Текст книги "Физрук 5: Назад в СССР"

– Говоря простыми словами, это религиозная группа такая, ну или там политическая, к примеру, у которой есть свое учение, и свой предводитель, – поморщился Пал Палыч.

– А разве у нас в городе есть такие секты? – спросил я.

– Баптисты есть, – кивнул он. – У них где-то на Круговой молельный дом…

– Думаете, Тоня туда ходит?

– Не знаю, – вздохнул он. – Вот только этого мне не хватало.

– Ну хорошо, а что вы от меня хотите?

– Не могли бы вы как-то поговорить с нею, что ли? – спросил Разуваев. – Со мной она отказывается разговаривать на эту тему, а взгляд такой, знаете, потусторонне-счастливый…

– Хорошо, я постараюсь.

– Очень на вас рассчитываю…

Прозвенел звонок, я пожал директору руку и пошел на урок. Погода была по-зимнему хорошей, поэтому я поставил учащихся седьмого «В» класса на лыжи. И пока они носились вокруг школьного стадиона, я размышлял о просьбе Пал Палыча. Можно было не сомневаться – Тигра вляпалась в какую-то секту. Беда с этими советскими интеллигентами. Сначала начитаются Достоевского и других классиков, потом доходит дело до разных там «Чаек, по имени Джонатан Ливингстон», Кастанеды и прочей Бхагават-Гиты. И приехали…

Начитавшись, идут в церковь, креститься и грехи замаливать, но православие кажется им скучным, обыденным, хочется чего-нибудь остренького, экзотического. Бунтари, блин. А где его возьмешь в наших палестинах? Это западные хиппари сели на самолет – и в Индию, а у нас за восточной духовностью разве что в Бурятию, Калмыкию или Туву можно поехать, но там не так красиво, как на берегу Ганга. Так вот помыкаются, помыкаются и попадают в объятия доморощенных гуру или разных там пресвитеров.

В первое время им впаривают про бога, духовность, потом внушают, что нужно беспрекословно слушаться своего учителя, дальше объясняют, что ради него, а также братьев и сестер, нужно пожертвовать чем-нибудь материальным – деньгами, ценностями – все «на благо общины». Секты в СССР все же были. Скорее всего, что-то подобное произошло и с директорской дочкой. И если это так, девчонку надо срочно вытаскивать. Пока не стало слишком поздно. Вроде еще на Новый год Тигра была сама собой, значит, процесс далеко зайти не мог.

Жаль, у меня на сегодня другие планы. Хотя… Антонина Павловна тоже ведь учительница. Вот пусть и посетит со мною семью Веретенниковых. А по дороге, глядишь, удастся ее разговорить. Поэтому после предпоследнего урока я подошел к ней. Разуваева сидела в учительской, уткнувшись в какую-то книжку. Вид у нее и впрямь монашеский. Гладко причесанные волосы, заплетенные в косицу. Серая блузка, темная до щиколоток юбка, какие-то уродливые туфли. В этом наряде, она даже выглядеть стала лет на десять старше.

– Привет, Тигра! – сказал я.

Она посмотрела на меня телячьим взглядом и произнесла тихим голосом:

– Здравствуй, Саша… Не называй меня больше этим именем.

– Как скажешь, Антонина Павловна, – не стал спорить я. – Я к тебе сугубо по делу.

– Да, я внимательно тебя слушаю…

– Необходимо посетить семью учащегося Веретенникова. Посмотреть, в каких условиях он живет. Вдруг что-то нужно изменить к лучшему.

– Если они живут без веры, что можно изменить к лучшему?

– Вот ты и посмотришь, – сказал я. – По моей части – будут материальные условия, а по твоей – духовные.

Антонина согласно кивнула.

– Тогда после уроков встретимся в вестибюле.

– Хорошо, Александр!

Похоже догадки Пал Палыча подтверждаются. Вон и про веру заговорила. Надо постараться потихоньку выпытать у нее, что к чему. Вопрос – насколько она мне доверяет и пойдет ли на откровенный разговор? Ладно, там видно будет. Одно точно ясно – попытки образумить Антонину Павловну ни к чему не приведут. Скорее всего, вызовут обратную реакцию. Тут нужно действовать хитрее. Когда прозвенел последний на сегодня звонок, я переоделся в тренерской и спустился вестибюль. Разуваева ждала меня. И пальтишко-то на ней было невзрачно серенькое, а платочек – старушечий. Туфли она сменила на сапоги, в которых впору в коровник ходить.

Мы спустились во двор, я вывел из гаража машину. На Тигру «Волга» впечатления не произвела. Ну еще бы! Это же, можно сказать – квинтэссенция бездуховности. Ярко выраженное воплощение человеческой тяги к материальным благам. Я открыл пассажирскую дверцу, и Антонина Павловна уселась с видом мученицы, восходящей на костер. Эка ее плющит! Спасать ее надо…

Глава 7

От школы до дома, где жили Веретенниковы, ехать всего ничего. Так что никаких вопросов я Разуваевой не задавал, хотя произошедшая с ней перемена была очень странной. Вернее – странно стремительной. Не могла же она так перемениться меньше, чем за месяц?.. Мне захотелось выяснить причину не только потому, что меня попросил Пал Палыч. Все-таки Тигра была мне не безразлична, как человек. Машину я поставил во дворе, напротив подъезда, где жили Рунге. Как-то спокойнее.

Немцы, которые жили в этом доме, были людьми солидными и интеллигентными. И потому – надежными. А вот в доме, где обитала семья Веретенниковых, наоборот. Стоило только войти в подъезд, чтобы убедиться в этом. Стены на лестничной клетке изрисованы неприличными изображениями и снабжены соответствующими подписями. В штукатурку кое-где воткнуты окурки. На площадке третьего этажа обнаружились следы физиологических отправлений, самого неприятного вида и запаха. Это если выражаться интеллигентно.

Антонина Павловна взирала на грязь в подъезде с видом терпеливого сострадания. У меня сложилось впечатление, что она готова взять тряпку и швабру и начать отмывать все эти нечистоты. Наконец, мы добрались до нужной нам квартиры. Позвонили. Дверь открыла маленькая, темноволосая женщина в скромной кофточке и юбке. Увидев нас с Тигрой, она испуганно захлопала глазами. Ее можно понять, появление незнакомцев всегда вызывает тревогу, пришлось сразу успокоить:

– Здравствуйте, я классный руководитель Юры Веретенникова, Александр Сергеевич Данилов. А это – преподаватель математики Антонина Павловна Разуваева.

Успокоения не получилось.

– Что Юрка опять натворил? – еле слышно пролепетала женщина.

– Ничего, – поспешил заверить ее я. – Просто мы, учителя, обязаны знать, в каких условиях проживают учащиеся.

– Ну проходите, – не слишком радостно ответила она.

Мы вошли в прихожую.

– Простите, вы кем будете Юре? – спросил я, разуваясь.

– Матерью я ему буду, – последовал ответ. – Лидия Антоновна меня зовут. – Сюда проходите, на кухню. Чай поставлю…

Одного беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – живут Веретенниковы скромно. Старенький холодильник, сильно потертая кухонная мебель. В общем – ничего удивительного. Так живет сейчас много граждан. Однако не это самое главное. Важнее не материальное обеспечение семьи, а отношения в ней. Пока Лидия Антоновна возилась с чайником и заваркой, я задавал ей наводящие вопросы, искоса поглядывая на свою спутницу.

– У вас сколько комнат?

– Две.

– Значит, у Юры есть свое место для занятий?

– Есть. Стол, шкаф для книжек. Мы ничего не жалеем.

– Вы где работаете?

– В стройконторе, в бухгалтерии.

– А муж?..

И вот тут Веретенниковой отказало спокойствие. Она вздохнула и пробурчала:

– Муж объелся груш…

– Извините, что спрашиваю, вы в разводе?

– Да нет… – с досадой проговорила Лидия Антоновна. – С нами он живет, алкаш…

– А сейчас он где? На работе?

– На работе… Только вчера выписали из ЛТП! – едва не выкрикнула она. – Лечили, лодыря!.. Да только не верю я, что вылечили… С недельку посидит в завязке, на моей шее, и опять за старое… Вы бы хоть подумали, как оградить детишек от таких папаш!

– У нас школа, а не колония, – сказал я. – Мы же не можем изолировать нормальных, ни в чем не повинных пацанов от их родителей… Каким бы они ни были…

– Я понимаю, – кивнула Веретенникова. – Да вот мне-то что делать – вы не можете, милиция не может, профком не может, депутат горсовета тоже не может, а я – могу?!

– А где он сейчас?

– Кто?

– Муж ваш?

– Да где ему быть! – едва не выкрикнула она. – У пивной, небось, ошивается… Денег нет, так попрошайничает…

– А пивная где?

– Да здесь, за углом.

Я поднялся, пробормотал:

– Я сейчас!.. Антонина Павловна, поговорите пока с Лидией Антоновной…

Выйдя из подъезда, я повернул в том направлении, куда вела наиболее утоптанная тропинка. И не ошибся. Едва я завернул за угол, как тут же наткнулся на очередь, которая состояла из одних мужиков, что тянулись к пивному ларьку. Зима – время для распития пива на свежем воздухе малоподходящее, но такого рода жажда посещает в любую погоду. Особенно работяг и не слишком разборчивых интеллигентов, которые хотят приятно провести время между работой и домом.

– Мужики, который тут Веретенников? – спросил я.

От толпы нехотя отделился хмурый, небритый мужик в стоптанных унтах, ватнике и шапке-ушанке.

– Ну – я, – буркнул он. – Чё те надоть?

– Я учитель твоего сына, – сказал я.

– А-а, ну и чё?.. Набедокурил?..

– Да нет. У парня все нормально, а вот с его папашей надо решать…

– С каким еще папашей? – тупо удивился Веретенников-старший. – Погодь!.. Со мной что ль?…

– Вот и я о том, – подтвердил я. – Ты же только из ЛТП! И снова – в рыгаловку побежал!

– Эта хто… Эта Лидка накапала?.. Да я ее, сучку…

– Слушай, алконавт! – проговорил я, аккуратно беря его за кадык и чуть-чуть стискивая. – Если завтра не работу не устроишься, если с бухлом не завяжешь, если хоть пальцем тронешь жену или сына, я тебя раздавлю!

Он заперхал, задергался, но возразить не посмел. И я отпустил его горло.

– Так его, попрошайку! – послышались голоса из толпы. – Достал уже, канючить… Денег нет, не хрен бухать… Еще и сигареты стреляет.

– Пошли! – сказал я Юркиному папаше.

– Куды? – струхнул он.

– На кудыкину гору… Домой пошли! Умоешься, побреешься, приведешь себя в порядок, покаешься перед женой и попробуешь начать новую жизнь.

– Да ты не охренел? – пробормотал Веретенников-старший. – Ты хто такой ваще?..

– Учитель… Но меры могу принять жесткие.

Я ткнул легонько его в печень локотком. Тот закашлялся и примирительно пробурчал:

– А я – чё?.. Я ничё… Я только пивка хотел, трубы горят…

– Пиво у нас только членам профсоюза. Ты член профсоюза?.. По глазам вижу, что нет… Так вот, у нас, кто не работает, тот не пьет… Устроишься, заработаешь, принесешь жинке зарплату, она тебе рупь на пивко, глядишь, и выделит…

– Выделит она, как же…

– Алкашу – нет, а трудяге – выделит. Я сам проверю… Тебя, кстати, как кличут?

– Григорием…

– А меня – Александром Сергеевичем, – сказал я. – Так вот, Гришаня, встанешь на путь исправления, я тебе сам налью. И не эту бурду, водой разбодяженную, а настоящего чешского.

– Не, чё без базара?! – подхватился он.

– А ты у Юрки своего спроси, базарит классный руководитель или слово держит.

– Да не, чё, я верю…

– Ты кто по специальности?

– Маляр-штукатур…

– Нормально. Устроишься на работу, я тебе подработку найду, хорошо оплачиваемую.

Так под конвоем и привел я Гришаню домой. Дверь открыла Лидия Антоновна. Вытаращилась удивленно, увидев муженька.

– Ну что, алкаш, поймали тебя? – спросила она.

– Нихто мя не ловил, – буркнул он и попытался прошмыгнуть мимо благоверной, но та вдруг ловко зажала его башку под мышкой. – Ну ты чё… Пусти!.. Я ж ни капли…

– Ладно, живи… – милостиво разрешила Веретенникова.

Похоже, я ошибся в оценке расстановке сил в этом семействе.

– Григорий обещал мне встать на путь исправления, – сообщил я. – А если он не выполнит свое обещание, я приму меры.

– Дай-то бог, дай-то бог, – проговорила Лидия Антоновна. – Попьете чайку?..

– Не откажусь.

Я снял дубленку, шапку и прошел на кухню. Здесь уже чаевничала Разуваева. Тянула чай из блюдца, как монахиня в каком-то фильме, да и вид у нее был монашеский. Хозяйка квартиры налила и мне, и сама присоединилась к нам. Некоторое время мы швыркали горячий, но не слишком крепкий напиток. Не прошло и получаса, как к нам присоединились и остальные члены семьи. Во-первых, вернулся из школы Юрка. Увидев на кухне двух учителей, испугался, вытаращил глаза. Пришлось и его срочно заверить:

– Все нормально, Юрик, – сказал я. – Мы с Антониной Павловной зашли узнать, как ты живешь.

– А-а, ну ладно… – откликнулся пацаненок. – Мам, я пятерку принес!

– Вот молодец! – расцвела его мамаша.

И в это время на кухне появился глава семейства. Узнать его было затруднительно. Он умылся, побрился, натянул чистые треники и свитер с оленями. Домочадцы уставились на него, как на привидение. Похоже, они давно не видели его в презентабельном облике, да еще и трезвого. Правда – поневоле. Посмотрел на всех заискивающим взглядом, не проговорив ни слова. Жена и его усадила за стол, полезла в холодильник, достала из него кастрюлю. Стало понятно, что начинается семейный ужин.

– Ну мы пошли! – сказал я, поднимаясь. – Спасибо за чай!

– Куда же вы! – закудахтала хозяйка. – Поужинали бы с нами!

– Спасибо, конечно, – отозвался я, – но у нас дела.

И потянул за локоток Антонину Павловну, которая сидела на табурете, как пришитая. Мы вышли в прихожку. Веретенникова вышла нас провожать.

– Спасибо вам за мужа! – сказала она.

– Пока не за что…

Ладно, с этими разобраться еще можно. А вот что мне делать с Тигрой? Ее же узнать нельзя! Интересно, о чем они говорили с мамашей Юрки, покуда я выуживал из окрестностей пивнушки его папашу? А что! Надо об этом и поспрашивать!.. Вот сейчас сядем в мой тарантас и поговорим!.. И пока не пойму, с чего у нее этот заскок, из машины не выпущу. Буду хоть до утра катать! И выведя «Волгу» со двора, я погнал ее к Круговой дороге.

– Ну и какие у тебя впечатления от этого семейства? – спросил я.

– Неправильно живут, – последовал ответ. – Этому семейству поможет только вера.

– Слушай, Павловна, что ты так странно выражаешься?.. – спросил я. – Раньше была такая бедовая девчонка, на вписку ходила, в джинсе щеголяла. Я думал, татуху набьешь скоро, а сейчас…

– Это все в прошлом. Не напоминай мне об этом.

– Ну ладно, это – в прошлом, а что у тебя в будущем?

– Я надеюсь, что – очищение.

– От чего?.. Шлаки будешь выводить из организма?

– От греховной жизни.

– Ну хорошо! А как ты будешь очищаться?

– Меня проведут через очищение во время обряда.

– Что это еще за обряд?

– Я пока не знаю, потому что не посвящена.

– А кто тебя должен посвятить?

– Учитель.

– Кто он такой? Откуда взялся?

– Он послан богом!

Мда-а… С кем поведешься, от того и заразишься. Тяжелый случай. И почему она так откровенна со мной? Доверяет? Угу… Или тоже обратить хочет?

– Ну а, если я захочу пройти это очищение-посвящение, что должен буду сделать? – спросил я.

– Ты правда хочешь сделать это? – оживилась Разуваева.

– Ну, а что? Я хуже других что ли?..

– Я знаю, ты хороший! – обрадовалась Тигра. – У тебя сильная воля и ты сможешь стать достойным обряда!

– Спасибо на добром слове, но с чего мне начать?

– Тебе нужно встретиться с Учителем. Он поговорит с тобой, узнает – истинно ли твое желание пройти очищение.

– Ну вот, отлично! Как мне с ним встретиться-то?

– Приходи завтра вечером на бдение, там Учитель на тебя посмотрит и решит, готов ли ты к уединенной беседе с ним?

– К уединенной? – хмыкнул я.

– Да, он проводит ее со всеми братьями и сестрами, прежде чем принять их в общину.

– Понятно, – кивнул я. – Ну, говори адрес и время?

– Овощная семь, в шесть вечера.

– Спасибо! Буду! Только ты Учителю этому про меня заранее не говори, ладно!

– Я еще не достойна того, чтобы обращаться к Учителю по собственному желанию. Нужно ждать, когда он сам обратится ко мне.

– М-да, равноправием у вас там и не пахнет…

– Мы все равны, – возразила Разуваева. – И Учитель всех нас любит одинаково, никому не отдавая предпочтения, но каждый должен сам почувствовать, достиг ли уже он такой степени духовного совершенства, чтобы осмелиться отвлечь Учителя от его погружения в молитвенное созерцание.

– Что ж, тем лучше, – пробормотал я и повернул тачку в направление того района города, где жили Разуваевы.

Высадив Тигру возле ее подъезда, я поехал к себе. Мне уже ясно было, что директорская дочка вляпалась в какую-то доморощенную секту. Вряд ли это были баптисты. Конечно, я о них почти ничего не знаю, но мне кажется, что у тех все устроено как-то иначе. Ведь баптистская церковь – та же христианская, только со своими закидонами. А здесь явно что-то самопальное. И откуда только взялся в здешних палестинах этот самопальный Учитель? Как бы там ни было, надо эту шоблу разгонять. Нечего народ дурить. Чую, подвязавшись на ниве божьей, Учитель этот скоро богатеть будет.

Сегодня мне не удалось поужинать, так сказать, за чужой счет – не объедать же семью, которая живет на одну зарплату? Правда, Борисовых я тоже объел, но во-первых, они мои родичи, хоть и не знают об этом, а во-вторых, им-то уж я точно расходы компенсирую с лихвой. Так что пришлось поужинать тем, что завалялось в холодильнике.

А утро субботы я опять начал с пробежки, а потом подъехал к «Литейщику». Там меня встретила счастливая Ниночка. Она, оказывается, уже вплотную пообщалась с нашим режиссером, Женей Красильниковой, и та ее утвердила на роль доны Оканы. Ну и хорошо!

Отработав занятие в секции, я заскочил в ресторан, чтобы пообедать. До посещения молельного дома или как это там у них называется, оставалось еще несколько часов, и я решил потратить их с пользой. Попросту проехался по магазинам, накупил разного и помчал к Борисовым. О том, как объяснить им свою щедрость, я не думал. Какого дьявола я должен выкручиваться, даже если не могу рассказать всей правды? Вот так и скажу прямо – хочу отплатить за оказанное гостеприимство. Хотя, конечно, прозвучит глупо.

Подъехав к дому родичей, я посигналил. На всякий случай – вдруг в доме никого нет? Скрипнула дверь, и на крылечке показалась Ксения. Я вышел из машины и, открыв багажник, начал вытаскивать пакеты с покупками. Подошла сестренка, с удивлением на меня уставилась. Ни слова не говоря, я сунул ей в руки часть из купленного и, захлопнув багажник, направился к калитке. Ксюхе ничего не осталось, как последовать за мною. На крыльце пришлось сложить пакеты, чтобы обмахнуть обувку веником.

– Что все это значит, Александр Сергеевич? – все-таки спросила сестричка, когда мы внесли покупки в дом.

– Во-первых, Саша, – сказал я. – А во-вторых, вам с Володькой вдвоем трудненько жить на одну зарплату и пенсию, а я один живу. Еще и наследство получил.

– Нет, Саша! – откликнулась она. – Мы к такой щедрости не приучены. Да и приучаться не стоит.

– Ну, когда уеду, можете выбросить все это, – не стал я спорить. – Вы только чаем меня напоите и я покачу дальше.

– Чаю? Конечно! Сейчас поставлю.

И она принялась возиться с чайником и керогазом, на котором обычно готовила. Сложенные на столе пакеты, из которых выглядывала разная магазинная снедь, девушка подчеркнуто игнорировала.

– Да я почему все это купил, – снова заговорил я. – У меня тоже дед на войне погиб… Он на побывку приезжал к своей жене, в конце сорок первого. Вот после этой побывки и родилась моя мама. Своего отца она так и не увидела, если не считать такой же фотографии, какая и у вас висит. Ну в смысле – фронтовой фотографии… Наши деды, может, рядом, в одном окопе воевали, один паек делили и погибли в одном бою.

Это был запрещенный прием. Я видел, как замерла Ксения, которая в этот момент нарезала хлеб для бутербродов с маслом, а может – с маргарином. Сейчас многие ели маргарин, вместо сливочного масла. Потом она повернулась к столу и начала вытаскивать мои покупки. Молодец, девчонка, правильно все истолковала. Тем не менее, было видно, что сестренка своего мнения о моей щедрости не изменила. Да, трудненько мне придется с оказанием помощи.

Попив чайку, я стал собираться. Ксюша старалась на меня не смотреть. Понятно, теперь просто так, без всякого повода, к ним не заедешь.

За окнами уже смеркалось, когда я снова уселся за руль. Город я уже немного знал, но где находится эта Овощная улица, понятия не имел. Пришлось притормозить у поста ГАИ и уточнить. Гаишник мне все объяснил и посоветовал приобрести автомобильный атлас города и района, который по его словам, продается в каждом киоске. Дельный, между прочим, совет. У дома номер семь было припарковано несколько тачек. Хм, солидная клиентура у этого самозваного Учителя. Одновременно со мною, остановилась у забора и вишневая «копейка». Опа, а я ведь хорошо знаю ее владельца!

Глава 8

Ха! Неужто Кеша тоже уверовал в очищение? Ответ на свой вопрос я получил быстрее, чем подумал об этом. Потому, что едва Стропилин вылез из своей тачки, как к нему кинулась целая толпа. Откуда только взялись эти люди? Я не спешил покидать салона «Волги», лучше понаблюдать, оставаясь никем не замеченным, чтобы составить представление о происходящем. Фары и вообще всю подсветку своего авто я выключил, но зато другие припаркованные машины сияли вовсю, создавая впечатление праздничной иллюминации.

Именно поэтому я прекрасно видел, что мой, якобы школьный приятель, окружен не какими-нибудь хиппарями, а хорошо, солидно даже одетыми гражданами. Вот только при чем здесь Иннокентий? Вся толпа повалила в дом и вскоре скрылась за входной дверью.

Тогда я тоже вышел из машины. Огляделся. На темной заснеженной улице не было больше никого. Понятно, народ по домам сидит, телек смотрит. Интересно, как местные жители относятся к сборищам в седьмом доме? Хотя, наверное, никак.

Я спустился к калитке, вошел в нее, поднялся на крыльцо, прислушался. За дверью что-то протяжно повторяли голоса. Потянул ручку двери на себя. Та легко отворилась. Я оказался в ярко освещенных сенях. Они были заставлены обувью и завешаны верхней одеждой. Преобладали дубленки и недешевые шубы. Ладно. Я тоже разулся и снял дубленку. Отворил внутреннюю дверь и вошел в дом. На меня сразу вызверился здоровенный детина. Видать, чей-то телохранитель. Не Кешин же…

Дурашливо подняв руки, чтобы показать ему, что не вооружен, я повернулся вокруг оси. Верзила кивнул, приняв мою покладистость за чистую монету. Мне было наплевать на то, что он тут торчит. Если потребуется – сломаю ему что-нибудь ненужное, а пока что пусть живет безмятежно!

Голоса, которые я услышал еще у двери, доносились из большой залы, которая, похоже, занимала большую часть дома. Я вошел и остановился за спинами людей, в комнате их битком. Все они смотрели прямо перед собой и на меня никто не обратил внимания.

Мне ничего не оставалось, как смотреть туда же. Оказалось, что все они пялятся на выступающего и время от времени монотонно повторяют: «Истинно глаголешь!» и еще кланяются при этом. О чем толкует сам выступающий, я не вслушивался.

Мать честная! Я замер, не веря своим глазам. Пастор, или как там его, это был… Иннокентий Васильевич Стропилин, собственной персоной. Правда, на нем была напялена какая-то дурацкая то ли мантия, то ли ряса. Вот я его сразу-то и не узнал. Куда катится мир?! Кеша – мелкий жулик – и по совместительству духовный Учитель!

Он что-то бубнил, а присутствующие – кроме меня – повторяли, как попугаи все те же два слова и кланялись. Ожидая, когда этот молебен закончится, я разглядывал адептов новоявленного вероучения. И не очень удивился, узнав среди них многих знакомых мне «лучших людей» города. Не удивлен… Закон каменных джунглей: жуликов тянет к жуликам. И пусть этот ловкач Стропилин обирает местных толстосумов. Вот только таким, как Тигра, среди них делать нечего. Ее я тоже заметил. Она стояла в первом ряду и не сводила обожающего взгляда с Иннокентия.

Прошло, примерно, полчаса, прежде чем Кеша закончил свою религиозную пропаганду. Толпа, пришедшая на эту своеобразную молитву, распалась на мелкие кучки и все заговорили разом. Надо думать, делились впечатлениями об услышанном. Я начал протискиваться поближе к середине залы. Мне очень хотелось расспросить Стропилина, какая благодать на него сошла, если он превратился из дворника в вероучителя? Однако, когда я достиг середины комнаты, бывшего инструктора райкома ВЛКСМ и след простыл.

Антонины Павловны тоже. Уж не снизошел ли до нее, простой грешницы, Учитель? Интересно, как это он ее будет посвящать?.. Испортит девчонке жизнь, поганец! Я видел, как шелохнулась портьера, закрывавшая стену напротив. Что там? Окно или дверь? Я шагнул к портьере, отдернул ее и увидел арку с полукруглой дверью. Его перегораживал двуногий живой «шкаф», точная копия того, которого я встретил в прихожей. «Шкаф» протянул лапищу, чтобы взять меня за плечо и развернуть в обратном направлении. Пришлось ему сделать бобо.

– Я хочу пообщаться со своим старым школьным товарищем, – принялся объяснять ему я, покуда он корчился у моих ног и сучил ножками. – А ты мне мешаешь, гражданин-товарищ!

Отбросив телохранителя, я продолжил путь. Толкнул дверь, которая перекрывала арку. Дверь оказалась заперта, но я толкнул ее сильнее и задвижка не выдержала. Створка с грохотом шарахнула о стену. Я вошел и увидел испуганную физию Кеши, который занят был свершением священнодействия, а именно – стягивал через голову посвящаемой блузку. Узрев вторжение грешного, Учитель продолжил истерично тянуть блузку на себя, да так, что мне стало страшно за голову Тигры.

– Оставь девушку в покое, шарлатан! – сказал я ему. – Голову оторвешь.

Стропилин разжал пальцы и отскочил от Разуваевой. Та, всхлипывая, стала облачаться обратно.

– Как ты здесь оказался? – прохрипел Иннокентий. – Где Коля?!

– Если ты насчет своего телохранителя, то по-моему у него перелом запястья, – спокойно произнес я. – Что касается твоего второго вопроса, то я приехал, чтобы приобщиться к вашей внеземной мудрости, о, Учитель! Может, я хочу пройти очищение? Поможешь?

Я с издевкой смотрел на Кешу. Антонина Павловна уже справилась с деталью своего гардероба. И теперь не знала, куда девать глаза. Я подошел к девушке, снял пиджак и накинул ей на плечи.

– Я прошу тебя, никому не рассказывай о том, что ты здесь увидел, – пробормотал Кеша.

– Ничего не могу гарантировать, – сказал я. – Я не знаток уголовного кодекса, но по-моему это называется мошенничество. Какую хрень ты тут впариваешь, Иннокентий?..

– Нет, Саша! Ты не так все понял. Я действительно прозрел. Принял в душу высшую сущность. Все это – мои философские размышления о духовности… – принялся мямлить Стропилин. – размышления о поиске своего пути, своего создателя. У каждого он свой. Я так считаю…

– То есть, ты на этих бдениях излагаешь свою точку зрения?

– Да…

– И на истину не претендуешь?

– Не претендую…

– Тогда к чему все эти поклоны, обряды, завывания о том, что ты истину глаголешь? – продолжал я допрос. – Чтобы девушек в постель затаскивать и с местных воротил деньгу тянуть?..

– Это была ошибка, – залепетал он. – Я все исправлю…

– Антонина Павловна, ты все слышала? – спросил я. – Понимаешь теперь, какое посвящение тебе уготовил этот тип?

– Понимаю, – сквозь слезы пробормотала она. – Он подонок…

– Слышь, фармазон? – снова обратился я к «Учителю». – Ты либо сейчас выйдешь к этим придуркам, которые пришли слушать твою галиматью, и все им расскажешь, либо завтра будешь давать показания в УВД!.. Ты уже соскучился по допросам в кутузке?

– Не выдавай, дружище! – заканючил тот. – Я во всем признаюсь… Я не совершал ничего противозаконного… Мы просто беседовали на философские темы…

– Это я уже заметил. Ты всех своих собеседников раздеваешь или только девчонок?

И тут Тигра не выдержала, вскочила и засветила своему «Учителю» по морде. Звонкая такая пощечина получилась. Я бы сказал – сочная!

– Это тебе для начала! – выкрикнула она. – В следующий раз глаза выцарапаю!..

– Ты же сама… – принялся оправдываться Кеша. – Я говорил, что это мой взгляд… Кто тебя тянул сюда?

И тут раздался такой рык, что даже мне стало не по себе. Антонина Павловна, вполне оправдывая свою тусовочное погонялово, вцепилась Стропилину в шевелюру и поволокла в залу. Оттуда до меня донеслось: «Сволочь!.. Мошенник!.. А ну расскажи этим людям, за что ты с них деньги брал!..».

Я вздохнул, подобрал свой пиджак, который свалился с плеч девушки, и тоже вышел в большую комнату. Там я застал такое зрелище. Внутри круга, образованного ничего не понимающими клиентами «Учителя», Тигра таскала обидчика за космы и орала.

Этот цирк надо было прекращать. Я решительно отнял у Разуваевой ее жертву и потащил разбушевавшуюся девицу на выход. В тамбуре я почти насильно вдел ее в пальтишко и ее страшные боты в стиле «прощай, молодость» и выволок на улицу.

Морозец мигом охладил Антонину Павловну. Мы едва успели спуститься с крыльца, как дверь распахнулась и наружу повалила, так и не прошедшая очищения, клиентура не состоявшегося гуру. Следом выскочил он сам, вереща:

– Товарища-товарищи-товарищи! Это недоразумение! Я все возмещу!

Следом появились оба громилы – Колян с поврежденной верхней конечностью и второй. Не знаю его имени, но он явно умнее своего напарника. Похоже, они нашли истинного виновника. Потому что получив увесистый пинок, Кеша кубарем покатился с крыльца в сугроб. На всякий случай, я вывел свою коллегу за пределы палисадника и усадил в машину. А сам остался снаружи, дабы понаблюдать за крахом духовного наставника, избравшего для распространения своего «учения» захолустный Литейск.

Адепты рассасывались по своим авто, на чем свет костеря мошенника. Сам вероучитель барахтался в снегу. Его охранники наблюдали за ним некоторое время, потом плюнули и тоже свалили со двора. За неимением собственной машины, они погрузились в «Жигуль» своего бывшего нанимателя и укатили. Я подошел к Стропилину, вытащил из сугроба и посадил на крыльцо. Тот несколько мгновений сидел, размазывая по харе снег, потом захныкал, как детсадовский сопляк.

– Что я всем вам сдела-ал… Что вы надо мною издева-аетесь… Я же говорил ему, что ничего из этой затеи не вы-ыйдет…

– Кому ты говорил это?! – спросил я.

– Сумароко-ову… Это он придумал. Говорит, эти жирные коты уже и не знают, на что кидаться. То лапти собирали с самоварами, то гороскопы стали составлять. Теперь им духовность всякую подавай… Религию… Будешь, говорит, духовным наставником. Эх… Привез мне кучу каких-то распечаток – йога, Блаватская, Гурджиев и прочая муть. Говорит, возьми от каждой лучшее и будешь лекции читать… Мне не привыкать, это ведь как к отчетной-перевыборной конференции готовиться. Законспектировал, прочел пару лекций, ну и понеслось. Учитель да Учитель. Пришлось делать вид, что я их духовный наставник. Думаю, а какого черта! Почему бы не подзаработать! От них не убудет. А тут эта дурочка с переулочка, – Стропилин обиженно кивнул на Тигру. – Откуда она только взялась? Раз пришла, другой, глаза по пять копеек. Сидит, раскрыв рот, всю эту хрень, которую я несу, за чистую монету принимает. Ну, думаю, а чего не воспользоваться? У меня давно уже такой ладненькой не было. Эти жирные коровы, с золотыми коронками, из трусов готовы выскочить, да меня тошнит от них… Мне бы такую, как Тоня, я бы ее своей помощницей сделал. И все бы у нас получилось, если бы не ты, одноклассничек…