и сообщает, что мы можем приступать к дневным встречам. Раньше между нами была напряженность, но доктор только что поднял ее до беспрецедентного уровня. Он выстрелил из стартового пистолета, и мы выбегаем из его кабинета, толкая друг друга, двигаясь по длинному коридору.

– Ты опозоришься, если останешься, – насмехаюсь я.

Мы находимся в нескольких шагах от наших кабинетов, и я собираюсь забежать внутрь, но Лукас поворачивается и прислоняет меня к стене. Я не съеживаюсь, прижимаюсь прямо к нему, поднимая голову, чтобы посмотреть в его уродливые глаза цвета грецкого ореха.

Он тянет руку, чтобы потеребить нашивку на моем белом халате.

– Когда через несколько недель ты соберешь вещи, я позволю тебе оставить этот халат, чтобы ты могла вспоминать о том, какой шанс ты упустила.

Думаю, он чувствует, как мое сердце бешено колотится. Я в ярости. Но у меня нет достаточно хорошего ответа, поэтому я иду в наступление.

– Ты слышал его? Он ищет не приятеля по гольфу, а тепло и искренность. – Я прикасаюсь к его лицу бархатной тыльной стороной ладони. – А что может быть теплее, чем женское прикосновение?

Он дергает головой, но в целом остается невозмутим.

– Это и правда твоя любимая часть клятвы?

– Если это любимая часть доктора Маккормика, то и моя тоже, – говорю я с невинной улыбкой.

Он прищуривает глаза.

– Не знал, что ты теперь марионетка. Если я пошевелю пальчиками, выполнишь мою просьбу?

Мэрайя вежливо кашляет в конце коридора, и мы внезапно осознаем, что уже не одни.