Электронная библиотека » Рафаил Гутер » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Джироламо Кардано"


  • Текст добавлен: 25 декабря 2023, 10:02


Автор книги: Рафаил Гутер


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Мечты и реальность

Мальчику исполнилось пятнадцать лет. Тяжелое, без друзей, детство оставило на нем свою печать – он вырос замкнутым и угрюмым. Теперь уже не туманные видения и грезы тревожили его воображение. Все чаще и чаще он задумывался о смысле жизни и о своем месте в этом мире. Может быть, толчком к этому послужила смерть его тринадцатилетнего родственника Никколо Кардано. Мысль о том, что после короткой и безрадостной жизни, полной лишений и страданий, он, жалкий бастард, слуга своего отца, вот так же, как Никколо, сойдет в могилу и будет всеми забыт, поразила впечатлительного подростка. Джироламо впоследствии писал: «Я не мог рассчитывать ни на богатство, ни на власть, ни на телесное здоровье и силы, ни на помощь семьи, ни на собственные способности и достижения… друзей у меня не было, а мои родственники погрязли в бедности и унижениях». Отзвуки тягостного одиночества слышатся в его поздних признаниях: «Я жил сам по себе и так, как мне можно было жить; ожидая чего-то от будущего, я презирал настоящее».

Жизнь, все стремления и надежды представлялись ему пустой тщетой, и лишь одна пламенная страсть овладела им: «Цель, к которой я стремился, заключалась в увековечении моего имени, поскольку я мог этого достигнуть, а вовсе не в богатстве или праздности, не в почестях, не в высоких должностях, и не во власти. Я желал только, чтобы другие знали, что я такое, а не мечтал о том, чтобы всем было известно, каков я. Желание увековечить свое имя возникло во мне столь же рано, сколько поздно я оказался способен выполнить свое намерение».

Стремление юного Кардано к посмертной славе не удивительно – оно вообще характерно для людей эпохи Возрождения. «Mors acerba, fama perpetua, stabit vetus memoria facti» – «Смерть жестока, но слава вечна, память об этом сохранится надолго». (Эти слова приписывают Джироламо Ольжато, юному убийце герцога Галеаццо Мария Сфорца. Он будто бы их произнес, когда палач рассекал ему грудь нарочито тупым ножом.) Удивиться можно другому – точному и безоговорочному выбору пути к славе и тому, что этот выбор полностью оправдался. Пятнадцатилетний мальчик, едва знакомый с основами наук, решил прославиться написанием книг.

Он попытался перенести на бумагу все свои рассуждения о бренности человеческого существования и о бессмертной славе. Так родилось его первое сочинение, впоследствии утерянное: «О том, как достичь бессмертия». Немного позднее, найдя в бумагах отца рукопись о методах решения треугольников и основательно изучив ее, он сочинил и свой первый математический трактат «Об измерении положения тел». На нескольких страницах он показывал, как найти расстояние между двумя звездами, если заданы их широта и долгота.

Написав две книги, Джироламо понял, что ему не хватает знаний, и стал настойчиво уговаривать отца отпустить его учиться. Уже изучив самостоятельно один университетский предмет – диалектику (начала формальной логики), Джироламо даже преподавал ее основы желающим, зарабатывая скромные карманные деньги.

Юношу поддержали мать и друг семьи Агостиньо Лавициарио, имевший большое влияние на Фацио. Однако старик был неумолим. Он вообще вел себя довольно странно: с одной стороны, не желал расставаться с сыном, а с другой – не предпринимал никаких шагов, чтобы обеспечить его будущее. Он, например, заставлял Джироламо отказаться от наследства, оставленного ему дядей Оттоне, богатым откупщиком; часто повторял в кругу близких, что в случае смерти Джироламо все достояние Фацио отойдет другим юным членам семьи.

Опасные высказывания! Ведь их вполне можно было истолковать как прямое подстрекательство к устранению Джироламо как наследника. А в эпоху Возрождения конфликты на всех уровнях решались просто – и самым популярным средством их разрешения был яд. Все это удручало и беспокоило Клару, и не раз между ней и Фацио вспыхивали жестокие ссоры. Во время одной из них она в истерике упала на каменную мостовую и сильно ударилась головой. Три часа Клара была без сознания, «только пена бежала из ее рта». Джироламо решил помирить родителей, объявив, что по примеру своего другого дяди, францисканца Еванжелисты, намерен постричься в монахи. К счастью, этому намерению не суждено было сбыться, и юноша, вынужденный следовать воле отца, остался в городе.

Предоставленный самому себе, он часто исчезал из дома и целыми днями, нередко голодный, бродил по садам и пригородам Милана. Его видели в подозрительных компаниях, среди гуляк, там, где играли в кости и карты. Наряду с этим – страстное увлечение музыкой. Тайком от Фацио Клара оплачивала его музыкальные уроки, и Джироламо с удовольствием играл на лютне, распевая лауды[6]6
  Лауда (ит. lauda, от лат. laus – прославление) – итальянская духовная песня, подобная гимну. Несмотря на духовный характер текста, их содержание обычно связывалось с земными, повседневными радостями и переживаниями.


[Закрыть]
и фроттолы[7]7
  Фроттола (итал. frottola, от frotta – толпа) – старинная итальянская многоголосая песня на текст светского, главным образом любовно-лирического содержания.


[Закрыть]
со своими собутыльниками. Настоящих же, преданных друзей у него по-прежнему не было. Может быть, причиной тому была его вспыльчивость и обидчивый характер. Он не терпел оскорблений и даже неловко сказанных или двусмысленных фраз, как-то задевающих его достоинство или честь его родителей.

С юных лет он исповедовал простую философию поведения: «Если ты будешь сносить оскорбления безропотно, на тебя будут нападать как на человека, заслуживающего только презрения, и затопчут тебя». Впрочем, можно предположить, что Кардано не только защищался, но и нападал. Много лет спустя он признавался: «В молодости я был жаден до столкновений с сильнейшими». А для этого недостаточно было иметь бешеный темперамент и гордый нрав. Нужна была и сила, и поэтому Джироламо «предавался всякого рода телесным упражнениям». Преуспел он в этом настолько, что с ним «считались даже самые злостные задиры». Он вспоминал: «Я фехтовал иногда одним мечом, не прибегая к щиту, иногда же защищался либо овальным, либо большим или малым круглым щитом; бился я также кинжалом и мечом вместе и не без ловкости вскакивал на деревянного коня, вооруженный мечом и в плаще. Я умел безоружный выбивать у противника обнаженный кинжал; приучал себя к бегу и прыжкам, и, в конце концов, достиг значительных успехов, каких не мог добиться в рукопашной борьбе, так как руки у меня были слабы. Я не предавался с особым увлечением ни верховой езде, ни плаванию, ни стрельбе из ружья. Приобретенное мною искусство и опытность в телесных упражнениях придали мне такое мужество, что я даже завербовался в запасные войска».

Между тем Фацио исполнилось уже семьдесят пять лет, жизнь его клонилась к закату. Кому-то после смерти старого юриста надо было кормить и защищать Клару. Фацио, хоть и имел некоторое недвижимое имущество, никогда не слыл особенно богатым. Основным и, главное, постоянным источником его доходов был годовой гонорар в сто золотых дукатов за лекции по гражданскому праву, которые он читал в Милане. Место лектора вместе с гонораром могло бы по наследству перейти к его сыну, если бы тот был соответствующим образом подготовлен. Наверное, это и стало последним аргументом, которым Клара, Агостиньо и Джироламо сразили Фацио. Старик согласился отпустить сына на учебу и выбрал для него Павийский университет, который когда-то окончил сам. Так в начале ноября 1515 года в Павии появился новый студент.

«Учиться, учиться и еще раз учиться!»

Джироламо с жадностью принялся за изучение наук. До поступления в университет у него были довольно скудные познания в латыни – языке церковников и ученых, и он постарался прежде всего восполнить этот пробел в своем образовании. У случайного знакомого он купил томик Апулея, чрезвычайно популярного в те годы в Италии, и, пользуясь этой книгой и некоторыми другими, в короткий срок самостоятельно изучил латынь. Видимо, немалые успехи он делал и в академических науках, которые преподавались «младшим студентам», – риторике, грамматике, диалектике, началах философии и геометрии, так как на третьем году обучения и сам начал читать лекции по некоторым из этих предметов, успешно заменяя преподавателей. Пробовал Джироламо свои силы и в диспутах. Однажды его «удостоил чести вступить в спор» сам Маттео Корти, знаменитый врач и профессор медицины.

На четвертом году обучения следовало избрать «узкую специализацию», но именно этот ответственный год для Кардано пропал даром. Из-за активизации военных действий Павийская гимназия (университет) в 1524 году закрылась, и Джироламо вынужден был вернуться к отцу в Милан. Он продолжал заниматься самостоятельно, уделяя особое внимание математике, но во время своих вынужденных каникул принял важное решение – он будет медиком. «Медицина, – писал Джироламо впоследствии, – одинаково пригодна для всего земного шара и для всех веков; она опирается на доказательства более ясные и менее зависящие от мнения отдельных людей». К этому надо добавить, что характер эпохи требовал всестороннего подхода ко всем явлениям жизни и природы, и поэтому врачи изучали греческий и латынь, чтобы читать трактаты древних и современных авторов по медицине и алхимии. По большей части они интересовались тем ее разделом, который именовался ятро-химией (от греч. iatros – врач) – это была та же алхимия, только лекарственная, добавлявшая новые средства к уже известным медикаментам. Изучали они и математику, пытаясь разобраться в астрологии и понять влияние небесных тел на здоровье человека.

Фацио пытался возражать, но Кардано-младший твердо стоял на своем. Он решил завершить учебу в Падуанском университете, который славился своей медицинской школой, и в конце 1524 года отправился в Падую.


Лекция в университете


Джироламо опоздал к началу занятий: учебный год в университете начинался в День всех святых – 1 ноября, а кончался 30 июня. В августе следующего года он вернулся в Милан и нашел отца на смертном одре. Совершенно одряхлевший Фацио, который за несколько месяцев до этого обвенчался с Кларой, проявил, наконец, отцовские чувства. Он настоял на том, чтобы Джироламо отправился поскорее в Падую: во-первых, потому что в Милане свирепствовала чума, а во-вторых, сыну следовало получше подготовиться к экзамену на первую академическую степень – бакалавра искусств.[8]8
  Вообще говоря, она не пользовалась в Италии большим почетом и годилась, в основном, для тех, кто по материальным причинам не имел возможности продолжать дальнейшую учебу.


[Закрыть]

Вскоре после возвращения в Падую Джироламо получил письмо с известием о смерти отца. Фацио Кардано умер 28 августа, в возрасте восьмидесяти лет, «на девятый день после начала полного воздержания от пищи». Его похоронили в миланском соборе Св. Марка, и сын сочинил ему трогательную эпитафию. Забыв свои детские обиды, Джироламо писал об отце как о мягкосердечном и благочестивом человеке: «Слезы душат меня, когда я размышляю о его доброжелательном отношении ко мне. О, отец, с рвением, на какое только способен, я воздам должное твоим заслугам и благочестию. Ибо ты был неподкупным и поистине святым!»

Фацио оставил сыну небольшое наследство и долговые расписки тех, кто занимал у него деньги. Однако право на наследство оспаривалось многими, и Джироламо в течение двадцати трех лет вел тяжбу с соперниками, окончившуюся, в конце концов, в его пользу. Свою долю наследства получила и Клара. Она купила дом и стала сдавать комнаты, благодаря чему могла не только содержать себя, но и помогать сыну. А сын в Падуе делал успехи, и немалые. Получив диплом бакалавра, он принял участие в диспуте, в котором выступили многие ученые университета. Услышав речь Кардано, претор[9]9
  Претор – почетный судья.


[Закрыть]
города Себастиано Джустиано, «человек мудрейший, обладавший глубокими познаниями в гуманитарных науках, в философии и богословии», подозвал его и в присутствии «всего университета» сказал: «Учись, юноша, и тогда ты превзойдешь самого Корти!».

И Кардано учился. У того же Корти – теоретической медицине, у Джироламо Аккоромбоне, врача будущего папы Павла III, – медицине практической, у Брандо Порро, Франческо Теджи и Джованни Монтесдока – философии. Весьма вероятно, что он слушал в Падуе и знаменитого философа Пьетро Помпонацци, учившего вечности мира и смертности человеческой души.

Учеба не мешала Кардано предаваться радостям жизни. Он проводил много времени за игорным столом, причем играл, как правило, очень успешно. Выигрыши служили не только приличным дополнением скудному студенческому бюджету, но и способствовали поиску «оптимальной стратегии игры», как мы сказали бы сейчас. Он начал делать наброски, которые составили затем «Книгу об игре в кости»;[10]10
  Латинское название «Liber De Ludo Aleae» переводят также как «Книга об азартных играх», «Книга о случайных играх», «Об азартной игре».


[Закрыть]
в ней некоторые историки математики видят начала теории вероятностей. Но деньги не задерживались у Кардано: то, что присылала ему Клара, и то, что он сам добывал игрой, переходило к содержателям кабачков и питейных заведений. Были в жизни Джироламо и другие «излишества», которые заставили его много лет спустя говорить о «мерзости сарданапальской[11]11
  Сарданапал – легендарный последний ассирийский царь, отличавшийся безмерным распутством.


[Закрыть]
жизни» в студенческие годы.


Анатомический театр в университете Падуи


Друзей в Падуе у Кардано было немного. Он обожал словесные баталии, и последнее слово почти всегда оставалось за ним. Он умел заставить оппонента замолчать и делал это не только путем тонкой аргументации, но и с помощью резких, а порой и непристойных выражений, поэтому все, кто хоть раз ранее сталкивался с ним в споре, предпочитали отмалчиваться. Впоследствии Кардано признавался: «Я был настолько едок в диспутах, что все удивлялись этой моей способности, но избегали испытывать ее на себе». Поэтому утверждение одного из биографов нашего героя о том, что «в Падуе его боялись профессора и ненавидели студенты», кажется вполне правдоподобным.

Джироламо часто повторял, что он не тщеславен, но, вероятно, именно тщеславие заставило его баллотироваться на должность ректора Падуанского университета. По традиции ректор избирался из студенческой среды. В конце 1525 года Кардано выдвинул свою кандидатуру и был избран. Позднее Джироламо признавался, что совершил непростительную глупость.

Ритуал, сопровождавший процедуру избрания в Падуе, был весьма торжествен. Вновь избранный ректор облачался на кафедре в тогу из алого или пурпурного шелка, поверх нее надевал ректорский знак из золота и драгоценных камней. Под звуки торжественной мессы ректор шествовал к собору в сопровождении восседавших на конях членов университетского сената, а также городской знати и двух сотен копьеносцев. Затем устраивался праздничный обед для профессоров и студентов, за которым следовало театральное представление или «джостра» – соревнование на копьях. И обед, и представление оплачивал новоиспеченный администратор.

Основную часть административной работы в университете выполнял проректор. Ректор же был, так сказать, для представительства. Он разрешал споры между профессорами и студентами в специальные «судные дни» и следил за тем, чтобы преподаватели добросовестно выполняли свои обязанности: устав университета был строг, без разрешения ректора ни один профессор не мог отлучиться из города более чем на три дня. Ему приходилось нести и определенные – надо сказать, немалые – финансовые расходы.

Претендентов на эту почетную должность находилось все меньше и меньше, особенно в тяжелые военные годы. В течение десяти лет – с 1516 по 1525 год – университет вообще оставался без ректора. Несмотря на то что у Кардано не было конкурентов, его избрали лишь после двух туров голосования – с перевесом всего в один голос. Это еще одно свидетельство того, что у Джироламо в Падуе была сомнительная репутация картежника, кутилы и задиры. Весьма вероятно, что, несмотря на избрание, мало кто в университете признавал его ректором. Во всяком случае, он не смог, как мы увидим, воспользоваться правом получения докторской степени без каких-либо формальных процедур. И уж наверняка не был выполнен торжественный ритуал, сопровождавший избрание ректора. С меньшей уверенностью можно говорить о том, что студенты отказались от званого обеда. Остается загадкой, зачем Кардано баллотировался, почему он был избран, как он выполнял свои обязанности и где раздобыл деньги, необходимые для «материальной основы избрания».

В том же 1525 году университет едва не лишился своего новоиспеченного ректора. Кардано с несколькими спутниками отправился в Милан, решив переплыть озеро Лагоди-Гардо. Поднялась буря, «у судна сломалась мачта, так же как и руль и одно из весел, а на малой мачте разорвался парус: все это произошло с наступлением ночи». С большим трудом путникам удалось добраться до берега и найти приют в сельской гостинице. «Если бы мы опоздали причалить даже на сороковую долю часа, – вспоминал Кардано, – мы погибли бы, ибо буря так свирепствовала, что даже железные засовы в окнах гостиницы были погнуты». Спутники Джироламо дрожали от страха, а он, увидев, что на стол подана огромная, искусно приготовленная щука, моментально успокоился и с удовольствием поужинал.

Однако этот молодой человек, невозмутимо поглощавший ужин вскоре после того, как жизнь его подверглась смертельной опасности, легко терял всякое самообладание, когда в комнату проникал лунный свет или за стенами дома начинал завывать ветер. Он боялся грома и молнии; грохот падающих досок внушал ему неописуемый ужас. В любом повседневном событии он видел проявление сверхъестественных сил, некое предзнаменование – и мучительно пытался установить, добро оно несет ему или зло. Его все время преследовали звуковые галлюцинации. «Я чувствую, что снаружи врывается мне в ухо звук прямо из того места, где идет речь обо мне; если речь направлена мне во благо, я слышу звук в правом ухе, и даже если речь идет с левой от меня стороны, то он все же проникает в правое ухо и производит звук равномерный. Если же происходит спор, то слышится невероятный гул; если речь направлена к моему вреду, то звук слышится с левой стороны и приходит он как раз из того места, откуда раздаются спорящие голоса. Таким образом, звук врывается через любую часть головы».

Вера в чудеса была вообще характерна для людей того времени, и Джироламо не представлял исключения. Удивляет, однако, та истовость, с которой он верил в сверхъестественные силы. В книге самого Кардано «О моей жизни», в жизнеописаниях, составленных его биографами, содержится огромное количество фактов, иллюстрирующих его искреннюю веру в демонов – покровителей семейного очага, в духов, во власть звезд над судьбами людей, в пророчества и предзнаменования.

В середине 1526 года Джироламо решил сдать экзамены на степень доктора медицины. Он получил соответствующие рекомендации от профессоров университета, доказал епископу свою религиозную добропорядочность (таков был обычай) и должен был в публичном диспуте перед членами университетского сената защитить четыре тезиса, два из которых выбирал он сам. Его оппонентами были молодые доктора, незадолго до этого получившие академические степени. При первом голосовании, несмотря на то, что Джироламо был ректором, а может быть, именно поэтому, его провалили сорока семью голосами против девяти. Второе голосование почти не изменило соотношение сил. И лишь в последнем, третьем туре будущий крупнейший врач XVI века был признан достойным степени доктора медицины.

Как требовал ритуал, Кардано получил в подарок две книги – открытую и закрытую, берет, кольцо и поцелуй. Открытая книга символизировала знания, которыми он обладал и которые ему доверялось передавать другим; закрытая – те знания, которые были ему еще неизвестны и которые он должен был приобрести во время своей врачебной деятельности; берет означал, что он посвящен в служители науки; кольцом он связывался с врачебным братством, а поцелуй символизировал мир, согласие и гармонию, которые должны установиться между ним и его коллегами. Увы, последнему пожеланию не суждено было сбыться.

Глава 2
Восхождение

Получив диплом врача, Джироламо немедля начал подыскивать работу. В Милан он возвращаться не хотел: родной город изнемогал от апокалиптических бедствий – войны, голода, мора. По совету профессора Франческо Бонафеде, врача и ботаника, Кардано остановил свой выбор на Сакколонго, маленьком городке, расположенном в десяти милях от Падуи и в двадцати пяти – от Венеции.

«Крутыми тропинками в гору…»

В конце сентября 1526 года Кардано переехал в Сакколонго, снял дом и начал практиковать. Гороскоп, составленный незадолго до этого, предвещал ему смерть в сорок или сорок пять лет, и он решил прожить оставленные ему годы весело и беззаботно. «Я там предавался играм и музыкальным упражнениям, гулял, пировал. никакие неприятности меня не постигали, и никакие опасности мне не грозили». Правда, практики у него было немного, но оставалось еще кое-что из отцовского наследства, и он легко расставался с деньгами, не очень задумываясь о будущем. Джироламо в городе пользовался всеобщим уважением, был дружен с местной знатью, а дом претора был его трибуной. Неискушенные в науках горожане с удовольствием слушали разглагольствования Кардано, веря, что перед ними – великий философ. «Не было ничего приятнее такой жизни», – вспоминал на склоне лет Джироламо.

В Сакколонго на некоторое время были забыты мечты о бессмертной славе, сочинительством Кардано занимался вяло и мало. За пять с половиной лет он написал лишь несколько медицинских трактатов, которые впоследствии были утеряны. Зато «…бывало, много дней подряд я с раннего утра до вечера занимался военными упражнениями, после чего, весь еще обливаясь потом, играл на музыкальных инструментах и часто всю ночь до самого рассвета бродил по улицам. Я всегда ходил в ночное время, вопреки запрещениям власти, вооруженным. Днем я выходил в башмаках со свинцовой подошвой около восьми фунтов, а ночью закрывал лицо черным шерстяным плащом и обувался в войлочные сапоги.».

Среди своих новых знакомых он выделял аптекаря Паоло Иллиричо и венецианских дворян Джан Мария Маурочене и Томмазо Лезиуса. В доме Лезиуса в Венеции произошел эпизод, который наилучшим образом характеризует молодого врача, бесшабашного, вспыльчивого и отчаянного: «.Мне случилось. проиграть много денег, в том числе и отложенные на следующий день; я находился в доме своего противника по игре; когда я заметил, что карты были крапленые, я выхватил кинжал и нанес ему, хотя и не тяжелую, рану в лицо. Здесь же находились двое молодых его родственников; под потолком висели два копья, а дверь дома заперта на ключ. Но мне удалось захватить не только свои собственные, но и его деньги, свою верхнюю одежду, а также кольца, проигранные мною накануне и теперь таким образом отвоеванные. Я хотел было отослать все это со своим слугой к себе домой, но потом по доброй воле оставил своему противнику часть денег, принимая во внимание его раны. Затем, обратившись к его слугам, которые не смели обнажить оружие, я, уступая их просьбам, согласился даровать им жизнь под условием отпереть дверь дома. Хозяин, видя происшедшее замешательство и скандал и считая, что всякое промедление может оказаться подозрительным, потому что (как я думаю) он беспокоился за то, что обыграл меня краплеными картами, и, рассудив, что при данных обстоятельствах мало будет разницы между выигрышем и проигрышем, приказал отпереть дверь, и я ушел… В тот самый день, около восьми вечера, пока я делал все от меня зависящее, чтобы избежать столкновения с полицией, пустившейся за мной после моего нападения на сенатора с оружием под платьем, я внезапно поскользнулся, пробираясь через темноту, и упал в канал. Я не потерял самообладания, оказавшись в воде, – правой рукой зацепился за проплывающую мимо лодку, и был спасен находящимися в ней пассажирами. Но как только я оказался на борту, я, к своему большому удивлению, увидел там сенатора, с которым только что играл в карты. На лицевую рану была наложена повязка; он охотно протянул мне сухую одежду, похожую на ту, что носят моряки. Я переоделся, и мы плыли вместе до самой Падуи».


Шулера (Фрагмент картины Микеланджело да Караваджо. 1595 год)


В конце 1530 года, вызванный письмом Клары, Джироламо отправился в Милан и нашел мать в крайне подавленном состоянии: болезни, одиночество, бедность – удел вдовы. Она так надеялась на помощь сына, а, оказалось, он и сам в ней нуждался. Естественно, не обошлось без упреков в легкомыслии, мотовстве, черствости и пренебрежении сыновним долгом. Пристыженный, Джироламо остался в Милане с матерью. Чтобы получить официальное разрешение на практику, ему было необходимо вступить в городскую коллегию врачей. Однако устав коллегии запрещал принимать в ее ряды. незаконнорожденных: средневековая традиция непостижимым образом связывала это обстоятельство с профессиональными достоинствами.

События развивались так. 30 декабря 1530 года Джироламо обратился в коллегию и предъявил некоторые документы, подтверждавшие право быть в ее рядах. 26 января 1531 года эти документы были переданы юристу, который месяц спустя доложил коллегии, что не нашел в бумагах Кардано ничего, что противоречило бы ее статусу. Но когда глава коллегии потребовал, чтобы все ее члены клятвенно подтвердили правильность этих выводов, некоторые из них признали: им известно, что Джироламо был рожден вне брака. Документы передали другому юристу, который установил, что вплоть до 1524 года Фацио не был женат на Кларе. Просьба соискателя была отвергнута. Не удалось ему и получить у графа Барбиано деньги, когда-то одолженные ему Фацио. В Сакколонго Джироламо вернулся совершенно подавленным. Вдобавок ко всему он еще сильно простудился и семь месяцев тяжело проболел. По убеждению Кардано, его спас лишь обет, данный Пресвятой Деве.

Оправившись от простуды, Джироламо вернулся к врачебной практике. Она была по-прежнему скудной, и он решил расширить ее за счет пациентов из соседних городов, предпочитая, однако, не поездки от случая к случаю, а контракты, гарантирующие постоянный заработок. Впервые Кардано попытался таким образом улучшить свое «финансовое положение» в 1530 году, получив приглашение от жителей Бассано. Однако они предложили ему слишком маленький, по его мнению, гонорар – всего сто золотых дукатов в год. Правда, спустя некоторое время он вынужден был согласиться и с пятьюдесятью пятью дукатами, которые смогли заплатить ему жители Мадженты. В следующем году Кардано договорился на восемьдесят дукатов с жителями Караваджо, но ему «приходилось работать как вьючному животному».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации