Текст книги "Красный Вервольф 4"

– Ну и что? – я пожал плечами. – Мы на войне, тут бывает пленных берут.

– Так этот Беккер вроде как договорился, чтобы его обменяли на кого-то! – воскликнул Яшка. – А он в лицо меня узнал. Получается, что в Псков я теперь уже точно вернуться не смогу.

– Какой-то ты непоследовательный, Яшка, – усмехнулся я. – То говоришь, что засветился, и тебе больше нельзя среди фрицев быть, а теперь какого-то Беккера испугался. Ты определись уже! Ты хочешь в партизанском отряде остаться или обратно в коллаборанты к фрицам вернуться?

– Не знаю я, дядя Саша, – снова пригорюнился Яшка. – Если этот Хайдаров от меня не отцепится, мне ведь бежать придется. А куда тут бежать-то? Только в Псков, получается. А Беккера отпустят, так он живо меня сдаст, что я из партизан.

– Эх, Яшка, вредно тебя одного оставлять, вот что! – я рассмеялся. – Столько всего уже наворотил, хрен распутаешь. И жениться хочешь, и Хайдарова боишься, и печалишься насчет Беккера…

– Хорошо, что ты живой, дядя Саша, – Яшка коротко вздохнул. – Ты вернулся, и сразу как-то жизнь проще кажется. Не буду больше огород городить. Как ты скажешь, так и сделаю, вот. Хоть в огонь, хоть в воду, лишь бы с тобой.

– Я тоже рад, что ты жив, Яшка, – улыбнулся я. – Кстати, а может ты слышал чего про Кузьму?

– Так это… – начал Яшка, но тут из центра лагеря послышались громкие голоса. Я вскочил и приложил ладонь ко лбу.

– Кажись, Слободский вернулся, – проговорил Яшка. «Наташа!» – радостно екнуло сердце.

– Ну что, проводить тебя до госпиталя, или еще тут посидишь? – спросил я.

Я выскочил из землянки для раненых и торопливо направился к компашке партизан, сгрудившихся вокруг командира. Пришлось даже себя чутка притормозить, а то мчусь, как школьник на свиданку с радостной рожей. Букетика цветов в руках не хватает.

Слободский стоял в центре и, судя по выражению лица, рассказывал какие-то радостные новости, рядом с ним стояла Наташа. Серьезная такая, в форме и с винтовкой за плечом. Давненько я ее такой не видел, все больше в городских платьях или вообще замаскированной под старуху. Я протиснулся вперед. Лицо Наташи сначала расцвело счастливой улыбкой, когда она меня заметила. Сердце так радостно заколотилось от предвкушения, что сейчас я обниму свою милую снайпершу. Но длилось это ровно секунду. Улыбка моментально завяла, лицо Наташи снова стало серьезным и даже как будто испуганным. На меня она больше не смотрела. А смотрела совсем в другую сторону.

Глава 5

Я проследил за ее взглядом и уперся в бравого парня с кучерявым чубом и в тельняшке. Того самого, с доски почета, с которым она когда-то близняшек из леса выводила. В тот самый раз, когда я ее у фрицев отбил. Он тоже смотрел на меня. Вот только не бравым соколом, как с доски почета. А хмуро так, исподлобья.

К Наташе мы шагнули одновременно. Только он оказался ближе. Приобнял Наташу по-хозяйски так и глянул на меня с этаким победным прищуром.

– Ну что, Наташка, когда жениться будем? – заявил он голосом первого парня на деревне. Картузика с гвоздичкой только для полного образа не хватает. И гармошки в другой руке.

– Степа, ну ты чего? – смущенно пробормотала Наташка, щеки ее залились румянцем. На меня она не смотрела, кажется, вообще не знала, куда деть глаза. И как будто попыталась вывернуться из его объятий. Но не стала.

– Не рановато ли с такими предложениями-то, а, герой? – вполголоса сказал я, сунув руки в карманы. Кулаки зачесались, подправить степкину самоуверенную физиономию.

– А чего тянуть-то? – ухмыльнулся Степка. – Жизнь сейчас такая, что долго кочевряжиться вроде и не след, а, Натаха?

Он прижал девушку еще крепче и посмотрел на нее снизу вверх.

– А может девушка другого мнения? – криво ухмыльнулся я. И тут меня как пыльным мешком по башке долбануло. Это что это ты делаешь, дядя Саша? Хвост распетушил, кулаки разминаешь, да? Как будто сам уже собрался семью заводить, дом строить и чтобы детишек – семеро по лавкам, а? Ты же чужак! Что ты знаешь про Наташку и этого первого парня на деревне? Может они как раз поженились и нарожали пятерых героев ударного труда, которые после войны Союз восстанавливали, со всем пылом рьяных строителей коммунизма. Влезешь сейчас, начистишь этому сопляку рыло, Наташка за тобой потянется, а ты сгинешь через месяц. В этой своей гравитационно-временной сингулярности или как оно там называется, то самое, что меня в сорок первый год забросило… И получится, что янтарную комнату ты в музей вернул, а жизнь человеку сломал. И не одному человеку, а сразу многим. А кто-то и вообще не родится.

Я откашлялся и проглотил слова, которые только что собрался сказать. Пресек на корню, так сказать, эскалацию конфликта. Вместо этого улыбнулся во все зубы и протянул партизанскому герою руку.

– Здорово, Степан батькович, – сказал я. – Нам вроде как раньше не случалось видеться, но наслышан, наслышан! – потом глянул на девушку, которая все еще стояла, опустив взгляд и с пунцовыми щеками. – Привет, Наташа!

Парень от такой резкой перемены тональности слегка обалдел и захлопал ресницами, как теленок новорожденный. Но опомнился быстро. Сопоставил, надо думать, в своей геройской голове, что такой вариант для него всяко лучше, чем звиздюлей получать. Так что он от Наташки руку убрал и сунул мне.

– И я о тебе слыхал, Саша, – пожал мне руку, но торопливо так отпустил. Будто подвоха какого ожидал. И, если не кривить душой, я бы этот подвох ему с превеликим удовольствием организовал. Но вместо этого я хлопнул его по-товарищески по плечу и повернулся к Слободскому.

– Так вы теперь с нами, получается, Александр Николаевич? – спросил командир партизан, когда мы отошли в сторонку от всех остальных.

– Ну если не прогоните, то хотелось бы, – сказал я, простодушно разводя руками. – Пока новых распоряжений не поступит.

– Это хорошо! – повеселел Слободский. – Нам такие люди, как ты, ох, как нужны! Отряд-то, как видишь, разросся, но людей с настоящим боевым и диверсионным опытом, как говорится, хрен да маленько.

– Весь ваш, с потрохами, можно сказать, товарищ Слободский! – браво сказал я, отчаянно борясь с желанием бросить взгляд в ту сторону, куда ушли Степа с Наташкой. В прошлый раз, когда смотрел, он ей что-то тихо втолковывал, а она молча слушала с хмурым лицом. Эх, бл*ха, знать бы наверняка, как нужно поступить… Это с фашистами ведь просто – бей, не жалей, и весь разговор. А тут… А тут надо головой сначала подумать, а не другим местом. Надо будет с Наташкой по тихому переговорить, когда его рядом не будет, чтобы дров не наломать…

– …так как, возьметесь за операцию? – спросил Слободский, и я понял, что прослушал все, что он говорил.

– Да не вопрос! – не разбираясь, согласился я. Резонно подумав, что вряд ли Слободский предложил мне на светский раут с танцами пойти. А мне сейчас в самый раз бы голову отвлечь от набившихся в нее непрошенных мыслей о личной жизни.

– Это просто прекрасно! – просиял Слободский. – Тогда сейчас я несколько распоряжений отдам ребятам и жду тебя в штабе.

– Только это… – я придержал командира за рукав. – Можно Яшку моего тоже прихватить? Ему бы отличиться как-то, а то к нему Хайдаров прицепился, мол, коллаборционист, перебежчик… А он парень-то хороший и свой в доску, я ему сколько раз уже спину подставлял.

– Так у него же нога… того… – прищурился Слободский.

– Уже лучше ему, сейчас только навещал, – усмехнулся я.

– Ну что ж… – лицо Слободского стало замкнутым. Сомневается командир, не сработало на него фирменное яшкино обаяние. Или с Хайдаровым не готов пока что спорить.

– Да вы не сомневайтесь, товарищ Слободский! – заверил я. – Под мою ответственность, а? Чем хотите поклянусь, что Яшка не подведет.

– Ладно, – будто через силу кивнул командир. – Но в штаб пока что без него приходи.

– Само собой, – я кивнул. И не удержался от взгляда в сторону Наташи.

Они все еще разговаривали. Только теперь говорила она, а ухажер ее слушал. И корчил подозрительные гримасы. Кулаки снова зачесались. Влепить бы тебе, Степа, разок в челюсть. Лицо он тут корчит, смотрите-ка! Да ты прыгать от радости должен козлом, что такая девушка, как Наташа, с тобой вообще разговаривает!

Я отвернулся, тряхнул головой. Двинул кулаком в ближайшее дерево.

Дурацкая ситуация.

Самое то сейчас отправиться фрицев крошить направо и налево. Никому пощады не будет…

Постоял еще в одиночестве некоторое время, выплюнул недожеванную травинку и направился к штабу.

***

Серега высунулся из-за валуна и орлиным взором обозрел окрестности. Наблюдательный пост мы выбрали отличный – пологий холмик на берегу озера был доминирующей высотой, и обе дороги, ведущие к Свободному отсюда отлично просматривались. Ну то есть как, дороги… Накатанная развороченная тележными колесами колея на самом деле вела в никуда, до лесной просеки. А вторую назвать дорогой – это в лучших чувствах оскорбить все на свете словари, которые считают, что дорога – это полоса местности, приспособленная для движения транспортных средств. Так вот дорога до Свободного была приспособлена для чего угодно, только не для транспорта. Яшка, уж на что водитель опытный, и тот не смог до самого места на лоханке доехать. Пришлось вылезать из машины и выталкивать в одном месте. А последний километр пришлось пешком топать. Впрочем, как раз эта самая дорога, а точнее – ее отсутствие оказалось самым лучшим защитным сооружением, которое можно было в условиях Псковской области соорудить.

– Что-то меня сомнения берут, – Серега почесал пегую бороденку. – Может все-таки тот парень не расслышал? Чего бы им к ночи-то приезжать, а?

– Не могу знать, Сергей Гаврилович, – я приставил к глазами бинокль и присмотрелся к опушке леса. Вот зараза, надо будет после всего лещей раздать! Отчетливо так струится дымок. Курит кто-то! Курить в засаде – это последнее дело. В другое время, стоило тебе затянуться, ты на всех тепловизорах начинал светиться, как новогодняя елка. Мишень, можно сказать, себе на лоб цеплял. И светящуюся всеми цветами неона вывеску над головой: «Стрелять сюда!»

Здесь в сорок первом тепловизоров еще не было, конечно. И если, мол, огонек чашечкой из руки вот эдак прикрыть, то со стороны и незаметно. Ну да. Только вот сейчас еще не ночь. До заката еще верных полчаса. Так что светящийся огонек заметно и не было бы. Зато дым…

– Сучий потрох… – сквозь зубы прошипел я. Ведь если я его вижу, значит и фрицы могут увидеть. А смысл засады, прежде всего в том, что она внезапная!

– Что там? – забеспокоился Серега. – Едут что ли?

– Да кое-кто без табачной соски, я смотрю, обойтись не может, – процедил я зло. – Как на ладони теперь!

Я повернулся к Сереге, бинокль передать, чтобы он сам оценил масштаб, так сказать, катастрофы, но тот как-то резко завозился, чем-то зашуршал, спешно запихивая руку в карман.

– Дак я это… – смущенно заметался он. – Привычка, будь она неладна! Мозга еще не соображает, а пальцы уже козью ножку скрутили.

– Ты смотри мне! – я грозно свел брови, но тут же усмехнулся. – Ладно, проехали… Главное, чтобы не пропустили момент.

Я снова уставился в бинокль.

Село Свободное было не таким уж и маленьким, на самом деле. Даже церквушка своя имелась. Советская власть это дело не одобряла, но до этой глухомани погромы не докатились, так что красовалась белокаменная башенка на берегу как новенькая практически. Рядом с беленым зданием сельсовета, над которым развевался на слабом ветерке красный флаг.

Захватили Свободное, которое тогда называлось Калюжным, еще в июле и практически случайно. Один немецкий отряд то ли в лесу заблудился, то ли что, но как-то они сюда добрались, а селяне оказались к этому совершенно не готовы, так что отбиться не смогли. А село было хоть уединенное, но вполне зажиточное. Так что фрицы поначалу порадовались, обирая местных жителей на продовольствие. Вот только удержать его оказалось много сложнее. Аборигены оказались людьми практичными, и поэтому дергаться на винтовки и автоматы не стали, а потом по-тихому, и не без помощи партизан, немецкую администрацию перебили.

Пару раз комендатура Пскова пыталась сюда заслать рейды, чтобы призвать поднявших головы русских к порядку, вот только дорога тут была не очень, а танки требовались в других местах. Так что пока что Свободное оставалось свободным.

И партизаны, опять же, помогали.

И вот вчера один из информаторов Слободского сообщил, что фрицы собираются-таки еще разок попытаться атаковать. И как раз в этой миссии Слободский и попросил меня принять участие. И выделил под это дело три десятка бойцов. Вот только мы сидели на своих позициях уже второй час, и пока что атаки фрицев было не видно. И от дозорных наших никаких сигналов не поступало.

– Да не придут они, говорю же! – снова повторил Серега. – Я фрицев нюхом за версту чую!

И сразу после его фразы бухнул первый взрыв и застрекотала пулеметная очередь.

– Подвел тебя твой нюх! – хмыкнул я.

– Так ведь больше версты тут… – растерянно ответил Серега, схватившись за мосинку.

– Погодь, рано еще, – притормозил я его и снова приник к окулярам бинокля. Откуда эти фрицы выползли? И почему наш дозорный сигнал не подал?

На опушке появились первые мотоциклы. И тут же встали перед огромной лужей.

Опа! Первого догнала пуля кого-то из наших!

Остальные «серые» тут же со своих железных коней слетели и залегли кто в грязи, кто в кустах.

Я бросил быстрый взгляд в то место, где должен был над лесом затрепыхаться флажок, как только появятся немцы. Флажка не было.

Ладно, хрен знает, что там случилось. Может дозорный наш уснул, может фрицы сквозь лес пробирались, а может заметили его и сняли, тоже ведь не первый день воюют, всякое случается. Потом узнаю.

А сейчас пора работать.

– Держи, – я бросил Сереге бинокль. – Ты куда это намылился? Приказ забыл? Сиди здесь, следи за окрестностями. Подавай знак, если вдруг еще один отряд появится.

– Да помню я! – Серега порывисто вздохнул. – Ступай с богом, Санек! Задай им жару!

Я живенько скатился с холмика в сторону берега и аккуратно двинул вдоль забора.

План обороны деревни был, конечно, не ахти какой – по дороге устроить засаду, посечь, сколько успеем из пулемета и гранатами забросать. Но дорога там не только для проезда неудобная, она и для засад не то, чтобы очень. Нет нам узких мест, где можно было бы зажать колонну. Лес, конечно, сплошной, но с дороги пешим ходом запросто можно сойти и укрыться за ближайшим деревом. Так что, как ни пытайся, всех все равно не положишь.

А тех, что дойдут, бить уже в деревне. Там засели и наши бойцы, и местные мужички, в основном пожилые дядьки и суровые бабы. Детей и прочих частично вывели в лес, частично попрятали по погребам.

За углом забора присел крепенький мужичок с двустволкой. На мои шаги дернул стволом, но за секунду буквально опознал и снова подался вперед, как сторожевая собака.

– Прут, собаки сутулые! – пробормотал он в усы. – Ох, и много их что-то в этот раз…

– Ничего, сейчас проредим, – усмехнулся я. – Давай, вон к той избе, прикроешь меня, если что.

Мужичок понятливо кивнул, и мы принялись обходить приземистый сруб с наглухо закрытыми ставнями с двух сторон.

Ага, а вот и первые! Сначала шепоток на немецком, потом из-за забора показалась каска. Хрен, я на это поведусь, до темноты еще далеко, и мне отлично видно, что каска на прикладе винтовки держится.

– Никого нет! – раздался уже более громкий голос, и сразу же показалась голова.

Вот этого я и ждал, жопа фашистская! Ухватил за ухо, дернул, полоснул по сонной артерии, толкнул обратно, чтобы кровью меня не забрызгал.

– Ааа! Засада! – успел крикнуть второй, но его крик заглушил взрыв гранаты неподалеку. Я перескочил через труп его товарища, отбил в сторону дуло винтовки и воткнул в его горло нож.

Минус два.

Кивнул высунувшемуся из-за дома дядьке с ружьем и двинул вдоль забора дальше.

Выглянуть из-за следующего дома не получилось – от леса заработал пулемет, высекая искры из кирпичей и щепки из забора. Я залег в палисаднике за углом дома.

Отполз под прикрытие, поднялся на ноги, дождался, когда трещотка выдохнется, перебежал открытое место и снова залег.

Давайте, гады! Одними патронами вы деревню не захватите!

Пулемет вдруг заткнулся. Раздалась беспорядочная пальба и крики. Быстро выглянул.

Десяток фрицев залегли на краю леса и пытаются отстреливаться от наших, а остальные ломанулись так форсировать огромную лужу, из-за которой они не смогли триумфально въехать в село на мотоциклах.

Многовато, бл*ха, не меньше сотни! Почему наш второй пулемет молчит, тот, что на колокольне?

Я привстал, чтобы посмотреть, что там случилось.

Бах! Бах!

Заметили!

Перекат, подлезть под забором и прыжком сквозь малинник в соседний огород.

В то место, где я только что был, прилетела граната.

В голове зазвенело, перед глазами запрыгали цветные пятна.

Да что там с нашим пулеметом?!

Так, вон там высокий забор, можно за ним проскочить, и как раз будет видно колокольню.

Опачки… «У меня две новости для тебя, дядя Саша, – пробормотал я себе под нос. – Хреновая и еще хреновее». С колокольни свешивалось тело нашего бойца. Скорее всего в селе Свободном имелся фашистский прихвостень, который ударил его в спину.

Ладно, сволота, мы и без пулемета справимся… А гниду эту я потом самолично найду и в сортире утоплю, заррраза такая!

Главное в уличном бою – не дать противнику загнать себя в угол и сосчитать. Когда я понял, что поддержки пулемета у нас нет, то начал действовать по плану Б – в смысле перемещаться по деревне с максимально возможной скоростью, чтобы создать впечатление, что защитников сильно больше, чем на самом деле.

Вынырнуть из-за угла, прицелиться, бах!

Есть! Фриц нелепо взмахнул руками и повалился в грязь. В то место, где я только что был, тут же принялись палить, но поздно, камрады, поздно! Ваш вервольф уже занял позицию за старой раскидистой яблоней и…

Бах! Бах!

Минус два!

Успею еще пальнуть!

Бах! Эх, черт, промазал!

Теперь перемахнуть через забор, бегом вдоль сарая, там дальше очень удобный куст, для очередной огневой позиции.

Ну давай, немчура, высунься из-за угла сельсовета, я знаю, что ты там засел!

В образовавшееся внезапно затишье вдруг вклинился негромкий хлопок. И над холмом, где засел Серега, взлетела красная сигнальная ракета.

Глава 6

Твою ж мать… Кого-то еще фрицы подтянули! Будто этих нам мало, да еще и среди своих какой-то предатель затесался! Я быстро взобрался по приставленной к сараю лестнице, чтобы оценить обстановку.

Ага, правый фланг деревни, похоже, пока еще за нами. Трое партизан азартно отстреливаются из-за высокого забора. Левый… Хрен пойми. А вот и то самое подкрепление, о котором ракета была.

Бл*ха! Лужу форсировали фрицы с громоздкими рюкзаками и чем-то вроде пожарных брандспойтов в руках. Тяжелые огнеметы.

Фрицы вовсе даже не собираются захватывать Свободное и призывать его к порядку. Хлопотно это, возиться с мятежными отдаленными деревеньками. Они просто хотят пожечь тут все под корень.

Плохи наши дела. Я живенько скатился с лестницы, пока в мою сторону не начали палить все, кому не лень.

Так. Я быстро огляделся. Пулеметчика нашего некий неизвестный убрал. Но пулемет все еще торчит с колокольни. Значит надо всего лишь занять его место, пока огнеметчики месят глубокую грязь и не расчехлили свои орудия.

Из сложного – перебежать небольшой кусок открытого пространства между сельсоветом и церквушкой.

Я пригнулся и нырнул за угол. Пара пуль тут же высекли из стены искры за моей спиной. Так, теперь обойти здание с другой стороны… Бл*ха, надо будет местному парторгу пистон вставить за то, что свалку устроили прямо за сельсоветом. Ноги переломать можно, сколько мусора навалили. Какая-то мебель сломанная, хлам непонятный…

Теперь самое сложное. Следующие метров двадцать простреливаются на «ура». Наверняка там засело несколько фрицев и будут палить по мне, как только я высунусь. Не к месту вспомнился какой-то боевичок, где адептов не то культа, не то секты учили, что все пули летят по определенным траекториям, и если определенным образом двигаться, то ни одна в тебя не попадет. И главный герой там еще очень эффектно кувыркался в потоках вражеских пуль. Хорошая теория. Жалко, что звиздеж.

Самое неприятное, что все еще очень светло. Солнце почти закатилось, но на фоне белой стены церкви я буду сиять прямо-таки идеальной мишенью.

Ладно, ничего тут не попишешь. Время тратить запас на крайний случай, думать вообще некогда.

Гранат у меня было всего две. Взял на всякий случай, не думал, что понадобится. Поработают завесой.

Рванул чеку с одной, высунулся из-за угла, швырнул, отскочил на секунду.

Бабах!

Теперь вперед, пока пыль от взрыва не осела. Пули щелкали по стене, но частота и прицельность такая себе, если повезет…

Теперь вторая граната, прямо на бегу.

Бабах!

Близко рванула, заррраза… Взрывной волной меня ощутимо так швырнуло в стену, едва на ногах устоял. Кто-то заорал на немецком по ту сторону взрыва. Но я не разбирался. Взлетел на крыльцо, рванул дверь.

За мгновение чуть было не поседел и кони не двинул. Дверь же могла быть и ЗАКРЫТА, только я об этом не подумал.

Ф-ух, пронесло. Тяжелая дубовая створка скрипнула и впустила меня внутрь.

Хлоп… И вот я уже в сумрачном пахнущем ладаном помещении церкви. Выстрелы зазвучали глуше. Пара пуль попала в дверь, но ни одна не пробила.

Надо чем-то это заклинить… Тут явно раньше был засов, но кто-то позаботился, чтобы его под руками не было – петли были пусты.

Что бы такое приспособить? Я быстро огляделся. О, скамья! Годится…

Я метнулся вправо, подхватил скамейку и с силой втолкнул ее в петли засова. Да уж, храм вроде маленький, а двери как в средневековой крепости.

Святые укоризненно смотрели на меня со стен и потолка. Ну, простите ребята, такая уж работа. Вас, можно сказать, тоже спасаю, вряд ли те ребята с ранцами фламменверферов падут ниц перед образами православной деревенской церквушки.

Любоваться искусством времени не было, в любой момент огнеметчики могли запустить свои адские машины, и спалить гордое Свободное со всех четырех концов. Дело, конечно, небыстрое, но лучше бы поймать их до того, как куча дворов заполыхает вонючим пламенем.

Ага, лестница на колокольню, похоже, вон там, за кирпичным простеночком.

Я втиснулся в узкий проход почти вертикальной лестницы с высокими ступенями.

Сейчас главное – не навернуться на этой гениальной конструкции. По всем законам фортификации построено – чтобы максимально затруднить проход врага наверх.

Вот только расшибить голову о ступени в мои планы не входило.

Опа…

Что-то загородило тусклый свет наверху. На фоне темнеющего неба четко обозначился силуэт человека, который целился в меня из винтовки.

Внутри что-то оборвалось. Ну вот и все. Из такой позиции даже слепой не промажет.

Вот так бесславно ты свои дни и закончишь, дядя Саша…

Но неизвестный противник, вместо того, чтобы радостно давить на спусковой крючок, принялся махать в мою сторону штыком. Патронов у него что ли нет?

– Шуруй давай отседова! – проскрипел он. А голос-то дрожит, психует, тварь такая!

– Ага, уже хвост поджал, сучий потрох! – я уклонился от штыка, прянул вперед и ухватил винтовку. Рванул на себя. Принял в свои горячие, так сказать, объятия, это тело и со всего маху шваркнул его о кирпичную стену. Эх, коридор узковат, удар получился не так силен, как мог бы! Незнакомец выпучил глаза и захрипел. Винтовка выпала из его ослабевших пальцев.

Я выволок эту сволочь на колокольню и еще раз со всей дури приложил его башкой об пол. Подхватил винтовку, думал всадить в него штык, но передумал. Это же он, гнида позорная, убил нашего Кольку! Если замочу его вот так просто, то тварь даже испугаться как следует не успеет. Нееет, паскуда, ты у меня еще поживешь. Недолго и несчастливо, правда, но такая уж судьба у тебя!

Я приложил его прикладом по башке, и он отрубился. Если убил, то повезло гаду.

Но надо будет поглядывать, пока стрелять буду, чтобы в себя не пришел раньше времени.

Колька наполовину свешивался наружу, зацепившись ногой за колесо. Ну да, картина преступления ясна, как божий день. Наш пулеметчик заправлял ленту, привстал над станком. А эта сволочь подкралась со спины и всадила ему чуть ниже шеи штык.

Я втянул Кольку обратно на колокольню. Земля тебе пухом, брат-партизан… Спи спокойно, Колян, я у пулемета подежурю.

Пулемет Максима – совершенно безотказная машина. Я даже в своем времени пару раз из такого стрелял. В 1910 году машинка сделана, а убойной силы не потеряла.

В мое время. А этому-то не больше тридцати. Но судя по его виду, судьба у него была очень даже героической.

Я плюхнулся на живот и схватился за станок. Крайний дом в селе заполыхал. Сразу следом за ним – второй. Ну все, гаврики, теперь мое соло!

Поймал в прицел первого фрица с рюкзаком за спиной. Ага, вот он семенит, переваливаясь, как утка. И два других типа в касках его прикрывают. Плавно надавил на гашетку. Пулемет затрясся, выплевывая смертоносные кусочки свинца. Уши заложило от грохота, но на эти неудобства я внимания уже не обращал. Ранец огнеметчика лопнул, разбрызгивая густое содержимое. Большая часть плеснула на самого огнеметчика, но на его прикрытие тоже изрядно попало.

Через секунду горючая смесь вспыхнула, и чудом оставшийся после моей короткой очереди на ногах фриц заплясал взбесившимся факелом.

«Тра-та-та!» – запел пулемет свою грохочущую песню. Второй огнеметчик успел упасть на землю, так что пули прошили его ранец сверху. Жижа растеклась по его трупу огнеопасной лужей.

Какая удобная позиция, все поле боя как на ладони, хрен спрячешься, вражина! Пули безжалостно секли фрицев, а я продолжал давить и давить на гашетку, ворочая тяжелый станок из стороны в сторону.

Бл*ха, патроны кончились. Я ухватил из кучи рядом с пулеметом новую ленту. Так, заряжается он как-то очень просто – сунуть в паз, дернуть рычаг… Я приподнялся, и тут же что-то ужалило мое плечо. Ну да, где-то на опушке засел снайпер, ясное дело.

Но с тобой мы еще разберемся. А пока надо проредить наступающих. И выключить из боя долбаных огнеметчиков! Их осталось еще трое. Где там следующая мишень?..

Бой завершился уже в ночи. Наши ребята еще дорезали последних ныкающихся среди домов фрицев, а местные мужички уже принялись тушить горящие дома. В сгустившейся темноте от озера до полыхающих крайних домов выстроилась цепочка, по которой передавали ведра, кастрюли, котелки и крынки. В ход шли любые емкости.

Расстреляв все патроны, я еще разок проверил, что там с предателем. Еще дышит, гнида позорная… Я скрутил ему руки за спиной и сволок вниз. Выбил скамью из петель и бросился помогать тушить пожар.

У одного из горящих домов причитала крепкая баба в обнимку с охотничьим ружьем. Пыталась броситься в огонь.

– Дочка! Доченька моя там! – голосила она.

– Стой, дура! – мужик, тот самый, с которым мы уже сталкивались в самом начале боя, обхватил ее за талию и крепко держал. – Сама сгоришь! Сейчас потушим…

Чадное пламя, дым режет глаза…

– Топоры! Топоры несите!

– Сюда лей!

– Сейчас обрушится!

– Водой на меня плесните!

В снопах искр рухнули перекрытия. По полыхающим углям на пожарище бросились трое мужиков с лопатами.

– Живая девка, не реви мать!

* * *

Я сидел в уголке кабинета местного сельсовета и вполуха слушал, как партийные лидеры двигают горячие речи о нашей победе. Судя по виду, местный председатель сам в бою не участвовал, где-то отсиделся. И пожар потом тоже не тушил – серый костюмчик мятый, на рукаве хвоя налипла. Воротник белой рубашки несвежий, но в отличие от остальных он выглядел прямо как на дипломатическом приеме. Другие партийцы смотрелись куда менее презентабельно. Грязные, обгоревшие, одежда мокрая, подпаленная, а у некоторых еще и в крови.

Бл*ха, плечо-то как саднит… Пуля чиркнула по коже, оставив только царапину. В горячке боя боль не ощущалась вообще, но сейчас все закончилось, и рана дала о себе знать.

– …погибли Сеня, Гришка и Афонины оба, – невысокий крепенький мужичок с перевязанной головой загибал пальцы, монотонно считая потери. – Четыре двора выгорело подчистую, на дом Супониных перекинулось, но успели потушить, только крыша немного прогорела. Также…

– Товарищи партизаны обещали нам свою защиту, – веско произнес председатель и бросил взгляд в мою сторону. – Товарищ Слободский говорил, что лучших бойцов пришлет. А оно вона как получается… Лучших, да не совсем, да? Тут до зимы осталось шиш да маленько, а запасы нам пожгли. Частично…

– Вы бы, товарищ председатель, за своими людьми получше смотрели, – устало проговорил я и, не поднимаясь, пнул ногой тело предателя. Я притащил его на заседание, и с самого начала он валялся мешком на полу рядом с моим стулом. Но все были настолько взвинчены, что не обратили внимания. – Поднимай голову, сучий потрох, ты давно уже очнулся…

– Братушки, не губите… – застонало тело. Куча под ногами зашевелилась, мужик поднял голову. Волосы с правой стороны головы спеклись в кровавый комок, этим местом я его к стене приложил. Рукав ватника оторван, болтается на соплях. Это я его волок по лестнице. Рожа… Да хрен знает… Хотелось бы, чтобы рожа была мерзкая, рябая, с уродливыми тараканьими усами или козлиной бородой. Но мужик выглядел обычно. За исключением повреждений, во всяком случае. Нормальный такой справный мужичонка, следов злоупотребления самогоном явственных не просматривается, рожа вполне благопристойная. Лет тридцать ему, наверное. Побледнел, губы трясутся, струйка слюны на подбородок стекает. Глаза дикие.

– Паша?.. – председатель захлопал глазами и приоткрыл рот. – Что с тобой приключилось?

– Да ничего необычного, – зло усмехнулся я. – Ваш Паша нашего пулеметчика убил в спину. Поэтому и бой так затянулся.

– Это не я! – завопил Паша, поднимаясь кое-как на колени. Руки я ему не развязывал. – Не я это, христом-богом клянусь! Ребятушки, вы же меня знаете? Да зачем бы я мог…

– Ну да, – хмыкнул я. – И штыком в меня тоже не ты тыкал…

– Да я… – глаза Паши забегали. – Да я когда пришел, он уже был мертвый. А винтовка там же валялась. И я… Я думал, что это фрицы лезут на колокольню, вот и… Но я не убивал, я христом-богом… ребятушки…

– Это ошибка какая-то, товарищ… эээ… – по лицу председателя было видно, что мою фамилию он забыл. – Товарищ партизан. Я его с детства знаю, он и мухи бы не обидел, а вы говорите убил… Попутали вы что-то, по голове вам, видать, чем-то попало.

– И что тогда ты делал на колокольне? – спросил я. В голове зашевелились сомнения. Могло ли быть так, как этот селянин говорит? Хм…

– Дак я это… свечку заскочил поставить, а потом вдруг стрельба началась, вот я и испужался и бросился наверх, на колокольню, значит… – быстро залопотал Паша. Глаза снова зыркнули в мою сторону. – Ребятушки… Товарищи… Вы же меня знаете все, как облупленного! Не я это! Чем угодно клянусь, не я!