Текст книги "Боксер 5: Назад в СССР"

Минут пятнадцать бега через канавки и пролески вывели меня к небольшой речке. Я задумался. Воды здесь было примерно по пояс – ну, может быть, чуть-чуть побольше. И вода эта, как и погода вообще, была уже довольно прохладной – как ни крути, все-таки на дворе стояла уже середина октября. Бабье лето уже было позади, но… хороший спортсмен не должен упускать такую важную вещь, как закаливание. Я подумал, что небольшое моржевание пойдет мне только на пользу, быстро разделся и забежал в воду.

Ох! Уже довольно студеная водица мигом меня взбодрила – хотя, казалось бы, куда еще бодриться после пробежки и колки дров? Но это состояние свежести, когда энергия буквально пронзает тебя от макушки до пяток, невозможно сравнить ни с чем. Недаром в крещенских купаниях в будущем принимали участие даже те, кто имели весьма смутное представление о сути этого праздника. Люди интуитивно чувствуют, что поможет им укрепить здоровье и взбодрить дух.

Ладно. Для первого раза пары минут вполне достаточно. Не хватало еще воспаление легких тут схватить. Я выбежал из воды так же быстро, как и забегал в нее, и начал в темпе одеваться, намереваясь с помощью обратной пробежки согреть тело, а, вернувшись домой, выпить горячего чаю. Предвкушая, с каким наслаждением я после всех этих активностей завалюсь в чистую и теплую постель, я вдруг услышал сзади себя девичий голос:

– Ну привет, Мишаня! И где мои цветы?

Я резко обернулся и увидел перед собой симпатичную ровесницу, насмешливо глядевшую на меня. Блин! Я же перед купанием разделся абсолютно весь – еще не хватало возвращаться домой в ледяных от воды трусах – и теперь стоял перед этой девчонкой совершенно голый. Быстро прикрыв руками причиндалы, я вдруг подумал: «Вот и повторяется мое знакомство с Ленкой. Только на этот раз зеркально: девица меня застала во время купания голышом, а не наоборот. Только что она несет про какие-то цветы?»

– Привет, – сказал я. Как же часто теперь мне приходится ограничиваться общими фразами, чтобы ничем себя не выдать? Нет, я здесь реально Штирлиц какой-то.

– Твой папаня к нам сейчас заходил, шахматы спрашивал, – томным голоском произнесла барышня, – ну так вот они.

С этими словами она протянула мне шахматную доску.

– Брательник мой играл-играл, а сейчас что-то подзабросил, – объяснила она. – Малой еще, ветер в голове гуляет. Так что можешь пока пользоваться, потом, как будешь уезжать, отдашь.

– Ага, спасибо, – ответил я, продолжая на ходу соображать, как мне себя вести с этой девицей и чего ей от меня может быть надо.

– А ты изменился, – продолжала она. – Я бы даже сказала, расцвел, возмужал… Ты в Москве теперь, говорят?

– Ну да, – кивнул я. – В «Динамо» поступил, боксом занимаюсь. Вот турнир был на днях, разряд получил.

– Молодец, – оценила девчонка. – Если бы ты вот таким ко мне тогда подкатывал, я бы, может, на тебя и по-другому посмотрела.

Ни фига себе намеки! Правда, сейчас мне это только на руку. По крайней мере, теперь я уже знаю, что Миша – настоящий Миша – раньше к этой красотке яйца подкатывал. И, видимо, неудачно. И я его, в общем, понимаю: девка видная, фигурка что надо, да и на мордашку вполне симпатичная. Так, надо бы сейчас не на фигурку ее засматриваться, а вытащить из нее побольше информации, пока она настроена на разговор.

– А ты сама-то сейчас где? – спросил я, стараясь выбирать максимально нейтральные формулировки.

– Да все там же, – махнула она рукой. – У меня же последний класс в этом году, забыл? Вот я закончу школу и в том году тоже поеду в Москву поступать. Так что сможем видеться почаще. Ну, если ты этого захочешь, конечно.

– Там видно будет, – сказал я, улыбнувшись и постаравшись, чтобы эти слова не звучали равнодушно. С одной стороны, девчонка реально симпатичная, и противиться естественной реакции подростка было, прямо скажем, сложновато. А с другой – у меня и так в Москве три женщины, в отношениях с которыми надо бы, по-хорошему, разобраться, куда мне еще четвертую-то? Ладно, пусть даже две – Аллу-то считать не будем, хотя это как посмотреть… Я встряхнул головой, чтобы согнать с себя эти неуместные мысли, и выдал: – Спасибо за шахматы. Мне идти надо, а то меня там, наверное, уже обыскались.

Девочка кокетливо улыбнулась:

– Ну иди. Да, кстати, – окликнула она меня, когда я уже зашагал в сторону дома. – Если вдруг все-таки решишь принести цветы – я люблю розы.

Я кивнул и направился домой с еще большей решительностью. Легкая пробежка всегда меня успокаивала и помогала привести мысли в порядок. Правда, теперь мне немного мешал сосредоточиться шум от фигурок, подпрыгивающих внутри доски при каждом шаге, ну да ничего. Пусть это будет самой большой моей проблемой в эти дни.

Не успел я так подумать, как откуда-то сбоку раздалось:

– Оба-на! Да это же Мишаня собственной персоной! Стоять, атлет! Куда бежим?

«Да что же это такое-то», – с досадой подумал я. «Неужели местные жители меня тут так и будут тормозить каждые сто метров? Этот Миша всему поселку что-то успел наобещать, что ли?»

Передо мной выросла парочка местных пацанов. Пацаны как пацаны, ничего особенного. Но их многозначительные ухмылки не оставляли никаких сомнений в том, что остановили они меня далеко не для дружеской беседы.

– Куда надо, – сухо ответил я.

– Ишь ты, какой неразговорчивый стал! – сказал тот, который меня таким образом поприветствовал. – Ну что, с красоткой твоей на речке получилось? Хоть сейчас-то?

Пацаны заржали. Значит, они меня выслеживали, а до этого были свидетелями, как прежний Мишка подкатывал к этой девице. Ну и что теперь?

– Не твое дело, – огрызнулся я в ответ.

– Вот это да, – присвистнул парень. – А что же так, Мишань? Значит, когда ты хотел повыпендриваться перед этой кралей, взял у меня мопед и разбил его так, что обратно не соберешь, так был милейшим парнем, одно удовольствие поговорить! А теперь, значит, не мое дело, да? А кто мне ущерб будет возмещать? Мопед-то знаешь, сколько стоит?

– Ты чего? – толкнул его второй пацан. – Его же отец тогда твоему отчиму деньги отдал и вопрос закрыли.

– Заткнись, а! – раздраженно прикрикнул первый бычара. – Дядя Витя мне, между прочим, так новый мопед и не купил, все деньги у Ксюхи-самогонщицы оставил.

– Так кто ж тебе виноват-то, – хмыкнул я, – что твой дядя Витя все деньги пробухал и мопед тебе не купил.

– А ты его не трожь, – осклабился бык. – Мы с ним сами разберемся. А вот что касается мопеда – так ты мне его и купишь!

Это уже был прямой наезд. Не претензии, когда кто-то кому-то что-то действительно должен, а именно наезд из серии «докопаться до столба». Стало понятно, что просто так я отсюда не уйду. Я вздохнул. Вот уж чего мне точно не хотелось, так это разборок. Во-первых, они мне и так уже поднадоели, а во-вторых, они вытягивали нервы и силы, которые ой как пригодились бы в деле – да хоть для тех же тренировок. Но делать было нечего – не сверкать же пятками, убегая от двух малолетних полудурков. Придется применять свои профессиональные навыки на практике.

Я посмотрел на них обоих, как будто не понимая, чего от меня хотят. Быки (про себя я назвал их Первый – бывший обладатель мопеда – и Второй), все так же цинично ухмыляясь, ждали, как я отреагирую на такую тупую предъяву. Ну что же, вы хотели моей реакции – получите. Я быстро швырнул шахматную доску прямо в рожу Первому, а Второму, крутанувшись, резко двинул ногой под дых.

– Сука! – завопил Второй от внезапной боли и согнулся напополам, схватившись за живот. – Все, тебе кранты!

Глава 3

Наблюдая, как Второй корчится от боли (похоже, я удачно попал ему в солнечное сплетение), а Первый растерянно сжимает в руках пойманную шахматную доску, я несколько секунд наслаждался произведенным эффектом, а потом негромко, но твердо и уверенно произнес:

– Слушайте сюда оба внимательно. Я здесь всего на несколько дней. Никому мешать не собираюсь, это не в моих правилах. Но и мне портить настроение никто не будет. Это понятно?

С этими словами я забрал шахматную доску у Первого. Вид у него был крайне струсивший и при этом недоумевающий: что, дескать, случилось с тем зачуханным ботаником, который ничего, кроме шахмат, вокруг не замечал?

– Еще раз спрашиваю: понятно? – повторил я, глядя ему прямо в глаза.

Я хотел добиться от него четкого и внятного ответа. А то знаю я все эти пацанские штучки. Пока сам не произнесет то, что мне нужно, в любой момент может от этого отказаться – типа я же этого не говорил, значит, я в домике.

– А ты чего, главным здесь быть решил, что ли? – с трудом выговорил Первый. – Думаешь, один раз набычишься – и все под тебя перейдут? Так это ты зря. Я местных соберу – тебя так жизни научат, что до дома будешь два часа ползти. Ты еще не понял, на кого ты здесь выступать решил? Тебя не учили, что за свои слова надо отвечать?

– Слушай, мне все эти ваши «главные-не главные» по большому барабану, – ответил я. – Я сюда приехал не для этого. А что до твоих местных дружков – так как бы еще тебе перед ними отвечать не пришлось, когда они поймут, что это не я в чужие дела влез, а ты требуешь того, что тебе не положено!

– Это ты, что ли, будешь решать, что здесь кому положено? – осклабился Первый.

– Не, ну ты действительно, это… поаккуратней бы, – поддакнул Второй.

Вся эта трагикомедия уже начинала меня утомлять. Я просто хотел дойти с речки домой, поужинать и лечь спать. Мне действительно были по барабану все эти разборки малолеток, кто из них круче кого – мне даже от самих разговоров на эту тему становилось невыносимо скучно и тоскливо. А тут, значит, приходилось стоять и доказывать, что мне плевать с высокой колокольни на их местную иерархию, в которой я все равно ни малейшего участия принимать не собирался. Они-то думают, что вокруг них весь мир крутится. Жалко только, что сам мир об этом даже не подозревает.

– Третий раз спрашиваю: вам понятно, что ко мне лезть не стоит? Я никому не мешаю, но и себе никому мешать не позволю.

– Тебя мой дядя Витя убьет и папаше твоему морду еще разобьет, – с ненавистью прошипел он.

– Да-да, он, между прочим, сидел! – поддакнул Второй, пробуя разогнуться. – Он знаешь какой матерый, тут его все боятся, и тебе тоже кранты!

О как. От местных пацанов перешли уже к угрозе родственниками. Как-то уж совсем несолидно пацанам, считающим себя уже взрослыми, привлекать к своим разборкам старшую родню. Впрочем, уже по тому, что он с такой скоростью перебирал всех, кто может за него впрячься, говорило, что как минимум половина из этих угроз – тупые понты. Но мне выслушивать все это было уже неохота. Надо заканчивать с этим цирковым представлением для одного зрителя.

– То есть все-таки непонятно, – вздохнул я и вдруг резко на них замахнулся. Те вскрикнули от испуга и дали деру.

Я даже рассмеялся, насколько легко у меня получилось их прогнать. Хотя вообще-то это обычная история. Такие деятели всегда горазды только пальцы гнуть, а как доходит до дела – сразу «ой, я ни при чем» и «меня-то за что». Вот и эти двое – когда я, то есть настоящий Мишка, был слабым и не мог дать отпор – они лезли. Издевались, самоутверждались за счет слабого. А теперь – стоило один раз получить по пузу, сразу наложили в штаны и оперативно скрылись с места происшествия. А я ведь даже ничего толком и сделать не успел.

Конечно, оставалась угроза этого пока мне неизвестного дяди Вити. Связываться с зеками – так себе удовольствие. Но, с другой стороны, если он действительно бывалый сиделец, то у него все-таки должны действовать какие-никакие понятия. И, разобравшись в ситуации, разбираться он не полезет. Во всяком случае, должно хватить на это его зековских мозгов, если только он их не окончательно пропил.

Я покрутил перед собой рукой, в которой держал шахматную доску. Вот же не сообразил – надо было разбить эту доску о башку этого Первого. И его бы усмирил надолго, и играть бы теперь было нечем. А теперь все-таки придется садиться за шахматы – и чем это все закончится? Ладно, буду играть как есть – все равно ничего другого мне уже не остается. А там на месте разберемся и куда-нибудь вырулим.

Дома алкогольное застолье уже закончилось, и вовсю шло чаепитие с пирогами. Когда я вошел, мама с тетей Машей как раз обувались у порога.

– Куда вы собрались? – с напускным весельем спросил я.

– Да пойдем пройдемся, – откликнулась тетя Маша. – А то мамка-то твоя все в городе да в городе, леса сто лет не видела. Поди забыла уж, как и деревья-то выглядят!

– Ну про деревья – это ты загнула, конечно, – улыбнулась мама. – Но вот воздух у вас здесь и вправду какой-то особенный. Как говорится, хоть ложкой ешь. Он даже как-то опьяняет, что ли – я только вышла из машины, вдохнула – и аж голова закружилась!

– Тогда тебе можно и не выпивать за столом-то, – хохотнула тетка. – Чего продукт зря переводить, если тебя от воздуха так качает!

– Ой, скажешь тоже, – отмахнулась мать, – тебе лишь бы языком поболтать. Пошли уже, экономщица ты наша!

Они захохотали и вышли на улицу. Я оставался один на один с отцом. В какой-то степени это было даже лучше. Двум мужикам всегда легче между собой о чем-то договориться, чем если в это будут вмешаны еще и женщины. В конце концов, наплету чего-нибудь насчет того, что бокс вытеснил в моем сознании все остальное, и отец, скрепя сердце, согласится. Он ведь сам радовался, что я нашел себя, так что…

– Расставляй, – весело распорядился отец, увидев в моих руках шахматы и потирая руки в предвкушении. – Не забыл еще со своим боксом-то?

– Да нет, – сказал я, подумав при этом, что хорошо бы для начала хотя бы вспомнить, какая из фигур как ходит. Блин, а ведь мне наш Григорий Семенович даже методичку какую-то дарил как шахматисту! Не подумал вот – а надо было бы ее раскрыть да почитать. Ну или хотя бы пробежаться по диагонали. А теперь вот сиди и выкручивайся.

– Ну что, – торжественно сказал отец, победоносно взглянув на меня. – Давай-ка для начала отыграем защиту Нимцовича. Сделаем полузакрытый дебют!

Я посмотрел на него, как баран на новые ворота. Миллион вопросов роились в этот момент у меня в голове. Кто такой Нимцович? Что такое его защита? Что такое дебют, я интуитивно понимал, но что значит «полузакрытый»? Значит, бывает еще и полностью закрытый или на две трети? А как можно сделать первый ход закрытым?

Я понял, что если буду размышлять над всеми этими вопросами, то просижу за этой доской до утра. Поэтому, недолго думая, я взял первую попавшуюся фигуру и куда-то ее передвинул. Кажется, я где-то видел, как вот таким образом начинают партию.

Отец удивленно уставился на меня:

– А-а, – наконец сказал он. – Значит, ты решил отыграть защиту Алехина и сыграть в полуоткрытую, а не в полузакрытую. Ну что ж, ладно, хозяин – барин. А я тогда тебе вот так! – и он сделал ответный ход.

«Лошадью ходи» – раздался в голове сиплый голос из знаменитого советского фильма. В общем-то, это была здравая идея – конь был единственной фигурой, чью траекторию я знал хотя бы теоретически. Поэтому я мысленно начертил от правого коня искомую букву и переставил фигуру на получившуюся клетку. Отец удовлетворенно кивнул – значит, ход получился правильным. Но теперь меня ожидала главная засада: как ходить дальше-то? Не могу же я всю партию действовать одними конями: их всего два, и, скорее всего, их обоих скоро убьют. Я напрягся в ожидании следующего хода и с тоской смотрел, как отец передвигает свою фигуру.

К моему облегчению, отец воспринял мою задумчивость по-своему и, видимо, решив, что я сомневаюсь в выбранной тактике, принялся мне объяснять:

– Смотри, Миша, в чем тут главная хитрость? Основная идея защиты Алехина – это фигурная игра и контратака пешечного центра. Выбрав эту тактику, ты добровольно уступаешь центр и теряешь несколько темпов. Но зато в дальнейшем все это приводит тебя к стойкому и серьезному позиционному преимуществу. И когда ты…

Договорить отцу помешал настойчивый стук в дверь.

– Черт, – досадливо поморщился отец. – Кого там еще принесло так некстати…

«А по-моему, очень даже кстати», – подумал я. «Надеюсь, что этот кто-то спасет меня от этого шахматного позорища».

Но незваный гость, похоже, означал времяпровождение гораздо более неприятное, чем игра в шахматы. Хотя и более привычное мне, дело в том, что за дверью, судя по репликам отца, стоял тот самый отчим Первого утырка, дядя Витя. Перегар от него шел такой, что уже через полминуты стало нечем дышать даже в комнате, где я сидел, хотя дальше сеней он не продвинулся.

– Слышь, ты, в натуре, ты че, вообще берега попутал? – донесся до меня его хриплый голос.

Я выглянул из комнаты. Быдловатого и весьма опустившегося вида пропойца с блатными наколками на руках тряс за грудки моего отца. Не нравятся мне такие картины, ох как не нравятся.

– Слышь ты, але! Отца не трогай! – крикнул я.

– Миша, уйди в комнату! Я сам разберусь, не вмешивайся! – отозвался отец.

Надо же. А он смелый человек, оказывается. Особенно для такого тихого и нерешительного шахматиста, каким он до сих пор мне виделся. Но в любом случае контроля за ситуацией терять нельзя. Я скрылся из поля их видимости, но продолжал следить за их общением, готовый в любой момент выйти и поставить этому сидельцу голову на место.

– Разберешься, говоришь? – дядя Витя ухмыльнулся и сплюнул. – Ну давай, разбирайся, раз такой умный.

– Вить, чего случилось-то? – приглушенным тоном спросил мой отец. – По поводу чего ты разбираться-то хочешь?

– Чего случилось? – переспросил зек. – А тебе твой отпрыск не рассказывал, что ли? Ах, ну да, конечно, зачем ему рассказывать, когда можно за папочку спрятаться.

– А что он должен был мне рассказать-то? – недоумевал отец. – И никогда он за меня не прятался, не ври.

– Ты бы хоть за своей речью следи, раз за детьми не получается. Это мы сейчас еще выясним, кто тут врет, – хмыкнул сосед. – Твой недоумок на моих пацанов полез. Вы, по ходу, все, что ли, рамсы тут попутали? Это у вас семейное, да?

Отец облегченно выдохнул, как будто услышал обо мне откровенную неправду, которую мне предъявить уж точно было невозможно.

– Вить, ты сам себя-то хоть слышишь? – тоном усталого от бессмысленных споров человека спросил он. – У тебя сын вон какой здоровый! Кто на него полезет-то? И главное – зачем? Думаешь, Мишке настолько заняться нечем, что он, только-только сюда приехав, побежит по округе к местным пацанам приставать?

– Да мне похрен, есть ему чем заняться или нет! – прикрикнул сосед. – Если будет к моим пацанам лезть – значит, буду учить! А за гнилой базар отвечать надо, понял!

– Слушай, Вить, ты перебрал и сам не понимаешь, что несешь, – справедливо заметил отец. – Давай с тобой как-нибудь потом об этом поговорим.

– Чего, задрожал, да? Штанишки обмочил, как в детстве? Какое еще на хрен потом! Сейчас разговаривать будем! Давай своего недоросля сюда! – взревел дядя Витя. – Я ему сейчас быстро объясню, на кого тут можно гавкать, а на кого нельзя! Я ему его башку безмозглую в такое место засуну, о котором вы оба даже понятия не имеете, интеллигентики, ха-ха!

– Витя, выйди, пожалуйста, – сказал отец. – Проспишься, потом и поговорим.

– Это ты мне сказал, падаль? – заорал сосед. – Это ты мной тут командовать решил? Ты вообще знаешь, с кем ты сейчас разговариваешь? Я знаешь, сколько таких, как ты, на зоне под шконку загнал? Ты сейчас сам у меня тут проспишься, сучара ты бацильная!

Я краем глаза выглянул в сени и увидел, как отец замахивается, чтобы ударить этого Витю. Иногда даже самого тихого интеллигента можно довести так, что ему сорвет резьбу – тем более когда речь идет о его детях. И тогда, если уж ему удастся напасть на обидчика, тому может прийтись очень несладко. Отчаявшийся интеллигент не разбирает средства и не выбирает тактику – он прет напролом, как разогнавшаяся фура с полетевшими напрочь тормозами. Возможно, так бы случилось и сейчас, но… Однако сейчас бывалый зек опередил моего нерасторопного отца, со всей силы ударив головой. Отец упал на пол, потеряв сознание.

«Ну, сука, это ты сделал уж совсем зря», – успел подумать я, прежде чем выскочил в сени к озверевшему маргиналу.

– А-а-а, вот и ты, сучонок, – оскалился тот, потирая свои ручонки. – Иди-ка сюда, малыш, сейчас взрослый дядя тебе объяснит, как нужно с нормальными пацанами разговаривать, чтобы потом тебе не сделали ата-та. Если папочка с мамочкой тебя не учили, что за базар нужно отвечать, тогда я научу. А то если всю жизнь жить безмозглым – то тебе часто будут делать очень больно, ха-ха.

– Витя, предупреждаю, больно сейчас будет тебе, – стараясь быть спокойным, произнес я. Конечно, сохранять спокойствие в ситуации, когда охреневший от безнаказанности упырь лупит твоего родственника и раздает приказы в твоем доме, было трудновато. Но, с другой стороны, и для того, чтобы хорошенько поработать с противником, нужно иметь холодную голову. Эмоции здесь не годятся. Учитывая разницу в состоянии и в физической подготовке, на эмоциях у меня вообще был шанс его вырубить. И не исключено, что навсегда: таким пьяным телам ничего не стоит приземлиться виском на какой-нибудь угол, падая по замысловатой траектории. Или другой вариант: упадет вроде бы нормально, но пьяная гуттаперчевость, плохая управляемость туловищем, резкое запрокидывание головы назад при падении – и здравствуй, перелом основания черепа. Нет, такие приключения мне точно были ни к чему, тем более что я не только поломал бы себе всю вторую жизнь, но и подставил бы своих родственников. Не должны нормальные люди страдать из-за таких вот упырей, пусть даже и косвенно.

– Да что ты говоришь! – передразнил Витя мои интонации. – Ты знаешь, дружок, как я зону топтал? Ты знаешь, какие хмыри у меня парашу собой чистили? Да тебе и не снилось, мелюзга ты общипанная! Или, может, тебе рассказать, за какое место я могу тебя подвесить, чтобы твой папочка меня всю оставшуюся жизнь, ползая на коленях, благодарил, если я тебя отпущу?

– Вить, последний раз тебя предупреждаю – не нарывайся, – медленно произнес я, сжимая кулаки. – Ей-богу, по-хорошему советую. Тебе же хуже будет.

– Ах ты, гнида, ты еще тут вякать мне будешь? Ты гляди, всякая шелупонь беспонтовая мне советы еще раздает! Удавлю, сссука! – снова взревел Витя и кинулся на меня.