Текст книги "Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев"

Даже 22 июня 1941 года, когда началась война, ни один командующий фронтом, ни Генеральный штаб, ни один член Политбюро не отдал приказ начать боевые действия. Все ждали указания Сталина.

Лозунг «кристально честных» большевиков – все на одного, и каждый за себя – и на этот раз сработал безукоризненно. Предательство они оправдывали цинично: «так надо для единства партии».

Не мог Молотов без санкции Сталина советовать лидерам ЕАК обратиться с письмом в правительство СССР о создании в Крыму еврейской автономной республики. Не мог многоопытный Молотов без разрешения Сталина активно участвовать в подготовке письма, из-за которого его обвинят в антипартийной деятельности. Однако прошло восемь с половиной лет, прежде чем Сталин публично обвинил его в совершении крупной политической ошибки.

Безропотная покорность поражает – никто не выступил в защиту Молотова и Микояна. Последуй команда, и стая набросится на них с требованием смертного приговора. Ужасающая эпоха. Диковинные люди. Большевики, одним словом.

Берия – единственный, кто не побоялся в доверительных беседах защитить Молотова и, по воспоминаниям Микояна, подговаривал Маленкова и Хрущёва: «надо защищать Молотова… Сталин с ним расправится, а он ещё нужен партии».

Берии, единственному из членов Политбюро, пытавшемуся организовать противодействие Сталину, с «лёгкой руки» Хрущёва, надолго приклеят ярлык монстра.

Удивительно, что после публичной порки на пленуме оба «героя» (у Молотова жена – четвёртый год в тюрьме, у Микояна – два сына на Лубянке) решили поехать к Сталину на дачу и «по-товарищески», как написал Микоян, поздравить его с днём рождения. Способны ли они на заговор? – Да. Но только друг против друга.

1 декабря состоялось заседание Президиума ЦК КПСС. Вячеслав Малышев, заместитель председателя Совета министров СССР, слово в слово записал в свой рабочий дневник выступление Сталина:

«Любой еврей-националист – это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли Соединённые Штаты. Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов»[82]82
  Млечин Л. М. Зачем Сталин создал Израиль. М.: Эксмо, 2005.


[Закрыть].

Прозвучало то, что Сталин «вынашивал» несколько лет. Присутствующим стало ясно: слово «любой» означает неизбежность предстоящего коллективного наказания, аналогичного тому, которому были подвергнуты уже репрессированные народы. Ведь чёрточку в словосочетании «любой еврей-националист» легко превратить в тире, и тогда эта фраза приобретёт иной смысл: «любой еврей – националист».

За тридцатилетний период пребывания у власти Сталин создал уникальную систему. Каждое произнесённое им слово, где бы оно ни звучало, моментально приобретало силу закона, который облекался в постановления Политбюро и Совета министров. Юридическая система стала служанкой партии, являвшейся, по Конституции 1936 года, «руководящим ядром всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных».

Заявления Сталина было достаточно, чтобы при определённых обстоятельствах каждый советский еврей был объявлен националистом, агентом иностранной разведки и, по существовавшим в стране законам, подвергнут репрессиям. Тех, у кого есть еврейские родственники, если они от них не откажутся, следует считать сообщниками сионистов со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Ганс Глобке, официальный комментатор расовых законов в гитлеровской Германии, в эти дни плакал бы от умиления.

Глазами доктора Фрейда

Зигмунд Фрейд, основоположник школы психоанализа, изучая невротические расстройства своих пациентов, предположил, что бессознательные переживания, относящиеся в том числе к взаимоотношениям разнополых родителей и детей, объясняют многое в их поведении.

Конфликт Сталина с дочерью начался зимой 1943 года, после её дня рождения. Вскоре Сталин инициировал кампанию государственного антисемитизма. Можно предположить, что подсознательно он десять лет мстил евреям Каплеру и Морозову.

– Дура! – кричал он, узнав, что его дочь целовалась с Каплером. – Не могла себе русского найти.

– Я люблю его, – ответила Светлана и впервые в жизни получила от отца две звонких пощёчины. Они не разговаривали несколько месяцев. Их прежние отношения разрушились навсегда.

Через год у дочери появился новый жених, Гриша Морозов. Сталин не стал ей препятствовать.

– Чёрт с тобой, делай, что хочешь, – раздражённо сказал он. Он вновь поссорился с дочерью, отказался видеться с зятем и затаил ненависть к евреям.

Когда же через три года они разошлись, он сказал дочери то, что лежало у него на сердце: «Сионисты подбросили тебе твоего первого муженька».

Светлана пыталась возразить: «Папа, да ведь молодёжи это безразлично. Какой там сионизм?»

– Нет! Ты не понимаешь! – резко сказал он, – сионизмом заражено все старшее поколение…[83]83
  Аллилуева С. И. Двадцать писем другу. М, 1990.


[Закрыть]

В декабре 1952 года на Президиуме ЦК Сталин выплеснул наружу накопившуюся ненависть…

Позже Светлана вспоминала о размолвке с отцом: «Никогда потом не возникало между нами прежних отношений. Я была для него уже не та любимая дочь, что прежде»[84]84
  Там же.


[Закрыть].

Её первая любовь и первое замужество не были одобрены отцом. Если согласиться с теорией Фрейда, то можно предположить, что подсознательно он возненавидел тех, кто отнял у него любимую дочь. Его ненависть распространилась не только на Каплера и Морозова. Задумав депортацию, он мстил всем евреям, которых он решил выслать из европейской части страны.

Последний день сознательной жизни Сталина совпал с днём рождения Светланы. Случайно ли это? Каждый год в этот день он вспоминал её день рождения, после которого они надолго стали чужими. Они оба помнили тот день. Светлана думала об арестованном Каплере, Сталин злился на свою дочь и на евреев.

Об этом мы поговорим в главе «День рождения дочери». Но обратим внимание на совпадения дат. Весной 1944 года Светлана вышла замуж за Григория Морозова. Осенью Сталин выступил с речью об «осторожном назначении евреев на должности в партии и государственных органах».

Семейный конфликт, начавшийся со дня рождения Светланы, 28 февраля 1943 года, длился до 28 февраля 1953 года (об этом удивительном совпадении мы будем ещё говорить). Много факторов способствовало инсульту «отца народов». Нельзя сводить всё только к конфликту в семье и говорить только о фрейдистских корнях, но, несомненно, «дело Каплера» и замужество Светланы повлияли на отношение Сталина к евреям.

Рюмин – непредумышленный убийца Сталина

В то время как в Москве и в Праге проходили кровавые процессы, в Грузии разыгрывалась трагедия, которая не вписывалась в сценарий двух предыдущих. Роль главного героя, которого в последнем акте следовало казнить, предварительно подвергнув мученическим страданиям, была отведена Берии. Он курировал работу служб безопасности в «освобождённых» странах Восточной Европы и «сознательно» проглядел «заговоры сионистов».

Летом 1952 года для Берии появились хорошие новости – арестовали министра государственной безопасности Грузии Рухадзе, которого за медленное развитие «мингрельского дела» и отсутствие доказательств вины Берии Сталин засадил в Лефортово.

В ноябре подошла очередь заместителя министра госбезопасности СССР Рюмина, также не оправдавшего доверия Сталина.

Совершив головокружительную карьеру – за считанные месяцы Рюмин проделал путь от подполковника МГБ до заместителя министра по следственной части, – он разработал схему разветвлённого, тщательно законспирированного заговора еврейских буржуазных националистов, полностью подпадавшего под аналогичные умозаключения Сталина.

Одна группа заговорщиков, по версии Рюмина, состояла из деятелей науки и культуры и была обезглавлена после разгрома ЕАК.

Вторая группа состояла из генералов и старших офицеров госбезопасности, евреев по крови и духу (к ним Рюмин отнёс тех, кто был женат на еврейках).

Были арестованы: заместитель начальника Специального бюро по разведке и диверсиям за рубежом генерал-майор Эйтингон, бывший руководителем советской нелегальной разведки в Испании; заместитель начальника 2-го контрразведывательного управления генерал Райхман; сын бывшего главы советского государства полковник Свердлов; заместители министра госбезопасности генерал-лейтенанты Питовранов и Селивановский[85]85
  Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М.: ОЛМА-Пресс, 1997.


[Закрыть]. Рюмин выбивал из них показания на Абакумова и требовал компрометирующих материалов на Берию, с которым некоторые из арестованных работали в годы войны.

Третья группа заговорщиков состояла из профессоров Лечсану-пра Кремля. Она, как утверждал Рюмин, планировала злодейское умерщвление руководителей партии и правительства. Эта концепция соответствовала взглядам Сталина. Он поверил Рюмину, отказался от услуг лечащих его врачей и дал санкцию на их арест.

4 ноября был арестован личный врач Сталина профессор Виноградов. Через неделю арестованы профессора кремлёвской больницы Вовси и Нусинов. Теперь недоверие выражено всем врачам-евреям.

Тем, кто ищет убийцу Сталина, я называю имя – подполковник Рюмин. Человек, лишивший Сталина квалифицированной медицинской помощи и в ноябре 1952 года с позором уволенный из МГБ.

Отказавшись от услуг врачей, Сталин занялся самолечением. Он, переживший два микроинсульта и продолжавший страдать от гипертонии, зациклился на маниакальной идее «еврейского заговора» и отказался от прописанных врачами лекарств. Везде ему мерещились заговорщики, и он требовал одного: ускорить их разоблачение. Это была уже явная паранойя, которую когда-то диагностировал Бехтерев.

После снятия Рюмина, непреднамеренно способствовавшего тому, что в окружении Сталина не осталось врачей, Игнатьев лично возглавил следствие. Косвенно оно работало против Сталина.

Политбюро в ожидании «смены поколений»

Именно Политбюро, по версии Глебова и некоторым версиям Авторханова, выпала особая роль. Не Сталин, а Политбюро должно было взять на себя ответственность за начало массовых репрессий против еврейского населения СССР.

Мемуары члена сталинского Политбюро Анастаса Микояна «Так было» не могут быть искренними. Тот, кто привёз президенту Чехословацкой Республики Клементу Готвальду письма, сфабрикованные НКВД, доказывающие предательство Сланского и подготовку им бегства на Запад, умалчивает не только об этой поездке. О болезни и смерти Сталина он пишет скупо, несколько строк – почти ничего.

Зато Микояна беспокоит другое – собственная персона, желание оправдаться перед потомками. Значительная часть мемуаров, относящихся к пятидесятым годам, посвящена описанию событий вокруг XIX съезда партии и тревогам, охватившим членов Политбюро.

Микоян вспоминает, как за год до съезда Сталин повздорил вдруг с ним за ужином и кинул в запальчивости: «Вы состарились, я вас всех заменю!»

«Все присутствовавшие были настолько поражены, что никто слова не сказал в ответ. Нельзя было превращать это в шутку, так как было сказано серьёзно, и нельзя было серьёзно об этом говорить: ведь мы же были гораздо моложе самого Сталина. Мы подумали, что это случайно сказанные им слова, а не обдуманная и серьёзная идея, и вскоре о них забыли»[86]86
  Микоян А. И. Так было. М: Вагриус, 1999.


[Закрыть].

«Случайно сказанные им слова… и вскоре о них забыли» – детская непосредственность Микояна умиляет. По привычке, появившейся во времена «большого террора», когда по всей стране одураченные толпы скандировали «Смерть убийцам!», он решил, что читатель поверит в любые сказанные им слова, уверует в наивность одного из старейших членов Политбюро, с 1926 года участвовавшего в сталинских чистках. А если не поверит, то сделает вид, что поверил. Он ведь поступал так же. Вовремя промолчал и впоследствии утверждал, что он верил Сталину, подписывая смертные приговоры своим друзьям…

Микоян испугался. Он понимал, что если Сталин объявит его американским шпионом, НИКТО из членов Политбюро за него не заступится. Он ведь тоже никого не щадил. Недрогнувшей рукой подписал смертный приговор отцу своей невестки, Алексею Кузнецову, секретарю ЦК. Его дочь была замужем за Серго, который редактировал последнюю версию мемуаров Анастаса Микояна.

«А вот когда такой большой Президиум был создан, мы невольно подумали, что возможно Сталин имел в виду необходимость замены старых членов Политбюро молодыми, которые вырастут за это время, и он легче сможет заменить того, кого захочет убрать»[87]87
  Микоян А. И. Так было. М: Вагриус, 1999.


[Закрыть].

После тщательно подобранных слов «невольно подумали» (Серго долго старался, редактируя мемуары отца?) перехватило дыхание: неужели у Анастаса Микояна память отшибло, и он забыл о расправе над Каменевым и Зиновьевым, Рыковым и Бухариным? Он настолько наивен и беспомощен в этих строках – ангел белокрылый, случайно залетевший в Политбюро, – что всякий может его обидеть.

Бедненький Микоян, безропотная жертва пьяных коллег! Он не замечает подложенный на стул помидор, попадается на глупый розыгрыш Сталина и к радости собутыльников пачкает брюки. Такое с ним случалось не раз. Участники застолий, зная его характер, склонный к прогибам, избрали его предметом своих насмешек. Об этих невинных шалостях взрослых мальчиков на сталинских застольях в Сочи и в Кунцево в книге «Только один год» рассказала очевидец, Светлана Аллилуева[88]88
  Аллилуева С. И. Только один год. Нью-Йорк, 1969.


[Закрыть].

Она не поняла Микояна. Девчушка ведь. Если товарищам смешно и Сталину весело, почему бы не плюхнуться на помидор? Шутка ведь. Весёлая шутка. Зря Микоян не рассказал о ней в своих мемуарах. Все вместе повеселились бы.

Зато всем вождям преданный Микоян рассказывает, как 21 декабря 1952 года, несмотря на жёсткую критику на пленуме и угрозу физической расправы, вместе с опальным Молотовым он приехал на день рождения Сталина и что произошло вместо ожидаемого примирения. Не забудем, когда происходила попытка трогательного братания. У Молотова жена четвёртый год находится в заточении, у Микояна два несовершеннолетних сына сидят в тюрьме. Оба экс-друга понижены в должности, подвергнуты порке на пленуме и почти объявлены шпионами. Несмотря на унижения, Микоян напрашивается на день рождения (заискивающе спрашивает позволения у других членов Политбюро) и едет с товарищескими поздравлениями на мальчишник. Как мило. По-товарищески. Хотел по традиции ещё на Новый год приехать – ко двору не пустили.

Обида до сих пор звучит в его голосе:

«Но через день или два то ли Хрущёв, то ли Маленков сказал: „Знаешь что, Анастас, после 21 декабря, когда все мы были у Сталина, он очень сердился и возмущался тем, что вы с Молотовым пришли к нему в день рождения. Он стал нас обвинять, что мы хотим примирить его с вами, и строго предупредил, что из этого ничего не выйдет: он вам больше не товарищ и не хочет, чтобы вы к нему приходили".

За месяц или полтора до смерти Сталина Хрущёв или Маленков мне рассказывал, что в беседах с ним Сталин, говоря о Молотове и обо мне, высказывался в том плане, что якобы мы чуть ли не американские или английские шпионы.

Сначала я не придал этому значения, понимая, что Сталин хорошо меня знает, что никаких данных для того, чтобы думать обо мне так, у него нет: ведь в течение 30 лет мы работали вместе. Но я вспомнил, что через два-три года после самоубийства Орджоникидзе, чтобы скомпрометировать его, Сталин хотел объявить его английским шпионом. Это тогда не вышло, потому что никто его не поддержал. Однако такое воспоминание вызвало у меня тревогу, что Сталин готовит что-то коварное. Я вспомнил также об истреблении в 1936–1938 гг. в качестве „врагов народа" многих людей, долго работавших со Сталиным в Политбюро.

За две-три недели до смерти Сталина один из товарищей рассказал, что Сталин, продолжая нападки на Молотова и на меня, поговаривает о скором созыве пленума ЦК, где намерен провести решение о выводе нас из состава Президиума ЦК и из членов ЦК.

По практике прошлого стало ясно, что Сталин хочет расправиться с нами и речь идёт не только о политическом, но и о физическом уничтожении»[89]89
  Микоян А. И. Так было. – М: Вагриус, 1999.


[Закрыть].

Выдержки из длинного объяснения Микояна (многое я пропустил, желающие выслушать его стоны могут обратиться к книге) описывают панический страх, охвативший всех членов Политбюро. Руки и ноги дрожат, но никто не решается на мужской поступок. Отдали дракону жён, детей и всё равно спешат засвидетельствовать личную преданность. Уже стало ясно, что речь идёт об их физическом истреблении. И что? Способен ли кто-нибудь на мужской поступок? У Молотова, Андреева – жёны-еврейки в тюрьме. У Микояна – два сына. У члена Политбюро и председателя Президиума Верховного Совета СССР Калинина (умер в июне 1946) – жена с 1938 года в заточении. У Поскребышева, в течение 25 лет являвшегося помощником Сталина, жена-еврейка, мать его дочерей, семилетней Гали и годовалой Наташи, арестована в 1939 и расстреляна в 1941. У полного георгиевского кавалера, лихого конника, маршала Будённого – жена, Ольга Михайлова, певица Большого театра, в тюрьме с 1937 года (освобождена лишь в 1956).

Мужчины, где вы?! В Политбюро и в ЦК их нет, сплошные товарищи. Жёны декабристов, добровольно отправившиеся в ссылку за своими мужьями, оказались мужественнее мужей-коммунистов.

Единственный, кто сумел отстоять жену-еврейку был Ворошилов. Рассказывают, что когда пришли её арестовывать, он несколько раз предупредительно выстрелил из револьвера в потолок. Запросили Сталина: «Что делать?» – Вождь смилостивился: «Чёрт с ним».

Было ли это в действительности или это очередная легенда, коих присутствует множество, – подтверждающих документов нет. Известно лишь, что Климент Ефремович жену от тюрьмы уберёг, а в пятидесятые годы, вплоть до смерти Сталина, был в немилости у вождя. Как и Молотова, его не приглашали на кунцевские посиделки.

Хрущёв вспоминает, что после съезда испуганные Микоян и Молотов назойливо и безуспешно искали встречи со Сталиным, пытаясь вернуть его расположение.

«Они узнавали, что Сталин в Кремле, и приходили. А если он уезжал за город, то тоже приезжали к нему. Их пропускали…Но однажды Сталин впрямую сказал: «Я не хочу, чтобы они приезжали». Не знаю, что конкретно он сделал, но, видимо, приказал никому не сообщать, когда он приезжает в Кремль, и не говорить, где он находится, если звонят Микоян или Молотов и справляются о нём. Они разыскивали Сталина потому, что хотели тем самым сохранить себя не только как руководителей и как членов партии, а и как живых людей. (Выделено мной. – Р. Г.) Добивались, чтобы Сталин вернул своё доверие. Я это понимал, сочувствовал им и всемерно был на их стороне»[90]90
  Хрущёв Н. С. Время. Люди. Власть. Том 2. М.: Московские Новости, 1999.


[Закрыть].

Такая вот странная атмосфера была среди лидеров государства. Вчерашним друзьям сочувствовали, но никто и пальцем не шевельнул, чтобы попытаться в частной беседе со Сталиным за них заступиться. Их уже предали, и очередные жертвы отнеслись к этому с пониманием, никогда не высказав никому обиды. Они ведь поступили бы так же…

Возвращаемся к воспоминаниям Микояна. Несмотря на то что к ним, так же как и к воспоминаниям Хрущёва, следует отнестись осмотрительно, они – единственные члены сталинского Политбюро, оставившие обширные мемуары.

Информация о смерти Сталина у многословного Микояна уместилась в двух коротких абзацах.

«В начале марта 1953 г. у него произошёл инсульт, и он оказался прикованным к постели, причём его мозг был уже парализован. Агония продолжалась двое суток».

Инсульт произошёл в ночь с 28 февраля на 1 марта. Умер Сталин через пять дней, 5 марта в 9 часов 50 минут вечера. Мелочи, конечно, но если в таких мелочах Микоян неточен, то где же он точен? Продолжим чтение:

«У постели Сталина было организовано круглосуточное дежурство членов Политбюро. Дежурили попарно: Хрущёв с Булганиным, Каганович с Ворошиловым, Маленков с Берия. Мне этого дежурства не предложили. Наоборот, товарищи посоветовали, пока они дежурят, заниматься в Совете министров СССР, заменять их в какой-то мере»[91]91
  Микоян А. И. Так было. М: Вагриус, 1999.


[Закрыть].

О причинах инсульта ни слова. Как он случился – неведомо. Умиляет трогательное обращение «товарищи» по отношению к соратникам, готовым кому угодно, в том числе Микояну, подмахнуть смертный приговор.

А если бы «товарищи» предложили Микояну подежурить у постели больного? Стал бы он выхаживать того, кто готовил ему расстрел? Кормил бы он с ложечки тюремщика своих детей? Странный вопрос. Безусловно, кормил бы! С телячьей преданностью, с которой он заискивал перед ним и искал встречи.

Не сказано в мемуарах Микояна ни о существовании некоего заговора с целью убийства сатрапа, ни о возникшей в Политбюро оппозиции, ни о микроинсультах. Причина не в том, что Микоян прославился умением юлить, всем прислуживать и ни с кем не конфликтовать. Не было заговора, не было оппозиции в Политбюро. Не было! Каждый дрожал за свою шкуру и готов был «съесть» соседа, лишь бы сохранить должность и звания. Берия, вступившийся за Молотова, оказался среди них белой вороной. Об этом мы будем говорить позже, ссылаясь на Микояна и Хрущёва, которые как провокацию восприняли его попытки защитить Молотова.

Все молча выслушали обвинения против Молотова и Микояна, зная, что в любой момент они также будут «съедены» коллегами по Политбюро. Они отстранились друг от друга, оправдывая беспринципность защитным щитом – «партийная дисциплина». Таковой была атмосфера в Политбюро – как волки, все готовы были уничтожить друг друга.

Покушения на Сталина, аналогичного тому, что было произведено на Гитлера 20 июля 1944 года, в советской истории не было. Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг оказался решительнее товарищей из Политбюро. Заговорщиков среди них не было и быть не могло. Дрессировка «товарищей-коммунистов» сродни выучке «Верного Руслана» – преданного пса из владимовской «истории караульной собаки». Его легче убить, чем заставить забыть караульную службу.