Текст книги "Встань. И иди…"

Встань. И иди…
Раг Мара

© Раг Мара, 2023

ISBN 978-5-0060-8126-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дружба

Букашка Машка все утро усердно работала – пыль собирала, полы отдраивала, шкафчики разбирала, стопочки перекладывала, чашечки отмывала. К полудню она заметно подустала и решила немного отдохнуть.

Сварганила себе большую кружку кипятка, уселась на диванчик и с помощью усиков подключилась к паучьей сети. Надо сказать, что букашечка была со странностями, которые весьма неоднозначно воспринимались жителями этого многообразного мира. И то, что вместо травяных настоек она пила обычную горячую воду – было самой незначительной прихотью с ее стороны. Извините нас за это отступление, но нам кажется, что оно очень важно в свете дальнейшего повествования. Ведь странности есть у каждого, а у этой букашечки их было особенно много, поэтому ее чудачества лучше сразу начать пропускать через призму великодушного всеприятия.

Но вернемся к Машке, которая, втягивая с прихрюкиванием кипяток, погрузилась в волшебный невидимый паучий мир. Пауки были знатными архитекторами вселенных. Букашечка была лично знакома с несколькими признанными Мастерами своего дела, что и позволило ей в один прекрасный миг обзавестись ультрасовременными насадками на усики. И теперь она могла подключаться к сферам, создаваемым мыслями и эмоциями не только ее сородичей, но и других созданий, находящихся сколь угодно далеко иль глубоко.

Обычно Машка искала отголоски эмоций, которые занимали на данный момент ее саму. Но то ли от усталости, то ли из-за неправильного кипятка (кипяток тоже разный бывает), попала наша букашечка на тайное собрание жуков-отшельников, которые неистово спорили о последнем трактате их собрата Вольги о БлагоДателе.

Букашечка включила дополнительную опцию на насадках, чтобы получше можно было разглядеть происходящее, и увидела, как жуки, потрясая дубовыми листьями перед мордашками друг друга, доказывали, что дружба с БлагоДателем – это нонсенс и ахинея. Де испокон веков получатели благ считались насекомышами от страха перед Его могуществом дрожащими, от восторга от Его возможностей трепещущие и головы поднять пред Величием его не смевшие. А тут дружба?!?! Да что этот вольнодумец о себе своевольно думает. Он – это, конечно же, Вольга. Так до свободы и равноправия недалеко, а там уж совсем близко и до мании величия, и кощунственной мысли о возможности самому стать Дарителем Благ.

Жуки все больше распалялись, голоса становились все громче, аргументы истеричнее и бредовее, и в какой-то миг обсуждение превратилось в какофонию, от которой шумело в ушах и звенело в голове.

«Вот и отдохнула» – вздохнула Машка и отключилась от сети. В голове еще сохранялся шум листьев с выдержками из трактата, и проносились с космической скоростью отдельные отрывки фраз. «Сотворчество в высшей степени есть акт добровольный и радостный». «Если кто с творчеством своим придет, тот от творчества и…».

– Для чего-то мне это? – задумчиво протянула Машка. – Если взять Ельницк, то там сколько веток, столько и мнений на эту тему. Стволовые уверены, что на ветках с первой по пятую обитают рабы Солнцеподобного, с седьмой девятую – слуги, а начиная с одиннадцатой и до самой макушки – дети. Так как на обитателей второй и четвертой веток никаких табличек не повесили, то они считаются трансферами.

Машка решила, что размышлять на эту тему лучше с кем-то на пару. Долив кипяточку, она шустро подключилась обратно и воззвала к той, чьё шелковистое спокойствие всегда возвращало блудный баланс в Машкину хату.

– Вердочка, денёчка тебе! Как думаешь, может ли быть дружба между рабом и господином или ребенком и родителем?

– Не уверена. Какие-то элементы. Открытость, искренность, поддержка, помощь. Равенство – нет. Как старинные весы – одна чаша всегда ниже другой.

– Ты слышала про трактат Вольги?

– Теперь услышала, – сказала Верда, и букашечка знала наверняка, что в этот момент старая улитка улыбается.

– Если кратко, то там о том, что БлагоДатель – друг. Представляешь, если до Ельницка дойдет. Там все иголки дыбом встанут. Хотя вряд ли там что-то про это узнают, если уж жуки-отшельники в шоке, то стражи не допустят колебаний такой мощной амплитуды. А ты что думаешь, фантазер этот Вольга или обнаружил зерно истины?

– Пожалуй, что-то в этом есть. Друзья – это те, кого подпускаешь так близко, что они могут коснуться рожек, а ты не спрячешься в ракушку. Другу можешь отдать самое потаенное и он не выкинет, не испачкает. Дружба – это безусловное принятие и соприкосновение с отброшенными в сторону панцирями.

– А я – хороший друг? – спросила букашечка и, вспомнив давние времена, со вздохом сама себе ответила. – Когда-то была… Тогда никакие мошки сомнений даже близко не подлетали. И блошки не приставали с вопросами, кто для кого больше сделал.

Машка оглянулась и обратила внимание на мотыльков ожиданий, притаившихся по стенам дома. Под столом пылились идеи и задумки, накрытые сверху гирями размышлений «за и против». Углы были затянуты сетками мировой скорби с торчащими в разные стороны обломками фрустрации.

– Но ты ведь не все потеряла и выбросила? Помнится, на прошлой неделе я заметила у тебя на лопатке инициативную крошку. Она усердно цеплялась за тебя, что-то напевала и заливисто смеялась.

– Так вот оно что! А я-то все никак понять не могла, чего мне на месте не сидится и с чего это я помчалась к тебе в гости. Ура!!! – возликовала букашечка Машечка и начала пританцовывать, забавно размахивая лапками. – Раз это было, значит, это все еще живет, оно есть и никуда не делось! Я найду! И снова стану самым настоящим Другом! Верда, как насчёт зелёного чая с земляничным вареньем?

– Ты же только кипяток пьёшь? – засмеялась Верда.

– А я и буду кипяток. С листьями чайного куста, лепестками роз и кубиками апельсиновой цедры.

– Уже ползу к тебе. Ставь чайник.

– Ползи шустрее, – с улыбкой сказала Машка и отключила связь. У нее было в запасе минут 15 – этого вполне хватит, чтобы разобрать завалы и избавиться от засидевшихся зарубежных псевдо товарищей. Она открыла окно, подняла голову к небу и прошептала: «Давай дружить – Я буду Тебе другом!»

Муравьшко Джо

Муравьишко Джо сегодня был сам не свой, не в себе и не с собой. Он метался из угла в угол хатки и безостановочно что-то бормотал. Его лапки хаотично касались то одного, то другого предмета, переставляли с места на место, откидывали, скидывали, накладывали, поднимали, убирали, выставляли и перебирали. Около столика с письменными принадлежностями Джо плюхнулся прямо на пузико и начал выгребать лапками из-под кресла машинки, детальки от конструктора, карандаши и скомканные бумажные клочки. Букашка Машка сказала бы на это, что и там искомого он не обнаружил.

– Эх-хе-хе, – пробормотал себе в усишки Джо. – Как же я без своего беспокойства-то? Да я даже чай себе заварить не смогу. Это где это слыхано, где это видано, чтобы чай заваривать и не беспокоиться о его крепости и насыщенном аромате! Да я даже из домика теперь выйти не смогу – а вдруг на попе жирное пятно? А укроп в зубах? И об этом некому побеспокоиться? Бардак, саботаж и безобразие! Так не годится – я ж совсем пропаду и сгину без беспокойства. А-а-а-а!

Он продолжал ползать, шаря лапками по углам и заглядывая под все половички, сплетенные нервозной тетушкой Скотти. Эта старая паучиха отличалась крайней шипастой стервозностью, что жила у нее на левом плече, и нервным тиком на обоих веках. Но стоило ей взяться за клубок волшебных ниток из волокон дивного растения успокензии с лугов Всех Дивных, как стервозность отрубалась в глубокий сон, а тик начинал напевать волшебные мелодии.

Паучиха Скотти уже давно не покидала свою комнату над общим Муравейником на улице Пяти Роз. Нитки ей приносили заботливые малыши из общества Пятипалых, поэтому целыми днями паучиха вгоняла в сон нервозность, плетя красочные коврики. Совет Старейшин уже давно подумывал об организации их экспорта в Радужный город, но сомневался, опасался и к паучихе лишний раз не приближался.

Все помнили, что случилось с ней, когда ее попросили сплести пять длинных ковриков для украшения центральных улиц. Тик под гнётом сроков и обязательств послал истеричный зов своим многочисленным родственникам. В числе первых прибыли нервные подёргивания с сестрицей свой нервной дрожью. Потом приковыляли нервные спазмы, подгоняемые нервной судорогой. Следом подтянулось перенапряжение, и последним в дом ввалился нервный срыв. Нервические колебания прошли по всему городу и местами на нервной почве взошли ростки панической тошнотки. Лишь оперативная переброска паучихи в Дом Печали и Тишины спасла район от заколебания.

Но вернемся к муравьишке Джо, который заглядывал везде и всюду в поисках потерянного беспокойства. Дело это было непростое – многочисленные вещи лежали друг на друге, наслаиваясь и нагромождаясь в небольшие башенки и холмики.

– Что ж такое-то? – пыхтел изо всех сил Джо. – И зачем мне столько вещей, если под ними запросто может спрятаться не то что беспокойство, а даже тревога с паникой?

– Джо! Ты дома? – раздалось со стороны двойных занавесок перед входной дверью.

– Конечно, я дома, если ты смог зайти, – проворчал Джо, с трудом выползая из-под флоксового коврика, в котором непонятно откуда обнаружилась большая дыра. – Это еще откуда? И вот в такой момент со мной нет беспокойства! Как же я смогу жить и смотреть на эту дырку? Ведь панику и тревогу я давно прогнал…

– Джо, что ты там бормочешь? Ты хорошо спал? Зарядку сделал? Не находишь, что солнышко сегодня какое-то не такое яркое, как обычно? Может катаклизмы какие? Я соломинку так и не перетащил. А вдруг теперь и не успею, заболею? Вон утром обнаружил – что-то поселилось под моей левой задней лапкой. То швербит, что облака как-то не ритмично проплывают. То гундосит, что завтра обязательно пойдет дождь, а грядки с тлеклевером не прикрыты должным образом. То юлозит, что коврики выбивались слишком давно, и пыль обязательно осядет на мои усики. То кандыбашит, что Софрочка давно не заползала в гости и вдруг это потому, что она сломала все лапки разом, и лежит теперь под ее любимым розовым ковриком и не может выкарабкаться. То…

– Стоять!!! – неистово завопил Джо.

– Джо, что с тобой? Я и так стою на одном месте. Может быть, ты надышался крепретливой пыльцы, когда свозили урожай? А может быть, ты давно не кушал, потому что Софрочка смогла доползти только до тебя и съела все твои запасы? А может…

– Молчать!!! – заверещал Джо и мгновенно замер. Он понял, что проснулось бешенство, которое великая целительница Мазда с таким трудом смогла усыпить своими чудодейственными настойками. Но мгновение улетело сквозь приоткрытое окошко, а бешенство тем временем наползло на глаза Джо, не давая что-либо разглядеть. Только муравьишке Джо уже ничего не нужно было рассматривать. Он ринулся на ошарашенного соседа, потрясая изо всех сил своими усиками, которые от свисающего с них бешенства раскалились докрасна.

– Верни мне мое беспокойство!!! Немедленно! Ах ты, предатель! Что такое ты наобещал, что оно пригрелось под твоей костлявой лапой?

Когда между муравьишками оставалось совсем ничего, Джо споткнулся о выбившийся из ровного ряда коврик и приземлился аккурат рядом с задней лапкой неприятеля. От внезапного удара бешенство слетело с усиков и раскатилось по всем углам.

– Ой, мое родное беспокойство, – умильно пролепетал Джо. – Иди сюда. Ты не представляешь, как мне тебя не хватало. Потерянность уже успела расстелить свои покрывала на моей спинке, но я ее прогоню, чтобы ты могло бегать везде, где тебе захочется. Я даже разрешу залезать тебе под мое брюшко – хотя ты знаешь, как мне это не нравится.

– Джо, так это твое беспокойство? А если ты его заберешь, то с чем же я тогда останусь? И как же тогда…

В этот момент беспокойство переползло в лапки Джо и начало шустро по ним бегать.

– Ну вот, как бы мне тебя теперь оградить, чтобы ты больше не потерялось? И как вообще это могло произойти? Это наверняка Верда! Вчера на чай с плюшками заходила и обронила тут частичку своего спокойствия. Но теперь я усилю меры безопасности и еще пару ковриков положу. Сосед, тебе пора уходить, а то вдруг беспокойство решит, что под твоей лапой ему было теплее. Иди-иди. Увидишь Верду – передай, чтобы ко мне больше не заходила, или пусть оставляет свое плюшевое спокойствие дома, если хочет, чтобы я к ней приблизился хоть на пол лапки.

– Знаешь, Джо, пожалуй, я прямо сейчас разыщу Верду и попрошу сделать мне подарок к прошедшему празднику Цветения Белой розы. Толика спокойствия будет очень мне помогать уживаться с таким соседом, как ты. Да и твое беспокойство будет оббегать мой дом за версту. Будь здоров, Джо.

– Давай-давай, проваливай, а то ходят тут всякие, а потом дырки в коврах.

И муравьишко спешно посеменил возвращать коврики на свои места. А то вдруг мировой порядок будет нарушен из-за неправильно сходящихся краев, и солнце откажется вставать из-за горизонта.

Букашка Машка

Они собрались вокруг и недвижимыми тенями зависли вдоль стен. Букашка Машка растерялась, потому что как-то неожиданно они появились. Один за другим. И теперь в полном составе замерли, как будто чего-то ожидая. Нет, ну чего они ожидали, ей было понятно – паники, слёз, необдуманных действий. Так было всегда. Вот только раньше они приходили по одному, и между их приходами Судьба давала длительные периоды отдыха, а тут…

Машка сразу как-то сгорбилась и сникла. Забилась в уголочек кресла, обхватив колени лапками. Тоскливо провела взглядом по каждому, стараясь не задерживаться дольше секунды на размытых провалах вместо лиц. Обреченно приготовилась к погружению в тоскливую туманную воронку.

Неожиданно в удушающей темноте погруженного в бессилие разума вспыхнула искра. На мгновение сверкнув, она тут же погасла, но этого было достаточно.

– Раз пришли, значит, настало время со всем этим разобраться, – тихо прошептала Машка. – Бесконечно от этого бегать нельзя. Делать вид, что они не существуют – тоже. Также, как надеяться на то, что они сами исчезнут.

Букашка вздохнула, обвела еще раз всех тяжелым взглядом и пробурчала:

– Припёрлись. Типа хорошо не жила и начинать нечего. Бывает. Вы знаете, я тут кипяточку как раз планировала хлебнуть с печеньками, ага. И раз уж пошло такое веселье, то давайте, угощайтесь!

Они продолжали безмолвно взирать на нее – безликие и безэмоциональные.

– Да ладно! Как по одному заходить и у меня все запасы печенья сжирать – это вы запросто. А как делегацией – сразу все такие официальные и неподкупные!

Тишина начинала напрягать, и Машка поняла, что еще немного, и она перегорит. Исчезнет та тоненькая натянутая внутри ниточка, сотворенная искрой. И на месте этой ниточки образуется черной точечкой дырочка из ниоткуда в никуда. И это маленькое пятнышко начнет превращаться в спираль, которая очень быстро станет огромной вращающейся воронкой, затягивающей в себя мысли, эмоции, воспоминания. И останется только безумие, что не имеет пределов и краев.

– Ну что ж, бежать мне некуда. Да от вас и не сбежишь – вы же со мной связаны. Разожрались вы, как я посмотрю. С чего бы это? Всё в моей жизни в последнее время было спокойно – особо не нервничала, не беспокоилась, высыпалась и философствовала вовсю. Так с чего бы это, я спрашиваю?

Она потянулась к одному из них, самому большому, вытянувшемуся почти до потолка ее не самой маленькой каморки. Когда лапка почти коснулась вязкой субстанции, букашку скрутило, как будто резко весь воздух вышел из ее легких.

– Ах ты ж, – вскрикнула она, обхватив себя лапками и пытаясь унять дикую тревогу, растревоженную и пытающуюся ввинтиться в ее брюшко. – Спокойно, спокойно, все хорошо. Спи, солнышко, спи. Они сейчас уйдут. Ты знаешь, что тебе ничто не угрожает. Спи.

Когда спустя некоторое время тревогу все-таки удалось убаюкать, она зло посмотрела на незванных гостей.

– Сами напросились. Не хотите, как обычно, чтоб чайку и свалить по-тихому, будет вам кренделек с бараночкой в зубы.

Машка начала медленно подниматься. Устояла на ногах, когда ее покачнуло от порывов отчаяния, исходящих со всех сторон.

– Вы – это не я!!! – закричала она. – Вы паразитируете и пытаетесь внушить все эти годы, что вы – часть меня. Но вы – это не я! Пора каждому пойти своей дорогой. Я больше не хочу разбираться и догадываться, от чего каждый из вас меня защищает. Это все ложь!!! Нет никакой защиты – есть лишь высасывание жизненных соков. От чего вы меня вообще можете защищать??? От себя самой? От жизни? От полета? От чего? Нет, вы все что угодно, но вы – это не я!!!

Она прошлепала к двери и раскрыла ее настежь.

– Кому-то из нас придется уйти.

Букашка Машка сказала это так воинственно, что сама немного удивилась невесть откуда взявшейся смелости. «Наглеть так наглеть» – подумала она, а потому начала по-хозяйски нетерпеливо притоптывать ножкой. Надо сказать, на это она имела полное право, потому что была у себя дома.

Никто даже не пошевелился. Обведя всех медленным взглядом, Машка решительно хлобыстнула дверью.

– Наглеете? Что ж, пофиг мне ваш кошмарный вид. Гулять я пошла, а вы развлекайте себя сами.

И замерла. Посмотрела на свои лапки, потом на крылышки. Удивление медленно и тягуче начало растягивать ее брови наверх.

– А почему «пошла»? – с выражением крайней растерянности проговорила Машка. – Почему не «полетела»? И давно я так, аки тварь ползучая?

Машка медленно развернулась и, как заторможенная, вернулась в домик. Те, кого не звали, слаженно и беззвучно окружили ее.

– Приползли, приплыли, прибархатались. Вы знаете, я тут подумала, – а если просто вас не замечать. Вам же так важно, чтобы вам оказывали внимание и кормили. Вон, уже оказывается ползать начала, позабыв о полете. Странно, когда это случилось? Скорее всего, когда в гости заходил муравьишко Джо со своим дядюшкой. Помнится Джо раз пять рассказал, как искал украденное соседом беспокойство, а сомнение на голове его дяди причмокивало и все требовало добавки веры в себя. Наверно, обратило внимание, что я за нее и не держусь, потому что вера-то у меня зачахла и незнамо на чем держалась. Так что не составило большой сложности подхватить практически бездыханную тушку и сунуть к себе под кепочку.

Букашка Машка начала расхаживать из угла в угол, проходя при этом сквозь зависших по всем сторонам оккупантам. Она действительно не замечала их, уйдя в свои размышления о потере веры. Поэтому не могла видеть, как некоторые из них начали уменьшаться в размере.

– Веру надо срочно вернуть. Прям сейчас пойду и заберу.

Внезапно раздался шум со стороны порога, и Машка посмотрела на приоткрывшуюся дверь, которая до этого была ею же наглухо захлопнута.

– Кто здесь? – удивленно спросила она. – Нет, здесь я. Эй, кто там? Здесь сегодня и так дом – полная чаша, так что одним больше, одним меньше. Может быть, хоть ты со мной печенюшки пожуешь? А то вон эти молчаливые отказались.

Она кивнула по сторонам, и застыла от увиденного – пришедшие гости стремительно уменьшались в размерах. Букашка медленно и очень осторожно начала разворачиваться в сторону двери, чтобы увидеть того, кто стал причиной мгновенного освобождения ее жилого пространства. Но там было все также пусто, как не силилась Машка хоть что-то разглядеть.

– Чудны дела твои, Лунный лес.

И тут сверху на нее плавно опустился комочек счастья, который держал в своих лапках веру в себя. И эта малышка была крылатой – две пары радужных крылышек бесстрашно молотили воздух за спинкой.

– Крошка, ты вернулась? Еще и счастье приволокла! Хозяйственная ты у меня.

Букашка Машка крепко-крепко обняла приземлившееся на нее богатство и весело рассмеялась. А когда огляделась, то обнаружила, что дом дышал свободой и чистотой. Машка почему-то была уверена, что больше гости эти не придут.

Счастье нетерпеливо зашебуршало у нее в лапках и начало оглядываться по сторонам, как будто что-то выискивая.

– Они ушли, – спокойно сказала Машка.

Удивленно вздернув носик, счастье с вопросом в чудных глазишках уставилась на букашку.

– Кто? – Машка улыбнулась. – Страхи ушли, страхи.

Гружа

Давно не имевшая приюта, Гружа устала плелась и теребенькалась. Она оголодала и премерзко себя ощущала.

Ранее цепкие щупальца с многочисленными присосками сейчас напоминали истрепанную губку. Такую, которой беспрерывно полгода пользовались в общественной столовой для мытья посуды.

Горьковато-кислая эссенция в зобных мешках потеряла прежнюю концентрацию и была похожа на остывший чай. Пакетик с заваркой для этого чая успел побывать в трех кружках, прежде чем попал в остывшую воду по месту назначения.

Шипы по всему телу большей частью обломались и беспомощными обрубками шлепались об хозяйку.

Тот, кого Гружа долгие годы контролировала, выдавил ее, как гнойный нарыв. Она сопротивлялась изо всех сил. Оставляла свои части, чтобы со временем они напитались – тогда она б смогла вернуться.

Когда это не сработало, Гружечка пробила его. Через ту, что была очень близко, чтоб наверняка. Вложила всю имеющуюся злость и ненависть, чтоб наверняка. Ударила со спины, чтоб наверняка. Рваные края пробоины впечатлили всех Груженых подруг.

Она ликовала. Жрала до тошноты и блевотины, разбухая и жирея, покрываясь ядовитыми бляшками, придавливая своего сателлитного холопушку все ниже к земле. Сдохнуть Гружа б ему не дала – она была опытной и матёрой виной, успешно сотрудничающей с ожиданиями всех уровней.

Это случилось неожиданно в самый разгар давно планируемого пира. Приполз какой-то мерзкий слизень. Из ниоткуда приполз. Этот мерзота очень-очень тихо сказал: «Чвелистыш, ты должен вернуть себя себе. Для этого ты должен вновь стать сильным. Исправить то, что можно исправить. Восстановить то, что можно восстановить. Создать то, что может быть создано». После чего развернулся и пропал, напоследок бросив «Имя смени».

Груженька не знала, что произошло дальше, и вряд ли бы смогла объяснить кому бы то ни было. В многочисленных методичках и инструкциях по манипуляциям, подавлению, контролированию, паразитированию никогда не упоминались подобные случаи. Чтобы вот так, в мгновение ока, тебя могли вырвать подчистую и выбросить в никуда. Она успела укорениться достаточно глубоко и крепко, чтобы в принципе не переживать за свое благополучное сытое будущее. Еще чуть глубже и крепче – и она осталась бы без носителя.

В шоковое состояние она впала, когда осознала, что там, где еще мгновение назад она блаженствовала, от нее ничего не осталось. Ни одной микроскопической дозы. Более того – не осталось ни одного миллиметра поверхности, за который можно было бы зацепиться. Рубцы, шрамы, сколы – неровности всех мастей – были, а ухватиться было невозможно.

Это было не всё. «В никуда» – это не фигура речи, это буквально то, где она оказалась мгновение спустя. В этом «нигде» не было ничего и никого. Кушать там было нечего. Преткнуться там было некуда. Полное ничто.

Но и это было не всё. Гружа поняла, что ее опустошили. Как многолитровую резиновую грелку. Такое с ней случилось тоже впервые. Бывало, ее не докармливали или вовсе переставали кормить – тогда она хирела и теряла в весе. Конечно, долго так обращаться она с собой не позволяла и быстренько устраивала дополнительный подсос. Но вот так, чтоб ее в момент полностью обесточили и опустошили – нет, такого не было. Да такого и произойти не могло, потому что противоречило всем законом бытия.

Гружа достаточно долго обескураженно разглядывала свои поникшие шипики и многочисленные пожухшие присоски. Приподнимала складочку, заглядывала под нее, как будто искала ответ на невысказанный вопрос. Ничего не найдя, аккуратно опускала сморщенную субстанцию и бралась за следующую.

Сколько времени прошло – неизвестно. Что происходило потом – неведомо. В какой-то момент Гружа обнаружила себя медленно передвигающейся в неизвестном направлении. Случайно блуждающий взгляд ее наткнулся на что-то под засохшей еловой веткой.

– Кто ты?

– Я твоя шизюля?

– А разве шизюля может быть чья-то?

– Конечно, может. Я же твоя.

– А как это «моя личная шизюля»?

– Это значит, что с этого момента ты меня никому не отдашь, и я от тебя никуда и никогда не уйду.

– Навсегда вместе?

– Навсегда.

– Это хорошо. Стабильность, ведь, это хорошо? Хорошо, когда что-то стабильно?

– Несомненно.

– А чего мы хотим, зачем и куда пойдем?

– Это ты должна решить сама. Никто другой тебе про тебя не скажет.

– Странно. Вон в философском клубе однозначно знали, зачем-куда-в каких дозах.

– Розовых слоников выращивали?

– Культивировали скорее. Или вот создатели целевого счастья – эти тоже все знают.

– Вот поэтому нельзя оставлять тебя одну – ты то в дебри забредешь, то куфном измажешься. Себя слушай – так вернее и надежнее.

– Это да. Это верно. Ну, пойдем тогда что ли?

– Как скажешь.